Темные московские ночи

Последним пополнением стал майор Васильков. Он был зачислен в группу рядовым оперуполномоченным после демобилизации из армии в начале лета 1945 года.

Группе поручали расследование самых сложных и, казалось бы, безнадежных преступлений. Но все-таки Старцев и его подчиненные справлялись с ними, раскрывали их в поставленные сроки.

Так в июле этого года группе удалось довести до логического завершения сложнейшее уголовное дело, связанное с вооруженным налетом на эшелон, прибывший в Москву из Берлина. В тяжелом бронированном вагоне трофейная команда привезла в столицу СССР так называемую золотую коллекцию Шлимана, состоящую из нескольких тысяч уникальных золотых предметов. Банда ярого противника советской власти Казимира Квилецкого тщательно подготовилась к налету. Бандиты раздобыли форму офицеров НКВД, проникли на автомобилях на территорию грузовой железнодорожной станции, где находился бронированный вагон, ввели в заблуждение охрану и обманным путем завладели ящиком с самыми крупными предметами из коллекции.

Начальник охраны все же заподозрил неладное и попытался задержать подозрительных персонажей. На платформе завязалась перестрелка, несколько человек было убито и ранено, но бандитам удалось не только уйти, но и прихватить с собой дорогую добычу.

Это дерзкое преступление получило широчайший резонанс. На кон была поставлена честь Московского уголовного розыска.

Дело поручили оперативно-разыскной группе Старцева, и менее чем за две недели сыщики сотворили чудо. Они разгадали, выследили, переиграли, в конце концов, возвели фундамент доказательной базы, благодаря которой банда Квилецкого была разгромлена, а утраченная часть золотой коллекции Шлимана – возвращена государству.

Месяцем позже случилось еще одно громкое дело. В подмосковном селе Челобитьево был зверски убит семидесятилетний настоятель местной церкви отец Илларион. Народ в ближайшей округе заволновался, загудел. Как же так?! Ведь церковь помогала государству в тяжелые годы! Стало быть, и государство должно ответить тем же, поймать негодяев и наказать по заслугам! Ход расследования взял на контроль ЦК партии и сам Лаврентий Берия.

Поначалу преступление показалось сыщикам простым и очевидным следствием алчности. Убийцы унесли из церковной кассы большую сумму денег, собранную прихожанами на возведение нового здания церкви взамен наполовину разрушенного старого. Касательно убийц у оперов возникало множество версий. Главными подозреваемыми долгое время оставались цыгане из табора, расположившегося близ железнодорожной станции Мытищи. Однако в ходе оперативно-следственных мероприятий внезапно стали всплывать некие факты, свидетельствующие о непричастности цыган к убийству отца Иллариона.

Сыщики вели кропотливую работу и постепенно, шаг за шагом вышли на главного организатора убийства, коим оказался высокопоставленный партийный функционер. Деньги из церковной кассы были ему не нужны. Их пропажа понадобилась для инсценировки ограбления и для того, чтобы следствие пошло по ложному пути. На самом деле партийный руководитель пытался замести следы и убрать человека, ставшего свидетелем его невиданной трусости при эвакуации населения Смоленска в сентябре 1941 года.

Рабочий кабинет оперативно-разыскной группы постепенно наполнялся сотрудниками. Поприветствовав товарищей, каждый по традиции наливал в свою кружку только что заваренный чай.

В процессе утреннего чаепития Старцев посвящал подчиненных в планы грядущего дня.

– Сигнал по данному происшествию поступил дежурному в два часа ночи. На место сразу выехал наряд и начал работу, – делился он недавно полученной информацией. – К утру общая картина преступления стала ясна, и на стол комиссара Урусова легла докладная записка. Собственно, этот случай и жахнул над нашими головами не хуже немецкой осветительной ракеты. Давненько я не видал Александра Михайловича таким озабоченным и сердитым. В общем, партийному руководству Москвы и нашему дорогому начальству эти ночные выкрутасы порядочно надоели. Решено поставить в этом деле точку.

– Что по конкретному факту, Харитоныч? – пробасил Василий Егоров.

