– Я… – Джессика начала что-то говорить, но потом резко развернулась и ушла.
Мария услышала, как с грохотом захлопнулась входная дверь, и улыбнулась. Наконец-то одна…
* * *Билл Андерссон открыл крышку корзинки и достал один из бутербродов, сделанных Гуниллой. Глядя в небо, поспешно закрыл крышку. Чайки летают быстро – стоит зазеваться, и не видать тебе обеда. Особенно легко это может произойти здесь, на мостках.
Гунилла ткнула его кулачком в бок.
– Нет, правда, отличная идея, – сказала она. – Сумасшедшая, но отличная.
Билл закрыл глаза и откусил кусок бутерброда.
– Ты правда так думаешь или просто говоришь это, чтобы порадовать своего старика? – спросил он.
– С каких это пор я что-то говорю, только чтобы тебя порадовать? – удивилась Гунилла, и по этому пункту Билл вынужден был согласиться с ней.
За сорок лет совместной жизни она всегда вела себя с ним беспощадно честно.
– Да, на самом деле я все размышлял об этом, с тех пор как посмотрел то кино. Думаю, у нас тоже получится. Я переговорил с Рольфом, который работает в центре для беженцев, – жизнь у них там не больно веселая. Народ так боится, что даже на пушечный выстрел к ним не подходит.
– Здесь, во Фьельбаке, достаточно того, что ты приехал из Стрёмстада, как я, чтобы тебя считали почти иностранцем. Нечего удивляться, что они не ждут сирийцев с распростертыми объятиями.
Гунилла потянулась за свежей французской булочкой и положила на нее особо толстый слой масла.
– Пора народу менять свое отношение, – проговорил Билл и раскинул руки. – К нам приехали люди, бежавшие от войны и ужасов с малыми детьми на руках, столько натерпевшиеся по дороге… мы должны что-то сделать, чтобы народ начал разговаривать с ними. Если получилось научить сомалийцев кататься на коньках и играть в хоккей с мячом, то уж можно научить сирийцев ходить под парусами? Кстати, их страна расположена у воды… Может, они уже всё умеют?
Гунилла покачала головой.
– Понятия не имею, мой дорогой. Придется тебе «погуглить».
Билл потянулся за планшетом, который лежал рядом с ним после битвы с очередным судоку.
– Да, Сирия расположена у воды, но трудно сказать, многие ли из них бывали на побережье. Я всегда говорил, что научиться ходить под парусами может каждый; это прекрасный повод доказать мою правоту.
– Но неужели недостаточно, чтобы они просто катались на паруснике для своего удовольствия? Им обязательно участвовать в соревнованиях?
– В этом была вся суть «Приятных людей»[3]. Поставив перед собой по-настоящему сложную задачу, они обрели мотивацию. Получилось нечто вроде манифеста.
Билл улыбнулся. Подумать только – он умеет выражать свои мысли так компетентно и продуманно…
– Но почему нужен этот самый – как ты сказал – манифест?
– Потому что иначе не будет такого резонанса. Если этой идеей увлекутся другие, как увлекся я, все это начнет распространяться, как круги по воде, и беженцам станет легче вливаться в общество.
Билл уже видел, как он создает национальное движение. Все большие изменения начинались с чего-то малого. То, что началось с команды по хоккею с мячом для сомалийцев и продолжилось обучением сирийцев парусному спорту, могло отлиться в самые неожиданные формы!
Гунилла положила ладонь на его руку и улыбнулась ему.
– Прямо сегодня поеду и поговорю с Рольфом. Надо договориться о проведении собрания в центре для беженцев, – сказал Билл и взял новую булочку.
Поколебавшись минутку, он взял еще одну и кинул ее чайкам. Они ведь тоже есть хотят.
