Любовь и море
Он приоткрыл глаза и посмотрел на Анну. Взгляды их встретились. Что она думала? Может быть тоже о том, о чем думал Андрей. Он улыбнулся краешком губ ей, и она улыбнулась.
Потом он всё это будет вспоминать. Он не знал, что мозг как компьютер всё это запишет, чтобы иногда во сне, или в часы затишья природы или отдыха посылать ему эти, наполненные жизнью, картинки. И необъяснимо всё это было. В эти минуты, в душе возникала печаль о том, что могло бы случиться и не случилось; возможно, было бы счастье, которое, обрушившись искрометным водопадом, унесло бы все его тревоги и печали; возродило бы новую жизнь, более прекрасную и счастливую, о которой он только мог мечтать.
Анна протянула руку и он словно играя, накрыл её ладонь. Она скинула кисть и как кошка царапнула. Он поймал и сжал её ладонь. Желанье обнять эту женщину проникло в душу, и в этом крепком захвате он передал ей это признанье. Она испугалась и отняла руку.
– Пора уже возвращаться. – Она потрепала сыну волосы. – Давай, Коленька, будем собираться.
– Мам, рано же ещё. Давай ещё немного побудем. Может дельфины ещё приплывут.
– Не приплывут они.
– Откуда ты знаешь?
– Уплыли они далеко, в стаю.
– Останьтесь, Анна. Рано ведь еще. Что там делать в жарком городе? Здесь лучше, – сказал Андрей голосом, в котором прозвучало извиненье. – Полежим еще часок на солнышке, покупаемся, потом поедем обедать и отдыхать. Нашим деткам требуется здоровый сон после обеда.
– Не хватает нам только сгореть, – вздохнула Анна.
– А мы укроемся полотенцами, – улыбнулся Андрей, протягивая ей большое – розовое.
– У нас своё есть, – улыбнулась Анна.
Мир был восстановлен.
С понедельника начались лечебные процедуры, и свободное время они проводили теперь на центральном пляже. Вечером ходили в летний кинотеатр или просто гуляли в парке. Время летело быстро. Как здоровый, нормальный мужчина Андрей жаждал близости с Анной, но остаться наедине друг с другом никак не удавалось. Во первых – дети, их нельзя было оставлять одних, это было самым главным препятствием, во вторых они жили не в одном санатории, процедуры тоже принимали в разных местах. Хозяйка Андрея ругалась, если проживающие приводили в дом посторонних, а шума, скандала он не хотел.
Но все-таки судьба подарила им час любви.
До этого, они сидели на скамеечке у домика, где жили Андрей с сыном. Дети играли неподалёку с детьми хозяйки, и он, пьяный от её близости и поцелуев, уговаривал её зайти к ним на часок, она же, отводя его ласковые руки, говорила о том, что никогда раньше не изменяла мужу и даже не представляла, что такое возможно.
– Я и не думала о том, голубчик мой, это же потом надо будет лгать, а я не могу… и смотреть же так, будто ничего не случилось.
– Пусть это будет как сон, – отвечал он, – просто сон. Нам же во сне часто снится такое, отчего наяву, мы бы сгорели от стыда.
– Я понимаю, – говорила она, не отнимая рук, – А вдруг дети нас хватятся, будут искать.
– Да они заняты, играют, – шептал он. – Пойдём же, Анна. Посмотри, они вообще ушли играть в соседский двор.
Анна, уже не в силах противиться его натиску, уступила, поднявшись со скамейки и следуя за ним почти безвольно. Детей действительно не было на улице.
Они, почти бегом, прошли несколько метров через двор, в низенькую, беленькую хатку, стоявшую отдельно от дома. Андрей закрыл прихожую. Внутри было просторно, чистенько, стояли в разных концах две кровати, на которых спали Андрей и Ванечка, маленький столик, два стула. Сквозь маленькие окна с белыми занавесками, пробивался неяркий свет. И они как в угаре, как в круговороте вихря разделись; Андрей сбросил постель на пол, чтобы и поверх занавесок ничего нельзя было увидать, обнял её, и это случилось.
