Молчание пирамид

На обратном пути он завернул на то место у речки, где резвилась исцеленная Саша. Несколько минут взирал на дымчатый утренний луг, стараясь вызвать прежнее чувство волнения, но отчего-то лишь знобко ежился – то ли от холодного тумана, то ли от усталости, бессонной ночи и предвкушения некоего открытия, связанного с целителем.

Вернувшись с ночной операции, Самохин вздремнул на диванчике своей рабочей комнаты, после чего сдал образцы «метеоритов» на экспресс-анализ и сел за компьютер, смотреть, что же наснимал. Уже при беглом знакомстве с материалами он понял, что все обстоятельства, связанные с космическим целителем, распадаются сразу на несколько тем, по которым придется работать не только ему. Медицинская выделялась сама по себе, как первоначальная, затем шла космическая теория, красочно изложенная на простынях, отдельная версия о падении Тунгусского метеорита и собственно земная – о строении Земли.

Сергей Николаевич обладал довольно скромными знаниями в астрономии и космофизике, поэтому не мог по достоинству оценить гипотезы Наседкина о происхождении Солнечной системы, гибели некоторых планет с высокоразвитыми цивилизациями и будущей судьбе Земли, расписанной на триста лет вперед. Возможно, все это было гениально или полный бред, граничащий с гениальностью – по представлении Леди Ди будут разбираться специалисты. Поэтому Самохин сразу же разделил материал по темам, разложил их в отдельные папки для доклада руководству и занялся изучением простыни, на которой в лубочных картинках с аппликациями, в схемах и пояснениях излагалась «Великая энергетическая система земного шара», а проще, система «энергоканалов» внутри Земли и «энерголучей», которые были их продолжением, уходящим в космическое пространство.

Пожалуй, это была самая горячая и показавшаяся уже знакомой тема. Что-то подобное Самохин видел, только не на простыне, а будто бы на компьютерном экране: за три года работы в «Бурводстрое» через него прошли сотни всевозможных секретных материалов, касаемых физики Земли, как отечественных, так и полученных разведкой из закрытых лабораторий Европы и США.

Десять каналов на поверхности земли Наседкин называл аномальными зонами и соединял их сложными, многоуровневыми синусоидами, с амплитудой по широтам в тридцать градусов на север и юг от экватора и углом в семьдесят два градуса, утверждая, что все они – блуждающие, зависимые от магнитного поля планеты. И был только один постоянный канал, который пронизывал земной шар насквозь и имел два выхода – на Северном и Южном магнитных полюсах.

Итого, двенадцать…

Эти цифры и тем более тот факт, что один выход в точности совпадал с Бермудским треугольником, другой с точкой на Тибете, где существовали мифические «врата в будущее», и третий – с ничем не приметным местом на юге Западной Сибири, убедили Самохина в мысли, что все это он уже где-то читал, причем не так давно. И даже помнит некоторые подробности, например, что все эти каналы, кроме одного, обычно закрыты и включаются с периодичностью в триста три года. Вроде бы в 2019 году закроется ныне действующий Бермудский и, наоборот, откроется Полярный энергетический канал, выходящий на Северном полюсе.

И эта смена вызовет опускание и поднятие материков, вследствие чего произойдет смещение земной орбиты, заметное изменение климата, а далее последует цепь геологических катастроф, связанных с шахтами, пустотами, образовавшимися в земной коре из-за откачки нефти и газа, и наконец, произойдет разбалансировка недр…

Сергей Николаевич выключил компьютер, чтобы полностью отвлечься от материала, сел в кресло и, откинув голову, расслабился, на несколько секунд подавив всякие желания, мысли и слыша только свое медленное дыхание. Обычно это помогало очистить забитое текучкой сознание, после чего легче было восстановить события многомесячной давности.

Однако бессонная ночь отозвалась мгновенно – уснул сразу и крепко, как в детстве.

А проснулся от того, что ощутил рядом присутствие другого человека, и медленно открыл глаза: перед ним, как привидение, стоял режимник Баринов – самая таинственная личность в «Бурводстрое», появляющаяся всегда неожиданно и из ниоткуда.