* * *Эва Берг вырывала сорняки и складывала в корзину. Сердце радостно подпрыгивало в груди каждый раз, когда она смотрела на поля. Все это принадлежит им. Их мало волновала история хутора. Ни она, ни Петер суевериями не страдали. Хотя, ясное дело, было много разговоров, когда десять лет назад они купили хутор семейства Странд, – обо всех несчастьях, постигших бывших хозяев. Но, насколько поняла Эва, речь шла о большой трагедии, вызвавшей позже все остальное. Смерть маленькой Стеллы обернулась трагедией для всей семьи – к самому хутору это не имело никакого отношения.
Наклонившись вперед, Эва выискивала сорняки, не обращая внимания на боль в коленях. Для нее и Петера новый дом стал раем. Они жили в городе – если Уддеваллу можно назвать городом, – но всегда мечтали переехать в деревню. Хутор неподалеку от Фьельбаки показался им идеальным решением во всех отношениях. То, что он продавался по низкой цене из-за того, что там произошло, позволило им купить его. Эва очень надеялась, что они сумеют наполнить это место любовью и позитивной энергией.
Приятнее всего было видеть, как тут нравилось Нее. Они дали дочери имя Линнея, но когда она начала говорить, то называла себя Нея – и Эва с Петером тоже стали звать ее так. Теперь ей уже четыре – и она такая решительная и настырная, что Эва холодеет при мысли о подростковом возрасте. Но, похоже, других детей у них с Петером не будет, так что они смогут уделить все внимание Нее, когда это потребуется. Сейчас казалось, что до того еще очень далеко. Нея носилась по хутору, бегая вокруг животных, как маленький сгусток энергии, с растрепанными на ветру светлыми волосами, доставшимися ей от мамы. Эва боялась, что девочка сгорит на солнце, но у той лишь становилось еще больше веснушек…
Эва поднялась и вытерла пот со лба рукавом, чтобы не запачкать лицо садовыми перчатками. Прополка была ее любимым занятием. Какой контраст с ее обычной офисной работой! Детская радость охватывала ее всякий раз, когда она видела, как посаженные ею семена превращались в растения, росли, расцветали, и наконец наставала пора собирать урожай. Овощи они выращивали к собственному столу – существовать только за счет хутора у них не получилось бы, однако он с успехом выполнял роль подсобного хозяйства: огород, грядка с приправами и поле с картошкой. Порой Эве становилось как-то неловко, оттого что у них все так хорошо. Жизнь сложилась куда прекраснее, чем она могла мечтать, и теперь ей ничего на земле не нужно, кроме Петера, Неи и их общего дома.
Эва начала дергать морковку. Вдалеке показался Петер на тракторе. В обычной жизни он работал на заводе «Тетра Пак», но все свое свободное время проводил за рулем трактора. Сегодня утром Петер уехал, когда она еще спала, прихватив с собой бутерброды и термос с кофе. Хутору принадлежал кусок леса, который муж решил проредить, так что она знала, что он вернется с дровами на зиму – потный и уставший, но с улыбкой до ушей.
Сложив морковь в корзинку, Эва отставила ее в сторону – это им сегодня на ужин. Сняв с себя садовые перчатки, она положила их рядом с корзиной и двинулась к Петеру. Прищурившись, попыталась разглядеть Нею в тракторе. Дочка наверняка заснула, с ней это часто случается. Ей пришлось встать сегодня рано, но она обожала ездить с Петером в лес. Возможно, она и любила маму, но папа был лучше всех.
Петер заехал на тракторе на площадку перед домом.
– Привет, дорогой, – проговорила Эва, когда он заглушил мотор.
Сердце забилось чаще, когда она увидела его улыбку. После стольких лет совместной жизни от его улыбки по-прежнему сладко кружилась голова.
– Привет, милая. Вы хорошо провели день?
– Да…
Почему он сказал «вы»?
– А вы? – поспешно спросила она.
– Кто это мы? – спросил Петер, целуя ее в щеку. Огляделся. – Где Нея? Заснула?