Времени расслабиться, насладиться минутой, отдаться друг другу так – без остатка – не было. Но то, что произошло – эта финальная, заключительная рапсодия любви, как бы завершила чудесную симфонию чувств, желаний, этой неутоленной страсти.
Они вышли как пьяные на улицу и, обнявшись, пошли по тротуару, ничего не замечая вокруг, а вслед им задумчиво с какой-то досадой смотрела старая хозяйка, и ветер шевелил её седые волосы.
Каждая женщина – это открытие для мужчины. Всё было не так, как с женой, даже объятие было иным, прикосновение пальцев, покорность, ответный поцелуй. Всё это как фотография чувств заполняет чуткое подсознание, анализируется, оценивается и запоминается. Видно так устроена жизнь, так заложила всё это в нас природа. Один раз она подносит нам наслажденье, чтобы мы потом вспоминали и искали его всю оставшуюся жизнь.
Глава 5
Оставалось три дня до отъезда Анны с сыном. Мальчик заметно поправился, посвежел, приступы удушья почти прекратились, и Анна была счастлива. Глаза её светились любовью. Она стала ещё прекраснее – так казалось Андрею. Тело её загорело, стало бронзовым, но лицо, чуть схваченное загаром, немного изменилось – резче стали черты лица – соленая вода и ветер жесткой кисточкой сделали своё дело. Все эти три дня Андрей всё чаще замечал сумрак печали на её лице; она больше молчала, не отвечая на ласки Андрея, а он успокаивал её, подбадривал, рассказывал смешные истории, которые произошли с ним или с его друзьями. Но она молчала, хотя ей много хотелось сказать ему, а он догадывался, но не расспрашивал. А что можно было сказать? Оба понимали, что ничего изменить нельзя, что это всего лишь праздник, подаренный им судьбой, а его не бывает много.
Печально сознание того, что всё кончается, в конце концов. Андрей представлял, какая скука будет эти три дня, оставшиеся до отъезда. Они так привыкли друг к другу, что им иногда казалось, что они живут вместе несколько лет. И не было в их жизни ни ссор, ни скандалов, и понимали они друг друга с полуслова, с полувзгляда. Так редко бывает.
Анна с сыном стояли на площадке входа в санаторий и ждали, когда Андрей с сыном вышли из тенистой аллеи Анапского парка. Коленька подбежал к колоннаде ограждения входа и крикнул:
– Мы здесь!
Ваня подбежал к нему, и они обнялись.
Андрей молча подошел и посмотрел Анне в глаза. Всё было в этом взгляде – и боль расставания, и печаль грядущих дней и горечь утраты. Так же молча, он поднял её небольшой чемоданчик, и они пошли пешком на автостанцию.
Они шли по тротуару мимо Анапского парка, где они гуляли с детьми, мимо детской площадки с каменными спрутами и рыбами, где дети часто играли в этой сказочной обители, и память, еще не совсем ясная, возвращала их в это недавнее прошлое.
Автобус был большой и старый. Он должен был везти их в аэропорт.
Истекали последние минуты. Прощальные взгляды, последний разговор.
– Я буду помнить тебя, голубчик.
– Я тоже.
– Я напишу тебе. Я записала твой адрес.
– Это адрес мамы, она передаст мне письмо.
– Будем писать друг другу. И ты пиши мне на почту « До востребования»
– По возможности.
– Может, ещё увидимся.
– Я думаю.
– Ты расстроен?
– Не спрашивай. Просто как-то тоскливо. Голубь расстается с голубкой, это ведь печально.
– Осталось ведь три дня, и вы будете дома. Забудешь меня – работа, дела и многое другое.
– Да, конечно. Только счастье не забывается.
– Ты уверен, что было счастье?
– А ты думаешь иначе?
– Я пойму это потом.
– Значит, ты не уверена?