– По факту нападения известно следующее. Потерпевший Игорь Иванович Семенцов в подпитии средней степени возвращался домой с празднования дня рождения своего племянника. В плохо освещенном переулке к нему подошли четверо мужчин, обступили со всех сторон и, не предъявляя каких-либо претензий, несколько раз ударили по голове. Когда Семенцов очнулся, то обнаружил, что из кармана пиджака исчез бумажник с крупной денежной суммой. Пропали также дорогие наручные часы и серебряный портсигар.

– Описать, конечно, никого не смог? – поинтересовался Егоров.

– В показаниях Семенцов путался, толком ответить на вопросы прибывшего наряда не смог. Поэтому тебе, Василий, поручаю поехать и провести нормальный опрос, – сказал Старцев. – Прихвати с собой Игната, и вперед.

– А где этот Семенцов теперь находится?

– В больнице. В какой именно, уточни у дежурного.

– Что по срокам? – спросил Васильков.

– Ну, со сроками пока все, слава богу, спокойно. Надеюсь, обойдемся без гонки и авралов.

Егоров с Горшеней по-быстрому допили чай и покинули кабинет.

Остальные также получили задания и принялись за работу. Бойко с Баранцом отправились в архив искать все дела о ночных ограблениях в столице за 1944–1945 годы. Старцев с Васильковым пошли по коллегам, тем оперативникам, которые отрабатывали последние грабежи. Молодой Костя Ким остался в отделе на телефоне.

– Потерпевший Игорь Иванович Семенцов, тысяча восемьсот девяносто шестого года, уроженец Тульской губернии. Из служащих. Женат. Имеет двоих взрослых детей и одного внука. Проживает по адресу: Москва, Большая Грузинская, дом тридцать семь. После оказания первой помощи медиками был отпущен домой. Беседа с ним вышла долгой, – докладывал о результатах опроса пострадавшего Василий Егоров.

Он переглянулся с Горшеней, вдруг улыбнулся и заявил:

– Знаете, мужики, в какой-то момент мы с Игнатом едва не впали в отчаяние.

– Это почему же? – спросил Старцев.

Капитан пожал плечами и ответил:

– То ли Семенцов еще не оправился от удара по башке, то ли всегда был таким чудным.

– В чем его странность?

– Понимаешь, его память – это свалка никому не нужной информации. Он перечислил нам дурные привычки всех соседей по подъезду, назвал имена многих хулиганов из Тишинских переулков, а также сообщил номера и названия ближайших магазинов, в которых продавцы по его убеждению нещадно обвешивают честных покупателей. Этого типа можно было слушать до завтрашнего утра и не получить никаких стоящих сведений.

– Ценный фрукт, – посмеиваясь, сказал кто-то из оперативников.

Другой уточнил:

– Только не для уголовного розыска.

– Не отвлекаемся! – заявил Старцев и досадливо поморщился. – Вася, давай покороче.

Тот согласно кивнул и ускорил повествование:

– Семенцов возвращался домой поздно, в одиночестве. Похоже, был прилично пьян, потому как подробности происшествия запомнил плохо. Сказал, что в переулке навстречу ему вышли четверо молодых парней, лиц которых он не видел. Они обступили его со всех сторон, нанесли несколько ударов, сбили с ног. О дальнейшем расспрашивать было бесполезно. В себя он пришел, когда к месту прибыл наряд милиции, вызванный кем-то из проживавших поблизости граждан.

– А почему Семенцов решил, что нападавшие были молодыми? – спросил Васильков. – Лиц же он не разглядел.

– Да, лиц из-за темноты видно не было, зато он услышал несколько фраз, которые тоже не запомнил. Но уверяет, что голоса принадлежали молодым парням лет по семнадцать-восемнадцать, – объяснил Егоров и добавил: – Еще могу поделиться общим впечатлением о Семенцове. Весьма скользкий и неприятный тип. Явно что-то скрывает и не желает взаимодействовать со следствием.

– Ясно. Что еще удалось выяснить?

– На этом все, Харитоныч.

– Не густо, – сказал Старцев, недовольно потер подбородок повернулся к следующей паре. – Теперь ваша очередь. Докладывайте.

Во второй паре старшим по возрасту, должности и званию был Олесь Бойко.