В ушах зашумело, и откуда-то издалека Эва услышала свой голос, произнесший:
– Я думала, она уехала с тобой.
Они стояли и смотрели друг на друга. Весь их мир рухнул.
Дело Стеллы
Линда посмотрела на Санну, подпрыгивавшую на сиденье.
– Как ты думаешь, что скажет Стелла, когда увидит все твои одежки?
– Думаю, она обрадуется, – ответила Санна с улыбкой, делавшей ее похожей на младшую сестру. Но потом наморщила лоб, как умела только она. – Хотя и завидовать тоже будет, наверное.
Линда улыбнулась, заезжая на площадку перед домом. Санна всегда была такой заботливой сестрой…
– Мы объясним, что тоже купим ей много красивых вещичек, когда пора будет идти в школу.
Едва она затормозила, как Санна выскочила наружу и открыла заднюю дверцу, чтобы вытащить все свои пакеты.
Входная дверь открылась, и на крыльцо вышел Андерс.
– Прости, что мы задержались, – проговорила Линда. – Зашли перекусить.
Он смотрел на нее со странным выражением лица.
– Знаю, скоро пора ужинать, но Санна очень хотела зайти в кафе, – продолжала она, улыбаясь дочери, которая быстро обняла папу и убежала в дом.
Андерс покачал головой.
– Не в том дело. Я… Стелла все еще не вернулась.
– Как не вернулась?
Взглянув на Андерса, Линда почувствовала, как внутри все перевернулось.
– Не вернулась. Я звонил и Марии, и Хелене. Никого из них дома нет.
Она выдохнула и закрыла дверцу машины.
– Они наверняка задержались. Ты же знаешь Стеллу – скорее всего, она повела их через лес, чтобы все показать… – Чмокнула Андерса в губы.
– Ты наверняка права, – пробормотал тот, но видно было, что ее слова его не убедили.
В доме зазвонил телефон, и Андерс поспешил в кухню, чтобы снять трубку.
Линда наморщила лоб, наклоняясь, чтобы снять ботинки. Так не похоже на Андерса нервничать из-за небольшой задержки. Однако, ясное дело, он целый час бродил один по дому, недоумевая, что же случилось.
Когда она выпрямилась, перед ней снова стоял Андерс. Выражение его лица снова заставило все у нее внутри сжаться.
– Звонил Карл-Густав. Хелена вернулась домой, они садятся ужинать. Карл-Густав звонил домой к Марии – по его словам, обе девочки утверждают, что они расстались со Стеллой около пяти.
– Боже мой, что ты говоришь?
Андерс натянул кроссовки.
– Здесь, на хуторе, я уже все обыскал, но, может быть, она снова пошла в лес и заблудилась?
Линда кивнула.
– Мы должны ехать искать ее.
Подойдя к лестнице, она крикнула на второй этаж:
– Санна! Мы с папой поедем искать Стеллу. Она наверняка в лесу. Ты же знаешь, как она любит там гулять. Скоро вернемся!
Посмотрела на мужа. Не надо показывать Санне ту тревогу, которую они ощущали.
Но уже через полчаса супруги не могли скрыть друг от друга свое отчаяние. Андерс вцепился в руль так, что побелели косточки пальцев. Обыскав лес возле участка, они проехали взад-вперед по дороге, заглянули во все места, где обычно бывает Стелла. Но нигде ее не нашли.
Линда положила руку на колено Андерсу.
– Надо возвращаться домой.
Тот кивнул и посмотрел на нее. Тревога в ее глазах казалась пугающим отражением его собственной.
Они должны позвонить в полицию.
