– Это хорошо.
Он завис, всматриваясь и любуясь каждой чёрточкой лица напротив, пока не осознал, чего хочет.
– Всё нормально? – послышалось из динамиков.
– Да! – ответил он всё так же зачарованно, но тут же встрепенулся. – Я не знаю… не знаю, как у тебя дела, где работаешь, что с личной жизнью… Но я хочу встретиться и узнать! Ты можешь?
Лера снова отстранилась от экрана и задумчиво закусила ноготь, видимо, что-то прикидывая в голове, о чём говорила блуждающая на её лице загадочная улыбка.
– Да, давай! Где?
– А ты в Москве?
– Почти.
– Тогда через сорок минут на Чистых, у посадочной.
– Ничего себе ты быстрый! Ладно, я, в принципе, готова. Вызываю!
Она, конечно же, немного опоздала, но Даниил на это и рассчитывал. Ещё в полёте он забронировал столик в новомодном Rest'or'Run, расположившемся в атриуме сверкающей стеклянными углами высотки, где совсем недавно крутилась огромная красная нефтяная капля, и теперь сидел на неизменных вековых скамейках у метро.
Дроны садились по очереди и, взяв нового пассажира, тут же быстро отлетали в сторону, чтобы не создавать очереди. Указать пункт назначения нужно было уже в воздухе – слава богу, любую речь они понимали безошибочно, а для полёта ничего не требовалось, кроме лица. Собственно, носить с собой какие-либо документы тоже уже давно не было необходимости после полного перехода на госрегистры и поголовного снятия биометрии ваш face и voice идентифицировала любая камера, а сетчатка, пальцы и передовой тест ДНК нужны были только для самых ответственных операций, в первую очередь вносящих изменения в те самые государственные базы данных.
В повседневной жизни хватало просто посмотреть на экран и сказать «привет», а самой неприятной ситуацией стало участие в какой-нибудь драке, после которой ваше опухшее лицо не срабатывало на терминалах первого уровня в ритейле и транспорте, и вы даже не могли купить себе стаканчик кофе.
Лера гордо вышла из аэротакси. Тёмно-бордовый костюм "авиатор" из модной тончайшей глянцевой мембранной ткани (шипяще-лающую немецкую фамилию автора которой он так и не мог запомнить) обтягивал поддерживаемое в отличной форме тело.
– Мы не общались двадцать два года! – требовательно заявила она сразу. – Почему вдруг?
– Не знаю, – он пожал плечами, досадно скривил уголок губ и качнул головой, – наверное, потому что ты мне сегодня приснилась в нейро.
– Принято! – Лера, наконец, улыбнулась. – Так куда пойдём?
– Туда! – Даниил указал наверх прямо за её спиной, заставив удивлённо обернуться.
* * *Высокий просторный атриум был заполнен коричневыми плетёными шарами, хаотично расположившимися на разных уровнях: одни толпились внизу, словно икра неведомых гигантских амфибий, другие висели под самым куполом осиными гнёздами.
В одном из них за небольшим столиком сидели двое. Молодой человек оставил в гардеробе свой олдскульный пиджак с подогревом и теперь был в нейтральной белой рубашке. Девушка была одета в тёмно-красный обтягивающий костюм, который не предполагал под собой других вещей гардероба, кроме нижнего белья, а потому верхней одеждой не считался.
– Да, заварили вы кашу… как думаешь, пойдёт на это правительство? Это ведь всё-таки международные отношения.
– В этой стране с определённого момента граждане стали принимать решение, что и как делать!
– Да-да! – Лера почему-то лукаво посмотрела на него. – Хочешь сказать, что это всё не зря?
Она захотела что-то показать ему на встроенной в стол панели, но даже на секунду возникший на экране личный профайл заставил Даниила Морякова широко открыть от удивления глаза и всплеснуть руками.
– Ничего себе у тебя социальный рейтинг! Ты Мать Тереза, что ли?
– Почти, – она с упоением сделала первый глоток ледяного брюта и продолжила троллить. – Не под стать вам, политикам!
– Я не политик!
– Ой да ладно врать-то!
– Стой! Не хочу об этом говорить. Расскажи, расскажи о себе.