Он хлопнул широкой ладонью по стопке серых картонных папок и проговорил:

– Двадцать четыре уголовных дела. Все относительно свежие и как под копирку. Группа из четырех-шести молодых мужчин нападает на одиночную жертву. Они лишают ее сознания ударом по голове, потом грабят, но не всегда, что весьма странно, бросают истекать кровью и скрываются. Первое дело заведено в середине сорок четвертого. Последнее – две недели назад. Оно сдано в архив группой майора Тихонова только вчера по причине невозможности выйти на преступников.

– И что же, ни одного задержания?

– В разное время оперативниками задерживались три человека. Первый мужчина был арестован по соответствию с описанием, данным жертвой нападения, второго и третьего задержали по причине уголовного прошлого и близкого проживания к местам преступлений. После проведения допросов и проверок подозрения не подтвердились, и все трое были отпущены.

– Не причастны?

– Никакого отношения к преступлениям.

Иван переглянулся с Васильковым и сказал:

– Понятно. Значит, остались мы с Александром. Так, мы успели отловить пару оперативников, занимавшихся расследованием ночных грабежей. Побеседовали, покумекали, выслушали соболезнования по поводу низких шансов на раскрытие. Все эти дела они называют мертвыми. В общем, товарищи, давайте думать сообща, как распутывать клубочек.

Перед началом Великой Отечественной войны народный комиссар внутренних дел издал приказ, согласно которому оперативно-служебная деятельность аппаратов уголовного розыска переводилась на линейный принцип. С того момента все оперативные работники вливались в группы по борьбе с конкретными видами преступлений. В Московском уголовном розыске было создано одиннадцать отделений, специализирующихся на борьбе с определенными преступлениями. Это многократно облегчило борьбу с криминалом, и процент раскрываемости резко пошел вверх.

Но, к сожалению, до полной победы над преступностью было далеко. В годы войны значительная часть руководящего и оперативного состава МУРа отправилась на фронт и приняла участие в боевых действиях. Военное положение в стране, неразбериха, потоки беженцев и тысячи стволов неучтенного огнестрельного оружия резко изменили характер преступности. Возродились некоторые преступления, считавшиеся уже забытыми, например, кражи продуктов питания, появились и новые. Это вооруженные налеты на продовольственные магазины, базы и склады, подделка продовольственных карточек. В ежедневных сводках то и дело мелькали сообщения об ограблениях квартир эвакуированных или ушедших на фронт граждан.

Пришлось спешно меняться и сотрудникам уголовного розыска.

В 1944-м начальником МУРа был назначен комиссар милиции III ранга Александр Михайлович Урусов. Именно с его появлением ветераны московской милиции связывают резкое понижение процента висяков, внедрение в работу следователей научно-технических методов расследования, а также появление дежурных частей для экстренных вызовов и принятия своевременных мер по раскрытию наиболее опасных преступлений.

Урусов начинал в сыске с младых лет. Юношей он был принят делопроизводителем в Отдел транспортной чрезвычайной комиссии ОГПУ города Тюмени, одновременно учился. Затем Александр Михайлович служил в водном угрозыске Сибирского края, стал начальником отделения окружного уголовного розыска, работал главным сыщиком Магнитогорска, до сорок четвертого года ловил преступников в Свердловске.

После войны криминал не спешил сдавать позиции. Обстановка осложнялась тем, что на руках у населения находилось огромное количество огнестрельного оружия, а Москва, будучи самым большим городом, привлекала преступников-гастролеров из других регионов страны. Свою негативную роль сыграли и массовые послевоенные амнистии уголовников, и детская беспризорность. Так, во второй половине 1945 года неблагополучные подростки буквально терроризировали москвичей, подкидывая записки с угрозами налета банды «Черная кошка», уничтоженной МУРом несколько месяцев назад.

Заметно повлияли на общественную жизнь и так называемые сучьи войны, разгоревшиеся во всех лагерях и зонах Советского Союза после победы над фашистской Германией. В годы Великой Отечественной войны часть зэков изъявила желание добровольно отправиться на фронт. Большинство из них честно воевали, защищали Советскую Родину. Многие сложили в боях головы. Уцелевшие после войны возвращались в заключение и встречали крайне враждебное отношение со стороны не нюхавших пороха уголовников и воров в законе. Такое противостояние не могло закончиться миром. В лагерях и на воле вспыхивали конфликты, перераставшие в жестокие кровопролития.