* * *Йоста Флюгаре пересматривал кипу бумаг, лежавших перед ним. В понедельник в августе месяце кипа была не особенно высокой. Он ничего не имел против того, чтобы поработать летом. Помимо нескольких партий в гольф, у него все равно нет других занятий. Иногда приезжала в гости Эбба, однако с рождением нового малыша визиты стали нечастыми – и он относился к этому с пониманием. Ему хватало того, что она всегда была рада видеть его у себя в Гётеборге – и приглашала не просто на словах, а от всей души. Маленькая доза того, что стало его семьей, – все же лучше, чем ничего. Лучше уж пусть Патрик, у которого маленькие дети, отгуляет свой отпуск летом. А они с Мелльбергом посидят тут, как две старых коняги, занимаясь поступающими делами. Мартин тоже то и дело заглядывал, чтобы проверить, как там «наши старички», как он поддразнивал их, но Йоста думал, что тому тоже хочется компании. Мартин так и не нашел себе новую спутницу жизни после смерти Пии, и Йоста очень жалел его. Он отличный парень. И дочери нужна женская ласка. Флюгаре знал, что Анника, секретарша участка, иногда берет девочку к себе домой под тем предлогом, что Тува поиграет с ее дочерью Леей. Однако этого мало. Девочке нужна мама. Однако Мартин пока не готов к новым отношениям, и тут уж ничего не попишешь. Любовь приходит, когда приходит, – вот для Йосты в жизни существовала только одна женщина. Просто Мартин был, по его мнению, слишком молод, чтобы так и сидеть один.
Встретить новую любовь нелегко, это он прекрасно понимал. Заставить запылать чувства усилием воли невозможно, к тому же и выбор слегка ограничен, когда живешь в маленьком поселке. Помимо всего прочего, до встречи с Пией Мартин был дамским угодником – так что есть риск пойти по второму кругу. А, по мнению Йосты, повторный визит редко получается лучше прежнего, если с первого раза что-то не сложилось. Впрочем, что ему об этом известно? Его единственной любовью стала Май-Бритт, с которой он прожил всю свою взрослую жизнь. Никого для него не существовало ни до нее, ни после.
Размышления Флюгаре прервал резкий телефонный звонок.
– Полицейский участок Танумсхеде.
Он внимательно вслушивался, что говорил голос на другом конце провода.
– Мы выезжаем. Какой адрес?
Записав адрес, Йоста положил трубку и ворвался в соседний кабинет, даже не постучав.
Мелльберг вздрогнул, пробудившись от сладкого сна.
– Какого черта? – воскликнул он и уставился на Йосту.
Волосы, которые Мелльберг обмотал вокруг черепа, желая скрыть лысину, упали на лицо, но он быстрым привычным движением вернул их на место.
– Пропал ребенок, – сказал Йоста. – Четыре года. Его не видели с утра.
– С утра? И родители звонят только сейчас? – воскликнул Мелльберг и вскочил со стула.
Йоста взглянул на наручные часы. Они показывали четверть четвертого.
Пропажу детей никак нельзя было назвать обычным делом. Летом чаще всего случались пьяные драки, воровство, квартирные кражи и иногда – попытки изнасилования.
– Каждый из них думал, что она с другим. Я сказал, что мы немедленно выезжаем.
Мелльберг засунул ноги в ботинки, стоявшие рядом с письменным столом. Его пес Эрнст, спавший под столом, устало положил голову на лапы, убедившись, что всеобщее оживление не означает ни прогулку, ни кормежку.
– Где это? – спросил Мелльберг и трусцой побежал за Йостой к гаражу.
Добежав до машины, он уже запыхался.
– Хутор Бергов, – ответил Йоста. – Где раньше жило семейство Странд.
– Ах ты, черт! – воскликнул Мелльберг.
Об этом случае, произошедшем задолго до его появления во Фьельбаке, он только слышал и читал. Но Йоста был там, когда все произошло. Во всем этом ощущалось что-то до боли знакомое.
* * *– Алло!
