– О, батюшка-царевич! Касатик… – начала она, оживленно махая руками. Далее ее рассказ пролетел мимо моих ушей, потому что я не мог понять, как такая хрупкая старушка смогла вырубить такого здорового увальня, как Иван? – Ну так, что скажете? Беремся?
– Беремся! – ответил я и закрыл дверь.
– Десять минут дайте! – прокричала Любовь Петровна.
– Батюшка-царевич! Мы все здесь! – отрапортовала появившаяся в дверном проеме голова Любови Петровны. – Кого прикажете первым?
– А что такое? – удивленно спросил я. – Куда первым?
– Ну вы же сказали…
– Ах, да! – воскликнул я, пытаясь вспомнить, о чем говорила она ранее. – Не надо никого! Я сам выйду!
– Ага, поняла! – ответила она и скрылась за дверью. – А ну, давай ты… ну чего сидишь, а! – раздался скрипуче голос Любови Петровны.
– Отличный из нее сыскной получился бы! – ненароком подумал я и широко улыбнулся, но тут же сделался серьезным.
В двери показался Филимон, княжий летописец и по совместительству хранитель казны. Что-то вроде бухгалтера.
Мужичок в возрасте. С длинючей бородой и густыми бровями. Близко посаженные мелкие голубые глаза делали из него всегда доброго и наивного дедулю, чем он иногда и пользовался. Кстати, почти у всех местных мужиков такое лицо.
– Здрав будь, Дмитрий Сергеевич! – пробубнил он, снимая высокий колпак с головы.
– Я сейчас выйду! – тут же ответил я, вставая со стула.
– Да мне бы немного поговорить с вами наедине! – нервно ответил он, теребя колпак. Его глаза забегали по сторонам.
– Я сейчас выйду, Филимон! – более грубо ответил я и направился к выходу. Филимон нервно задергался.
– Но мне нужно с вами переговорить!
– Мне про тебя уже все рассказали! А коли что, князю доложу, а тот на кол тебя…
– Чего сразу на кол-то? Ничего я не делал!
– А чего нервничаете? Значит есть, что скрывать! – слегка поднадавил я. У Филимона выпал колпак из рук.
– Да это… я ж не со зла! Я немного взял! Только самую малость! А то, что брал Потап, это его спрашивать надо! И песок в порох он насыпал! И скотину он Горынычу сам отвел, а не Горыныч у него спиз… – Филимон поперхнулся. – В общем, не крал Горыныч скотину у Потапа!
– О как! – воскликнул я и взял перо с листом бумаги. – Продолжаем!
За десять минут Филимон заложил всех, с кем работал. Из доброго старикашки он превратился в отца морожкинской мафии.
– Хорошо! – грубо остановив рассказ Филимона, сказал я. – Пойдем-ка за мной, посмотрим на других!
Филимон попятился к двери, преграждая мне путь.
– Только Князю, Василию Ивановичу, не вольте! Прошу вас, господин Царевич! Не должен он знать этого!
– Говорить или нет, решать не мне! Как вы «аукнули» со мной в самом начале, так вам и откликнется сейчас!
Филимон выпрямился. Надел колпак, водрузив его на лысую голову, и плюнул через плечо, кинув презренный взгляд в мою сторону.
После дневного допроса всех присутствующих я отправился обратно к себе. Следом вошла Любовь Петровна.
– Ну что, Царевич, узнали?
– Да я-то много узнал! Садитесь, Любовь Петровна! – выдохнул я.
– Куда?
– На стул!
– Зачем?
– Допрашивать вас буду!
– За что?
– А за то, что здесь, – я показал ей весь исписанный лист допроса, – целая басня про ваши выходки!
– Так эта… Батюшка-царевич, не виноватая я! Ну, понимаете ли, взяла немного там, тут, и все… и все! Больше ни-ни… совсем… упаси Господь! – она перекрестилась трижды.
– И все же! – начал я, уткнув конец пера в лист бумаги, не сводя с нее глаз.
Любовь Петровна сдала всех.