– Ну… Я биолог, инженер… короче, смесь всего этого, – Лера достала из кармана маленький блестящий контейнер с крохотным зелёным листочком логотипа. – Узнаёшь?
– Конечно!
Не узнать логотип «САНЭКО» было трудно, потому что споры о нём не утихали уже больше десяти лет. Зелёный листочек обманывал экологичностью, но, фактически, за ним стояла нефтянка. И хотя надо отдать им должное – за столь короткий срок эта компания стала одним из мировых лидеров в производстве «умных» лекарств, углеводородное лобби проводило модернизацию базовых производств непозволительно медленно, сопротивляясь всеми своими мазутными конечностями. За это Фонд их открыто недолюбливал.
– Значит, на нефтянку работаешь?
Видя, что собеседник недовольно поморщился, Лера предпочла поскорее реабилитироваться и как можно более расслабленно и широко взмахнула рукой, так что их подвешенный плетёный кокон зашатался и слегка прокрутился вокруг своей оси.
– Ладно-ладно! Не распространяй на меня вашу вражду. Я работаю на последнем уровне этой технологической цепочки и именно над теми идеями, которыми вы всех заразили в своём фонде. Над будущим!
Белая рубашка напротив в довольстве выпятила грудную клетку.
– Хорошо, – он выдохнул, – давай дальше! Чем ты заслужила свои 9.8, с которыми, как я помню, можно беспрепятственно входить к чиновникам любого ранга?
– Кроме двух протокольных.
– Да, кроме них.
– Это всё из-за… Хотя нет, здесь, конечно же «благодаря». Но почему-то оно не встаёт в конструкцию предложения. Пусть будет "из-за" – видимо, наши мудрые предки считали такую оценку, такое признание, бременем… В общем, это из-за моей дочки.
– Ты замужем?
– Нет, что ты! Рано ещё! – Лера рассмеялась, но тут же, подозревая различные неприятные мысли про себя в голове собеседника, посмотрела на него. – Она у меня приёмыш!
Даниил ответил одобрительным взглядом, и её сомнения развеялись сами собой.
– Ты же знаешь про зарегистрированный скачок числа… ну, необычных людей. Очень похоже, что мозг человека в определённый момент, лет двадцать пять – тридцать назад, действительно, перестал справляться с новыми объёмами информации, успевать всё осмысливать и осознавать себя в мире, меняющемся с дикой скоростью. Как это желание «закрыться в домике» передалось с генами родителей – не знаю! – Лера изобразила руками крышу над головой, снова слегка раскачав кокон. – Но факт налицо! Моё солнышко, она такая же. Индиго, если говорить псевдонаучными терминами.
– А я, как ты знаешь, один… – произнёс он грустно.
Их тайное убежище немного развернулось, открыв Морякову возможность отстранённо взглянуть куда-то вдаль за её спиной сквозь окно атриума. Не выдержав, Лера обернулась, но практически сразу озарённо повернула голову обратно.
– Думаешь об отце?
– Да, там тогда это случилось, – сказал он с грустью и указал пальцем, а потом запрокинул голову и тем же пальцем ткнул в ожоги на шее. – Кто же знал, что всё так обернётся и я тебя двадцать два года не увижу! Я ведь мелким пацаном был, а с того вечера, после твоего поцелуя обрёл крылья и ничего не боялся! Но жизнь оказалась гораздо более интересной попутчицей.
Лера задумчиво несколько раз провела подушечкой пальца по стеклянному ободку бокала, а затем придвинулась ближе, взяла его за руку и посмотрела в глаза:
– Хочешь повторим?!
Глава 2
Настало время рассказать, что, собственно, произошло и что поменялось в стране со времени их школьного поцелуя. А произошло много прелюбопытного.
Убийство нового президента Андрея Морякова всколыхнуло, подействовало отрезвляюще на все пласты общества. И хотя властные круги попытались вернуть потерянный административный контроль, их планам не суждено было сбыться – почувствовавший справедливость и главенство закона электорат сам нашёл достойных, по его мнению, продолжить начатое.