Патрик отряхнул ладонь, прежде чем ответить, однако телефон все равно оказался весь в песке. Свободной рукой он поманил детей и достал пачку печенья и контейнер с нарезанным яблоком. Ноэль и Антон кинулись на печенье, пытаясь вырвать пачку друг у друга, в результате чего та упала на песок, и бо́льшая часть ее содержимого высыпалась наружу. Другие родители косились на них – Патрик почти физически ощущал, как они фыркали. Собственно говоря, он их даже где-то понимал. Хотя считал себя и Эрику относительно компетентными родителями, близнецы порой вели себя так, словно выросли в лесу с волками.
– Подожди, Эрика, – проговорил Патрик, со вздохом поднял с земли пару печенюшек и обдул их от песчинок.
Ноэль и Антон съели уже столько песка, что несколько песчинок вряд ли им повредят.
Майя взяла контейнер с яблоком, уселась, положила его себе на колени и устремила взгляд на море. Патрик разглядывал ее тоненькую спину и волосы на затылке, закурчавившиеся от влаги. Она казалась ему прекрасной, хотя Патрику, как всегда, не удалось сделать ей хвостик.
– Ну вот, сейчас могу с тобой поговорить. Мы на пляже, и у нас тут был небольшой инцидент с печеньем, потребовавший моего участия…
– Понятно, – сказала Эрика. – Но в целом все хорошо?
– Да-да, все прекрасно, – солгал Патрик, в очередной раз пытаясь оттереть руку от песка о плавки.
Ноэль и Антон поднимали печенье и радостно жевали, хотя песок похрустывал у них на зубах. Над ними кружилась чайка, ожидая, когда мальчуганы зазеваются хотя бы на секунду. Однако вряд ли ей что-то перепадет. Близнецы могли умять пачку печенья с рекордной скоростью.
– Я уже отобедала, – сказала Эрика. – Хочешь, приду к вам?
– Прекрасно, – ответил Патрик. – Только, пожалуйста, прихвати термос с кофе. С непривычки я его забыл.
– Поняла. Ваши желания для меня закон.
– Спасибо, дорогая. Ты себе не представляешь, как мне сейчас не хватает чашечки кофе.
Положив трубку, Патрик улыбнулся. Какое редкое счастье, что после пяти лет совместной жизни и рождения троих детей он по-прежнему волнуется, как мальчишка, услышав в трубке голос жены… Эрика – лучшее, что у него есть. Конечно, помимо детей. С другой стороны, без нее он никогда ими не обзавелся бы…
– Это мама звонила? – спросила Майя, которая, обернувшись, смотрела на него, прикрывая глаза ладонью.
Боже, до чего она похожа на мать в некоторых ракурсах… Патрик был этому несказанно рад. Его Эрика красивее всех на свете.
– Да, звонила мама, она идет к нам.
– Ура!!! – закричала Майя.
– Подожди-ка, мне звонят с работы, я должен с ними поговорить, – пробормотал Патрик и нажал пальцем с прилипшим к нему песком на зеленую кнопку.
На дисплее высветилось имя «Йоста», а он догадывался, что коллега не стал бы тревожить его во время отпуска по пустякам.
– Привет, Йоста, – сказал Патрик. – Подожди минуточку. Майя, ты не могла бы дать мальчикам яблоко? И отбери у Ноэля эту карамельку, которую он где-то нашел и собирается съесть… Спасибо, солнышко.
Он снова поднес телефон к уху.
– Прости, Йоста, теперь я тебя слушаю. Я с детьми на пляже в Сельвике. Сказать, что тут полный хаос, – значит, ничего не сказать.
– Очень жаль отвлекать тебя в разгар отпуска, – проговорил Йоста. – Но мне подумалось, что тебе важно будет узнать – мы получили сигнал о пропаже ребенка. Маленькая девочка, пропавшая еще утром.
– Что ты говоришь? Еще утром?
– Пока больше ничего не известно, но мы с Мелльбергом сейчас едем к ее родителям.
– Где они живут?
– В этом-то все и дело. Она пропала с хутора Бергов.