– Не говори об этом. Всё так сложно. Время решит всё.
Автобус затарахтел. Отъезжающие бросились занимать места и Анна, вдруг прильнув к нему, поцеловала его на прощанье, так что Коленька опешил и изумленно смотрел на них, как будто видел в первый раз. Но она махнула рукой, подхватила его под мышки, впихивая в автобус, и уже из окна улыбнулась им на прощанье.
Проводив автобус взглядом, пока он не скрылся из виду, они пошли к морю. Шли молча по чистой набережной. Также светило солнце, также безбрежное море накатывало пенистые волны на пологий берег, летали, громко крича, чайки, все вокруг оставалось таким же прекрасным, как и раньше несмотря ни на что. Только для Андрея поблекли эти краски очарования, и печаль поселилась в его сердце.
– Сфотографируемся, пап. – Вывел его из этого состояния голос Ванечки.
– Да, конечно. Что-то мы с тобой загрустили и за всё время не сфотографировались ни разу.
И они попозировали фотографу, дежурившему всегда на набережной.
Часть 2 В начале пути
Глава 6
Прошел месяц с того дня, как Андрей получил письмо, и всё это время он думал о ней и о том, как ему поступить. Где-то в области подсознанья закладывается эта программа – как поступить, и потом принимается решение. Но человек не знает об этом.
Он заложил данные – подсознанье решило, как ему действовать дальше и пошли действия и поступки. Подсознание – есть бог нашей жизни. Оно принимает все документы, сортирует их, рассматривает и потом выдает решение. Но это происходит не мгновенно, многое отправляется на доработку; задача подсознанья принять правильное решение, так как оно ответственно за нашу жизнь, и заинтересовано как можно на больший срок продлить ее, иначе оно тоже погибнет.
Все прошедшие картины всплывали в памяти ярко, как будто это было только вчера. И как не странно, но это скрашивало ему жизнь, особенно после мелких ссор с Тасей. Вставали в памяти разноцветные картинки моря, силуэт молодой, стройной женщины, её взгляд, ласковые руки, сладкие поцелуи украдкой. А почему она не писала столько времени, хотя обещала написать сразу же по приезду? Он ведь ждал. И как теперь поступить? Андрей взвешивал все «за» и «против», но вопрос «висел» в воздухе и никак не решался.
В сентябре пчеловоды возвращались с хлопковых плантаций. Медосбор кончился. Андрею надо было перевезти пасеку на старое место. Это было недалеко от города, за правительственной гостиницей, которая стояла в благоустроенном саду. Какой – то период весной можно было не кормить пчел из-за того, что здесь за бетонным забором пышно цвели плодовые деревья. Тут же, почти вплотную к этому забору, примыкал огород Амана Тулеева, который работал садовником в этом саду, а жил с семьей в небольшом домике, в метрах тридцати от ограды гостиницы. Андрей был в хороших отношениях с хозяином и его семьей. За аренду земли и охрану они получали мёд. Пчелы им не мешали, так как стояли на пологом спуске к реке, на деревянных брусьях, закрепленных невысокими, старыми кольями, вбитыми в землю. Выйдя из дома, хозяин видел пасеку сверху, так что посторонний подойти к ней не мог. Ульи – лежаки стояли на этой территории осень, зиму и весну.
За день до перевозки он поехал к нему подготовить место для установки ульев и взял сына с собой, прихватив пару удочек, чтобы тот не тратил времени зря и порыбачил.
Аман встретил их радушно, приглашая зайти и выпить чашку чая.
– Заходи, друг, посидим. Жена сейчас свежий чурек принесёт, чекизе свежий тоже. Будешь доволен, – говорил хозяин, улыбаясь и жестом приглашая в дом.
– В другой раз Аман, – сказал Андрей, – сейчас времени нет, завтра переезжаем. Поставим ульи как в прошлом году. Ты не против?
– Всегда, пожалуйста, Андрей. О чем разговор. Что надо, скажи?
