Боевые дельфины
По ходу рассказываю о сделанном заключении. Анапов из Агапы бегает вокруг и всплескивает короткими ручками:
– Вы уверены? Вы не ошиблись? А вы хорошо посмотрели?..
– Немедленно звоните в МЧС и хотя бы оцепите пляж, – повышаю голос. – На дне лежит немецкая торпеда времен Великой Отечественной войны. Вес боевой части – двести восемьдесят килограмм.
Этой информации достаточно. Перепуганный Илья Игоревич с прижатым к уху телефоном убегает подальше от линии прибоя. В принципе, Агапов – молодец, свои обязанности главы районной администрации худо-бедно исполняет. Одному богу известно, сколько я встречал мрази, пришедшей во власть исключительно ради собственного кармана. Такой и пальцем бы не пошевелил, прознав о старом боеприпасе, лежащем на дне общедоступного пляжа.
Подхожу к девчонкам со «Скорой помощи».
– Поможете?
– Чем? – нерешительно мнутся они.
– Надо бы вытащить гарпун из афалины. Жалко животину – мучается.
– Я не возьмусь, – решительно мотает головой врачиха. – Понятия не имею о внутреннем строении дельфинов. А по неопытности можно что-нибудь повредить наконечником этой острой штуки.
– Я тоже ничего о них не знаю, – испуганно шепчет медсестра.
– Что же делать? Кто-то из людей искалечил его – значит, мы же, люди, и должны помочь.
Они растерянно пожимают плечиками.
Сижу вместе со спасателями возле дельфина. Черт его знает, но иногда вид умирающего животного вызывает во мне такое сострадание, которое заслуживает не всякий человек. Девушки-медики топчутся рядом.
Тишина. Тихий шелест прибоя. И только вдалеке слышатся нервные завывания сирены…
– Я знаю, кто поможет! – вдруг заявляет врачиха. – Эльвира – дочь главврача!
– Точно, – восторженно шепчет сестра.
Осторожно интересуюсь:
– А она специалист?
– Она заочно учится в зооветеринарном. Перешла на последний курс.
Зооветеринарный? Это уже ближе, сгодится.
– Далеко живет?
– Тут все рядом. В Анапе во все концы – двадцать минут! Мы сейчас ее привезем!.. – похватав шлепанцы, убегают девчонки.
Мы переглядываемся и в легком недоумении провожаем порхающие над горячим песком тонкие белые халаты.
Автомобиль «Скорой помощи» появляется на пляже одновременно с несколькими спецмашинами: МЧС, пожарными, милицейскими. Из «Скорой» выходят трое и направляются к нам. Женщина лет сорока пяти несет металлический чемоданчик и ведет под руку молоденькую девушку; та, в свою очередь, держит за переднюю лапу рыжего орангутанга-подростка.
– Главврач с дочерью, – тихо подсказывают спасатели.
– А почему она ведет дочь под руку?
– Эльвира слепа от рождения.
Понятно. Эльвира – тоненькая, светловолосая девчонка в простеньком сарафане поверх купальника. На бесстрастном лице темные очки, походка неуверенная, осторожная. На вид – лет девятнадцать-двадцать.
Ее мама – обычная женщина: средний рост, нормальная комплекция, ничем не примечательная внешность. Вот только во взгляде усталость и жуткая безысходность.
Орангутанг – беззаботный и шаловливый, как все дети. Получив свободу, он тут же присаживается возле дельфина и с любопытством изучает его морду.
– Здравствуйте, – говорит главврач серым невыразительным голосом. – У вас тут какие-то страсти намечаются? Саперов вызвали, пляж оцепляют, а Эльвира уговорила меня приехать – хочет осмотреть вашего пациента.
Делаю шаг навстречу.
– Доброе утро. Афалину нашли со стальным гарпуном в брюхе. Сами вытаскивать железяку побоялись.
– И правильно. Лучше не трогать, – тихо говорит девушка. – Покажите, где он?
Мать подводит дочь к афалине, а я вкратце пересказываю историю нашей встречи на глубине.
Выслушав, она аккуратно ощупывает рану, интересуется:
– Давно он лежит на мелководье?
– С полчаса. Но это же не опасно. Он же не рыба, он дышит воздухом.
