– Что ж на всю ночь не остался? – удивился Виталик. – Засек бы и поймал того, кто стирает, – делов-то!
– А ночью, – посерьезнел вдруг Допинг, протягивая карту, – там лучше не показываться.
* * *
На пустырь, где стояла Общага, они вышли ближе к вечеру. Небо хмурилось, но не проливало ни слезинки. Ледяной ветер залезал под куртки, хватал за носы, холодил ладони и пробирал до костей. Виталик подкашливал, пряча лицо в оранжевом шарфе. Саша чувствовал себя не лучше, в носу уже предательски хлюпало, но упрямства друзьям было не занимать.
Перед уходом Саша расспросил новых знакомых о подражателе, и те с уверенностью сказали, что слышат о подобном человеке впервые. Допинг даже предположил, что Саша сам доделал граффити, обкурившись. «Со мной такое бывало пару раз», – со смехом признался он. Только Сашу это ни капли не утешило, и всю дорогу он молчал, погруженный в невеселые мысли.
Сейчас же Саша во все глаза смотрел перед собой, ощущая, как сердце, замерев на мгновение, начинает биться с удвоенной силой. Перед глазами встала недавняя ночь, побег из дома, силуэты родителей, сливающиеся со звероголовым незнакомцем… И здание, этажи которого тянулись в бесконечность – дальше, дальше, дальше, рассекая надвое небо, землю и время.
Общага и была тем зданием, которое он увидел в слившихся рисунках. В реальности она оказалась довольно невзрачной – семь этажей, серые стены, – но интуиция била в набат, а в теле поселился восторг пополам с тревогой.
Саша огляделся. Других зевак на пустыре не было, а вот у Общаги народ крутился, причем весьма странный.
– Смотри, – сказал Виталик, – это ж тетка-Пеннивайз.
У угла здания стояла женщина со связкой воздушных шариков, которые колыхались на ветру на уровне третьего этажа. Цветастый наряд, яркий макияж, сверкающая бижутерия – Саша сразу узнал безобидную городскую сумасшедшую. Он не раз видел ее в центре, а однажды даже сидел с ней рядышком в метро, наблюдая, как чудаковатую тетеньку втихаря снимает на телефон один из пассажиров.
– Чего им всем дома не сидится, – проворчал Виталик.
Кто-то ковырялся с машиной на стоянке, кто-то прогуливался вокруг здания, а кто-то не сводил глаз с двух друзей, оказавшихся на пустыре. За Общагой громко выла собака. По крайней мере очень хотелось верить, что собака.
– Не нравится мне это, братан, – сказал Виталик. – Мы тут у всех на виду.
– Ага. А Допинг предупреждал, что здесь небезопасно.
– Может, в другой раз тогда? Все равно вечер уже, ничего толкового не нарисуем.
Саша посмотрел на часы, прикинул, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до дома, и предложил покараулить еще немного. В конце концов, от них никто не ждет шедевра – достаточно любого наброска на стене. И это будет победа. Вряд ли существовал способ круче заявить о себе.
Они нашли укрытие за чахлыми деревцами и продолжили слежку за зданием. Между тем погода совсем испортилась. Заморосил дождь, ледяной и неприятный, но даже он не загнал всех обитателей Общаги внутрь.
Когда окончательно стемнело, а с курток так и лилась вода, мобильник в Сашином кармане требовательно запиликал. Ответив на вызов – конечно же, звонила тетя, – Саша кивнул Виталику, и друзья потянулись прочь с пустыря и от застывшего по центру здания.
* * *
Сидение в засаде под дождем не прошло бесследно, и на следующий день Виталик слег с температурой. Саша отмучился на парах в одиночестве и уныло вышел на улицу. Сегодня на удивление распогодилось, за краешком пухового облака мелькнуло солнце. Идти домой не хотелось, и Саша вновь поехал к Общаге.
Он провел там весь день, и следующий, и так всю неделю, показываясь дома лишь поздним вечером. Общага не выходила из головы, манила к себе. Саша приходил на пустырь, как на службу: прятался, наблюдал и ждал своего часа. Он верил, что рано или поздно сможет оставить граффити на стене здания. Его иногда пугало это неуемное желание: то, что начиналось как простое приключение, потихоньку перерастало в одержимость. Но обратного пути не было. Саша должен был доказать всем, и прежде всего себе, что чего-то стоит.
Вот только подходящий момент никак не подворачивался, да и без Виталика, который не шел на поправку, все было куда сложнее.
На вторую неделю наблюдений Саша осознал, что ничего не поменяется. Ему все время будет кто-то мешать. Оставалось либо бросить эту затею, либо наконец рискнуть. И он выбрал второе.
Квартиру Саша покидал тихо, как воришка. Если бы тетка застукала его в коридоре с рюкзаком в третьем часу ночи, то скандала было бы не избежать. Но все обошлось.
До места назначения он добрался на такси. Глядя на окутанный тьмой пустырь и стелящийся по земле туман, Саша почувствовал, как по спине поднимается волна мурашек. Пальцы покалывало.
