Дорога домой
– Я стреляю, ты улепётываешь. Арк знает, что делает. Раз он сказал, что мы не вмешиваемся, значит, так и делаем. Наша задача – быстро свалить, пока все им заняты. Перегрузки… смотри по себе, дублёра у тебя нет, я летать особо не умею. Так что всё сама.
– Приняла.
– Том, подключись к торпедным аппаратам. Чую, пострелять нам придётся. В любом случае.
– Сделал. За «сосиски» не волнуйся, Командир, треть отстреляю, не больше.
– Какие сосиски? – не поняла Инге.
– Торпеды, сударыня. Они вылитые сосиски. Вы их не ели? Увы, я тоже.
– Ела я сосиски! Но торпед таких не видела.
– Так вон они, в трюме. Полтора десятка плюс три ракеты, но их я на потом оставлю.
– Не похожи они!
– Так вы, сударыня, их при погрузке видели, они тогда в упаковках были. А сейчас в пусковых уже лежат. Вот голые они – форменные сосиски…
Перед выходом Инге начинает трясти, как и в прошлый раз. Дело знакомое, это не трусость, скорее нервозность, ожидание боя. Организм переходит в другой режим заранее, выплёскивает адреналин, а потратить энергию пока некуда. Всё, нейрошлем на голове, система регенерации подключена, Том Том на посту. Понеслось!
Как только вышли, Инге стала тормозить, и глаза у меня не то чтобы на лоб полезли, а наоборот, проваливаться начали. Нам изменили конфигурацию силовых полей на мостике – поставили систему компенсации, и перегрузка теперь всё время давит, а не от кресла отрывает. Это штука энергии жрёт, конечно, но оно того стоит. Потому что одно дело, когда тебя всей тушкой о плоскость амортизатора плющит, и совсем другое, когда твои сто пятьдесят – а в лётном скафе и больше – кило, да на десяточку помноженные, на узенький ремешок приходятся…
– Стабилизация!
– Принял. Готов к бою.
Всё-таки лучшие нейрики на Теллуре делают. Уж не помню, когда к такой чувствительной нейросети подключался. Пошарил радарами. Нет, «мерцающих клоунов» не видать, это хорошо. Уж не знаю, почему их так назвали, я бы назвал «хитрожопый ублюдок». Короче говоря, «клоун» – это корабль, который, зная твой вектор выхода, разгоняется на параллельном курсе и скорости выравнивает. В этот момент стрелять друг в друга можно, он и начинает палить в тебя, когда ты этого не ждёшь: в норме-то тебя пока ещё нет как бы. А «мерцающий» он потому, что то появляется, то пропадает. Ему что, прибавил скорости – пропал, тормознул – появился. Ушёл вперёд тебя, тормознул, и ты сам к его спаркам бортом нарисовался. Только вот сделать такое далеко не каждый может. Тут и навигатор отменный нужен, и пилот. А здесь таких не нашлось.
– Que carajo! Mierda!!!
Ну кто бы сомневался. Мы выскочили под самую раздачу. Здесь уже каша. «Джокер» со штурмовиком, тем самым, который мы взяли призом, Игорь на своём «драконе», две стремительные молнии амазонок Арка и ещё несколько его несомых. И вот что плохо, среди негодяев тоже амазонки и что ещё хуже – волки! Хреново. И, как будто этого мало, вектор торможения ведёт прямо в это месиво. А сманеврировать мы не успеваем.
– Том, план Б!
– Есть, Капитан.
Ненормальная! Но других вариантов я действительно не вижу.
План Б – притвориться, что нас подстрелили. Причём хорошо так. Отключить поля – в бою! Это же додуматься надо! – случайным вращением выйти из сектора, и уже оттуда начать разгон. Якобы случайным. Что-то Инге на пару с Томом мудрили-считали, и вроде решили, что получится. А самое поганое – тут от меня ничего не зависит. «А мне что делать?» – спросил я Инге, когда она излагала свою идею. «Быть готовым стрелять. Ну, и молиться», – не моргнув глазом, ответила моя ненаглядная. Отличный план, ничего не скажешь.
Как только Том решил, что по нам мазнул чей-то подходящий залп, он отключил дефлекторы, позиционные огни, и дал импульс на манёвровые движки, закрутив «Аладу» вокруг всех возможных осей. Вот это было, я вам скажу… Система компенсации мостика не справлялась, меня рвануло в одну сторону, потом в другую, пару раз «подвесило» вниз головой, аж ремни хрустнули, но, кажется, у нас получилось. Правда, реализовать второй пункт Ингиной инструкции – молиться – у меня не получилось. По крайней мере, пока нас болтало и мотало туда-сюда. Но главное – по нам не стреляли.
