Противостояние
Такэбо был подобран из воды в бессознательном состоянии проходившим мимо русским истребителем. Он оказался единственным выжившим японским офицером, видевшим атаку «Сорок второго». Как и при каких обстоятельствах затонул этот героический миноносец, так и не удалось установить точно…
Воспаление легких – конечно, не боевые раны, поэтому японский офицер был искренне удивлен тем, что в порт-артурском госпитале его посетил сам командующий русским флотом адмирал Макаров. Выразив искреннее восхищение храбростью и решительностью моряков его дивизиона, Степан Осипович разрешил выздоравливающему офицеру написать краткий рапорт о проведенном бое своему командованию.
* * *Отряд контр-адмирала Лощинского появился у бухты Энтоа с двухчасовым отставанием от планового срока. Вызвано оно было вполне уважительной причиной – подставляться под огонь японских броненосцев было для его корабликов откровенным безумием. Переждав под берегом, пока мачты Того скроются за горизонтом, канонерки и минный транспорт двинулись дальше лишь тогда, когда стало окончательно ясно, что второй показавшийся на горизонте отряд больших кораблей – это броненосцы Макарова, идущие вдогон за японским трио.
Канлодки не имели никаких шансов догнать японские транспорты, но по отношению к складам и причалам Бицзыво их относительно небольшая скорость хода недостатком не являлась. Равно как не были им серьезным противником две японские батареи из крупповских 90-миллиметровок, развернутых непосредственно у пирсов на случай новой ночной атаки русских миноносцев. После нескольких попаданий крупными снарядами с «Гиляка» и «Манджура» ответный огонь японцев сошел на нет. Вскоре деревянные пирсы превратились в щепки. Потом настала очередь прибрежных складов, а в финале шоу «Амур» засыпал сотней мин подходы к Бицзыво. Покончив с этим, корабли Лощинского построились в колонну, и в шестом часу вечера отряд приступил к следующей задаче – уничтожению японской передовой базы на островах Эллиота.
Подступы к внутреннему мелководью архипелага преграждали боны и три батареи армстронговских трех- и пятидюймовых пушек, закрывающих все три пролива. Мощи каждой из них вполне хватало для пресечения попыток прорыва миноносцев, но против летящих с разных сторон восьми- и девятидюймовых снарядов ни одна из них не могла долго продержаться. Выстроенные для стрельбы прямой наводкой, дерево-земляные эрзац-батареи с легкостью поражались с фланга и тыла – они и не были предназначены для таких условий. Ведь в любой другой день на их защиту вышли бы все броненосцы адмирала Того. Но увы… именно сегодня у них было «рандеву» с русскими коллегами.
Тем не менее сопротивление отряду Лощинского Соединенный флот оказал. Хотя и не слишком серьезное. Единственным его кораблем, попытавшимся активно защитить входные батареи Эллиотов, оказался вышедший из-за бона в проливе Тунгуз бывший крейсер 3-го ранга, а фактически крупная канонерская лодка – «Сайен». Его «меньшие братья» «Атаго», «Майя» и «Бандзе», которым для полного выхода из строя, в принципе, достаточно было получить один-два крупных снаряда с «Отважного», «Гремящего» или «Манджура», вели себя не столь решительно. Они изредка постреливали в сторону русских с рейда, из-за спины «Сайена»…
Не каждому кораблю удается заслужить у противника персональное прозвище. «Сайену» удалось. В гарнизоне Артура бывший китайский крейсер 3-го ранга получил прозвище «Гадюка». За регулярные дерзкие обстрелы прибрежных флангов. Но в этот раз японской канонерке противостояло сразу семь кораблей. И это при том, что «Амур» от греха подальше отошел от места главных событий мили на две. Через сорок минут, получив два снаряда в 120 миллиметров, один шестидюймовый и один восьмидюймовый, «Сайен», волоча за собой дымный шлейф, уполз сперва за бон, а затем отступил еще глубже, скрывшись за островом Хасянтао. Но сам пролив оставался под обстрелом, как с него, так и с трех других японских канонерок, прикрывавших скучившиеся в глубине якорной стоянки угольщики и прочие вспомогательные суда.