– Ну-с, да тут за все года преступления раскрыты! Ой, спасибо вам, Любовь Петровна! Вот так вот смекалка моя заставила вас выдать все, что знаете!
– Обманули, что ли? – удивилась Яга.
– Ну почему сразу «обманули»? Я пошел на хитрость, а вы сами мне все рассказали! Разве не так?
– Ну, – задумалась она, – вроде и так, но каким образом вы этого добились, господин Царевич!
– Еще раз, Любовь Петровна, повторяю, что я вас ни в коем случае не обманывал! Я вас попросил, а вы сами все рассказали! Разве не так?
– Так! – вдумчиво ответила она. – Вот дура старая!
– Ну, желательно, здесь такими словами не выражаться! И не дура вы вовсе! А то, что…
– Так это… – прервала она. – Очки-то нашлись?
– Очки? – удивился я. – Какие?
– Так украл-то кто? – взмолила она. – Нашли воришку?
– И стоило вам, Любовь Петровна, тратить силы и ресурсы воеводы Морожкино такой вот нелепой штукой!
– Как это нелепой? Почему сразу нелепой?!
– А то, что я потратил весь день ради того, чтобы узнать, кто украл ваши очки?
– Ну… – вдумчиво затянула она. – Да!
Я только мотнул головой.
– Хе! Очки ваши, – я сделал небольшую паузу для более эпичного ответа, – на голове!
– Чьей?
– Вашей, Любовь Петровна! Ва-шей! – ответил я и, прихватив шляпу, вышел из кабинета, а Любовь Петровна так и осталась сидеть неподвижно в центре комнаты.
Глава 4
У княжьего трона стоял дубовый стол с большой диорамой3, где располагалась вся армия князя нашего – Василия Ивановича. Здесь и дружины, и конные полки, и лучники. Полк авиации и даже линия обороны из магов и нежити.
Ходят слухи, что князь лично вытачивал из дерева каждого юнита. Да с какой детализацией! И пальчики у всех видны. И глазки у всех, как живые. Даже швы на одежде и то четко просматриваются. Эка мастерство у нашего батюшки. А если прикинуть, сколько здесь всего, то неволей начинаешь задумываться о терпении нашего князя.
Он стоял в ночной рубахе до пола. Волосы на голове не причесаны, лицо помято. Как проснулся, так сразу за стол.
– А, это ты! – не обращая внимания на меня, сказал Василий Иванович. – Заходи! Молви, с чем пожаловал!
– Ну, ничего не слышно там, о моем возврате домой? – я слегка отвел взгляд в сторону, потому как понимал, что этим вопросом я порядком поднадоел.
– Ничего не слышно! Что-то еще? – ответил Князь, изображая крутое пике на солдат моделью самолетика. Издав взрыв, махнул рукой. Солдатики разлетелись в разные стороны.
– Раскрыл я ваши преступления! – с гордостью ответил я, понимая, что меня незамедлительно ждет награда.
– Все? – все так же спокойно спросил князь, не обращая внимания.
– Все! – довольно протянул я.
– Как это «все»? – удивился князь.
– Ну… ну все, значит все! – я слегка растерялся.
– А про редьку?
– Раскрыл!
– А про монеты?
– Сделано!
– И про пшено?
– Ага!
– Крапива?
– Ага!
– Конюшня?
– Ага! Ага! Ага! Василий Иванович, я раскрыл, абсолютно, все дела, которые вы мне поручили!
– А с казной? – сказал князь и, прищурив глаз, посмотрел на меня.
– И с казной! – выдохнул я.
Это, кстати, было самое тяжелое расследование в моей новой практике. А, оказалось, все банально просто: кто-то что-то где-то взял. Второй не увидел. Третий забил тревогу, а четвертый всех обвинил. В общем, как обычно.
– Ну-ка… – князь жестом попросил подойти ближе и протянул руку. Я передал листы. – Так, так, так… ага… ага… вот оно как, даже не думал… ага… ага… интересно! Филимон! Вот скотина лысая! А ну, доставьте мне этого колобка сюда! – крикнул он двум богатырям у выхода.
– Ага! – в голос ответила охрана и скрылась за дверями.
– Слушай, а как тебе это удалось? – спросил князь и о чем-то задумался.
– Ну как… как и всегда! Есть свои источники!
– Молодец! – воскликнул князь и потеребил меня за голову. – Молодец! Вот все бы так работали! А чего раньше не сообщил?
– Хотел подтвердить догадки!
– Молодец, Царевич! Молодец! Велю подарками одарить! Бери любого коня из княжьей конюшни! Хочешь, своего отдам?
– Да не нужны мне кони!
– А чего тогда изволить? Дочку замуж? Полцарства? – князь подошел к столу и взял перо. Макнул его в чернильницу и замер, ожидая моего ответа.
– Полцарства – это, конечно, хорошо! Но домой я хочу!
– Ээээ, – протянул князь, почесав затылок, – вот тут у нас незадачка! Не могу я тебя отправить домой! Не знаю, как!
– А Яга?
– А чего она?
– Она знает?
– Эта старая совсем с катушек слетела! Может знает, а может не знает! Как карта ляжет! Вот так…
– Понятно, что ничего не понятно! – грустно ответил я.
– Эй, молодей! Не вешай кислых щей! Найдем мы твой дом! Вот только когда – не знаю! Но найдем! Точно найдем! Потерпи! А пока иди, отдыхай! Заработал себе на отпуск!
– Сколько? – удивился я.
– Два дня хватит?
– Отпуск в два дня? – моему удивлению не была предела.
– Ээх! – взбодрился князь, махнув рукой. – Быть добру! Пусть будет два с половиной! Ну, четвертинку еще добавить можно, хотя… – князь задумался, – там посмотрим!
– Но…
– И не надо благодарить! – перебил меня князь. – А теперь, давай, это… мне тут с лысым пончиком переговорить надо! Вон, в дверях ждет уже!
– Хорошо, ваше Высочество!
Я направился к выходу, встретившись с грозным взглядом Филимона.
Глава 5
– О, касатик! Чего такой хмурый? Как будто в штаны наделал! – поинтересовалась Яга, увидав меня у княжьего терема.
– Да, – я махнул рукой, – мучаешься тут с вами, работаешь! Вы-то дома! А я как ворона белая среди вас. Домой хочу, понимаете? Вот тут все это! – я схватил себя за шею. – Все у вас не так, как у людей.
– Это как?
– Ну, даже вы, Баба Яга!
– Я попро…
– Да, Леди Яга, простите! – тут же поправился я. – Вот вы должны летать в ступе с метлой. Охотиться на детей. Колдовать. Убивать. Нести в этот мир зло! А вы что?
– Что?
– Да в том и дело, что ничего! Что за ерунда? Красное платье, шпильки эти. Ожерелье. Куда все это делось, что было ранее?
– Было дело, касатик, было… Но я дала клятву, что исправлюсь! Я стараюсь, честно, стараюсь! А что, плохо выгляжу? – она провела по своему телу руками и поиграла бровью.
– Не то чтобы плохо. Просто не так, как должны! Ну не вяжется картинка у меня с вашим образом! И это не только про вас! Одного не могу понять, в какой момент у вас всех все поменялось!
– Да я уже давно за ум взялась! И откуда у тебя такая информация? Уж как пару сотен лет точно не занимаюсь ерундой такой!
– Да я же говорил! В сказках, что мне …
– Ой, опять шарманку свою завел! – перебила меня Яга.
– Конечно! Я домой хочу! – завопил я от безысходности. – Гложет меня это чувство! Я даже описать не могу! Ну не могу я так! В животе постоянно крутит, как начинаю думать об этом! Голова кружится.
– Так это… вот в лесок, под кустик сходи, и все …
– Да ну вас! – обиженно сказал я. – Все вы меня под этот кусток отправляете! Не хочу я ни по-большому, ни по-малому! Ни по какому не хочу! Понимаете?
– Понимаю! Не хочешь, как хочешь! Я предлагала… потом не говори…
– Не буду, Баб… Леди Яга!
– Вот, молодец, учишься быстро! Только запомни, я – Ле-ди!
–Хорошо, Леди Яга! Я запомнил!
– А теперь – чао, касатик! – протянула Яга и пошагала от бедра.
Провожая ее взглядом, вдруг слышу, кто-то плачет. Я на звук, а он привел за сарайку, где сидела лебедушка Ленка. Любовь моя, правда тайная. Стройная, пышная по формам, под стать мне. Голубоглазая красавица. Я ее все Морковочкой зову. А ей, вроде как, нравится. Только вот признаться все сил не хватает. Я вроде и влюбился, а тут же и отношение какие-то братские. В общем, не знаю…
– Эй, Ленка, ты чего плачешь?
– Отстань! – кинула в ответ она и отвернулась.
– Лееен! – протянул я. – Чего случилось-то? Ударил кто?
– Никто не бил меня! – взревела она, заливаясь горькими слезами.
– Да не плачь ты… знаешь, как тошно сразу! Вот прям сердцу неспокойно. А ты такая красивая! Такая вся… нежная, что ли… вот, как вижу тебя… сразу хочу обнять и поцеловать… так нежно… страстно… чтобы… чтобы сердце замирало! А ты плачешь… Ну не могу я просто так пройти мимо. Можно я помогу тебе? Скажешь?
– Нет!
– Ударил кто?
– Нет!
– Ты ударила?
– Нет!
– Случилось что?
– Угу!
– Они виноваты?
– Нет!
– Ты виновата?
– Угу!
– Ну хотя бы что-то… Я знаю их? Хотя, глупый вопрос. Я всех знаю. Это рядом произошло?
– Ага!
– Где?
– Там! – она указала на купающегося в речке попа Ивана.
– А он-то чего натворил? – в ответ Ленка встала и убежала. – Ну-с, пойдемте, Сударь, честь девушки отстаивать.
– Пойдемте! – сам себе ответил я и широко улыбнулся. – А фигурка-то… муа…
Глава 6
– Бог в помощь, батюшка! – крикнул я попу Ивану.
Он протер лицо рукой.
– Ой, хороша водица! И тебе не хворать, Дмитрий Сергеевич! Айда! – он махнул рукой и трижды окунулся. – Ой, хорошо!
– Нет, спасибо! – любезно отказал я.
– Ты по делу, али как?
– Можно сказать – по делу!
– Тогда, погоди! – ответил он и направился к берегу.
Поп Иван самый мистический житель Морожкино. Сколько за ним не наблюдал, всегда было интересно, где он живет. Ведь ни храма, ни церкви, ни капища в округе нет. Сам поп то есть, то его нет. И по утрам слышно звон колоколов, а вот откуда звук… чудо-чудное!
Возраст у Ивана весьма преклонный. Однако он, на удивление, имеет тело бравого мужа в самом рассвете сил, лет, эдак, двадцати пяти с начала рождения. А мужику-то седьмой десяток бьет по макушке. И телом своим похвастать не прочь, поэтому часто забегает на берег перед девчушками молодыми мышцами поиграть. А те, дурехи, лишь бы поглядеть да звонко посмеяться.
– Ну, чего хотел-то? – прыгая на одной ноге, поинтересовался поп. – Вот опять, а… в ухе воды больше, чем в речке. Ни черта не слышно!
– Я тут увидел Ленку…
– А, – протянул он, надевая рясу. – Поделом девке! Так и знай! Извиняться не стану. Даже не проси! Они всё видят, – кивнул он в сторону неба, – и за каждое дело спросят вдвойне.
– Да что произошло-то? – нетерпеливо спросил я, наблюдая за тем, как неуклюже он одевается.
Поп Иван замер и кинул на меня презренный взгляд. Я тяжело сглотнул и сделал шаг назад. Так, на всякий случай.
– А она чего молвила? Небось, оговорила старика!
– Да в том и дело, что ничего не сказала! Запугали?
– Да, сегодня ты герой, Дмитрий Сергеевич! – взяв в руки сапоги, начал он. – Наслышан о твоем подвиге! Молодец! За один день статистику князю подтянул!
– Давайте к делу! Зубы-то не заговаривайте!
Поп Иван встал как столб, выронив сапоги. Немного помедлив, он начал:
– Купался я… Не добежал, в общем, до удобств. Ну и прямо сюда. – он указал на свой пах. – Нет, туда! – он указал на лежавшие рядом панталоны. – Ну подмыться, умыться… А что, я человек хоть и старый, а за гигиеной слежу. Приметил я, значит, крадущуюся в мою сторону Ленку. Внимания не обращаю. В воду по колено вошел. Обтираюсь. Поворачиваюсь. А она панталоны мои на голову себе… Вроде как решила испугать меня, что ли… А потом как заверещит! Давай бегать по берегу… рыдать… а я стою и ничего не могу понять, что сейчас произошло…
– Вы ее ударили?
– Да упаси Господь! – крикнул поп Иван и перекрестился. – Грех на душу возьму, если правдивые слова скрыл. Честное слово, стоял вот, как перед вами… – он сделал паузу и добавил, – только в воде.
– И всё?
– И всё! – ответил поп Иван.
Я долго смотрел ему в глаза и представлял происходящее, но в какой-то момент расплылся в широкой улыбке.
– Во-во! Дошло все? Вам-то смешно, а мне страшно за девку стало! Ну я ее схватил и в воду-то пару раз окунул!
– Смыли?
– Смыл! Упаси Господи! Так девке опозориться! Нет, я все понимаю, приведение, типа… шило в заднице… но так попасться… да еще в такую ситуацию вляпаться… в прямом смысле слова… – поп Иван сделал паузу. – Главное, от позора отмыли. Грехи простили. И с чистой душой и головой домой отпустили!
Я вновь стал представлять эту картину.
– Я, наверное, пойду! – сквозь смех и слезы ответил я.
– Вы идите! Но честно, боли причинить не хотел! Все к добру! Но извиняться не стану! Не я наследил, не я виноват!
– Наследили-то как раз вы, Иван! – кинул я в ответ. Тут уж смеха не удержал и он.
– Действительно, наследил! Вы уж меня простите, не добежал!
– Да я-то что… главное, теперь с чистой… душой! – выкрикнул я и залился смехом. Поп меня поддержал ответной ухмылкой. – Ну надо же… – не унимался я. – Бывает же!
Глава 7
Вечером, сидя на небольшом холме на окраине Морожкино, я наслаждался своим отпуском.
Приятно наблюдать за тем, как мирно протекает жизнь в деревне, и я в ней не принимаю абсолютно никакого участия.
Здесь все такие разные, но каждый составляет единое целое. Даже не могу представить, что раньше они жили порознь. Ведь у каждого своя биография. Кто-то даже врагом был, а теперь они как большая семья.
Вот Любовь Петровна гоняет Горыныча по огороду, который, в очередной раз, насмотревшись боевиков про Джеки Чана, отрабатывал приемы на ее участке. Где он фильмы эти смотрит, ума не приложу.
Васька, она же Василиса Прекрасная, гоняет в шею своего мужа. Ленка, кстати, молча стоит неподалеку. Ждет своей участи.
Кузнец! Как изящно работают его мышцы в свете огня из печки. Как умело он раздувает мехами огонь и с какой легкостью заносит кувалду над своей головой. И ведь не жалуется он, что спина болит, что пенсия мала, что денег едва хватает на месяц. Надо, значит надо! Чужого не возьмет, лишнего не положит. Очень мудрый старичок.
Василий Иванович… Это ребенок, заточенный до конца своих дней в теле старика. Эти неряшливость и наивность, сочетающиеся с грозностью и непоколебимостью, оставляют двоякие ощущения. Эти вечерние игры в солдатиков… Прыжки на перине… Сочинения страшных историй… Он же князь! Глава Государства! Пусть и не такого большого, скажете вы. И будете правы! Однако делу государеву это никак не мешает, а значит, волен сам распоряжаться своим временем.