Полгода шаткое равновесие удавалось держать. Возможно, благодаря тому, что команда почившего президента с утроенными силами принялась реализовывать задуманное, не давая народу усомниться в выбранной линии. Военные и полиция – основа бывшей государственной машины – старательно сливались с населением, демонстративно показывая, что они такие же граждане, а их служба – это просто работа. Ничего личного. Через шесть месяцев страна обрела нового достойного лидера.
Новый глава государства – выдающийся хирург, привыкший проводить двенадцатичасовые операции, столкнулся с задачами, которые потребовали ещё большего времени и усилий. Необходимо было исполнить обещанное избирателям, «вырезать по живому» из тела государства несколько закоренелых, тяжелооперабельных образований. Незнакомая, неподъёмная ноша.
Вот тут-то и настал час Елизаветы Моряковой. Бог знает, каких усилий ей это стоило, но, оправившись от горя и иссушив океаны слёз, она бросила клич и основала в память о муже новую организацию.
«Фонд» – это первое слово было написано на табличке у входа блестящими заглавными буквами и довольно скоро стало именем нарицательным.
Под его крылом за круглым столом собрались двадцать пять откликнувшихся лучших, способных видеть будущее либо по крайней мере так считавших умов из разных отраслей. Профессоры, опытные управленцы, финансисты, пара digital officers, промышленники, методолог, безопасник и один планировавший в случае чего организовать всю эту ватагу социальный инженер поначалу со скепсисом смотрели друг на друга, открывали ноутбуки, поправляли очки и выходили покурить, но на следующий день всё-таки снова стянулись в старый особняк.
На третий день, после споров и сомнений, показавших, что некоторые участники осознали и приняли свою миссию, секретарь сделал в пустую книгу, спешно купленную в ближайшем магазине подарков, первую надпись: «Для наших детей». Этот девиз – принцип, базовый пункт собственной конституции – участники решили поставить во главу всего, что бы они ни делали в сих стенах. Так родилась легенда.
Фондовики не претендовали на должности и бюджеты, они решили заняться конкретными прикладными задачами, касающимися качества жизни всех граждан страны, и довольно скоро мнение этого сообщества приобрело столь значительный вес, что стало восприниматься как программные вехи, этакие «майские указы», но только основанные на всесторонней и объективной оценке.
Через семь месяцев фонду удалось сделать то, что уже давно не получалось у власти. Описав главные язвы на теле страны, его участники составили список приоритетных задач. Затем разработали взвешенный roadmap для решения первых из них. При этом учитывали не только законы, ответственность и финансирование, но главное – вовлечённость граждан и интересы реального сектора экономики. Спустя два месяца жарких дебатов и обмороков Елизаветы Моряковой, под давлением общества план был одобрен всё ещё страдающей от бюрократических привычек государственной машиной, и шестерёнки закрутились.
«Лес+» – говорил пункт номер один. Не через пять лет, не через три года, а здесь и сейчас «зелёных лёгких» должно становиться больше! Уже через месяц при поддержке ассоциации AI была введена в строй система спутникового мониторинга, которую ответственно-безответственное ведомство двадцать лет не могло, а скорее, не желало запускать. Через два с половиной месяца были аннулированы все внутренние и международные соглашения на вырубку, введён новый стандарт договоров, предусматривавший посадку пяти новых деревьев за каждое спиленное, и восьмилетний переходный период, после которого заниматься заготовкой смогли бы только компании, заранее обеспечившие себя кратным количеством уже подросших деревьев. Народ воспринял всё это с явным воодушевлением, и в рамках всероссийской акции за два дня высадил более 290 млн саженцев – по удвоенной численности населения.
Как предсказывали эксперты и моделирование фонда, не оправдались опасения за будущее заготавливающей и перерабатывающей промышленности. Для отрасли была разработана простая и понятная стратегия с государственной поддержкой сверхглубокой переработки и безвозмездным предоставлением земель для высадки, так что подавляющее большинство предприятий, воспользовавшихся ею, не без ломки, но трансформировались. Для многих лесопилок почему-то стало неожиданностью, что с вырубкой способна справляться одна машина, а на ветках и опилках можно неплохо зарабатывать.
Конечно, сопротивление было. Через полгода стену жёлтого особняка украсили светящейся памятной панелью со сменяющимися фото первого участника совета, в знак устрашения получившего пять быстрых пуль на парковке собственного дома после того, как он отвёл двойню в детский сад. Фонд воспринял это событие мужественно, как вызов.
