banner banner banner
Птица огня
Птица огня
Оценить:
 Рейтинг: 0

Птица огня


Служанка посмотрела на Сардана исподлобья, немного сердитая, но изо всех сил старающаяся успокоиться.

– Девочка, родная, где ты спрятала мои блины, дери твои носки? – с хрипотцой, с издевкой прикрикнул корявый, бесформенный какой-то мужичок из темного, дальнего угла.

Там расселась целая компания, сильно поддатая, не горячая, а скорее перегревшаяся. Шесть человек – один по виду стражник, другой в ремесленном фартуке, остальные похожи на рядовых наемников-караванщиков, носильщиков и погонщиков.

– Сейчас подойду! – сказала служанка, повернув голову, и на первой «й» голос ее едва не сорвался.

Сардан заметил, что она то и дело нервно сжимает ладони в кулаки.

– Красавица, что ты мне за кисель скисший принесла? Это не пиво, это – выжатый пот! – возмутился кто-то из тени.

– Наплевала туда сдуру, – добавил стражник, и все расхохотались.

– Что принести? – спросила девушка музыканта.

Брови ее от волнения ходили вверх и вниз.

– Каши какой-нибудь с салом и кружку ячменного. То есть – две. Кружки. Нет… А хотя да, две. На счет артели музыкантов.

– Три минуты, – спешно сказала девушка и двинулась было на кухню, но по пути ее за руку перехватил кто-то из караванщиков.

– Девочка, пожалуйста, не писай мне больше в кружку, – очень серьезно сказал он.

Девушка покраснела и резко вырвала руку.

– Это же не пиво, простите меня дьяволы, это натуральное болото! – возмущался пьяный караванщик.

Его болтало из стороны в сторону с каждым новым сказанным словом.

– У нас хорошее пиво, – попробовала запротестовать девушка. – Не нравится – не пейте.

– Не пейте?! Пиво?! Ты тронулась, девочка? Да я любое пиво вылакаю если оно не то, что помойка, а если это не пиво вовсе, а малиновый сок! Главное пивом его назови! Не пейте, ну юмористичная!

Караванщик еще и руки развел, демонстрируя то ли удивление, то ли негодование.

– А мне вот ножки твои нравятся, – вставил кто-то из совсем темного угла, но девушка уже скрылась.

Вернулась она минуты через две. Когда обходила стороной пьяниц, один метнулся было к ней и попытался ухватить за зад, но потерял равновесие, рухнул со стула и растянулся на полу. Девушка ловко отпрыгнула и поставила возле Сардана тарелку с кашей и две кружки ячменного пива.

– Пержо, ты чего сделать-то хотел? – взорвались хохотом караванщики.

– Я? – Пержо лежал на полу и не шевелился. – Я хвост искал.

– Спасибо, – сказал Сардан девушке и улыбнулся.

Девушка замерла, посмотрела на него, опять чуточку покраснела и тоже улыбнулась, хоть и еле заметно… Или показалось.

– Если не очень вкусно или слишком мало перца – скажите. Если пиво слишком теплое – я заменю, оно у нас может горчить от этого, – очень тихо сказала она.

– Девушка, и яд, поданный вашими прекрасными руками, покажется божественным нектаром, – соорудил конструкцию Сардан.

Девушка снова… Ну нет, теперь уж точно показалось. Она развернулась, перепрыгнула через уснувшего Пержо и двинулась на кухню.

– Слушай, вот злобная девка! – прогремел чей-то голос из пьяного угла. – Даже не наступила на него, будто он говно какое-то!

– Кормит помоями, целоваться не хочет, даже растоптать – и то брезгует!

– Бестия вы, девушка, просто предательская! – резюмировал стражник.

Сардан положил было ложку на кашу и вдруг понял – что-то не так с этой едой. Во-первых, никакого сала обнаружить не удалось. Во-вторых, каша совершенно холодная, как если бы три дня в погребе лежала. Ну а в-третьих – есть ее совершенно невозможно, твердая она, как полено! Он отхлебнул было пива, но и глотнуть-то толком не успел, как сплюнул обратно. Не пиво – а грязь из лужи!

Девушка ушла на кухню и вскоре вернулась с двумя кружками чего-то мутного. Поставила пропойцам на стол и развернулась было, чтоб идти за следующей порцией, но кто-то из караванщиков опять поймал ее за руку.

– Ну посиди с нами, Аши, чего ты носишься?! – засюсюкал лысый мужчина с катастрофически смятой бородой. – Посиди с нами, вот я для тебя уже на коленях место занял.

Девушка нервно выхватила руку, в глазах мелькнула кровавая ярость. Затем она одернулась, преобразилась, кажется – вот-вот заплачет. А караванщики не унимались.

– Ашаяти, прости меня виселица, где мои блины? Я седеть начинаю.

– Аши, курочка моя, скажи лучше – где мои поцелуи? Полчаса назад заказывал!

Сардану показалось, что девушка сейчас в обморок упадет. Она перехватила его взгляд, поняла, что он что-то хочет – и двинулась между столиков. А он и сам растерялся – не хотелось доводить несчастную.

Она грубо переступила через валяющееся тело, а то вздрогнуло, скрючилось и ухватило ее за ногу липкой рукой.

– Хрясь! Поймал, – заметил Пержо.

Девушка взвизгнула, отпрыгнула, выскочила из слабой хватки.

– Пержо, не пачкай девушку, – попросил кто-то из пьяниц.

Она подошла к Сардану взвинченная, бледная, ладони собраны в кулаки и непонятно – или сейчас рухнет без сознания, или убежит, или плюнет в нос.

– Что-то еще? – спросила она, ища в Сардане поддержку.

– Извините, каша холодная, – ляпнул тот и осекся тотчас.

Нужно было соврать! Подбодрить! Проглотить эту кашу деревянную, вылить под стол ячменное…

Девушка изменилась. Не резко, не в один миг, а постепенно и, можно сказать, – закономерно. Покраснела помидором. Глаза налились кровью. Челюсти сжались. Зубы заскрипели. Ладони собрались в кулаки. Внезапно она схватила стол, за которым сидел этот раздражающий музыкант, и с какой-то невообразимой легкостью подбросила его в воздух. Тарелка с кашей врезалась музыканту в лицо, пиво брызнуло на стены. Стол подлетел, ударился в оконную раму, будто хотел с перепугу выскочить наружу, но формой не вышел, не пролез в отверстие. Зазвенело, посыпалось стекло мелкой крошкой.

Сардан не успел еще ничего сообразить, а девушка уже схватила его за грудки, встряхнула, как пустой, бесформенный мешок, и принялась лупить по вымазанной в каше морде. Раз, второй, решила – слишком слабо, для третьего замахнулась так, что чуть ли не через весь кабак кулак пронесла.

– Бунт на борту! – заревел кто-то из пьяниц.

Двое, трое или все разом – в свалке тел не разобрать – бросились в потасовку, схватили бешеную за пояс, попытались оттащить от растерянной жертвы.

– Аши, не буянь!