– Глубоко задумались, Сергей Николаевич? – с каким-то гнилым, мерзким сарказмом спросил он.

Обязательно доложит Леди Ди, что Самохин спит на работе…

– Да, очень глубоко. – Не хотелось объяснять, что всю ночь провел на операции в Коломне и ему положен отгул.

– Ваши экспресс-анализы. – Баринов положил на стол пластиковую папку и пакетик с камешком, одолженным у Саши. – Распишитесь.

Самохин расписался и взглянул на часы – проспал три с половиной часа! И вспомнив, с чем засыпал, непроизвольно уперся взглядом в режимника: этот без возраста, без эмоций, с каким-то полупрозрачным лицом-маской человек помнил все секретные материалы, когда-либо входившие в группу по чьему-нибудь запросу или существовавшие в закрытой базе данных. Правда, он мог не знать содержания, но преамбулу, в которой упоминаются каналы, наверняка должен запомнить.

– Герман Степанович, – вкрадчиво заговорил Самохин, – у вас же уникальная память! В течение этого года или в прошлом я читал один документ… Может, чей-то отчет, прогноз… Там говорится о каналах.

– Марсианских?

– Нет, земных энергетических каналах.

– Назовите конкретно документ. Чей отчет?

– Не помню. Но что-то связано с Бермудским треугольником.

Баринов считал, что весь «Бурводстрой», кроме него одного, занимается дурью, всякой чертовщиной, бесполезным, бессмысленным и потому безумным делом, отчего многие уже давно потеряли рассудок.

Если бы не Леди Ди, которую режимник ценил и которой служил преданно, он давно бы говорил об этом вслух, но вынужден был только намекать.

– Что-то вы плохо выглядите, товарищ Самохин. У вас голова не болит?

– Нет, не болит.

– А у меня болит. От ваших странных вопросов.

Водянистые глаза и чуткие уши, живущие у режимника сами по себе, не поверили, однако приземистое, квадратное и при этом невесомое тело покинуло комнату, почти не касаясь пола.

Сергей Николаевич раскрыл папку с экспресс-анализами и стал листать страницы, выхватывая только заключения: все представленные образцы из лечебницы Наседкина оказались метеоритами – более сложную экспертизу с расшифровкой химического состава обещали сделать через четыре дня…

На отдельном листке было заключение по почечному камешку, где подтверждалось, что это твердое щавелевокислое образование, вызывающее мочекаменную болезнь.

После изучения простыни с энергетическими каналами Самохин уже не сомневался, что будут какие-то другие результаты, но прежде чем докладывать Леди Ди, следовало задать целителю несколько вопросов, и он решил завтра же съездить в Коломну. Пять дней еще не прошло, но можно изобразить резкое улучшение самочувствия, привезти какой-нибудь подарок, попросить еще один сеанс и просто наговорить много благодарных слов, к которым он наверняка привык.

Утром, едва Самохин выгнал машину со стоянки, позвонила Саша и вдруг заявила, что ей необходимо встретиться сейчас же по очень важному делу. И только Самохин заикнулся о Коломне, как она почти закричала:

– Возьми меня с собой!

Ему очень хотелось встретиться, а помешать разговору с целителем она никак не могла, поэтому Сергей Николаевич с радостью помчался к ней на Шаболовку.

– Ты соскучилась? – спросил он, помогая девушке сесть в машину.

– Совсем нет! – провозгласила Саша со знакомой целеустремленностью. – У меня есть очень важное дело!

– К кому?

– К тебе, мой покровитель.

– Выкладывай.

– Мне нужно посоветоваться, – уже серьезно сказала она. – Ты старше, опытнее и мудрее. Я хочу бросить академию или перевестись на заочное и идти работать.

Саша заканчивала четвертый курс юридической академии, причем училась на платном, родители были состоятельными людьми, жили в Смоленске и снимали ей хорошую квартиру – тряслись над единственной и к тому же больной дочкой.

Вероятно, выздоровление пробудило в ней взрыв свободы, активности и желание быть самостоятельной.

– Что говорят папа с мамой? – спросил он.

– Они ничего не знают. И ничего пока не узнают. Папа у меня грозный, не поймет.

– Погоди, ты хоть сказала, что теперь здорова?