К этому моменту японская береговая артиллерия состояла из одного действующего орудия. Однако это была армстронговская пятидюймовка. Та самая, чьи снаряды уже семь раз поражали русские корабли. Сначала один ее снаряд зацепил «Сивуча». Затем, после паузы, вызванной близким разрывом очередного русского «гостинца», дважды «огреб» свое «Гремящий», и, наконец, когда стало ясно, что огонь «Сайена» слабеет, ее артиллеристы перенесли огонь на «Манджур».
В течение нескольких минут флагман Лощинского был поражен аж пять раз! На близнеце героического «Корейца» замолчала правая девятидюймовка, была снесена грот-мачта, и возле нее возник пожар. Правда, вскоре потушенный. В форпике красовалась изрядная дыра, от баркаса остались обломки. Полтора десятка человек из экипажа погибли, среди раненых был сам русский контр-адмирал, получивший два небольших осколка в левое предплечье и легкую контузию.
С учетом быстро сгущающихся сумерек, продолжающегося упорного сопротивления противника и возможной минной атаки Лощинский принял решение об отходе на ночь к Дальнему. Не удаляясь от берега Квантуна дальше трех миль, его отряд направился восвояси, провожаемый отблеском взрывов и разгоравшихся на побережье бухты Энтоа пожаров. Доложить Макарову о своем решении Лощинскому удалось лишь в 22:00. Комфлота, обдумав ситуацию, приказал ему, не доходя до Дальнего, перестоять ночь в бухте Дипп, дождаться утром Рейценштейна, а затем вместе с его крейсерами вновь наведаться к Эллиотам.
Степан Осипович понимал, что Того, скорее всего, уже дал команду своим легким силам и обозу покинуть передовую стоянку. Но, по крайней мере, можно было ликвидировать телеграфную связь по кабелю, которую японцы уже успели там наладить, порушить все, что еще осталось на берегу, и завалить подходы к рейду минами…
И Макаров не обманулся в реакции своего визави. Того еще в 20:45 по радиотелеграфу прислал гарнизону и кораблям Эллиотов приказ об эвакуации в Чемульпо. Ликвидация дел потребовала семи часов. В ночную тьму по проливу Ермак уходили тихоходы: повреждённый «Сайен», по природе неспешные «Каймон» и три канонерки типа «Майя», а также шесть флотских транспортов: три 4000-тонных угольщика, 1200-тонные артиллерийский и минный арсеналы («Кассуга-Мару» и «Никко-Мару») и плавмастерская «Миикэ-Мару». Разведку и передовое охранение конвою обеспечивали относительно быстроходный авизо «Мияко», старый безбронный крейсерок «Цукуси», а фланговым охранением были вполне современные уцелевшие миноносцы первого класса 14-го и 15-го дивизионов.
На следующий день проведший ночь на якорях отряд русских канонерок при поддержке миноносцев и крейсеров Рейценштейна, за исключением эскортировавшей к Артуру призы «Паллады», к полудню вновь пришел к Эллиотам. Никто по ним огня не открывал. Для разведки к берегу отправили паровой катер с «Амура», в первородстве – минный с «Ретвизана». И после того как высадившиеся моряки донесли об отсутствии японцев, «Амур» выставил остатки мин на подходе к каждому из трех проливов, боны были подорваны и разрушены, а станция телеграфа уничтожена. Найденный таки по буйку конец кабеля, «Баян» оттащил на милю от берега. Чтобы обнаружить его, японцам нужно было поднимать кабель от самого Чемульпо.
Глава 3. Стенка на стенку
Японское море.
6 июля 1904 года
По возвращении Руднева из очередного диверсионного набега крейсера ВОКа, не мешкая, вновь вышли на совместное маневрирование и стрельбы. За время его отсутствия во Владивостоке Небогатов сотворил чудо – все броненосные корабли устойчиво держали строй и довольно-таки сносно совместно маневрировали. Проблемы начались при стрельбе. Понятно, конечно, что на крейсерах итальянской постройки орудия серьезно отличались от используемых в русском флоте. Понятно, что их система управления стрельбой была не знакома русским канонирам. Но…
Но как артиллеристы «Витязя» умудрились с дистанции в 25 кабельтовых вместо щита для практической стрельбы положить восьмидюймовый снаряд под корму буксировавшего этот самый щит миноносца?! Это так и осталось загадкой. Разгадывать ее было некогда – надо было срочно тащить в гавань потерявший винты, руль, а заодно с этим и ход со способностью управляться «Двести первый»…
Но, так или иначе, с каждым очередным выходом в море броненосные крейсера все увереннее маневрировали и иногда даже попадали по мишеням. Пару раз Руднев и Небогатов, командуя каждый своим отрядом, отрабатывали совместное маневрирование и поотрядную пристрелку. В роли «противника» выступали номерные миноносцы.