«Мусор*0» – вторая язва тоже относилась к сфере экологии, но выходила далеко за её рамки. Нужно было взрастить потребность, ответственность в сознании граждан, и фонд занял жёсткую позицию, решив осуществить это в одном поколении. Пропаганда раздельного сбора, скорый мораторий на полигонное захоронение отходов, вывод из обихода токсичных и плохо разлагаемых материалов, 100%-ная переработка – для этого на базе фонда был организован проектный центр, некоммерческая саморегулируемая организация, ответственная за доступ на российский рынок всех передовых мировых мусорных технологий. Это и выстрелило: десятки стартапов и умудрённых опытом осторожных компаний-мастодонтов, получив поддержку государства и полный карт-бланш, распугав мусорных чаек, ринулись осваивать огромный реальный рынок размером с одну шестую суши и вскоре образовали несколько технологических симбиозов с удивительными показателями. Биоразлагаемые материалы, роботизированная сортировка, новые способы переработки и виды вторсырья, экологичные производства новых материалов, заточенные исключительно под это вторсырьё…
Через несколько лет страна начала поставлять технологии за рубеж, а через семнадцать – к моменту, когда совет фонда поставил на пожелтевшем листе Книги двадцать пять подписей в знак удовлетворённости от проделанной работы, – стала одним из мировых лидеров по переработке отходов.
Дальше последовала полная социальная адаптация людей с повышенными потребностями и социальная реабилитация осуждённых. В свою очередь, урбанистическое направление запустило программу трёхкратного уменьшения плотности застройки – не расселения жителей по деревням (Фонд как раз высказывался за расширение девственных лесов), а размазывания городов по территории для создания более комфортной среды обитания и уменьшения непродуктивных временных затрат на передвижение и стояние в пробках.
Программа очень удачно легла на концепцию Smart City. Оказалось, что достаточно снизить стоимость участков под такие промышленно-жилые проекты и с помощью рекламы ввести моду на близкие к земле этажи – частную и горизонтальную «сингапурскую» застройку, – и эти процессы на фоне благоприятной окружающей среды и всё большего проникновения удалённой работы начнут проходить абсолютно естественно. Проблемой стала хозяйская психология мэров небольших городов, в основном требовавшая осознания своего городка концентрированным центром чего-либо, но и её победили, введя в законодательство новую структуру органов самоуправления в таких конгломератах небольших по населению, но полностью равноправных территорий.
Через пару лет Елизавета Морякова запустила собственную глобальную инициативу «СемьЯ». Абсолютно не религиозный проект не спонсировал рождаемость, не предлагал деньги в обмен на ребенка. Его задачей было создать такую среду, в которой любой родитель был бы уверен в будущем своих детей, как и в том, что посаженное в неё семя прорастёт и даст плоды. Эта цель, помноженная на жизненную энергию Елизаветы, в итоге оказалась катализатором для всего социального блока: здравоохранения, образования, самореализации, культуры, туризма…
Вскоре в программу «постучалась» полиция, пожелавшая трансформировать систему работы с трудными подростками. Инициативная группа кумиров молодёжи – музыкантов, инфлюенсеров, блогеров и киберспортсменов – взялась за антинаркотическую пропаганду, практически сразу найдя общий язык с правоохранителями, с которыми они тут же придумали несколько интересных совместных ходов.
Надо сказать, что этими и многими другими внутренними направлениями параллельно успешно занималось само обновлённое правительство. Судебная система, безопасность, борьба с наркотиками, наука, транспорт развивались и улучшались естественно, так как с исчезновением повсеместной коррупции к людям вернулось чувство справедливости, а за ним – ответственность за своё дело. Все эти направления пересекались и взаимно дополняли инициативы Фонда.
Спустя девятнадцать лет экономика страны почти полностью перестроилась, семнадцать страниц Книги были засвидетельствованы подписями Совета, а стену жёлтого особняка украсило тринадцатое табло скорби. С потерями пережившая вторую пандемию, с повреждёнными лёгкими, измождённая и доведённая до хронического недомогания Елизавета Морякова отстранилась от работы и передала дела Фонда в руки тридцатилетнего сына Даниила. К тому времени он уже получил блестящее образование, имел опыт руководства инициативами Фонда и сформировал своё – довольно радикальное – видение будущего.