– Сказала. Даже снимок УЗИ по факсу отослала. И про тебя сказала… А больше ничего они знать не должны.

– Почему?

– Как ты не понимаешь? Я устала от их опеки за эти годы. Папа с мамой у меня… они же конвоиры! Мне очень важно, что ты скажешь.

– Все зависит от того, куда ты пойдешь работать и ради чего.

– Хочу напроситься в ученицы к Наседкину!

– Ого!..

– Я поняла – это судьба! Болезнь, долгие мытарства по клиникам и это чудесное исцеление, все подсказывает мне путь. Мой тайный путь!.. Я должна лечить людей! Я должна научиться, перенять опыт, секреты, овладеть магией звезд и планет… Николай Васильевич уже старенький!

Переубеждать ее не имело смысла, юношеский максимализм, разогретый избавлением от тяжелого и унижающего женскую сущность недуга, стал бы противиться всякому разумному слову.

– Мне показалось, Наседкин не берет учеников, – попытался остудить ее Самохин. – И никому не открывает тайн.

– Почему ты так решил?

– Кто действительно владеет талантом целителя и сакральными знаниями, обычно не распространяет их.

– Такого не может быть! Это же естественно – передавать науку другим поколениям!.. Или ты что-то знаешь о нем?

В справке ФСБ, полученной Самохиным, значилось, что несмотря на общительность и доступность Наседкина, вести наблюдение за ним проблематично, ибо он никого не подпускает к тайнам своего целительства и, опасаясь конкуренции, не заводит учеников.

– Ничего особенного не знаю, но догадываюсь, что к нему не подступиться.

– Чтоб так говорить, надо иметь веские причины!

Ее тон и ставший холодным голос взбадривали, как утренний туман на лугу.

– Понимаешь, в чем дело… Чаще всего дар врачевания дается только одному конкретному человеку. И научить этому просто невозможно. И по наследству не передать… Истинных целителей, ясновидящих и предсказателей всего единицы! Они рождаются раз в сто лет, а то и реже.

– Откуда ты это знаешь?

– Ну, интересовался…

– Нет, ты говоришь как-то… профессионально. Кстати, чем ты занимаешься?

– Работаю в одном проектном бюро.

– Ты не похож на инженера. Это я говорю как без пяти минут юрист.

– А на кого я похож?

– На какого-нибудь сыщика.

– Просто я пытливый и любознательный человек.

– Возможно… Значит, ты не веришь, что меня возьмут в ученицы?

– Не верю. Да и не нужно тебе это.

Она несколько сникла, съежилась и на минуту отвернулась.

– Я ждала поддержки… Думала, ты одобришь. И поможешь мне… Нет, ты не сыщик. И не пытливый. Ты просто закоренелый прагматик! Никакой романтики!

Самохин погладил ее по голове:

– Ты же просила мудрого совета? А мудрость начинается тогда, когда заканчивается период романтизма. Я не хочу, чтобы ты разочаровалась.

– Ладно, вот приедем к Наседкину, и станет все ясно! – заключила Саша и молчала уже всю дорогу.

На лестничной площадке перед дверью лечебницы стояло человек пятнадцать – мужчины, женщины, подростки, а у молодой мамаши на руках плакал грудной ребенок. Самохин спросил крайнего, прикидывая, сколько же времени придется отстоять в очереди, но тетка с костылем сказала, что целитель сегодня не принимает.

– Что же вы ждете? – непроизвольно изумился он.

Ответ был коротким, но прочувствованным и исполненным надежды:

– Чуда.

Тем временем Саша ловко протиснулась между страждущими и проскользнула за дверь, вызвав глуховатый и недолгий ропот, мол, не лезь без вызова, все равно прогонит.

Сашу он не прогнал, и мало того, через минуту она выглянула и поманила Самохина рукой. Наседкин сидел на диванчике без халата, в расстегнутой до живота рубахе, понурый, бледный, взгляд был тяжелым и заторможенным.

Сначала показалось, что он пьяный…

– Я же сказал, не принимаю, – вяло проговорил целитель.

– Мы по другому поводу, Николай Васильевич. – Саша присела рядом и взяла его опущенную руку. – Вы меня помните? Четыре дня назад я была у вас…

– Помню, помню, камень в почках… Но не принимаю.