По росту интенсивности боевой подготовки моряков всем во Владивостоке было ясно, что назревают какие-то важные события. Что подтвердила очередная попытка неизвестного китайца проникнуть в порт, доступ куда лицам монголоидной расы был закрыт с момента начала модернизации крейсеров. Очередной «побирушка китаец», который был застрелен часовым при попытке перелезть через забор, имел с собой столь не типичную для нищего вещь, как фотокамера. И уж совсем не типичную для китайца фальшивую косу.
Это добавило Рудневу оптимизма – если японцы так упорно пытаются получить фотки крейсеров, возможно, они до сих пор не в курсе, как именно были перевооружены «Рюрик» с «Громобоем». И за неделю до решающего выхода в море в интимные заведения города были отпущены некоторые артиллерийские офицеры. Перед посещением «жриц любви» они имели приватную беседу с Рудневым, во время которой им был отдан весьма странный приказ. Офицерам с «итальянцев» вменялось во время «утех» обронить к слову в разговоре, что артиллерия их гарибальдийцев абсолютно не боеспособна. Артиллеристам же «Рюрика» предписано было в разговоре жаловаться на старые, полностью расстрелянные стволы орудий.
Во время последнего выхода на стрельбы на «Рюрике» опробовали доставленные из Питера затворы новой конструкции. Их применение позволило повысить скорострельность старых 35-калиберных восьмидюймовок, и по этому важнейшему показателю они почти сравнялись с новыми, разработанными Бринком, с заимствованием ряда решений от системы Канэ. Такая копеечная, по сравнению со стоимостью самих орудий, доработка, вкупе с увеличением угла возвышения старых пушек, делала старичка как минимум адекватным противником любому броненосному крейсеру японцев. Почему как минимум? А потому, что количество самих этих пушек теперь было несколько иным, чем числилось в справочнике Джена.
На верхней палубе вместо снятых тяжелых мачт и 120-миллиметровых орудий удалось смонтировать дополнительно аж шесть таких экс-канонерочных восьмидюймовок, а не три или четыре, как Петрович задумывал первоначально. По одной на носу и на корме, способной вести огонь на любой борт. И по паре на каждом борту, на местах установки прежних пятидюймовок, с соответствующим усилением подкреплений. Хотя осадка «Рюрика» в полном грузу на пару футов возросла, его главный пояс в воду не ушел, а скорость заметно не уменьшилась. Все-таки он был большим крейсером.
Руднев, прибывший на борт «Рюрика» после постановки кораблей на бочки, злорадно усмехнулся. И предложил Трусову представить себя на месте командира какого-нибудь «Якумо», который окажется в линии напротив его корабля. Вместо ожидаемых двух восьмидюймовок в бортовом залпе по нему будут бить шесть! Причем четыре из них, установленные на верхней палубе, будут на 10 кабельтовых дальнобойнее своего оригинального паспортного значения. И все это – при том же самом количестве шестидюймовых орудий в залпе.
– Жаль, что тяжеловато это хозяйство. Вот если бы на их место поставить трофейные стодевяностомиллиметровки, да с их-то дальнобойностью и снарядами… – мечтательно вздохнул Трусов.
– Бринк считает установку с использованием ваших станков. По первым прикидкам вроде бы получается. За общий вес не ручаюсь, но если по его чертежам мы опытную пушку соберем и удачно отстреляем, к теме обязательно вернемся через месяца два-три. Хотя даже сейчас у вас, Евгений Александрович, под командованием уже не прежний пожилой броненосный фрегат, а прямо-таки какая-то «неожиданная неприятность» для господина Камимуры. Главное, чтобы она неожиданной для него и оставалась, до поры до времени.