И ведь верно, какой смысл стрелять по потерявшему управление кораблю, который мало того, что остался без полей и свалился в брочинг, так ещё и па́рить начал – струйки вытекающего из пробоин воздуха заметны хорошо и издалека. И никому в голову не придёт, что брочинг на деле управляемый, а воздух выходит не из пробоин, а из закреплённых на броне баллонов. Да ещё Инге пытается ими наше положение корректировать. Понятно, воздушными движками махину «Алады» полноценно не развернёшь, но если во вращении дать нужный импульс в нужный момент…
Я глянул на Инге. Не знаю, как у неё получилось, меня-то изрядно болтало, а она словно приклеилась к креслу, лицо – это даже под шлемом видно, – как череп оскаленный, указательный палец правой руки еле заметно подрагивает на джойстике, который управляет выбросами воздуха. На эту штуку нейрик поставить мы не успели… А вообще в бою – только нейроуправление, виртуальные пульты и рычаги. Здесь каждая секунда – на вес золота, каждая миллисекундная задержка – пока импульс по нервам идёт от мозга пилота к пальцам руки – вопрос жизни и смерти. В прямом смысле слова.
– То-ом…
Включения маршевых движков сразу на форсаж – дело рискованное, насколько я знаю, но Том именно это и сделал. Нас снова рывком вдавило в кресла, Инге придушенно пискнула…
– Двадцать шесть секунд, Капитан.
Когда корабль идёт на прыжок, сбить его так же сложно, как и при торможении. Так что наша задача – дотянуть до момента, когда скорость «Алады» поднимется до разгонной. Даже при половине разгонного ускорения достать нас будет почти невозможно, если только кто-то плотно на хвост упадёт, а вот сейчас мы открыты. И весь минус в том, что маневрировать мы не можем. Любой манёвр – это смена курса, значит, переориентация корабля и новый расчёт. Да, автоматика делает всё быстро, но это на земле доля секунды – миг, а здесь зачастую – вечность.
А вот нас и заметили, теперь поиграем всерьёз! Ребятки, не на тех напали, у нас стандартный энергокуб только на дефлекторы и вооружение установлен, и всё это не из Темных миров, не с Тираны и даже не с Теллура. Всё это мы на Замке́ и Сангусе заказывали… Нас тряхнуло. Кто это? Ага, вон голуба, ну-ну! На́ тебе! У меня сейчас трио долбят так, что с любого несомого или даже штурмовика не только дефлекторы сшибают, но и по броне проходят. Нет, не взрывают, конечно, но слепят системы, и тут прилетает дуплет. Это когда с небольшой задержкой работают сразу трио и спарка. Трио – чтобы проломить поле, а спарка – добить. Задержка даже не микросекунды, на мгновения. Поле ещё мерцает невидимым светом, но оно уже не держит, от залпа излучателей предохранитель плавится, испаряется, всего чуть-чуть затормаживая автоматику, и в этот момент в ячейку входит залп спарки… Есть!
Матерюсь, похоже, вслух – прям нутром чувствую, как уже наша автоматика щёлкает, выкидывая сгорающие предохранители полей. Меткие, суки! Прости дорогая… Впрочем на Тиране и дома ты наверняка и не такое слышала.
Вот они, проблемы! Две цели ускоряются, очень быстро. Волки! Этих так просто не ссадишь. Сейчас выйдут след в след, и кранты, не тут, так на выходе… Корабли в чужие проколы не ныряют, такое только в гало бывает. Но считать параметры прыжка и прыгнуть следом – можно. Конечно, рискованно и опасно, но волки ж отмороженные на всю голову! Впрочем, они расчёт по типовым показателям сделают, а у нас кораблик-то совсем не типовой. К тому же, есть ещё один шанс, если Инге справится…
«Том, амортизатор на Инге!» – кидаю ему по нашей внутренней связи.
«Принял».
– Том! Две петли! Инге, сразу форсаж! Пошёл!!!
Дикие перегрузки наваливаются так, что в глазах темнеет, дышать нечем, но ракеты ушли.
«Петля», вернее «мёртвая петля» – приём самоубийц и отморозков. Причём проделать это можно, только когда ты на грани разгонной скорости, в режиме «ещё чуть-чуть». Ракету назад не пустишь, не полетит. А эти двое висят в нашем кильватере. Нормальный пилот попытается таких стряхнуть резкими манёврами или подвести под огонь напарника. А ненормальный отключит на ракете опознание «свой-чужой» и выпустит её вперёд, с малым отклонением. Эта дура – ракета без системы опознания – атакует любого, кого первым увидит. Так что она захватывает ближайшую цель – тебя, и разворачивается на вектор твоего движения. А ты даёшь форсаж и выходишь в другую систему координат. И вместо тебя ракета видит того придурка, который вцепился в твой хвост. Со всеми вытекающими для него последствиями.
Я ещё успел подумать: «Газу-у-у!» и удивиться, причём здесь газ. А потом организм решил, что с него хватит перегрузок.
* * *СЕКРЕТНО
МУКБОП
Отдел оперативного слежения и контроля
Начальнику отдела 100
Матвееву С.И.
В рамках контрольных мероприятий сопровождения фигурантов по делу 581-14/ОДЧ, сообщаю:
Оба объекта зафиксированы во время преследования шерифа города Виль-де-Ноэль Колы Гальяно. Преследование проводилось в два эшелона. Объект Рудокоп вёл преследование в нарушение всех правил безопасности, во время преследования по нему (Рудокопу) были применены неуправляемые ракеты «гидра». Объект уклонился от залпа и продолжил преследование. Объект «Гоблин» вёл аппаратное слежение, к месту действия не приближался. Однако всё время держался на расстоянии, позволяющем оперативное вмешательство. Детали событий на крыше «Галактики», где завершилась погоня, на данный момент не установлены. По нашим данным, погиб один человек – пассажир флаера Гальяно. Погибший покончил (покончила) с собой, выбросившись с крыши на землю.
Важно, прошу обратить внимание! Крипо не предпринимала попыток вмешательства, ограничившись минимизацией возможных жертв среди гражданских. После окончания событий группа захвата Крипо произвела попытку задержания участников погони (список прилагается), однако была отстранена сотрудниками Адмиралтейства. Фигуранты дела 581-14/ОДЧ были допрошены и освобождены из-под стражи, как и остальные задержанные. Шериф Кола Гальяно помещён в госпиталь…
* * *СЕКРЕТНО
МУКБОП
Отдел оперативного слежения и контроля
Командору отдела внешних отношений
Эльдману Г.Т.
копия
Начальнику отдела 100.
Матвееву С.И.
Сообщаю, что с ведомственного космодрома службы курьерской доставки Теллура зафиксирован старт сверхмалого космического корабля. Классифицировать как корабль курьерской службы Теллура не представляется возможным. Анализируя данные разгона и перехода, а также характерные обводы космического корабля, можно сделать вывод, что данный корабль принадлежит курьерской службе Марса.
Инге Сонел
Я Тиму всё высказала, что про него думаю. Когда он через несколько часов из регенератора вылез. То есть мне делать обманку, что нас подбили, нельзя, а ему все поля на меня перебрасывать можно, да? Ведь я прекрасно поняла, что они с Томом сделали. Амортизатор – это в первую очередь поля, и только потом гидравлика и пружины всякие. И два этих психа силовую «подушку» с Тима на меня переключили. Уроды. Я Тима даже побить хотела. Тюленем, который мягкая игрушка. А он – Тим, не тюлень – смотрит на меня и честно объясняет, что, мол, никакое это не геройство, а голый расчёт.
– Ты пилот и капитан. Нам, зуб даю, светит ещё один бой, и без тебя мы точно покойники. А пострелять за меня и Том может.
Я только воздуха в грудь набрала, чтобы Тиму ответить, а тут Том говорит:
– Стреляю я не так хорошо, Капитан. Всё-таки вы, мягкотелые, на подсознательном уровне чувствуете, как лучше друг дружку укокошить.
Подлиза. Но Том, похоже, вообще понял, что я на него долго злиться не могу, вот и влез, чтобы я на Тима дальше не ругалась.
– Ладно, – говорю, – а что с ребятами, неизвестно?
– Том, записи есть?
– Да, Командир, вот, – Том включил экран, а я разозлилась: почему сама об этом не подумала? А с другой стороны, когда думать было-то? Как только мы в прыжок ушли, я отдышалась, убедилась, что с Тимом всё в порядке, и кинулась «Аладу» проверять. У нас почти три дня в запасе было, но раньше ремонт начнёшь – раньше закончишь, и больше времени на тонкую отладку останется. Ну и от работы оторвалась, только когда Тим из регенератора вылез.