Глава 3
Отгремел Новый год. Держа дочь за руку, Лера аккуратно обошла огромный двухуровневый пентхаус, показывая той каждый уголок, каждую деталь нового незнакомого дома. На это ушло больше двух часов.
– Господи! – она растянулась на стеклянной поверхности кухонного островка так, что даже свесила ладонь и фривольно коснулась пальцами бедра Даниила, сидевшего на противоположной стороне. – Иногда это просто вымораживает!
– Ну вы же не каждый день переезжаете, – ответил он, протянув ей отрезанный кусок яблока.
– Знаешь, раньше она воспринимала абсолютно всё в штыки. Что-то новое – закрылась. Не нравится – закрылась. Боится – закрылась. Рада – закрылась от самой себя и реакции со стороны, – Лера выпрямилась и взяла яблоко и нож из рук мужчины. – Но сейчас стало легче. Мне кажется, что она частично ориентируется на меня. Авторитет, что ли, заработала…
– Это любовь.
– Хорошо бы! – она обернулась и посмотрела на противоположную сторону, где в самом конце 270-градусного остекления осталась чем-то заинтересованная Мэй. – Вот и к тебе довольно быстро привыкла.
– Ещё нет.
– Она тебя не боится, понимаешь?! Не кричит, не впадает в истерику. В её системе координат это очень большое признание! Возможно, даже чувство.
– Я польщён.
Даня обогнул прозрачную столешницу, чтобы поцеловать любимую, но сделать это ему помешал внезапный звук, донёсшийся с другой стороны пентхауса, от которого Лера подскочила как ужаленная. Это был смех.
* * *Среди всего этого огромного пространства Мэй больше всего понравилась обращённая к окнам ниша под дальней лестницей – иммерсивный грот, весь покрытый чёрными зеркалами экранов, на разбросанных пуфах которого можно было релаксировать или работать в любой удобной позе. Но главное – эта часть дома не была проходной, сюда почти никто не заглядывал мимоходом и не мешал одиночеству.
Дав маме уйти, Мэй аккуратно опустилась на колени и брезгливо ощупала подушки вокруг. Засунула руку под одну тёмно-синюю и немного удивлённо, по-совиному изогнув шею, перевернула её. Ещё раз широко раскрытой ладонью медленно, еле касаясь, провела по короткому ворсу на её поверхности. Видимо, какие-то внутренние сомнения и страхи развеялись – девочка сняла рюкзачок, наклонилась и провела щекой по мягкой шершавости пуфа. Потом вдруг сгребла руками подушки в кучу и удовлетворённо уткнулась в них лицом. Ей было хорошо! Плавно, по-кошачьи, она легла поверх этой пирамиды, поелозила, устраиваясь поудобней, и наконец, умиротворённо сложив руки на груди и закрыв глаза, сделала несколько глубоких размеренных вдохов. Здесь можно жить!
Девичьи руки станцевали в воздухе несколько плавных па, а затем левая потянулась и коснулась свода над собой.
Чёрное зеркало внезапно отозвалось так странно, что Мэй испуганно отдёрнула ладонь и сжалась. На месте её касания засветился яркий голубой след, будто на той стороне неведомый зверь приложил к стеклу свою мохнатую лапу. Ей понадобилось больше минуты, чтобы прийти в себя, но интерес пересилил. Она протянула правую руку и коснулась панели сбоку – след медленно проявился на новом месте. Быстро перевернулась на живот, отбросила в сторону оранжевый пуф и ударила ладонью по полу – лапа так же стремительно прыгнула вслед за ней. Удивительно! На девичьем лице возникла так редко появлявшаяся улыбка.
Разметая подушки, Мэй доползла до самого дальнего и тёмного конца грота, до панели самого густого чёрного цвета… И снова голубая лапа была тут как тут!
– Кто ты? – прошептала она, чуть ли не впервые в жизни сама начиная разговор, стараясь не развеять налёт таинственности, и, всё так же лёжа на животе, огляделась по сторонам.
– Я? – раздалось эхом вокруг. – Я – лис!