– Опасность заключается в другом…
Ее тонкие пальчики нежно поглаживают кожу афалины. Мама стоит позади и ни словом, ни жестом не вмешивается в действия дочери. Доверяет.
Зато орангутанг Яшка весь душой и сердцем с ослабевшим дельфином. Обнимая длинными мохнатыми руками его блестящее тело, он прижимается, смешно складывает в трубочку губу и целует новоиспеченного друга в лоб.
Я вместе со спасателями зачарованно смотрю на руки Эльвиры, с помощью которых она получает всю информацию из внешнего мира.
– …Опасность заключается в том, – убежденно говорит она, – что дельфин не может находиться длительное время на суше.
– Почему?
– Из-за большого веса тела и повышенного давления его внутренние органы деформируются.
– Понятно.
– Что это? – спрашивает девушка, наткнувшись на небольшое ровное отверстие в спинном плавнике.
– Дырка. Я ее заметил еще под водой, – пожимаю плечами. – Обычный след от старой раны. Наверное, за что-то зацепился. Знаете, под водой ведь много всякого мусора: арматура, проволока, куски металла и стекла…
– Да-да, я слышала об этом. Пожалуйста, поливайте его время от времени водой, чтобы не пересохла кожа и не произошло теплового удара.
Мы послушно выполняем указание. А Эльвира начинает извлекать гарпун.
Я ни черта не смыслю в лечении животных, но, по-моему, девушка торопится и забывает об осторожности.
– Стоп! – протестую против юношеского максимализма. – Предлагаю его подержать – он же ударом хвоста быка свалит!
– Нет-нет, что вы! – смеется она. – Афалины очень терпеливы и с благодарностью принимают медицинскую помощь от людей.
Терпение терпением, но я, поминая о чувствительном ударе в спину, все же отгоняю юного орангутанга и кладу руку на хвостовой плавник.
Словно заметив мою предосторожность, девушка улыбается и ловко извлекает гарпун из белого дельфиньего брюха.
Мне пришлось вновь поплавать с новым приятелем. Вернее, потаскать его по мелководью.
Создав оперативный штаб и выставив оцепление вокруг пятисотметровой пляжной зоны, товарищ Анапов из Агапы добрался и до нас.
– Евгений Арнольдович, примите мою сердечную благодарность за помощь в классификации этой проклятой немецкой торпеды, – разводит он короткими ручками, – но я вынужден попросить вашу дружную компанию освободить берег. Через двадцать минут сюда прибывает группа разминирования.
Молодец, дядька, быстренько все организовал. Ты – реликт, попавший в списки «Единой России» по счастливой ошибке. Побольше бы таких «ошибок» на бескрайних российских просторах – глядишь, и жизнь бы у нас наладилась…
Безропотно подчиняемся. Совместно со спасателями перемещаем афалину на метровую глубину и потихоньку транспортируем до границы зоны оцепления. Девушка в сопровождении своей мамы и заботливого Яшки проделывает тот же путь берегом.
На новом месте – возле пирса, уходящего в море метров на двести, – главврач «Скорой помощи» просит нас присмотреть за дочерью и отбывает в оперативный штаб.
Я бы рад присмотреть, но вскоре мой взгляд натыкается на приехавших специалистов по разминированию. Двое относительно молодых мужчин лет по тридцать подошли с сумками к шлюпке и начали обряжаться в акваланги… Не знаю, насколько они опытны как саперы, но пловцы из них никакие – это видно за версту.
Извинившись перед девушкой, направляюсь к стоящему на безопасном расстоянии Агапову.
– Илья Игоревич, кто эти ребята?
– Как кто? – удивляется тот. – Офицеры из ближайшей инженерной воинской части.
– Вы поинтересовались, сколько у них за плечами погружений?
– Нет.
– Напрасно…
– А в чем дело? – настороженно промокает он лысину.
– В том, что двадцатиметровая глубина отлично подходит для ознакомительного погружения начинающего дайвера. Так… поболтаться минут десять-пятнадцать у дна, поглазеть на красивые кораллы и рвануть обратно на поверхность.
– Вы хотите сказать, что для выполнения серьезных работ…
– Естественно, Илья Игоревич. Вы же неглупый человек, насколько я успел убедиться.