Для обеспечения нормальной жизни и покоя советских граждан милиция работала день и ночь. Без выходных, отпусков и праздников. После разгрома фашистской Германии народ радовался победе, привыкал к тишине и чистому небу, а у сотрудников милиции оставался свой действующий фронт.

– В этом деле, по описанию потерпевшего, грабителями тоже значатся молодые парни от восемнадцати до двадцати лет, – проговорил Васильков, отодвинул от себя картонную папку, закрыл глаза и потер подушечками пальцев отяжелевшие веки.

Старцев сидел напротив. На столе перед ним лежали две стопки уголовных дел.

Он подхватил проверенную папку, положил ее на вершину левой стопки.

– И что же у нас получается?.. – Старцев прищурился и начал пересчитывать папки. – В восемнадцати случаях потерпевших ограбили. В шести – просто избили и оставили на улице.

– И заметьте, Иван Харитонович, у шестерых последних было что взять, – добавил Бойко. – Далеко не бедные граждане.

– Да, действительно, – согласился тот. – Людей просто избили, но не тронули ценных вещей. Чертовщина какая-то.

Изучив составом всей группы материалы по ночным нападениям на московских граждан, муровцы сделали неожиданный вывод. Три четверти потерпевших лишились после таких нападений денег, часов, обручальных колец и других ценностей. С некоторых жертв преступники даже не погнушались снять хорошую верхнюю одежду. То есть это были грабежи в чистом виде.

Однако четверть потерпевших осталась при своих материальных ценностях. Однако в нагрузку эти люди приобрели синяки, шишки, гематомы, а в некоторых случаях и переломы. Тут возникал резонный вопрос. С какой целью молодые бандиты нападали на этих людей? За что-то проучить? Наказать? Отомстить?..

Еще интереснее вырисовывалась ситуация с теми потерпевшими, которые вообще не торопились заявлять о нападении. Этих пострадавших удавалось выявить случайно, по косвенным признакам. К примеру, в одном случае в милицию обратился бдительный дворник, обнаруживший утром на своем участке лужу крови и следы, ведущие в ближайший подъезд. Благодаря дворнику и участковому инспектору в квартире второго этажа был найден потерпевший, не пожелавший самостоятельно заявлять о ночном нападении в органы правопорядка.

Другого бедолагу вычислили благодаря врачу-травматологу, сообщившему в милицию о подозрительном характере черепно-мозговой травмы пациента. Прибывший милицейский наряд опросил пострадавшего гражданина и выяснил, что прошедшей ночью он также подвергся нападению банды молодых грабителей.

На третьего пострадавшего, лежавшего без сознания, случайно наткнулись прохожие.

– Какие мысли по поводу скромных граждан, не пожелавших сообщать о нападениях? – спросил Старцев.

– Думаю, они не хотели светить в милицейских протоколах вещи, отобранные грабителями, – изрек Егоров.

– Или крупные денежные суммы, – добавил Бойко.

– Резонно, – согласился Иван. – Но из материалов предварительных следствий выходит, что и остальные пострадавшие – не служащие с окладом в сто пятьдесят рубликов. Верно?

Возражений не последовало.

– Из этого следует, что жертвами нападений становились отнюдь не случайные люди. Согласны?

– Согласны. Их вычисляли, – ответил за всех Егоров. – Еще из этого вытекает, что их пасли и знали обо всех перемещениях.

– В таком случае нам надо получить подтверждение этой версии. Разбираем дела и начинаем работу.

Ближе к вечеру Старцев с Васильковым возвращались в Управление Московского уголовного розыска на Петровку, 38. Оба были уставшие и голодные. Ранее, прихватив с собой три уголовных дела, они выехали по адресам потерпевших, чтобы встретиться с ними и подробно опросить.

Первого потерпевшего – заведующего мукомольным предприятием – они отыскали быстро. Это был весьма упитанный сорокалетний мужчина с гладким лицом и приятными обходительными манерами. Нападение на него было совершено довольно давно, полгода назад. Следов от травм, полученных тогда, на его лице и теле уже не осталось.