– Теперь у меня все в порядке! – Она погладила безвольную руку. – Николай Васильевич!.. Возьмите меня в ученики! Я буду послушной и стану делать все, что нужно! Я хочу лечить людей, как вы!

– Не беру учеников, – сразу же ответил он. – Не ходите и не просите.

– Но почему, Николай Васильевич? Вам же нужно передать все свои знания!

– Умирать не собираюсь. Мне еще жить сорок два года. Зачем мне ученики?

– Я бы помогала вам! Возьмите хотя бы уборщицей, санитаркой. Вон как у вас грязно и пыльно. Вам же самому некогда, а я бы все вымыла, вычистила…

– Где ты грязь-то увидела?.. Здесь у меня порядок. Вот только люди плохие, грязные.

– Что случилось? – осторожно спросил Самохин.

Наседкин поднял мутный взор и узнал его, хотя видел, может быть, пять минут.

– Язву-то теперь чуешь, нет?

– Кажется, все прошло…

– И больше не заболит. Организм молодой, зарубцевалась… А встречаются тяжелые, по пять раз приходится лечить. Но больше подлые встречаются…

– Вас кто-нибудь обидел?

– Меня обидеть невозможно, – вздохнул целитель. – Разрушили равновесие звезд.

– Это как же?

– Украли несколько моих камней. От остальных отщипнули по кусочку и нарушили целостность. И я теперь не могу лечить. А люди приезжают и стоят за дверью… Должно быть равновесие планетных материалов, как в Солнечной системе. А его теперь нет… Хуже того, начнется дисбаланс.

– Я бы охраняла! – безнадежно воскликнула Саша и вдруг заплакала. – Я готова жить здесь…

– Мне никого не нужно! – с неожиданным гневом проговорил Наседкин. – И не просись! Все, идите отсюда!

Самохин внутренне собрался в комок: метеоритов в лечебнице оказалось более восьмисот, и целитель физически не смог бы проверить каждый, да еще заметить мизерную утрату частиц, тем более что помощник работал очень аккуратно.

– Как же поправить дело? – спросил Сергей Николаевич. – Чем помочь? Говорите, не стесняйтесь. Если нужны деньги…

– Что мне твоя помощь?.. Деньги?.. Да у меня их прорва.

– Выход-то должен быть.

– Выход… Я собирал камни Вселенной двадцать четыре года, – уже печально вымолвил Наседкин, глядя в пол. – Если бы кто знал, как это трудно – добиться гармонии звезд в замкнутом пространстве.

– Скажите, как, и я помогу вернуть гармонию. – Сергей Николаевич чувствовал себя мерзко, однако признаться в содеянном не имел права.

– Чем ты поможешь? Где ты найдешь камень с Инеры?

– Но вы же нашли! Укажите, где – поеду и привезу.

– Мы привезем! – оживилась Саша. – Мы найдем!

Целитель молча ушел на кухню, достал из шкафчика бутылку водки, налил в стакан и выпил. Только теперь Самохин понял, что и бледность, и неповоротливый взгляд – и в самом деле от тяжелого похмелья.

– Думаете, так легко? – спросил он, закусывая чем-то из кастрюли. – Найдем, привезем… Если бы я знал, где, сам бы поехал. Инера погибла больше двух миллионов лет назад. На землю упало всего несколько обломков…

– Но у вас еще два! – Сергей Николаевич показал на щит.

– А должно быть три! – дожевывая, Наседкин встал в дверном проеме. – По три частицы от каждой звезды.

– Научите, как искать! – Саша вдруг встала перед ним на колени и схватила безвольную руку. – Пожалуйста, Николай Васильевич! Я хочу лечить людей! И творить чудеса, как вы!

Он вроде бы подобрел, присел возле нее на корточки.

– Дурочка ты… Камешек вышел, так уж и чудо? И уже готова жизнь отдать? Молодая, красивая…

– Готова, Николай Васильевич! Только научите!

Целитель резко распрямился и прошел мимо нее, чуть не толкнув на пол.