– Кетмень, наверно, и лопату. Место подготовлю. Мед я потом привезу, как только поставлю пасеку. Хорошо?
– Якши, друг, якши, – говорил Аман, доставая из кладовки кетмень и лопату. – Потом посидим, чай попьем, когда приедешь.
Андрей водрузил орудия труда на плечо, и они с Ваней пошли на берег реки. Место стоянки пчел действительно заросло кустарником за эти три месяца, пока Андрей с пчёлами пропадал в пустыне.
Он забросил удочку в тихом месте в заводи, наживив червяка, и оставил с нею сына, не очень надеясь, что тот что-нибудь поймает, а сам стал вырубать кустарник, освобождая деревянные рейки.
Мысль как назойливая пчела, не уходила из головы. Всё это бросить, лететь неизвестно куда и зачем, и будет ли новое лучше, чем старое. Ладно, Тася, бог с ней, а Ваня, как он без него? И как я? Воображение рисовало картину их встречи с Анной, каких-то смутных событий, которые могут произойти, где-то там далеко домик, где она живет с больным Коленькой, и где появляется он, оторванный от прошлой жизни с какими-то надеждами на лучшее.
Из тумана забывчивости его вывел возглас Вани. Он посмотрел вниз и увидел, как гнется удочка в руках сына. Он подскочил во время, погасил энергию рыбы, метавшуюся в глубине, перехватив удилище из рук сына и дав маленькую послабку. Он сразу понял, что это сазан, только эта рыба так активно ходит на крючке. Вытащить её проблема, если крючок возле губы – тяжесть и бойкость помогут ей сорваться. Поэтому Андрей подтягивал её осторожно, не дергая. Вот показался плавник, хребет и, наконец, они увидели его всего в мутной воде. Сазан был килограмма на три. Он почти вытянул его из воды, держа леску уже руками и передав удочку Ване для страховки, а сам уже руками загреб рыбу и выкинул на берег, не пожалев ботинок.
Ваня упал на сазана и держал его обеими руками и прижимал грудью, пока тот не перестал двигаться.
– Ну, ты молодец, – сказал Андрей, вытаскивая крючок из щеки рыбы. – Такого сазана зацепил.
– Он не сразу клюнул, па, игрался вначале, я думал малёк. Поплавок прыгал, прыгал, а потом пошел вниз, и я натянул, – с веселым блеском в глазах рассказывал Ванечка, – как подсек! Он сам подсёкся. Я чувствую – большая рыба.
– Да, большой сазан, – смеялся Андрей. – Редко выпадает такая удача. Здесь я ни разу такого большого не ловил. Ну, неси тряпку. В мокрую завернём, она не пропадет до дома.
Пока Ваня бегал за тряпкой, Андрей сидел на корточках перед рыбой и смотрел на речку, на клонившееся к закату солнце. Было видно далеко, далеко ленточка шоссе, снующие по ней машины, мост через речку – все в синей дымке.
– Па, я принес, – сказал, задыхаясь, Ваня, протягивая ему тряпку.
– Я что подумал, сынок, – сказал Андрей, – давай отдадим рыбу дяде Аману. Его жена нам быстро приготовит ужин, а то ж мама сама чистить рыбу не будет, придется нам самим, а потом, может быть, и жарить тоже самим придется. А здесь мы с ними и покушаем, и поговорим о том, о сём. И им хорошо и нам.
– А я хотел ей показать, какую рыбу мы поймали.
– Ей лучше о рыбе не говорить. Она же не любит с нею возиться. Не будем её расстраивать.
– Ну ладно, – сказал Ваня.
Андрей взял сазана за жабры и отнес хозяину к его великому удовольствию.
Туркмены вообще мало занимаются рыбалкой, хотя рыба у них часто бывает на столе. Они в покупают её у русских рыбаков.
После этого они продолжили каждый свое дело – Андрей убирать кустарник и траву, а Ваня рыбачить.