Окна Общаги не горели – свет был только у входной двери. Все остальное пространство пожрал мрак. Это было Саше на руку.
Он неторопливо вышел из-за деревьев и крадущейся поступью направился к Общаге. Ледяной ветер обжигал кожу. Внутри рождалось какое-то странное, сладкое чувство. Саше хотелось немедленно достать баллончик и красить, красить, красить до изнеможения. Общага притягивала его, словно магнит.
Саша добрался до боковой стены и включил налобный фонарик. Быстро выудил из рюкзака баллончик, натянул респиратор. Огляделся вокруг. Показалось, что в темноте мелькнули огоньки. Саша тряхнул головой: нечего тратить на это время, пора работать.
Он редко продумывал граффити от и до, скорее действовал по наитию, на ходу создавая образы, сюжеты, композиции. Вот и сейчас как-то сама собой на стене стала расти черная спираль. Саша аккуратно выводил линии, прикидывая, что получается этакий портал, засасывающий в неизвестность. Не хватало только «чудиков», как их называл Виталик. Но чудики пришли сами.
Саша расширил портал еще немного, когда по стене сползли две тени в человеческий рост. Их никто не отбрасывал, черные силуэты, от которых в темноту уходили едва заметные ниточки, двигались сами по себе. Нарисованная спираль вдруг завращалась, начала пульсировать, и Саша отшатнулся. Тени махали руками, что-то показывали. И тогда в спину Саше ударил свет.
– Слышь, живописец! – громыхнул прокуренный голос. – Ну-ка, быстро бросил баллончик и отошел от стены.
Саша обернулся, увидел двух человек с фонариками в паре метров поодаль, мазнул взглядом по полицейской форме.
– Только не дури, пацан. Сейчас проедем в отделение, составим протокол и…
Саша швырнул в говорящего баллончик и бросился наутек. За спиной служители закона покрыли его трехэтажным матом, затопали тяжелые сапоги. Саша несся позади спящей Общаги, мимо темных окон и редких антенн, огибая здание. Преследователи нагоняли, и Саша слышал их дыхание.
Он завернул за угол, и тут словно кто-то схватил его сильной рукой. Сгреб за шиворот, дернул. Саша вскрикнул, и неизвестная сила втянула его прямо в стену.
Вначале он оглох и ослеп, но потом, проморгавшись, увидел полицейских, которые озирались в недоумении.
– Только что здесь был, – произнес один из них, и звук дошел до Саши приглушенно, словно сквозь вату.
Преследователи порыскали еще какое-то время рядом с Сашей, не замечая его, – хочешь, протяни руку и дотронься до полицейской фуражки! – но вскоре удалились. А Саша наконец осмотрелся в своем убежище. Вокруг, куда ни глянь, шевелилась и шелестела чернота. Это был мир теней, и они сновали повсюду.
Голова шла кругом. Зрение привыкало к беспросветной темноте, и Саша начинал различать что-то вроде лиц здешних обитателей. В уши обрывками слов проникал шепот множества голосов. Тени – десятки, сотни, тысячи! – заметили гостя и стали приближаться.
Саша попятился. Тени людей толкались, сливались в единое целое, а над ними поднимались исполинские бесформенные фигуры. Саша сделал еще шаг назад и вывалился из стены.
Привычный мир встретил сыростью и холодом, заботливо окутал туманом. Саша, тяжело дыша, смотрел по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Из-за туч выглядывал огрызок луны. На пустыре снова выла собака. Прямо перед Сашей была стена Общаги – с граффити, которое он сделал на другой стороне здания. В глубине спиралевидного портала застыли человеческие силуэты. Тени.
Неподалеку послышалась ругань. Похоже, полицейские не теряли надежды найти беглеца. Саша быстро поднялся, отряхнул штаны и стянул с головы фонарик. Тот оказался испорчен, будто оплавился там, в стене. В мире, где нет места свету…
Из-за угла вышел мужчина в куртке с накинутым капюшоном – лица не разглядеть. Он медленно шагал вдоль здания, держась рукой за стену. Остановился у граффити, ощупал нарисованную спираль – портал из черной краски.
– Тени волнуются, – сказал он и повернулся к Саше: – И все из-за тебя.
Незнакомец достал из кармана большой коробок, чиркнул спичкой и поднес огонек к граффити. Краска занялась, вспыхнула, точно солома, и осыпалась хлопьями пепла. На стене почти ничего не осталось.
Он скинул капюшон, и на Сашу уставились черные провалы глаз:
– Ты хоть знаешь, кого мог оттуда выпустить?
Незнакомец чуть повернул голову влево, будто прислушиваясь, и с той стороны раздались голоса. Через мгновение замелькал свет фонариков.
Саша не стал дожидаться полицейских и побежал. Холодный воздух резал легкие через респиратор, рюкзак стучал по спине, под ногами хлюпала грязь. Чуть сбавив ход, Саша обернулся. В ночи плясали пятна электрического света. Незнакомец стоял у стены Общаги и, казалось, смотрел в Сашину сторону. А потом в одно мгновение растворился в темноте.
Саша вновь перешел на бег и больше не останавливался.