Звук сфокусировался, и сбоку из черноты вышло и село на задние лапы небольшое существо, полностью покрытое колышущейся на ветру голубой шерстью, с длинным хвостом, большими стоячими ушами и узкой умной мордочкой. Глядя на него, Мэй заинтересованно наклонила голову.
– Тебе не кажется, что это движение больше подойдёт мне? – ответил лис.
Как все псовые, он поднял одно ухо вверх, прислушиваясь, словно уловил принесённый порывом далёкий настораживающий звук. Увидев ответную улыбку, зверь медленно обошёл по панелям вокруг, а на противоположной стороне опустился и, подражая ей, положил мордочку на лапы. Он был готов ждать.
Прошло около двух минут, прежде чем любопытство Мэй снова преодолело внутренние барьеры.
– Давай играть! – прошептала она.
– Ну что же…
Лис плавно поднялся на задние лапы и начал сгибаться в хищную пружину – с такой медлительностью, от которой в волнительном ожидании дети обычно начинают нервно хихикать. Не сдержалась и эта девочка. Но стоило ей издать звук, как лис сорвался с места и перелетел на другую сторону, рассыпая по потолку голубые звёзды искр. Мэй проводила его зачарованным взглядом и бросилась вдогонку, через три секунды в прыжке коснувшись изображения ладонью.
– Осторожно! Молодец! – по-отцовски похвалил зверь, но тут же снова умчался прочь. – Теперь ногой!
Мэй с разбегу распласталась, словно футболист в подкате, и, проскользив по чёрному глянцу, стопой достала до голубой шкуры.
– Левой рукой, правой! – указывал лис, а Мэй волчком вертелась вслед за ним. – Вверх! – наконец скомандовал тот.
Ей пришлось подпрыгнуть, чтобы коснуться мохнатого живота, но всё же дело было закончено с первого раза. Именно в этот момент из её груди вырвался довольный смех, так сильно настороживший маму.
– Ты в хорошей форме, – констатировал лис, спускаясь по экранам прыжками, будто по опалённым зноем камням к водопою.
* * *Когда мама прибежала, Мэй сидела на краю грота с еле уловимым выражением радости на лице и отстранённо смотрела на небо в окне, словно птица, всю жизнь мечтавшая о высоком полёте. Рядом сидел голубой зверь.
– Всё хорошо, зай? – спросила Лера, стараясь приглушить нотки тревоги в голосе, хотя, честно говоря, впервые видела свою дочь такой довольной.
Получив утвердительный кивок и успев поймать за руку подоспевшего Даниила, который косо посмотрел в сторону зверя, она взяла тайм-аут и в конце концов решила не портить ситуацию расспросами, ограничившись лишь одним:
– Кто это? – Лера посмотрела на компаньона дочери, а тот посмотрел на неё и, как ей показалось, слегка подмигнул.
– Лис, – коротко и сухо ответила Мэй.
– Мы подружились, – поддержало существо и вернулось к такому же отстранённому наблюдению за небом.
– Хорошо! – только и сказала Лера, хотя душу её переполняла радость вперемешку с кучей вопросов. – Ну… мы пойдём?
И она настойчиво поманила Морякова прочь.
* * *– Это удивительно, – всплеснула руками Юлия Сергеевна, психолог, которая заинтересовалась сложным случаем и уже два года наблюдала за юной подопечной, но по такому поводу неожиданно быстро приехала лично. – Как ему это удалось? А, собственно, что это за лис? То есть кто?
– Это мой дворецкий, Иван, – ответил хозяин дома. – Подарок AI ассоциации, с которым мы, можно сказать, сдружились.
– Я не первый раз работаю с дженериками, но, простите, такого высокого уровня поведения не встречала.
Доктор вопросительно покосилась на хозяина дома и застыла, но Даниил согласился ответить только после обмена взглядами с любимой.
– Он… он на не совсем легальном положении. Точнее, на совсем нелегальном.
– Я правильно понимаю, что он – один из тех «альфа»?
– Да! – скрепя сердце сознался хозяин.
– Удивительно! – взволнованно повторила Юлия Сергеевна, взяв в руки стакан воды и тихонечко покружив его дном по зеркальной поверхности стекла.