Много ли надо удачному прозвищу, чтобы прилипнуть к человеку или кораблю, не важно? Всего-то лишь один раз быть произнесенным вслух…
Когда до дядюшки Ляо дошли новости, что все крейсера отряда начали свозить на берег каютное дерево, а через четыре дня Руднев заказал молебен «во одоление неприятеля» в главном соборе Владивостока, «портной» понял, что пора отправлять в Японию кодированный сигнал о выходе ВОК навстречу «Ослябе». И в тот же день моложавый, щегольски одетый корреспондент-иностранец отправил с телеграфа Владивостока в редакцию латиноамериканской газеты заметку про быт и нравы русских морских офицеров…
Через трое суток из базы в Сасэбо к западному входу Сангарского пролива вышли самые быстроходные броненосцы Соединенного флота – «Хацусе» и «Ясима». С ними для поддержки и разведки шли бронепалубные крейсера «Читосе» и «Кассаги».
Через восемнадцать часов после их выхода Камимура, подняв флаг на «Идзумо», вывел из Мозампо пять броненосных крейсеров. Их сопровождали старые знакомые Руднева еще по Чемульпо – четвертый боевой отряд. В связи со смертью адмирала Уриу им командовал Того-младший. Кораблям его отряда, скорее всего, предстояло драться с «Варягом» и «Богатырем», поэтому для усиления ему были приданы «Такасаго» и «Иосино».
* * *Противники встретились примерно там, где они и ожидали увидеть друг друга. Как и предполагал Руднев, Камимура не стал брать с собой броненосцы – с ними отрядный ход снижался до 17 узлов, и у русских были все шансы оторваться, не вступая в бой.
Как и планировал японский адмирал, отряды его крейсеров оказались между противником и Владивостоком, так что он фактически отрезал Руднева от базы, а попытайся его русский визави после боя улизнуть Сангарским проливом, его ожидала бы встреча с парой броненосцев контр-адмирала Дева.
Боя «пять на пять» Камимура не опасался, полагая, что минимум два из пяти русских больших крейсеров ограниченно боеспособны, а остальные три весьма неудачно построены для линейного боя. Прекрасные бронепалубники русских, «Богатырь» и «Варяг», вряд ли могли хоть чем-то помочь своим броненосным коллегам в эскадренном линейном бою…
Приятно удивив Камимуру, русская эскадра не стала пытаться обойти его крейсера и удирать во Владивосток. Держа на левом крамболе хорошо видимую на горизонте вершину острова Кодзима, корабли Руднева упорно держали курс на Сангарский пролив.
– Похоже, на этот раз наша разведка не оскандалилась, – обратился на мостике «Идзумо» Камимура к своему начальнику штаба каперангу Като, – судя по настойчивости гайдзинов, они и правда идут встречать своих. И явно готовы драться. Что ж, об «Ослябе» позаботится Дева с его двумя броненосцами, а наша работа – Руднев с его крейсерами. Сближаемся на параллельных курсах. Не пойму пока, с такого расстояния, кто же у него головным?..
Когда корабли неприятельских колонн сблизились на 80 кабельтовых, а на мачтах были подняты боевые стеньговые флаги, у Камимуры появилось еще два повода для удивления. Как там говорят эти русские – «на безрыбье и рак рыба»? Он, наконец, разглядел состав и порядок кильватерной колонны противника. Нет, то, что Руднев может поставить в линию баталии[7] свои бронепалубные крейсера, японец мог предположить. Чем еще русский адмирал мог усилить свою внушительную, но мало боеспособную линию? Но вот узреть «Варяга» во главе линии русских кораблей Камимура никак не ожидал. Как не ожидал он и того, что место за «Варягом» займет «Богатырь». Свои бронепалубники Камимура заранее оттянул за корму броненосной пятерки, чтобы «не путались под ногами».
Второй сюрприз оказался более неприятным. До русских было еще больше семи миль, когда на носу предпоследнего в строю русского крейсера вспухло облако выстрела. Спустя примерно полминуты упавший с полумильным недолетом до «Токивы» десятидюймовый снаряд «Памяти Корейца» показал, что насчет степени освоения русскими артиллерии их трофеев разведка японцев все же ошибалась. Следующий снаряд обрушился с неба спустя примерно полторы минуты. На этот раз с перелетом в пару кабельтовых у борта «Адзумы»…
* * *В носовой башне «Памяти Корейца» Платон Диких наслаждался. В период подготовки к боям они с мичманом Тыртовым, переведенным на крейсер с «Адмирала Ушакова», расстреляли более пятидесяти снарядов. После первых двадцати выстрелов из единственного десятидюймового орудия эскадры мичман с прапорщиком призадумались о расстреле ствола при такой интенсивности тренировок, но выслушав их, Беляев сначала похвалил офицеров за правильный ход мысли, «как выражается наш адмирал». А потом, по секрету, сообщил им о составе груза захваченного «Варягом» «Капштадта».
