– Но вам известно, за что ее осудили на пять лет?
– Ее подставили подруги – это мне известно.
– Вы по-прежнему утверждаете, что приехали в Архангельск, чтобы заключить с ней брак?
– Да, и я это сделал!
– Человек в преклонном возрасте… судя по паспорту, и сорокалетняя женщина. – Он будто бы с сожалением вздохнул. – Как прикажете понимать? Брак по любви? По расчету?
– По любви и расчету.
– Я бы поверил вам, – подполковник встал, показывая тем самым, что приступает к новому этапу допроса. – Но есть одно странное совпадение… товарищ генерал. Вашего тестя Притыкина Василия Егоровича впервые схватил за руку и усадил в тюрьму оперативный уполномоченный Пронский, еще в сороковом году. Тот самый заслуженный работник НКВД, часть наград которого оказалась у вас. Звезда Героя, два ордена Ленина, три Красного Знамени. Документы выписаны на Коноплева, однако номера на Звезде и орденах не сходятся. И полностью соответствуют наградам, врученным во время войны полковнику Пронскому… Каким образом они попали в вашу коллекцию, да еще с другими документами? Кстати, выписанными лишь в пятьдесят пятом году?
– Не может быть! – отрезал Мавр.
– Что не может быть?
– Скажи-ка мне, подполковник, за что этот Пронский усадил моего тестя?
– А у него статья как судьба, одна и на всю жизнь. Фальшивомонетчик!
– Да? Как интересно! – не сдержал восторга Мавр. – Хорошая у тестя профессия! То, что надо!
– Это как понимать? – прищурился Рябов.
– Неужели крестник?.. Погоди, а каким образом стало известно, что дело вел Пронский?
– Запрос сделали, подняли старые дела.
– Это невозможно! Дела, которые вел Пронский, уничтожены.
– Откуда такая информация? – Он не мог скрыть удивления.
– От верблюда…
– Оказалось, сохранили! Но вытащили из какого-то спецархива.
– Все равно не может быть! Я их всех помню, как детей. Притыкина среди фальшивомонетчиков того времени не было!
– Откуда вам знать – было, не было?
– Я не слышал такой фамилии!
– Вот как! А Самохина помните? Слышали о таком?
– Фальшивомонетчик Самохин был студентом Строгановского училища, между прочим. – Мавр помедлил. – Резал деревянные клише на досках из выдержанной акации…
И замолк, вспомнив верстак и резцы в комнате у тестя.
– Он женился и взял фамилию жены, Притыкиной Варвары Михайловны, вашей покойной тещи.
– Не верится, – сам себе сказал Мавр потрясенно. – Такой круг пройти, чтоб снова пути пересеклись… Вот почему он накинулся!
– Все возвращается на круги своя, – блеснул ученостью Рябов. – Фатальная неизбежность…
– Ничего себе, встреча!.. Он ведь узнал меня! То-то шрам полез щупать…
– Узнал? Любопытно! – Подполковник встал сзади Мавра. – Хотите сказать, вы упекли тестя? И фамилия ваша Пронский? А Коноплевым стали, конечно же, после женитьбы?
– Уйди из-за спины, не люблю! – прорычал Мавр. – Сядь и не прыгай. Хотите сказать!.. Что я хочу сказать, ты еще слушать не дорос! Я действительно Александр Романович Пронский. Пригласи начальника управления!
Рябов не сел, однако и в затылок больше не дышал, зашел сбоку.
– Прикинуться душевнобольным не выйдет. Не советую вам кричать, буйствовать, все это бесполезно… В нашем регионе время от времени появляется фальшивая валюта. Очень высокого качества, в Москву на экспертизу отправляем – фальшивая. А в последнее время и российские дензнаки. Вам, Виктор Сергеевич, и в самом деле не семнадцать лет, тем более вашему подельнику Притыкину… Право же, смешно утверждать, что вы – Пронский. Несмотря на его награды, попавшие к вам…
– Я требую начальника управления!
– Может быть, настала пора снять грех с души?
– Ну, будь по-твоему. Настала так настала, – вдруг согласился он. – Дай ручку и бумагу. Сейчас напишу явку с повинной.
Подполковник пощупал его насмешливым взглядом, положил несколько листков и стержень от ручки. Мавр оторвал маленький клочок от уголка и написал восьмизначный литерный шифр.
– Шуруй к начальнику. И время на все про все – полчаса. Правительственная связь должна быть в этом же здании. Может, еще на поезд успеем… Да! И чтобы жену мою доставили на перрон, проводить. Это в качестве контрибуции, за оторванные погоны и оскорбленные чувства.
Рябов посмотрел на бумажку, потом на него: должно быть, что-то слышал о подобных шифрах, но никогда с ними не сталкивался.
– И куда мне с этим прикажете?
– К начальнику, олух царя небесного!
– А ему куда?
– В свою московскую контору, должно быть. Не знаю, какой теперь отдел занимается. Найдет, не маленький!
Рябов для порядка помедлил и все-таки позвал лейтенанта в форме, посадил в своем кабинете присматривать за генералом и удалился. Мавру надоело играть в переглядки со своим стражником, он осторожно стянул газету со стола и сделал вид, что читает.
В последний раз он пользовался шифром в восемьдесят первом, когда они ходили с Радобудом искать затонувшие древнегреческие суда. Легли спать в своих, а проснулись в нейтральных водах и были задержаны пограничниками, которых сильно смутило водолазное оборудование на борту катера. Тогда их мытарили четыре дня и, когда возбудили уголовное дело, пришлось раскрыться.
К назначенному времени подполковник не успел, и вернулся, когда до отправления поезда осталось семь минут, причем не один – с начальником управления, тем самым тучным, широким мужчиной в гражданском. Мавр встретил их сидя, как полагается старшему по званию, да еще ногу на ногу положил.
– Ну и что, господа чекисты? Есть еще государственность в нашем отечестве?
Начальник прямо не смотрел на Мавра, как девица, отводил глаза, однако вместе с провинциальной стыдливостью в его редких, коротких взглядах чувствовалась настороженность и любопытство. Он подал руку, после чего выпроводил из кабинета Рябова и лейтенанта.
– Прошу прощения, товарищ генерал, – сказал в сторону. – Вы же знаете, в нашей работе никто не гарантирован от недоразумений. Если бы вы сразу предъявили шифр…
– Спасибо, что не сгноили в подвале, а только приморозили. Я же человек теплолюбивый…
