– Умер, – возразила я.
Степа отрицательно помотал головой.
Я стояла на цыпочках, опустив пальцы ног в носы узких туфель. Поняв, что напуганный парень не собирается помогать мне обуться, я вышла из них, и, даже не успев оформить мысль, подошла к трехстворчатому шкафу в прихожей, открыла нижний левый ящичек и, поворошив щетки и банки с кремами, вытащила блестящую металлическую ложку.
– Ты тут прямо как дома, – невзначай заметил Степан.
– Пока, – одновременно с этой его фразой обронила я.
И только у двери своей квартиры пришло осознание необъяснимой уверенности, с которой я выдвинула именно этот ящик…
Ключ в руке дрогнул. Правда, а как я безошибочно нашла ложку в чужом доме?
И откуда-то свыше пришел ответ на этот вопрос.
Ты не нашла ее. Ты знала, что она там.
Но в очередной раз удивиться я не успела, потому что от размышлений отвлек громкий телефонный звонок.
Я подняла трубку со стоящего на тумбе аппарата.
– Даша? – оттуда послышался голос
Артема Витальевича!
– Да-а… – протянула я пораженно. Ишь, явился!.. Сейчас, наверно, извинится, скажет: «Простите, что не смог вас предупредить, обстоятельства заставили меня срочно…»
Но наполовину составленную в уме фразу разбил металлический тон:
– Где вы были сегодня в двенадцать дня?
Такое начало меня огорошило, поэтому я только безмолвно хлопнула ресницами.
– Алло! – требовательно позвал педагог.
– Как – где?.. – произнесла я, наконец. – В училище. Ломилась в семнадцатую аудиторию.
– Даша, оставьте этот жаргон! «Ломилась»!.. А вы в курсе, что Элеонора Львовна пришла ради вас с температурой?!
– Ну я была там, Артем Витальевич! – чуть ли не крича, начала уверять я. – Там никого не было!
– Где никого не было? – холодно уточнил преподаватель.
– Нигде! Ни в училище, ни в классе! Все двери были заперты. Поэтому я и в них и ломилась…
В ответ раздался саркастический смешок.
– Значит, вы там были. А в журнале вы, надеюсь, отметились?
Я вспомнила журнал, где не значилось ни одной фамилии.
Но говорить этого Артему Витальевичу я почему-то не стала.
Я почувствовала, что происходит что-то непонятное. С того дня – когда фальшивая контрольная сама собой переписалась моим почерком и впрыгнула в портфель, выпихнув оттуда настоящую.
На прощание голос Артема Витальевича стал совсем ледяным.
– Только из уважения к вашему отцу я назначил вам последний срок сдачи – двадцать второе июня.
– Ровно в четыре часа?.. – ляпнула я.
Трубка загудела, и я медленно опустила ее на рычаг.
Ну я же там была! Почему он мне не верит?..
И журнальная страница с сегодняшним числом была пуста! И двери закрыты! Почему он мне не верит?..
И в этот момент я вспомнила Степино жалобное лицо и его фразу:
«Останься здесь сама, тогда поверишь!..»
И почувствовала кожей, каково быть на его месте.
В ту же секунду я собралась наверх, к Борису Тимофеевичу.
Надо поддержать парня.
Хотя он, безусловно, городит несусветную чушь.
Интересно, что по этому поводу сказал бы Артем Витальевич?..
Не раздумывая больше, я вновь поднялась на двенадцатый этаж и позвонила.
Глава пятая
– Можешь лечь в зале, а можешь – в спальне дяди… – указал Степа на узкую, продавленную в середине, кровать Бориса Тимофеевича. Как и большинство вещей в квартире покойного, кровать была старинной, скорее всего, французской – про такие шишечки по краям изогнутой металлической спинки я когда-то читала в произведениях Мопассана и Золя.
Глянув на нее, тонущую в свете неяркого ночника в форме раскинувшей крылья чайки, я почему-то испытала непередаваемый страх.
Только не в спальне дяди!..
– Пожалуй, нет. Давай… – Я ужаснулась, что предлагаю такое, – давай ляжем в одной комнате.
Честно говоря, в детективах Агаты Кристи меня всегда удивляло, почему героям, которых по очереди убивали в их спальнях в каком-нибудь особняке, не приходило в голову до выяснения личности убийцы спать всем вместе в одной большой комнате?..
Степа не нашел в моем предложении ничего предосудительного.
– Давай, – согласился он.