Через час они сидели на туркменском ковре, расписанным золотыми нитками и национальными затейливыми красными и чёрными узорами, и лакомились свежеприготовленной, прожаренной в кипящем масле, с золотистой корочкой рыбой.
Аман рассказал, что взял в аренду участок земли в Хаузханском массиве и теперь выращивает на нем хлопок, кроме этой работы по обслуживанию сада гостиницы.
– Поливать хлопок надо каждую неделю, – говорил он, – приходиться ездить на машине. Не знаю, какая выгода будет, когда урожай соберем.
– Хлопок хороший, – сказал Андрей. – Но мне один раз пришлось переехать на другое место, первый раз не на тот сорт попал. А потом ничего, нормально качнул мёду.
Так они сидели и разговаривали за едой, а жена его время от времени, заходила в комнату, подавала то салат, то чай в маленьких фарфоровых чайниках. И она, и дети Амана ужинали в соседней комнате и являлись по первому требованию главы семьи.
Когда гости засобирались домой, Аман сказал ей что-то по-туркменски, и уже перед самым отъездом, она принесла им свежеиспечённый чурек – лепёшку и мешочек с творогом – чекизе, которое очень любил Андрей. Отказываться было неприлично, и Андрей, искренне улыбаясь, поблагодарил гостеприимного хозяина и хозяйку.
У въезда в город он остановил машину, поставив по привычке под раскидистое дерево у дороги, хотя солнце совсем склонилось к закату. Андрей решил поговорить с сыном. Он сказал ему правду.
– Ты помнишь Анну, ту женщину, которую мы встретили на море?
– Ту, что была с больным мальчиком, с Колькой?
– Да.
– Помню.
– Понимаешь, у нас с твоей мамой ничего не получается. Всё очень плохо. Так как мы живем – не должно быть.
– А как надо?
– Ну, надо, чтобы люди любили друг друга, чтобы уважали, чтобы каждый выполнял свои функции, а не перекладывал их на другого. Надо поддерживать друг друга в трудную минуту. А у нас этого нет. Я принял решение развестись с твоей мамой.
– А как же я?
– Тебе предстоит выбрать, с кем ты останешься. Я бы хотел, чтобы ты остался со мной.
– Но ты же уйдешь из дома.
– Из этого уйду.
– И где ты будешь жить?
– Сначала у мамы, у твоей бабушки, а потом будет видно. Может быть, в Кисловодске. Она позвала меня.
– Ты что…уже поговорил с нею?!
– Нет, я просто… я получил письмо и уже взял билет. Через десять дней я улетаю в Минводы. Она с сыном в Кисловодске.
– Ты уедешь навсегда!?
– Нет, конечно. Я же не знаю, как всё сложится. В любом случае вернусь, чтобы закончить здесь все дела, получить развод.
– А давай, пап, я поговорю с мамой.
– Это не поможет, Ваня. Я же каждый день с ней говорю.
– Вы просто ругаетесь. А я скажу ей всё, чтобы ты не уезжал и не бросал нас.
– Боюсь, она не поймет.
– Я поговорю. Увидишь, как всё будет хорошо.
– Поговори, – вздохнул Андрей, – может быть, твои доводы заставят её пересмотреть свои взгляды на семейную жизнь.
Он включил зажигание и через несколько минут они были дома.
Говорят, что «все, что не делается – всё к лучшему». Ваня поговорил и разразился скандал.
– Если ты хочешь уезжать, то уезжай! – кричала Тася, яростно сверкая глазами. – А ребёнка не впутывай в свои шуры-муры! Я через три дня выйду замуж после нашего развода. Ты у меня – вот где! Достал уже! То ему не так, другое не так. Нечего с нами жить, если не нравится!
И началось, как всегда, непониманье, неуваженье, не желание сделать шаг навстречу, разобраться в себе самой.
Поэтому через час Андрей собрал свои вещи, погрузил их в машину и уехал к матери. Она была в курсе его семейных неурядиц, поэтому не удивилась, а успокоила его как могла.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги