Ёкка. Начало

Ната трясла меня изо всех сил. Можно было подумать, что она увидела снежного человека в бикини. Из позапрошлогодней коллекции.

– Ась, Аська, блин!! Соня!! Смотри!

Ната бесцеремонно указала пальцем на противоположную сторону бассейна, и я едва ли не подпрыгнула на месте от ее прямолинейности, отвесив затрещину по наманикюренному персту указующему.

– В тот день, когда ты перестанешь меня позорить, я брошу курить. И пить. И ругаться матом.

– Да ну тебя, смотри. Вон, рядом с несвежей…

– Немолодой. – Машинально поправила я.

– Ой, да, рядом с немолодой парой. Посмотри, какой мужчинаааа!!

Я прищурилась. Солнце слепило глаза. Наконец мне удалось кое-как сфокусировать взгляд и я разглядела предмет истерической паники своей подруги.

– Ась, и представь, он там сидит уже целый час и все это время не сводит с тебя глаз!!!

– О да, это феноменально!

Я откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. На против нас сидел молодой человек, о степени его симпатичности судить не хотелось совершенно. Я сюда приехала отдыхать. Душой и телом. А не искать приключения на тазобедренный сустав. И в мои планы и привычки не входит ни под каким углом и градусом ведение курортных романов и интрижек. Да, у Наты иной взгляд на вещи и вероятнее всего, она теперь перероет весь отель, но найдет этого несчастного и…

– Ась, ну что ты за бездушное существо! А вдруг это твоя судьба! Ты что, так и будешь тут валяться бревном?

– А что ты мне предлагаешь? С диким воплем амазонок броситься на него? Наталь, если ты не перестанешь постоянно говорить, единственное, что у тебя загорит – это язык. Наслаждайся отдыхом. У тебя же в Москве есть уже… этот, который… как его там?

Ната на несколько секунд задумалась, словно решала сложную задачу с борьбой по загару языка.

– Да ну. То в Москве. И потом, он мне совершенно надоел. Такой не внимательный. Ужас.

– Хмм…

– Представляешь, сегодня он мне ни разу не позвонил и прислал всего лишь два сообщения. Первое: «С Добрым утром, зайчик» и второе «Я сейчас не могу с тобой общаться, я на работе». На работе он! Ха! Я, между прочим, умудрялась ему писать, когда была на маникюре.

– Да… Это весомый аргумент. И сколько раз ты ему написала?

– Не знаю… Не помню. – Ната растерялась. Спрашивать ее о каких-либо цифрах значило попросту перегрузить ее некогда очень умный мозг информацией. А если задать какое-нибудь математическое задание – ее вышибало из строя дня на два. – Ну, немного. Сегодня, наверное, раз двадцать…

– Ну да, с учетом, что всего два часа дня, совсем немного. И правда, невнимательный какой!

Короче, мои соболезнования очередному… Надо сказать, мужчины очень падки на губительное сочетание Натиной внешности и беспомощности, ее постоянной нужды в сильном плече рядом и очаровательной, порой, бестолковости. Однако буквально к вечеру того же дня они уже не знают, куда себя деть от всего этого, но уже в стократных размерах и очень часто сами исчезают из ее жизни, не дожидаясь позорного изгнания за то, что он… А вот вариантов, «Что он…» крайне много.

Вечер прошел без приключений. И это меня несколько насторожило. Мы танцевали, пили какие-то сладковатые коктейли, дурачились и смеялись. Музыка была непредсказуемо разнообразной, одновременно с современной музыкой могли прозвучать старые шлягеры, музыка из индийских фильмов, жгучие арабские мотивы и русские, разве что не народные, песни. Это всех очень веселило. Кампания наших соотечественников под одну из русскоязычных композиций ударилась танцевать цыганочку с выходом, что привело к всеобщему ликованию. Несколько раз Ната указывала мне на нашего незнакомца, который то и дело мелькал в толпе. Иногда мы встречались взглядом, он как-то даже учтиво кивал и отворачивался. Мне показалось, что этого человека я уже видела в аэропорту и в самолете. Но – мало ли, сколько людей одновременно летит на отдых, встречаются в аэропортах и вокзалах, и потом попадают в один отель.

Мы вернулись в номер далеко за полночь. Я упала на кровать совершенно без сил.

– И все-таки, он на тебя запал… – Последнее, что я услышала перед тем, как погрузиться в сладкий сон.

В следующие несколько дней мы несколько раз сталкивались с этим субъектом. Каждый раз Ната неистово теребила меня за одежду, тыкая пальцем на мужчину, и каждый раз мне удавалось утихомирить подругу дружескими подзатыльниками.

Все-таки каждый становится рабом общества и тех или иных обстоятельств. И я не исключение. Каждый день начинался с традиционной проверки рабочей почты. Наверное, хотелось быть нужной и незаменимой, но в мое отсутствие все шло благополучно. На планерках шеф все так же вещал о нововведениях, новых проектах, планах развития. Сетовал на нерадивость коллектива, на безразличность властей (к чему бы это?) и на то, что в наши дни уже никто не хочет работать за идею. Только за зарплату. Короче, даже обидно. Я не претендую на всеобщее признание в области компьютерной графики и мультипликации, но мне казалось, что именно мои работы всегда полностью соответствуют требованиям клиентов от и до, и еще ни разу не вызвали нареканий и недовольств. Ну и ладно. Таких людей миллионы. Серых, незаметных, работающих на всеобщее благо и абсолютно заменимых. Огромный, всепожирающий механизм. Если один элемент выходит из строя, его тут же заменяют другим. И все. В этом мире нет места памяти. Даже доски почета теперь не в моде. То, что ты работаешь лучше других, то, что ты работаешь за троих, то, что ты работаешь без выходных, обедов и без личной жизни – это сугубо твои проблемы. Тебя об этом просили? Нет. Значит, сугубо твои проблемы в рамках заработной платы и личного, и безграничного спасибо от начальства. Ну и ладно. Если весь смысл жизни в том, чтобы поддерживать работу этого механизма под названием «Город» я согласна. Другого выбора у меня нет все равно. Нет, ну можно, наверное, уехать жить в деревню, завести кур, гусей, корову и огород в сорок соток, но… О тебе все равно никто не узнает и не оценит. Зато ты получишь уважение кур и гусей. И честную привязанность за еду.

– Аська!!!! – Ната пискнула на повышенных частотах. – Он идет!! Сам!!

Я обернулась. Да, действительно он шел. Сам. Своими ногами. Удивительно, правда? За время нашего отдыха этот мужчина, пожалуй, чаще всего попадал в область нашего внимания. Он был рядом за завтраком, обедом и ужином, хотя мы кушали в разных местах, он постоянно держался в нервирующей близости у бассейнов и на пляже, несколько раз я замечала его на дорожке, идущей мимо окон нашего номера. Меня это начинало напрягать, а Ната рисовала себе начало самой романтической истории.

– Добрый день. – Голос незнакомца был… резким. Не ожидайте, что я скажу, что он был чарующим, волнующим и будоражащим все фибры души. Голос был резким. Таким отдают приказы солдатам, а не знакомятся с девушками. – Отличный отель, не правда ли?

Я кивнула в знак согласия. Никакие знакомства в мои планы не входили и не входят. Тем более знакомства с таким даже слащавым молодым человеком. Не мой типаж. Не то, чтобы я не любила классических журнальных красавчиков, но где-то мой мозг понимает, что таких в природе нашей, повседневной, нет. От таких балдеет Ната, вот и флаг ей в руки. И кстати, Ната не собиралась упускать своего случая, видя мое полное равнодушие, и уже встала в боевую позу мартовской кошки, после десяти лет воздержания.

– О! Это один из лучших отелей на побережье! Мы очень довольны! Чудесный пляж! Чуде…

– Да, не сомневаюсь. – Он оборвал мою подругу на полуслове, смерил ее взглядом, начисто лишенным какого бы то ни было интереса. – Послушайте, мне нужно с Вами поговорить. Я думаю, мое предложение Вас заинтересует. И я бы хотел…

– Ну хотите поговорить, давайте поговорим. – Я потянулась и взяла со столика стаканчик с соком. Ната сидела в каком-то оцепенении, хлопая ресничками. Было такое чувство, что первый раз в жизни мужчина среагировал на нее не по общепринятому на заседании ЦК КПСС плану, и его ждал расстрел.

– Вы же Анастасия, правильно?

– Допустим.

– А это? – он кивнул в сторону моей подруги.

– Это, – я нарочито сделала ударение на слове «это», – чудесное создание по имени Натали.

Ната вышла из транса и попыталась улыбнуться.

– Я это… пойду к бару…

– Смотри не заблудись! – я ободряюще похлопала подругу по плечу. – Захвати мне еще сока, пожалуйста.

– А мне – минералки со льдом. Очень жарко.

Натали окончательно растерялась и удалилась в сторону бара, попутно налетев на нескольких отдыхающих. Я покачала головой. Неисправима.

Мой собеседник внимательно меня разглядывал несколько минут, очень придирчиво, потом довольно хмыкнул:

– Что ж. У меня к Вам деловое предложение. Чтобы Вы чего не подумали. Я женат. У меня трое детей и я не собираюсь Вас соблазнять.

– Я и не собиралась о таком думать, к слову.

– Это радует. – Он помолчал несколько секунд, словно подбирая слова. – Тема разговора очень, как бы это сказать, серьезная. И я бы хотел поговорить с Вами в более подходящей обстановке…

– И что, он прям так и сказал?! – Ната уже в пятый раз переспрашивала о нашем разговоре. Она свято верила, что про жену и детей он наврал, что у него на уме только одно и что она обязательно пойдет вместе со мной.

– Куда? – искренне удивилась я.

– Как?!! На встречу, само собой. Обязательно надо идти. Обязательно, слышишь?!

– С чего бы это?

– Ну… – она неопределенно махнула рукой, – может быть, это… Может быть, это изменит твою жизнь! Это ведь так захватывающе! Это может быть началом чего-то нового, необычного!! Или приятного романчика, а пусть хоть он женат трижды!

– Ната!

– Давай, звони. Звони сейчас же и договаривайся о встрече. Как ты говоришь, его зовут?

Я растерялась. Наш общий таинственный друг не представился. На столе лежала визитка из белой бумаги, на которой еле заметным серебристым цветом были написаны какие-то инициалы и номер телефона.

– И все равно, тебе нужно позвонить. – Не унималась Ната.

Я вышла из душа в самом блаженном настроении. Горячая ванна творит чудеса!

– Послушай, Нат, я не хочу никуда звонить. Я не хочу ни с кем разговаривать. Я не ищу приключений на свой зад. Мне не нужны случайные знакомства и связи. Я приехала отдыхать. Отдыхать в рамках моего понимания!

– Ну ладно, ладно, извини. – Моя подруга обиженно надулась, – Но все равно, ради интереса, могла бы. Вот. Мало ли…

– Нууу… Ладно. Давай так, если этот Господин-со-странностями еще раз появится на горизонте, я его выслушаю. Но если это была какая-то проходящая блажь – я не хочу ничего знать и слышать.

Ната согласно кивнула и принялась изучать содержимое мини-бара. В дверь осторожно постучали…

– Я совсем не помню своей мамы… Это было так давно! Меня воспитывала бабушка и тетя… О маме говорили редко. Я помню ее только по черно-белым фотографиям в альбоме и по описанию бабушки. Она была сильной женщиной, очень красивой и очень умной. У нее была масса поклонников, но никто из мужчин ее не интересовал…

– Мне это что-то напоминает… – Ната поставила передо мной бокал с вином.

– Она… Она работала над каким-то правительственным объектом, как она говорила всем, часто пропадала на несколько месяцев… У нее совсем не было друзей. Школу и институт она закончила с отличием, но сложно поверить, что педагог начальных классов может работать над секретным проектом. В Советском Союзе. Как – то раз она пропала почти на два года. Бабушка, привыкшая к ее постоянным исчезновениям, даже не думала никуда подавать в розыск. Считала, что мама попала не в самую лучшую кампанию… Не спрашивала. Она вообще редко о чем-то спрашивала. Однажды мама появилась на пороге дома беременная мной… За пару недель до родов. Она ни слова не сказала ни о моем отце, ни о том, где она была все это время… Бабушка только понадеялась, что теперь они заживут вместе… Как мама пропала. Накануне она долго плакала у моей кроватки, на вопросы бабушки отвечала – что бывает, что это послеродовое, типа депрессии. А наутро уже ничего не напоминало о том, что она вообще была здесь. Мама оставила только письмо… Писала, что ей очень жаль, но так нужно, что со временем я все обязательно пойму и чтобы мы ее не искали. Бабушка тогда очень разозлилась и очень много лет все разговоры о моей маме были под запретом. Уже перед смертью бабушка сказала, что получила несколько писем от мамы. Она просила прощение о своем исчезновении и жалела, что не может быть рядом, однако тот путь, который она выбрала – дал ей столько свободы и возможностей, что многие люди даже представить не могут. Я думаю, что мама написала что-то еще, но бабушка не стала мне говорить. И писем я не нашла. Прошло столько лет… И вот.

Я положила перед собой цветную фотографию, на которой была изображена стройная женщина, с темными длинными волосами, в темно-синем, скорее всего джинсовом комбинезоне. Сомнений не было. Это была моя мама.

– Мистика… – Ната накрутила локон на кончик пальцев, а я дрожащими руками достала из пачки сигарету и закурила. – Слушай, так… если прошло…сколько же лет сейчас твоей маме должно быть?! А на фото она… ей… ну не больше тридцати!!

Горький сигаретный дым неприятно обжигал легкие. Я пожала плечами. Это казалось уже мелочью.

– Что сказал мальчик, который принес конверт?

– Он… – Ната искала на задворках своей памяти события пятнадцати минут давности. – Он… Он сказал, что это просил передать один господин, на случай, если мисс будет сомневаться.

– И все?

Подруга кивнула. Прекрасно. Отдых грозил вот-вот полететь коту под хвост. Я никогда не винила маму в ее исчезновении, она откуда-то издалека помогала нам финансами, однако ни разу не удалось отследить ее переводы. Казалось, что они брались из ниоткуда. Один раз удалось найти кассира, который принимал деньги. По его словам, автором перевода был пожилой мужчина. Бред. И вот сейчас передо мной фото мамы. Человека, который почти тридцать лет жил своей жизнью. И фото, надо сказать, весьма современное. А способ узнать, откуда оно есть только один.

– Добрый вечер, очень рад, что Вы приняли правильное решение.

Молодой человек, отец трех детей и примерный семьянин одновременно, открыл нам дверь и жестом пригласил войти. Ната гордо прошествовала первой.

– Она всегда и во всем со мной. – Предупредив вопрос, ответила я, и прошла за своей подругой.

– Как желаете. Это Ваше дело.

Он предложил нам вина. Я отказалась, а вот Ната согласилась, разумеется, и, вовсю кокетничая, приняла бокал. Видимо, она еще лелеяла надежду…

– Я, вероятно, должен представиться.

– Да уж, было бы не плохо. – Я села в углу дивана, а Ната, как самый преданный спаниель уселась на полу рядом, распустив уши-волосы по моим коленям, и разве что не завиляла хвостом от нетерпения. Молодой человек тяжело вздохнул, глядя на мою подругу. Я его понимаю. К ней нужно привыкнуть.

– Меня зовут Ильнес… Это… Скандинавское имя.

– Повезло. Послушайте, многоуважаемый, давайте сразу договоримся. Ваши родители, жена, дети, работа и прочее меня не интересует. Изо всей этой, я не сомневаюсь, занимательной истории, мне бы хотелось знать только одно. Откуда у Вас это фото. Все.

Ната ущипнула меня в знак протеста. Кому-кому, а уж ей было интересно все. Особенно, что касается жены. И детей. Похоже, наконец – то в ее жизни начало происходить что-то стоящее внимания.

– Увы. Я не смогу рассказать о Вашей матери пока Вы не согласитесь на сотрудничество с… Нашей скромной организацией.

– Очень интересно. И чем же занимается Ваша скромная организация?

– А это Вы узнаете только тогда, когда согласитесь посетить нашу… наш офис.

– Забавно. Сначала Вы говорите о каком-то важном разговоре (простите за тавтологию), потом присылаете фото моей мамы, которую много лет никто не видел, а сейчас не можете и двух слов сказать о том, что и как.

– Поверьте, если бы я мог, я бы рассказал. Но есть правила, которые нельзя нарушать. Если Вы согласны на небольшую поездку, я сообщу… Начальству, – было такое ощущение, что он сверяется с заранее написанным текстом, – и завтра же мы сможем…

– Ого! Как скоро, однако. Не кажется ли Вам, что это слишком? Так вот и завтра?

– Дело не терпит отлагательств. Я могу лишь сказать, что Вы будете вправе отказаться от предложения. Проблем с выездом из страны не будет. У нашего начальства очень обширные связи. Частный самолет будет готов в течение часа после звонка.

– Вот как. – Я задумалась. Все это слишком наигранно, нереально и глупо. Частный самолет, какой-то тип в кресле напротив, который читает по бумажке и морщится при слове «начальство», полное непонимание, что и где, и главное – зачем.

– Ой… – Ната жалобно пискнула и вздрогнула.

– Ну, что такое? – Я уже и забыла о том, что она тут. Все это время мое личное бедствие сидело тише воды, ниже травы.

– Я завтра не могу. У меня завтра с утра маникюр, потом массаж и обертывание. Знаешь, тут такой хороший спа-салон и тааакой массажист…

Ильнес (вот дал же Бог имя!) едва не подавился кофе, когда услышал Натино «почему нет».

– Послушайте, мисс, я Вас уверяю, что там, куда мы поедем, маникюр не представляет никакой ценности.

Пришла очередь Нате откашливаться, поскольку такого ей не смел сказать никто. Ната и маникюр – созданы друг для друга.

– И я даже готов буду сам и лично оплатить любого мастера по издевательству над ногтями в случае Вашего отказа. Ведь я так понимаю, – он обратился ко мне, – если поедите Вы, то поедет и Ваша подруга?

– Угу… – буркнула я. Ната ерзала у моих ног, подбирая слова для отпора врагу. Посягнуть на святое – означало подписать себе же смертный приговор. А святым было все, что относилось к процедурам – будь то отбеливание зубов или посещение солярия.

– Скажите, Ильнес, – теперь поморщилась я. – А я могу хотя бы узнать, где находится этот ваш офис? Или это тоже секрет? И какие у меня есть гарантии, что Вы меня не похитите, не продадите куда-нибудь в рабство?

– А я бы не против попасть в рабство к арабскому шейху! Представь, богатый красивый муж-шейх, сидит на нефтяной вышке в окружении своих прекрасных жен…

– Нат, сажают только на кол, это раз, а во-вторых, паранджа тебе не пойдет и рабыня из тебя не очень.

Ильнес улыбнулся. Впервые. Как-то холодно и колюче.

– Скажем так, в Европе. Долетим за пару часов. И если захотите, вечером уже будете дома. Готов буду возместить все Ваши неудобства и обещаю, что Вы меня никогда не увидите больше.

Опять загадка. Он подошел к двери, подразумевая, что наш разговор закончен.

– Если примите мое предложение, буду рад видеть Вас утром на ресепшене. Увы, мое пребывание тут закончено. И завтра в любом случае, я покидаю это приятное место.

Ната всю дорогу до нашего номера молчала. Видимо, она просчитывала личный ущерб от отмены маникюра и, как оказалось потом, одного свидания. Когда она успела?

Как-то само – собой решилось, что ехать надо. Я не авантюрист по натуре, но…, наверное, впервые в жизни мне захотелось рискнуть. Хотя, собственно, чем? Одним днем отдыха? Смешно. Своей жизнью? Еще более смешно. Этот риск у нас ежедневный. В метро взрывы, самолеты падают, автомобили попадают в аварии, в домах взрывается бытовой газ и происходят пожары. Я думаю, достаточно.

Ната принялась паковать чемодан. Из тех пяти, что она взяла на две недели отпуска она решила сформировать один. Или два. Но не больше трех. И что, что на один день? Мало ли, мы можем пойти на прием к президенту, поехать кататься на лыжах, на яхте, на воздушном шаре, мы можем попасть на мега-крутую вечеринку, мы можем… Короче она уложила обратно все вещи, оставив в номере только пляжный халат и туфли, которые ей сильно были малы. На вопрос – на фига она их покупала, Ната не нашла ответа. Понравились и все тут.

Я решила поступить более благоразумно и взять только сумку с паспортом и деньги.

Я не знаю, как люди некоторых профессий и слоев изображают радость, но наш новый друг, увидев наше «семейство», готовое к пикнику, едва ли не откусил от удивления сам себе язык. То, что вчера вечером называлось «Я буду рад Вас видеть», сегодня утром превратилось в немую сцену с оцепенением всего организма. Впереди процессии гордо шествовала Ната на тринадцатисантиметровых шпильках. За ней шли три румбоя и тащили за собой четыре чемодана, злобно посматривая друг на друга. До этого они минут пятнадцать ссорились на тему – кому достанется наиболее тяжелый чемодан. И за ними скромно плелась я, перекинув через плечо любимую сумку и радуясь любимым кроссовкам. В конце – концов, никто не говорил о том, что нас ждет званый ужин у президента, а значит, я вольна одевать то, что считаю нужным. Логично?

Вполне.

– Доброе утро! Мы готовы! – Ната вытянулась струной перед Ильнесом.

Я помахала приветственно рукой. Театральная пауза явно затянулась. Ильнес переводил совершенно квадратные глаза с чемоданов на Нату, потом на меня и опять на чемоданы.

– Ну, мы едем? – хозяйка багажа явно изнывала от нетерпения.

– Эээ… Да. Доброе… Эээ… я несколько… То есть – это Вам зачем? – Он указал на сумки кивком головы, и прежде чем Ната успела пуститься в долгие объяснения, которые вполне могли бы сорвать любую поездку, я сказала:

– Это – стратегический запас на случай войны, катаклизмов, Армагеддона и рабства. Пожизненного. Короче это неприкосновенный запас.

– На один день? – Уточнил молодой человек.

– Угу. – Ответила я тоном, словно это само собой разуметься.

Ната преданно смотрела в глаза всем – от румбоев до меня. Честное слово – щенок спаниеля. Наивный. Доверчивый. Непроходимо глупый.

– Это… Это придется оставить. Я не то, чтобы против… Но… эээ… это явно лишнее.

Следующий час у нас ушел на приведение в чувство Наты, которая почти что грохнулась в обморок от такой наглости. Если маникюр и свидание она пережить еще могла, то вот расставание со своей одеждой, обувью и косметикой – уже перебор. В итоге мы нашли компромисс. Ей разрешили взять косметичку, а я ей пообещала двухдневный шопинг. По возвращению. Ко входу подъехала черная машина, разумется, с тонированными окнами, разуметься. Водитель каким-то шестым чувством понял, что мы погрузились и усадили одну особую Мадам на место, пристегнули, на всякий случай, и только тогда тронулся с места. До аэропорта ехали молча.

Нас провели мимо регистрационных стоек и зоны досмотра. Впереди бежала смуглая девушка с рацией, болтающейся на цепочке и с черной папкой в руках. Она нас встретила у дверей, бледная, не смотря на свою смуглость, как смерть, словно увидела призрака и тут же пустилась рысцой, расталкивая пассажиров и охрану. По мановению ее руки перед нами распахнули двери, у которых нас ждала уже служебная машина аэропорта, которая и отвезла нас к самолету. Никакого тебе паспортного контроля, никакого тебе досмотра. Ната восхищенно озиралась вокруг, гордая своим особым положением и искренне пыталась угнаться за нами на шпильках.

Самолет стоял со включенными двигателями, пилоты проверяли закрылки на крыльях и хвосте, и это создавало впечатление, что самолет нервно подергивается. По сравнению с большим лайнером, на котором мы летели сюда, он казался совершенно крошечным, но по сравнению с другими частными самолетами, которые я часто вижу в аэропортах – он был огромен. Наверное, с наш Ту-134. Может, чуть больше. Однако выглядел он по сравнению с нашим Ту-134 – фантастически.

Во-первых, самолет был… черным. Абсолютно черным. И матовым. С затемненными стеклами иллюминаторов. У него была какая-то особая конструкция фюзеляжа, которая придавала самолету вид хищной птицы. Обтекаемые крылья венчали два двигателя и ярко-мигающие фонарики довершали облик. А ближе к кабине серебристыми буквами были выведены уже виденные мною инициалы. Видимо, это название фирмы. Правда, не подозреваю, когда это НАШИ конструкторы и техники могли изобрести такую красоту и самое главное, как они могли утаить ее ото всего мира. Я не фанат самолетов и ничего в них не понимаю, но довольно часто бываю в аэропортах, да и несколько раз была на международных авиасалонах. Из интереса или по долгу службы. Но ничего даже отдаленно похожего там не наблюдалось.

В салоне нас встретила стюардесса, поклонилась и мне, и Нате и само-собой, Ильнесу, что-то пролепетала ему, по-моему, на немецком и сразу же закрыла дверь. Мы даже не успели рассесться по местам, как самолет дернулся и быстренько побежал к взлетно-посадочной полосе, не думая и пропускать никого перед собой. Хотя одновременно с нами к той же самой полосе ползли еще два пузатых лайнера. Пилот второго из них, которого мы почти «подрезали», выражаясь языком автомобилистов, удивленно уставился в окно, изрядно матеря всех наших родственников, потому как такое хамство он видел впервые. Я, к слову, тоже. В принципе то да, вполне вероятно, что это правительственный самолет и пилот волен поступать так, как ему удобно. У него наверняка свой диспетчер и свои указания. Еще через несколько минут и мы взлетели, очень быстро и почти бесшумно набрав высоту. Гула двигателей не было слышно, но скорость и плавность, с которой они подняли самолет в воздух, говорила об их невероятной мощности.