Яга кого-то кадрит у своих апартаментов. Избушка на курьих ножках на привязи рядом. И вроде бы никак не вяжется образ Яги с первой Леди Морожкино. Странно все это. Но оно так и есть.
Кощей пытается тренировать удар мечом. Он уверенно подходит к деревянному столбу. Вынимает меч из ножен. Бросает ножны в сторону. Берется двумя руками за рукоятку, отводит в сторону и слегка пригибает ноги, немного пружиня ими. Делает грозный клич. Замахивается и… вот к нему подбежал поп Иван и кто-то еще. Берут его за руки, а он им что-то про спину кричит.
Девчонки плещутся в речке, и никому не важно, что в славянском эпосе река Смородина имеет совершенно отрицательный образ. И назвали ее так, потому что в какой-то из годов она сильно зацвела и стала травить всех смрадом гниющих водорослей. Но, спешу вас успокоить, жертв не было.
Кинул взгляд на свое окно дружинного агентства, как я его называю. В обычном окне, в котором обычно горел свет, и где обычно представлял себя балериной помощник Иван, за тенью которого наблюдало чуть ли не всё Морожкино… Никого и ничего не было! Была только темнота.
В какой момент Ванька оступился, не понимаю. И в плечах широкий. И кулаки пудовые. Голос мощный. Силушки немерено, а вот когда стал колготки на ноги натягивать да танцевать, ума не приложу. А главное, как ему такая идея пришла в голову? Ему бы в пору на чужбине кулаками махать.
На душе стало как-то неспокойно. Я огляделся.
– Да вроде все хорошо! – пробубнил себе под нос и тут же приметил темную фигуру, бежавшую в мою сторону.
Это был помощник Иван. Его бег знает каждый в деревне: локти чуть ли не на уровне плеч, голова к земле, бедра в разные стороны. И ведь бежит! Бежит, зараза! Бежит быстрее всех!
Оказавшись рядом, схватил меня за плечо. Я невольно выкрикнул и тут же сбросил его руку.
– Ты силушку свою рассчитывай! А то ненароком разорвешь меня!
– Князь… это… – он старался отдышаться. – В общем… надо к нему… беда…
Я кинул взгляд на княжье окно. Свет погас. Никого не видно.
– Ну почему здесь всегда что-то происходит тогда, когда мне очень хорошо?
Глава 8
Крик Василия Ивановича громом разносился по округе. И чем ближе были к его терему, тем больше мной овладевал страх.
Мы вошли за ворота княжьего двора. Все бояре, охрана, подданные стояли напротив центральных дверей и смотрели на окно второго этажа, где находился тронный зал.
– Что произошло? – поинтересовался я у Филимона. Но тот только кинул презренный взгляд в мою сторону. Видать, сильно досталось с утра. Ну а что делать? Я хоть и добрый, но помню, кто и как со мной обошелся в самом начале.
– Где Царевич! – доносил ветер слова князя из окна. – Почему это произошло? Кто допустил? Всех вздерну! Всех! На кол засранца! Четвертовать! На бочку с порохом! Скормить медведям! Обречь на голодную смерть! Раздеть и голым привязать на ночь в лесу!
Голос Василия Ивановича иногда срывался, а иногда звучал настолько уверенно, что я слегка покрылся холодным потом. Уж не натворили ли мы этим расследованием дел, где был замешан сам княже? А что, все может быть. Князь – лицо неприкосновенное, но с одной небольшой поправкой, которую он, кстати, лично подписывал.
Поправка под номером 312 части 2, пункт 3, гласит, что какого бы чина не был подозреваемый, либо обвиняемый, он равен перед законом, как и любой проживающий в Морожкино. Отсюда следует, что раскрытые дела, возможно, прямо или косвенно указывают на участие его фигуры в каком-либо деле. Хотя это не точно.
Из центральных дверей показался придворный конюх. Глаза, полные страха, горели в вечерних сумерках красным огнем. Ноги тряслись. Он быстро поправил на себе одежду.
– За Царевичем отправили! – запыхавшись, выдавил он, рассматривая толпу.