– Вот дьявол, – прошептал Патрик, чувствуя, что весь холодеет. – Не там ли жила Стелла Странд?
– Да, это именно тот хутор.
Он посмотрел на своих детей, которые теперь относительно мирно играли в песочек. От одной мысли, что кто-то из них мог пропасть, у него закружилась голова. Ему не надо было долго думать, чтобы решиться. Хотя Йоста не сказал этого открытым текстом, Патрик подозревал, что ему понадобится помощь кого-нибудь другого, помимо Мелльберга.
– Я приеду, – сказал он. – Эрика появится минут через пятнадцать, и тогда я смогу выехать.
– Ты знаешь, где это?
– Прекрасно знаю.
Еще бы ему не знать… В последнее время дома только и разговоров было, что об этом хуторе.
Нажав на красную кнопку, Патрик почувствовал, как внутри все перевернулось. Наклонившись вперед, он прижал к себе всех троих детей. Те бурно запротестовали, и он оказался весь в песке. Однако это не имело никакого значения.
* * *– Ты такой забавный, – сказала Джесси, откинув волосы, которые ветер все время задувал ей в лицо.
– В смысле – забавный?
– Ты не похож на морского волка.
– Ну и как же выглядит морской волк? – Сэм повернул руль, увернувшись от большой яхты.
– Да прекрасно ты понимаешь, что я имею в виду. У них типа такие специальные ботинки с помпонами, бирюзовые шорты, поло и джемпер с V-образным вырезом, накинутый на плечи.
– А на голове морская фуражка, да? – Сэм усмехнулся. – Кстати, откуда ты знаешь, как выглядит морской волк, – ты же никогда не бывала у моря?
– Нет, но я смотрела кино. И фотки в журналах.
Сэм лишь делал вид, что не понимает ее. Ясное дело, моряк не мог выглядеть как он. В рваной одежде, с черными, как вороново крыло, волосами и разводами сажи вокруг глаз. А ногти! Черные, искусанные… Но ей и в голову не пришло бы критиковать его. Сэм был самым красивым парнем, которого она видела.
Однако, пожалуй, про морского волка – это она загнула. Стоит ей открыть рот, как из него вырывается какая-нибудь глупость. Джесси об этом частенько говорили в школах-интернатах, когда ее бросало из одного в другой. Что она глупая. И некрасивая.
И они совершенно правы, она это знала.
Джесси толстая и неуклюжая, лицо все в прыщах, волосы всегда кажутся жирными, как бы часто она их ни мыла. Она почувствовала, как навернулись слезы, и усиленно заморгала, чтобы Сэм ничего не заметил. Ей так не хотелось опозориться перед ним. Он первый друг за всю ее жизнь. С того самого дня, когда подошел к ней в очереди перед киоском. Когда сказал, что знает, кто она, – и она поняла, кто он.
И кто его мама.
– Черт, везде полно народу, – проворчал Сэм, ища заливчик, где уже не стояли бы на якоре или у причала две-три яхты.
Большинство мест оказались заняты еще с утра.
– Чертовы дачники, – буркнул Сэм.
Наконец ему удалось найти уголок с подветренной стороны позади острова Лонгшер.
– Пристанем здесь. Ты можешь выпрыгнуть на берег с канатом. – Он указал на веревку, лежавшую в самой передней части палубы.
– Выпрыгнуть? – переспросила Джесси.
Она не из тех, кто прыгает. И уж точно не из лодки на скользкий уступ скалы.
– Ничего страшного, – спокойно сказал Сэм. – Я приторможу прямо перед скалой. Сядь на корточки на носу, и тогда ты сможешь выпрыгнуть на берег. Все будет хорошо. Положись на меня.
Положись на меня. Может ли она полагаться на кого бы то ни было? На Сэма?