При наличии аж четырех десятидюймовых стволов от броненосца типа «Трайэмф» и оперативно заказанного у Виккерса станка с тормозами отката и накатниками для такой пушки, прибытие которого во Владивосток планировалось в августе, штаб решил, что для обучения расчета и одного крупного боя ресурса «родной» пушки должно хватить с избытком.
После сражения, во время неизбежного ремонта боевых повреждений, предполагалось произвести замену и станка, и ствола. Поскольку конструкторы Виккерса были разработчиками артустановок как «Кассуги», так и «Трайэмфа», новый станок они делали с учетом габаритов и крепежных мест стола и башни крейсера итальянской постройки.
Перед походом на корабль загрузили полуторный боекомплект для носовой башни, так что снарядов должно было хватить на два часа боя на полной скорострельности. И самое приятное – перед выходом в море его и Тыртова вызвал к себе на «Варяг» Руднев. Адмирал предоставил им полную свободу действий в бою!
– По результатам последних стрельб вы уже достаточно уверенно поражаете цели на дистанции до шестидесяти-семидесяти кабельтовых. Ваше орудие наиболее дальнобойное на эскадре, и грех было бы этим не воспользоваться. Я приказал переоборудовать пару примыкающих к погребу боеприпасов вашей башни отсеков под хранилище дополнительного запаса снарядов и зарядов. Ваша башня единственная на гарибальдийцах, в которой оставили свой собственный дальномер. Остальные каннибализировали на «рюриковичей» – больше дальномеры нам пока взять было просто неоткуда. Стреляйте по своему усмотрению на дистанции более пятидесяти кабельтовых по среднему в колонне противнику, при сближении постарайтесь достать флагмана. Но если какой-либо из крейсеров противника окажется более удобной целью – бейте по нему.
При сближении не забывайте корректировать дистанцию по результатам пристрелки среднего калибра. Впрочем, что я вам это рассказываю в сто первый раз? Вы сами все знаете лучше меня. Я ожидаю процент попаданий из вашего орудия от двух, если вы не блеснете меткостью, до семи-десяти, если вам повезет. А это от четырех до двадцати попаданий. Не подведите, другим наличным у нас калибрам с дистанции более двадцати пяти кабельтовых нам крейсера Камимуры не пронять[8]. Забронированы борта и башни у супостата на совесть…
В полной пороховых газов башне молодой мичман и начинающий седеть сверхсрочник дуэтом вели свою партию в бою. Диких стоял за наводчика, ловя в оптику далекие силуэты на горизонте, выработавшимся за годы шестым чувством определяя упреждение и момент выстрела. Тыртов сидел на дальномере и вносил поправки по дальности. После пятого выстрела снаряды стали ложится довольно прилично, если учесть запредельную для начала века дистанцию и полное отсутствие пристрелки…
Камимура мрачно наблюдал за очередным султаном взрыва, обрушившим на палубу «Идзумо» тонны воды с осколками. Очень, очень близкий недолет. Практически накрытие. А при том угле падения, с каким 10-дюймовый снаряд попадает с дистанции 60–70 кабельтовых в относительно слабо бронированную палубу, он вполне может дойти и до машинного отделения. Не желая дальше терпеть огонь противника даже без возможности отвечать, Камимура приказал изменить курс на два румба влево. Это позволило сократить время сближения с русской эскадрой и сбить пристрелку доставшей десятидюймовке с бывшей «Кассуги».
Но, с другой стороны, при сближении «по гипотенузе» японцы неизбежно отставали, и теперь головной «Идзумо», подойдя к русской линии на 50 кабельтовых, оказался не на траверсе шедшего головным «Варяга». И даже не на траверсе идущей третьей под контр-адмиральским флагом «России». Имея преимущество в ходе не более двух узлов – по «паспорту» крейсера японцев были быстроходнее на несколько узлов, но на практике этого как-то не показали, – Камимура по ходу сближения подотстал, и его флагман после поворота на параллельный с русскими курс оказался чуть позади «Громобоя».