Так что мы вместе уселись запись смотреть, но я быстро поняла: чтобы разобраться, что там творилось, придётся всё по тактам и плоскостям разбивать, а то хрен поймёшь. И я это обязательно сделаю, потому что надо учиться. А пока я только одно могла сказать:
– Бли-и-ин… Ну и каша!
– Они на это и рассчитывали. Связать противника боем, затормозить, не дать нас атаковать после снижения скорости, и удержать от атаки при разгоне. Правда, получилось не совсем так, но это уже детали.
– А эти двое?
– Волки? Ну… Знаешь, они одни из лучших пилотов и пиратов, если можно так сказать. Наверняка просчитали, в чем дело, и кружили в сторонке, на скоростях, близким к разгонными. Или знали… Не зря Игрок про крысу говорил. Видела, как они резко нарисовались? Может, и притормозили даже.
– Видела…
Ну а дальше мы снова за ремонт взялись. Вернее, Тим и Том. Меня они прогнали – отдыхать, а сами впахались, как проклятые. Поля-то нам за двадцать шесть секунд разгона хорошо пожгли. Надо было перегрузить в лотки новые предохранители, почистить конвейер, отшлифовать гнезда… Надо было перегрузить в лотки новые предохранители, почистить конвейер, отшлифовать гнезда… Предохранители-то в натуре горят, это не оборот речи. И после хорошего залпа на контактах окислы образуются, нагар. Надо всё снять, отшлифовать, где требуется, механизмы почистить. Так что Тим с Томом в дефлекторной надолго поселились.
– А то будешь думать, что поле нормальное, а у тебя бац – и пара сегментов пустые, – объяснил Тим, когда я ему в очередной раз кофе прямо в отсек притащила. – А ракета – она не дура, она лазейку мигом найдёт и юркнет. Такое даже во время боя бывает: образуется нагар на контактах, и предохранитель не срабатывает. Напруга там ого-го какая, так что система его видит, даже поле есть, но оно такое, что смех и грех. Вся надежда, что ракета противника его как полноценное опознает и не станет туда ломиться… Дорогая, а у тебя краска есть?
– Э… есть, – вот таким внезапным переходом Тим меня просто убил. – Тушь для волос пойдёт?
– М-да. И как мы будем звёздочки на броне рисовать?
– К…какие звёздочки?
– Звёздочки. На борту. По числу сбитых. Боюсь, дорогая, всех твоих запасов не хватит даже на одну. А волков и амазонок надо большими такими нарисовать.
Тим всё это серьёзно так вещает, а я на него глазами хлопаю. У Тима это здорово получается: делать морду та-аким кирпичом, что и не разберёшь, прикалывается или нет. А потом до меня дошло – или как будто подсказал кто. Это же знаки сбитых противников! Символы. Отметка заслуг и всё такое. И страшно мне эта идея понравилась. Обязательно надо будет нарисовать. Оно, конечно, сигнал для тех же волков и амазонок: «Враг номер один!», зато другие сразу реверс врубят. А этих других по любому больше.
– Я поняла, это традиция. А чья?
– Марсианская, чья же ещё. Обычно-то победы в бортовой журнал заносят, можно их по решению капитана в боевой идентификатор прописать. А на Марсе…
– Тогда и мы звёздочки нарисуем! – почему-то мне это очень принципиальным показалось. – Специально для этого лаком закупимся. Во!
– Да? Ну ладно, – Тим засмеялся. Легко так, весело. И вдруг замолчал. И глаза дикими стали, чуть кофе не уронил. Меня от такого его взгляда как к месту приморозило. Неужели вспомнил что-то? Из своего прошлого?
– Что?!
– Нет, ничего, – он мне улыбнулся и дальше хмурится. – До меня только сейчас дошло. Я про «петли». Том, мы раньше так стреляли?
– Нет.
– А откуда я тогда про «мёртвую петлю» знаю?
– Почём я знаю. Ты сказал, я сделал. У меня она записана в реестре как особо опасный приём. Стопроцентная летальность.
Что-то я это услышала, и мне как-то нехорошо стало.
– Стоп, вы о чём? Как это – стопроцентная летальность?
– Ну, либо ты поджаришься, либо противник, – меланхолично говорит Том. – Капитан, вы этот приём без моего участия не применяйте. «Алада» конечно, у нас умница, и кибермозг у неё прекрасный, насколько это возможно, и интуиция у вас для мягкотелых потрясающая, но…
– Погоди, Том. Так кто из вас втопил в итоге?