Джесси сделала глубокий вдох, залезла на нос катера, схватила веревку и присела на корточки. Когда остров приблизился, Сэм затормозил, дав задний ход, и катер медленно и плавно скользнул к скале, где они собирались сойти на берег. К своему удивлению, Джесси сделала прыжок с катера на скалу и мягко приземлилась, даже не выпустив веревку.
У нее получилось.
* * *Четвертый заход в «Хедемюрс» за два дня. Однако больше в Танумсхеде делать особо нечего. Халил и Аднан бродили по второму этажу среди одежды и домашней утвари. Халил ощущал косые взгляды, но сейчас у него не было сил сердиться. Поначалу ему было сложно обороняться от этих взглядов, от постоянной подозрительности. Сейчас он уже привык к тому, что они очень выделяются. Выглядят не как шведы, разговаривают не как шведы, движутся не как шведы. Увидел бы он шведа в Сирии – тоже, вероятно, уставился бы на него.
– Чего смотришь? – прошипел Аднан по-арабски даме лет семидесяти, пристально смотревшей на них.
Наверняка чувствует себя полицейским в штатском – следит, чтобы они ничего не стащили. Халил мог бы объяснить ей, что они никогда не брали чужое. Что им это даже в голову не пришло бы. Что они не так воспитаны. Но когда она фыркнула и двинулась в сторону лестницы, ведущей вниз, он понял, что это бесполезно.
– Что они о нас думают, черт возьми? Всегда одно и то же…
Аднан продолжал ругаться по-арабски и размахивать руками, так что чуть не уронил лампу, стоявшую на полке рядом.
– Пусть думают что хотят. Похоже, они раньше и араба живого не видели…
В конце концов ему удалось заставить Аднана улыбнуться. Тот на два года моложе – ему всего шестнадцать – и порой ведет себя по-мальчишески. Он не управляет своими чувствами – они управляют им.
Халил давно уже не чувствует себя мальчишкой. С того дня, как от взрыва бомбы погибли его мать и младшие братья. Стоило ему подумать о Билале и Тарике, как на глаза наворачивались слезы, и Халил быстро замигал, чтобы Аднан ничего не заметил. Билал всегда придумывал какие-то озорные выходки – но с такой веселой физиономией, что на него невозможно было сердиться. Тарик, который много читал, всегда ходил с книгой – все говорили, что он станет великим человеком. Одно мгновение зачеркнуло все. Их нашли в кухне – тело матери лежало поверх тел мальчиков. Но она не смогла их защитить.
Сжав кулаки, Халил огляделся, подумав о том, какой стала его жизнь сейчас. Свои дни он проводил в тесной комнатушке в центре или бродил по улицам в этом странном поселке, куда их забросила судьба. Молчаливом и пустынном, без запахов, звуков и красок. Шведы словно замкнулись в собственном мире – едва здоровались друг с другом и, кажется, почти пугались, если к ним кто-то обращался; разговаривали тихо и без всякой жестикуляции.
Аднан и Халил спустились по лестнице и, выйдя на залитую солнцем улицу, остановились на тротуаре. Каждый день одно и то же. Трудно найти себе занятие. В комнате сами стены давили, словно пытаясь задушить их. Халил не желал быть неблагодарным. В этой стране ему дали кров и еду. И безопасность. Бомбы здесь с неба не падают, не приходится постоянно бояться солдат и террористов. Но даже в безопасности трудно жить в подвешенном положении. Когда дома никто не ждет, нечем заняться, нет цели в жизни.
Это и не жизнь. Так, прозябание.
Аднан, идущий рядом, тихо вздохнул. Они уныло побрели обратно к центру.
* * *Эва стояла, словно оцепенев, обхватив себя руками. Петер по-прежнему бегал повсюду и искал. Она посмотрел уже везде, по четыре-пять раз. Поднимал одно и то же покрывало, переставлял один и тот же ящик, звал Нею. Но Эва знала, что это бесполезно. Неи здесь нет. Тоска ощущалась во всем ее теле.