* * *Уходя с крыла мостика в боевую рубку, Руднев злорадно усмехнулся. Даже если сладкая парочка на десятидюймовке вообще никуда сегодня не попадет, свое дело они уже сделали. Камимуре пришлось форсировать сближение и теперь догонять опережающих его русских под огнем. «Кстати, об огне. Неплохо бы сблизиться еще на пяток кабельтовых, пока наш дружок Ками не закончил поворот…» С «Варяга» взлетела в небо одна ракета белого дыма и одна зеленого, что было отрепетовано следующими за ним кораблями…
Во время маневров в окрестностях Владивостока в голову Петровичу пришла занятная идея. Тогда неправильно разобрав поднятый на мачте флагмана сигнал о повороте «Все вдруг», шедший концевым «Рюрик» вывалился из линии и, не имея запаса скорости, полчаса потом не мог ее догнать. Теперь перед любой эволюцией флагман не только поднимал сигнал, но и пускал ракеты соответствующего цвета. Белая – вправо, черная – влево. Одна – поворот «последовательно», две – «все вдруг». А количество румбов – количество красных (влево) или зеленых (вправо). Сначала была путаница, но потом, привыкнув, командиры кораблей уже не представляли маневрирования без помощи ракет. Метод этот был вскоре принят на артурской эскадре, а затем через циркуляр ГМШ введен на всем флоте…
«Варяг» принял один румб вправо, и наша линия стала постепенно и практически незаметно приближаться к японцам. На дальномерном посту «Варяга» лейтенант Нирод, словно метроном, отсчитывал дистанцию до головного корабля противника. Японцы открыли огонь с 50 кабельтовых сразу после поворота на параллельные курсы, но с русских кораблей в ответ летели только редкие десятидюймовые снаряды с «Памяти Корейца».
Море вокруг «Варяга» кипело от недолетов и перелетов. Но даже получив первый шестидюймовый снаряд в борт, русский крейсер молчал. Молчала и вся остальная колонна, хотя последовательно поворачивающие японские крейсера уже начали обстрел «России» и «Громобоя».
Но наконец, после пяти томительных минут под безответным обстрелом, с дальномера донеслось долгожданное «Сорок пять кабельтовых!». Руднев, который до этого нервно барабанил пальцами по бронированному ограждению рубки[9], решительно кивнул Зарубаеву, но тот и сам уже отправлял данные для пристрелки на три шестидюймовых орудия правого борта. И не успели еще уйти в сторону «Идзумо» снаряды первого полузалпа, как на вторую тройку были отправлены данные с уменьшенной на три кабельтовых дистанцией…
Через две минуты на мачте «Варяга» взвился сигнал «До головного 46 кабельтовых. Мой курсовой 193», и одновременно с этим рявкнули его баковая и ютовая восьмидюймовки.
Меньше минуты понадобилось артиллеристам остальных русских крейсеров для определения дистанции между «Идзумо» и их кораблями. Тригонометрия, седьмой класс: дано расстояние от своего флагмана до флагмана противника и угол, от норда, под которым это расстояние измерено, известно также расстояние от своего корабля до «Варяга», остается «всего лишь» вычислить расстояние от себя до цели…
Все крейсера эскадры Руднева открыли огонь. Но еще до того, как снаряды давшего залп последним «Рюрика» упали у борта флагмана Камимуры, «Варяг» и «Богатырь» увеличили скорость до 23 узлов…
* * *Через несколько минут перестрелки Камимуре стало ясно, что его провели. Обстреливаемый огнем всех японских кораблей «Варяг» начал отрываться от основных сил русских, уводя за собой «Богатырь», а во главе их линии оказалась «Россия». Пристрелку по этому броненосному крейсеру, на котором держал флаг контр-адмирал Небогатов, надо было начинать с нуля.
Решив, что разгадал финт Руднева – поставить в голову линии бронепалубные крейсера для отвлечения огня противника в завязке боя, которые затем, используя свое преимущество в ходе, должны оторваться и побежать навстречу «Ослябе», – Камимура несколько успокоился. Два бронепалубных крейсера, сколь бы распрекрасными они ни были, не помогут «Ослябе» проскочить мимо двух броненосцев. А поддержку броненосным товарищам здесь они уже не смогут оказать. С сожалением бросив последний взгляд на удаляющиеся шеститысячетонники русских, он приказал перенести огонь на «Россию». Но, как показали дальнейшие события, расслабился японский адмирал рано…