– Капитан. Сама.
Тим это услышал и посмотрел на меня с таким… удивлением и уважением, что ли? А я опять не понимаю, чего тут особенного. Понятно же было, что к чему и зачем. Тут другое важнее.
– Так что там с этой петлёй? – спрашиваю.
– Понимаешь, я канонир третьего класса. Да, марсианский, но всё равно, я про такие приёмчики даже читать не должен был. От слова «совсем»! Да если бы мне такой приём кто из инструкторов тогда показал – на гало или в записи, то его бы сразу на губу отправили. О «петле» даже с первым классом лучше не думать.
– И у Тома они прописаны, да? То есть и он их знает. Верно?
– Верно.
– Значит, ты… вы их знали до того, как потеряли память. Они были в вашем прошлом. Когда-то.
– Вот вспомнить и пытаюсь…
– Внимание, экипаж. До выхода в норму четыре часа.
– Спасибо, «Алада», – как-то у меня нехорошо засосало под ложечкой. Я вообще уже поняла, что боюсь или до, или после. Вернее – и до, и после. А во время боя бояться некогда.
В общем, дальше мы предохранители в шесть рук зачищали. Хорошо, Тим и Том уже большую часть работы сделали. Но всё равно, на мостик в последний момент влетели. Сели, пристегнулись, подключили медсистему – то ещё удовольствие, я вам скажу! Пока шлемы не надели, Тим говорит:
– Значит так, тормози, как сможешь. Потом я снова перекину амортизатор на тебя, и газуй на форсаже. Быстрее затормозим, по нам меньше стрелять будут. И сразу уходим! Только форсаж давай не сразу, а на середине разгона.
– Приняла.
– И как выйдем, сразу передавай сигнал Игоря.
– Уже поставила на автоматику. Всё, работаем.
Ага, «работаем»! Вся беда в том, что до момента стабилизации вся моя работа – сидеть и ждать. Слушать приборы, слушать корабль, чувствовать напряжённую тревогу Тима. Всё-таки странно: мы с первой же встречи не то что увлеклись друг другом, а просто оказались вместе. Словно именно так и должно быть. Понятно, это лоа нас свели, иначе никак, но зачем? Жутко, как задумаешься.
– Выход через три… два… один… Прокол.
Это и просто на экранах красиво, но сейчас, когда я в нейроконтакте с кораблём, вообще сказочно. Всё вокруг плывёт, перетекает, меняются цвета… На экранах не увидеть этих потрясающих синих переливов, которые расцвечивают всё в момент выхода в Пространство. Всему есть физическое объяснение, но поверьте, спектральное смещение – последнее, о чём думаешь в этот момент. Просто это… чудо. Как рождение, наверное. Обидно только, что из этакой красоты тебя мгновенно выбивают перегрузки.
А в этот раз было совсем плохо. Мы ещё не прошли стабилизацию, а я уже чувствовала, что вокруг идёт бой и умирают люди. Не видела, а именно чувствовала. И это описать ещё сложнее, чем то, как через сенсоры корабля воспринимается выход в Пространство. Нет, у меня и раньше получалось эмоции окружающих ловить, но с такой силой ни разу не было. Азарт, ярость, страх, расчёт, боль, отчаяние… И всё одновременно, и за всем этим стоят живые люди, и мне поначалу вообще показалось, что я с этим не справлюсь. По мозгам шарахнуло сильнее, чем перегрузками. Уж думала, что меня просто унесёт куда-то, что я утону в чужих эмоциях и не смогу ничего сделать. Как волной подхватило… И вот тут я сама испугалась. И со страха смогла от этого всего… отгородиться, наверное, так можно сказать. Потому что Тим прав: я пилот, я капитан, и, значит, я отвечаю за корабль и экипаж.
За те секунды, пока я собирала голову на место, «Алада» завершила стабилизацию и начала торможение. И то, что я увидела… Понятно стало, откуда всё это взялось. Здесь была свара. Не меньше десятка кораблей, Братство и противник, эфир забит музыкой, но сигнал Игрока передан по гиперсвязи, его не заглушить. Он ушёл, теперь и мы должны.
Я уже с первого боя, тогда, с пиратами, которые на лайнер Алианта напали, поняла, в чём тут хитрость. Надо просто доверять. Во-первых, кораблю. Во-вторых, экипажу. А в-третьих, себе. Может быть, капитан и обязан что-то там проверять и чем-то там командовать, но в бою просто каждый должен делать своё дело. Решать свою задачу. И моя – увести нас отсюда.