– Да здесь я! – подняв руку, ответил ему. Он подбежал ко мне и толкнул в спину.
– Чего стоишь? Дуй к князю!
– Да что случилось-то? – пытался сопротивляться ему, но толпа тут же недовольно загудела. Пришлось повиноваться.
– Там узнаешь! – ответил конюх и вновь подтолкнул в сторону княжьего крыльца.
Остановившись перед дверями и выдохнув, сделал уверенный шаг вперед.
Внутри ни одной свечи. Полная темнота. Только легкий свет пробивался из-под слегка приоткрытой двери гридницы4. Неразборчивая брань доносилась именно оттуда.
Ком в горле поджал дыхание. Сердце, глухим отголоском, застучало в висках. Голова слегка поплыла.
– Стой здесь! – сказал испуганный конюх тихим голосом и побежал к свету. Я замер. Конюх приоткрыл дверь, что-то пролепетал и обратился ко мне. – Пошли!
Я неуверенным шагом переступил порог гридницы и увидел Василия Ивановича в ночной рубахе. Он ходил по большому столу из массива дуба, где, обычно, разворачивались военные кампании его деревянных солдатиков.
Вокруг стола, на котором нервно выписывал круги князь, сидела пара десятков мощных мужей5, которые следили за каждым его движением.
– Садись! – хладнокровно скомандовал князь и указал на стул. Две свечи тут же потушили, а напротив оставшейся поставили изогнутое зеркало и направили луч света прямо мне в лицо. Я прикрыл его рукой.
В воздухе повисла напряженная пауза. Князь бросил взгляд презрения на конюха, тот все понял и попятился назад, закрыв за собой дверь.
– Плотнее! – гаркнул он. Я от неожиданности вздрогнул. Князь еще некоторое время смотрел на дверь – видимо, хотел убедиться, что никто не подслушивает. – Ну-с, и долго мы будем молчать? – неуклюже пролепетал он, пытаясь вложить в эти слова как можно больше недовольства. А получилось как всегда. – На меня смотри!
– Я не вижу вас!
После моих слов, князь встал напротив луча света, расправив ноги и уставив руки в бока. У меня предательски вырвался смех. Сквозь рубаху просвечивала тень князя, а между ног…
– Молчать! – вдруг завизжал князь. – Скомороха увидели, что ли? Я жду ответа на вопрос.
От этой картины смешно стало не только мне, но и мужам, которые предательски пускали смешки друг другу.
– Василий Иванович, извините! – сквозь смех и слезы начал я. – Извините меня!
– Что же ты, скотина, творишь такое? Я тебя приютил, крышу дал, накормил, а ты так подло со мной поступаешь?
– Да что я такого сделал-то, Василий Иванович!
– Скажи мне, любезный Дмитрий Сергеевич Кожемякин, где ты был вчера и сегодня?
– Это выглядит как допрос! – напрягся я.
– А это и есть допрос, товарищ воевода! Повторяю вопрос: где ты был сегодня и вчера, начиная с обеда? – я призадумался. – Ага, я так и знал! Виновен! – вдруг воскликнул князь.
– Да в чем виновен-то? – виновато спросил я. – Что не так? Я всего лишь задумался, вспоминая, что было вчера после обеда!
– Ну-с, ждем оправданий, товарищ воевода, Кожемякин Дмитрий Сергеевич. «Незнамо как сюда попавший!» – сказал князь, и в гриднице вновь повисла напряженная пауза.
– Так, – я начал рассуждать вслух, – вчера, после обеда, вроде ничего серьезного не произошло! Ознакомился с делами. Потом, с Ванькой, поехали на обход угодий. А, решали вопрос оброка с двоеданцами. Сделали ревизию военного склада. Все сходится, слава богам. А сегодня, – я призадумался, а глаза князя в несколько раз увеличились, крича «ага, вот ты и попался, раз сказать нечего!» – А сегодня все пошло само собой. С утра забегала Любовь Петровна с очередным розыском. На этот раз это были очки, которые она утратила.