Даже не глянув в развернутое удостоверение Старцева, Игорь Ильич Макаров – так звали потерпевшего – тотчас натянул подобострастную улыбку, расшаркался и пригласил сыщиков в свой директорский кабинет. Там он положил перед гостями раскрытую коробку дорогих папирос и подробно ответил на все вопросы интересующие их.

Второго потерпевшего пришлось ждать битых полтора часа.

– Как ваше здоровье, Лев Исаакович? – поинтересовался Старцев, когда тот наконец-то вернулся на рабочее место оценщика в ломбарде, расположенном на площади Маяковского.

Удостоверившись в том, что незнакомые мужчины не проходимцы, а самые настоящие сотрудники МУРа, пожилой мужчина протянул с типичным еврейско-одесским говорком:

– Могло быть и лучше. Вы не представляете, как по ночам ноет это место и какие мне снятся кошмары. – Он осторожно потрогал бинтовую повязку на голове и посмотрел на сыщиков, ожидая соболезнований и понимания.

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – вместо поддержки сказал Васильков. – И получить на них исчерпывающие ответы.

– Да-да, разумеется. Я всегда рад помочь нашим органам. Присаживайтесь.

Опросив второго потерпевшего, два майора попрощались с ним и отправились искать последнего персонажа из короткого списка. Он был самой важной птицей, целый заместитель управляющего трестом общественного питания столицы. В подчинении у него находились столовые, кафе, закусочные, рестораны, фабрики-кухни. Всего более двух тысяч предприятий подобного рода.

– Это не дивизия и даже не корпус, а целая армия! – оценил масштаб на армейском языке Васильков.

Секретарша встретила мужчин надменным суровым взглядом, однако, увидев красное удостоверение с надписью «Уголовный розыск», моментально растаяла.

– Рада бы вам помочь, но Иннокентий Семенович на совещании, – испуганно улыбаясь, сказала она и вполголоса сообщила страшную тайну: – К нам сам заместитель наркома приехал с докладом.

– Что за совещание?

– Этажом выше, в кабинете управляющего. Посвящено упразднению Государственного Комитета Обороны и образованию оперативного бюро Совета народных комиссаров.

– Дело нужное. И когда оно закончится? – поинтересовался Старцев.

– Не знаю. Они всегда по-разному совещаются. А вы присаживайтесь, – проговорила секретарша. – Хотите чаю?

– Хорошо, мы подождем.

Иннокентий Семенович появился в приемной примерно через час. Еще столько же времени сыщики беседовали с ним с глазу на глаз в просторном кабинете. И вот теперь, в восьмом часу вечера, они возвращались на Петровку уставшие и чертовски голодные.

Кабинет, в котором трудились сотрудники группы Старцева, был прямоугольной формы с небольшим закутком в дальнем от двери углу. Офицеры шутливо прозвали его столовкой. Здесь стоял небольшой кухонный стол, покрытый полосатой клеенкой, недавно купленной в складчину. На нем красовалось общее имущество, в том числе электрическая плитка с вечно перегоравшей спиралью, кружки, ложки, нож, жестяная банка с сахаром, керамическая солонка, видавший виды алюминиевый чайник.

Порой ход расследования какого-нибудь заковыристого преступления не позволял людям отлучиться даже на прием пищи, и они устраивали перекус прямо на месте, не отходя от станка. Как правило, в закромах всегда были чай, сахар, хлеб, лук и чеснок. Но случались и приятные исключения, когда сотрудники приносили сюда шматок сала, сушеную рыбу или домашние пирожки. Однажды кто-то из женатиков приволок из дома пять пачек горохового концентрата.

– Э-э, нет! – запротестовал тогда Старцев. – Неси-ка их обратно! В окопах на свежем воздухе горох в таком количестве потреблять дозволяется. А в закрытом помещении – уволь.

Вдоль крашеной стены со светлыми пятнами трех высоких окон размещались рабочие столы рядовых оперативников. Начальственный стол Старцева возвышался на отшибе – точно под портретами Иосифа Виссарионовича Сталина и Феликса Эдмундовича Дзержинского. Торцевые стены кабинета почти целиком были заставлены деревянными шкафами и стальными сейфами, в недрах которых хранилась справочная информация, внушительная картотека на самых выдающихся представителей криминала, прежде всего, конечно, столичного.