Вообще пилотирование – оно как бы двух видов. Вернее, трёх. Первое – это гиперпереход, и это на самом деле просто. Включила маршевые движки, потом разгонные, когда вышла на релятивистские скорости, активировала гиперпривод – и всё. Главное, корабль правильно нацелить. Для стандартных зон переходов существуют типовые таблицы и программы, так что ничего сложного. А вот если прыгаешь в незнакомую зону, тут надо каждый прыжок рассчитывать. Для этого целая наука есть – навигация. По ней я меньше всего баллов набрала, когда экзамены сдавала в Академии. Наверное, надо с этим что-то делать. Кстати, красивые трёхмерные карты звёздного неба, которые в гало показывать любят – вещь от реальности очень далёкая. Для меня, то есть для пилота, карты – это цифровые таблицы. Для навигатора – математические модели. А галокартинки… Наглядно, для школьников, эффектно, но к пилотированию очень условное отношение имеет.
К счастью, точка выхода у нас – Солнечная, типичнее координат не придумаешь, так что все расчёты займут от силы секунд пять, может, чуть больше. Проблема в другом. Мало правильно рассчитать прыжок, на разгоне вектор перехода в гипер должен быть свободным. Потому что маневрировать уже нельзя. То есть можно, но для этого надо сбрасывать скорость. И начинать всё заново, и прыжок рассчитывать тоже. Я так поняла, те ребята, с Марса, чей груз сейчас был у нас на борту, как раз из-за этого уйти не смогли: им вектор перекрыли. А пока они новый прыжок считали, вражины подвалили, и пришлось бой принимать. У них корабль тяжелее «Алады», им разгоняться дольше надо было…
Я вообще люблю пилотирование в пространстве, хотя тут тоже разница есть. Одно дело – большие корабли, типа «Стерегущего» или той же «Зари». Это вообще скукотища, потому что они огромные, с ого-го каким моментом инерции, и там неинтересно. Там не столько пилотируешь, сколько тупо на кнопочки нажимаешь. Вот малые корабли – это совсем другое. Тут всё ручками. При этом процентов на двадцать опираешься на данные, которые тебе через нейрошлем корабль сливает, процентов на восемьдесят – на чуйку, и всё в порядке. Правда, Макар, который Фальк, пилот из МУКБОПа, говорит, что на самом деле наоборот выходит, в плане – больше данных, меньше интуиции. Но я уже привыкла, что у меня всё не как у нормальных людей. В общем, тоже ничего сложного.
Ага, если вокруг не идёт бой.
Краем уха – если так можно сказать про нейросеть – я слышала, как обмениваются репликами Тим и Том. Что-то про клоуна, которому на арене больше не выступать, про сосиски… Мне некогда отвлекаться. Их задача – стрелять. А моя – маневрировать, проваливаясь сквозь условную плоскость боя. Я уже не смотрю, где свои, где чужие. Мне просто надо оказаться как можно дальше от общей свары, чтобы обеспечить нам пространство для разгона. Я должна уйти в прыжок с первой попытки. Второй не будет.
– Есть норма. Есть расчёт. Начинаю разгон!
– Принял! С-с-су-у-ука-а-а!!!
– Что?!
– Цель в седьмом сегменте!
– Обойду.
И поняла, что не успею. Здоровенный рейдер, больше «Джокера», неотвратимо вползал в сектор, перекрывая нам траекторию. Он специально ждал, что ли?! Если сброшу скорость, мне не дадут снова выйти на разгон. Придётся ввязываться в драку, а это самоубийство.
Я растерялась. На миг, на секунду – но для нас это много. Очень много. Рейдер уже практически закрыл мне вектор, мы неслись на него, а я не знала, что делать.
– Том, всю мощность – на носовые! Пойдём насквозь.
– Что?
Но я уже поняла.
Этот скот не знает, что у нас форсированные движки. Типовому кораблю нашего класса он гарантированно перекрывал вектор. А у нас есть шанс. По расчётам, мы перейдём на полноценную разгонную скорость практически на границе его дефлекторов. И если их снести… То, возможно, у нас получится.
Но только возможно.
Папа Легба, Госпожа Эрзули, светлые Рада, помогите нам!
Я выжимаю из энергокуба максимум, в глазах плывёт кровавый туман, «Алада» дрожит от попаданий, которые я ощущаю чуть ли не собственным телом, с нас почти снесли поля, быстрее, ещё быстрее, лоа, мы должны!..