– Да нет никакого чуда, нет! Это не я лечу – метеориты! Посланцы с других звезд. Они приносят энергию Вселенной, которая может вылечить человека, но может и принести зло. Не нужно учиться лечить, нужно научиться собирать камни.

– Я научусь!

– Но они падают и уходят глубоко в землю или заносятся песком. Найти – полдела, надо еще выкопать…

– Буду копать! Я умею…

– Приходится копать очень глубоко!

– Ну и что? Я сильная!

– Ты глупая! И твердолобая! – будто бы рассердился он, тем самым вселяя надежду. – Я же сказал, не возьму!

Она вдохновилась:

– А я останусь у вас! Не прогоните же? Останусь и буду учиться!

– Ты что, смерти моей хочешь? – Целитель вдруг заговорил зло и отрывисто. – Сначала обокрали, а теперь еще и убить хотят!

– Что вы говорите?! – испугалась она. – Вы меня не поняли! Я хочу учиться у вас!

– Как только научу кого-нибудь, так сразу умру! Это понятно?.. А я еще жить хочу, сколько мне отпущено. Мне вон еще придется равновесие восстанавливать.

Самохин поднял Сашу с колен – она плакала тихо и безутешно.

– Пойдем отсюда… Видишь, ему нельзя брать учеников, – уговаривал он ее, будто ребенка. – Ты же не хочешь, чтобы Николай Васильевич умер?

– Конечно, не хочу! – Она давилась слезами и делала слабые попытки вырваться.

– Уведи ты ее отсюда! – закричал целитель. – Терпеть не могу женских слез!

В машине Самохин посадил девушку на колени, прижал к себе и долго слушал, как она, съежившаяся и несчастная, с поплывшими глазами, всхлипывает и горячо дышит ему в грудь. И кроме жалости к ней, Самохин ничего не испытывал, словно те легкие искры чувства, возникшие при первой встрече, вдруг погасли, залитые слезами.

Саша наконец затихла и даже, показалось, уснула, как наплакавшийся ребенок, однако рука ее шевельнулась, ожила, нащупала сумочку и достала платочек.

– Не смотри на меня, – сказала она уже отрезвленным голосом. – Мне нужно умыться.

Она перебралась на сиденье, отвернулась к окну и стала стирать плывущую с ресниц краску. Самохин подъехал к ближайшей колонке, нажал рычаг, а Саша подставила руки, ожидая, когда потечет вода. В трубе обманчиво захлюпало, зашуршало, и вдруг вырвавшаяся струя ударила с таким напором, что окатила обоих, – Саша запоздало отскочила, засмеялась:

– Ледяная!..

Потом она умыла лицо, напилась из ладоней и, распрямившись, снова стала высокой и стройной.

– Ты не думай, я сильная, – оправдываясь, проговорила она. – Просто мне стало обидно. Хотелось сделать первый самостоятельный шаг…

– У тебя еще не пропало желание лечить?

– Нет. – Она, как чуткий боксер, умела мгновенно становиться в настороженную защитную стойку. – Почему ты спросил?

– Если хочешь, познакомлю с целителем, который ищет себе ученика.

– А что он лечит?

– Он настоящий костоправ. И творит чудеса без всяких метеоритов и заумных теорий. Ставит на ноги людей, которые лежали в полной неподвижности по десять лет.

– Каким же образом?

– Только с помощью своих искусных рук.

– Ты говоришь со мной, как с ребенком! – внезапно обиделась Саша и открыла дверцу машины. – Не нужно утешать меня! Мне не нужна новая игрушка, если сломалась старая…

По дороге он несколько раз пытался заговорить с Сашей, отвлечь, но она отвечала без интереса и односложно и лишь у метро, когда надо было выходить, то ли смирилась, то ли сделала одолжение:

– Хорошо… Когда едем к твоему костоправу?

А он помолчал, прислушался к себе и еще раз отметил полнейшую пустоту там, где еще недавно, сегодняшним утром, существовало приятное и согревающее притяжение к ней, смешанное с ожиданием некой будущей радости и бездумного веселья.

– Наверное, мы часто влюбляемся в свои мысли, – вслух сказал Самохин.

– Что? – с вызовом спросила Саша.

– Завтра поедем, говорю…