В этом кабинете с застоявшимся запахом табачного дыма сыщикам приходилось проводить большую часть своей жизни. Не сорок восемь часов в рабочую неделю, а гораздо больше, ровно столько, сколько требовалось для скорейшего раскрытия очередного преступления.

Оперативники уже закончили обход потерпевших, нашли каждого и провели опрос, а теперь ждали задержавшихся Старцева с Васильковым. Когда те появились в кабинете, Бойко заваривал чай, Егоров листал папку с материалами уголовного дела, а остальные живо обсуждали грандиозный парад физкультурников, прошедший на Красной площади 12 августа.

– Как дела, мужики? – спросил Старцев и, постукивая о паркет тростью, доковылял до своего стола. – О, аромат свежей заварочки! Молодцы!

Пока майоры наливали в свои кружки горячий чай, оперативники поочередно делились с начальником информацией, добытой за день.

– Мы с Игнатом успели опросить четверых потерпевших, трех мужчин и одну женщину, – начал Егоров. – Все четверо отнеслись к нашему визиту настороженно, на вопросы отвечали неохотно. Некоторые путались, называя ценности, похищенные во время нападения.

– Может, пьяные были точно так же, как Семенцов, и не помнят?

– Будучи пьяным, Харитоныч, можно забыть, сколько купюр осталось в твоем кармане после вечера в кабаке. А тут речь о часах, кольцах, портсигарах. В случае с женщиной – о серьгах и брошках.

– Резонно, – согласился Старцев, взгромождаясь на свой любимый подоконник. – Продолжай.

– У нас создалось впечатление, будто потерпевшие смирились с нападением, с утратой ценностей.

– И хотят поскорее забыть об этом, – добавил Игнат Горшеня.

Васильков подул на поверхность горячего напитка и спросил:

– Ничем интересным никто из них не поделился? Может, вспомнили какую деталь, о которой ничего нет в протоколе?

Егоров мотнул головой и сказал:

– Нет. Они все отвечали с неохотой.

Старцев зашелестел кульком с сухарями, достал пару штук, один протянул Александру, от своего отломил кусочек, закинул его в рот, с хрустом разжевал и запил чаем.

– Ну а вы чем порадуете? – обернулся он к Бойко и Баранцу.

– Те же рожи, только в профиль, – с изрядной долей безнадеги произнес Олесь. – Правда, мы успели опросить всего троих. Четвертый клиент уехал в командировку, а пятый в больнице после операции.

– Какой операции?

– Нет, она не связана с нападением. Что-то с желудком. Язва, кажется. Операция прошла вчера, и врач настоятельно попросил сегодня не беспокоить. Завтра с утра поедем.

– Ясно. Докладывай по остальным.

Бойко раскрыл первую папку из тех пяти, что держал в руках.

– Гражданка Авербах Юлия Давидовна, девятьсот одиннадцатого года рождения, подверглась нападению в июне сорок пятого. Около двух недель провела в больнице. От сильного удара по спине пострадала левая почка. На первом допросе заявила о пропаже золотого браслета, но позже начала путаться и в конце концов полностью изменила показания.

– Сказала, что никакого браслета у нее не было? – спросил Иван и снова отхлебнул из кружки.

– Точно.

– Что с другими?

– Похожая картина. – Олесь развернул следующую папку. – Алан Айнурович Басманов, девятьсот второго года рождения. Заявил, что денег при нем на момент ограбления было в три раза меньше, чем указано в протоколе дознания. Типа, во время того опроса он слегка ошибся.

– Понятно.

– Третий гражданин…

– А третий гражданин вдруг вспомнил, что часы у него были не золотые, а позолоченные. Так?

Бойко, уже открывший рот, едва не подавился, откашлялся, поднял удивленный взгляд и спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Это, братец, пыль на рояле. Главное впереди. Перед нами очень даже всерьез замаячила версия о банде, состоящей из очень хитрых и деятельных молодых людей. Улавливаете, товарищи?

Утром Старцев намекнул своим людям о родившемся подозрении. Дескать, банда, промышляющая ночными грабежами, делает это не спонтанно, не уповая на случай, а тщательно готовится к преступлениям, выбирает жертву, следит за ней, подкарауливает. И вот уже к вечеру данная версия получила очередные подтверждения.