Он долго трет платком наморщенный лоб, а я с усмешкой наблюдаю за процессом возле шлюпки. Вздохнув, предлагаю:
– Давайте я пойду на глубину вместе с ними и осторожно, не мешая их работе, подстрахую.
Лицо дядьки просветлело.
– Правда? Поможете?
– Куда ж от вас деваться?.. Про царский обед с водочкой только не забудьте…
Работа по разминированию старой торпеды продолжалась около часа. Парни оказались неплохими спецами и довольно быстро отделили от носовой части проржавевший инерционный взрыватель. Я находился поблизости, наблюдал и пару раз своевременно подавал команду на всплытие, потому что саперы напрочь забывали контролировать давление в баллонах.
Во время всплытия я притормаживал молодецкий порыв, спасая ребят от легкой формы кессонки. В шлюпке помогал сменить аппараты и давал кое-какие советы, облегчающие работу на глубине.
В общем, мы неплохо справились с работой и передали обезвреженный боеприпас прибывшему буксиру с работягами-водолазами. Те быстренько его подцепили и поволокли на военный полигон для полного и окончательного уничтожения.
Простившись с ребятами, я отправился проведать спасенного дельфина.
Подхожу. Как ни странно, возле слепой девушки вижу только орангутанга по имени Яшка. Он обнимает афалину, словно старого друга. Эльвира увлеченно занимается пациентом: обрабатывает рану, делает инъекции.
Присаживаюсь рядышком и я, с изумлением наблюдая за тем, как девушка безошибочно находит в небольшом современном чемоданчике нужные инструменты и препараты и искусно с ними управляется.
Обрадовавшись моему возвращению, она запросто поддерживает разговор, из которого я узнаю весьма занятные вещи. Оказывается, слово «дельфин» происходит от греческого «дельфос», означающее «брат». Оказывается, в той же Греции за убийство дельфина карали смертной казнью, ибо на протяжении тысячелетий они были и остаются лучшими друзьями человека.
С искренним удовольствием признаю:
– Вы очень любите животных и свою будущую профессию. Это здорово.
– А как же иначе? Вас Евгений зовут?
– А вы – Эльвира?
– Да. Если хотите, можем на «ты».
– Конечно. Так проще.
– Ты кем работаешь, Евгений?
– В данный момент нахожусь в отпуске.
– А между отпусками?
– Служу в отряде боевых пловцов. Ныряю, как этот дельфин, только плавать под водой так хорошо еще не научился.
Наш пациент постепенно отходит от болевого шока. Продолжая удерживать хвостовой плавник, я ощущаю невероятную силу в его мышцах.
Яшка ничего не боится: ползает по глянцевому телу, издает какие-то звуки, прижимается к нему.
Вскоре девушка заканчивает врачевание, собирает и складывает медицинский инструмент в свой блестящий чемоданчик.
Спрашиваю:
– Что с ним делать дальше?
– Не знаю. Он здорово ослаб. Неплохо бы предложить ему живой рыбы.
– Сейчас устроим. – С надеждой смотрю на десяток рыбаков, сидящих на пирсе с длинными удилищами. – Пяток минут подождешь?
– Конечно.
Выудив деньги из кармана шорт, несусь на пирс.
Рыбачки сговорчивы: продадут – еще наловят, и вскоре я возвращаюсь с целым пакетом живой кефали.
Вначале дельфин не реагирует на угощение. Эльвира настойчиво гладит его, уговаривает. Что-то по-своему пытается объяснить и Яшка.
В конце концов, афалина нехотя съедает одну рыбешку, вторую… Аппетит постепенно просыпается, и пакет медленно, но верно пустеет.
– Ну вот и славненько. Молодчина, – нахваливает девушка. И легонько касается моей руки: –Женя, у меня к тебе просьба…
Она звонит по мобильнику маме и говорит, что нужно задержаться на берегу возле дельфина до позднего вечера. Подумав, мать соглашается, при этом просит передать мне трубку и довольно строгим голосом требует точно к полуночи доставить юную особу домой.
Деваться некуда – соглашаюсь.
Глава 4
Турция, Стамбул.
Одиннадцать месяцев назад
Подготовка сотрудников турецкой национальной полиции всегда вызывала зависть у тех, кто противостоял турецкому закону. «Башибузуки» неплохо владели единоборствами, лихо справлялись с вождением любых марок автомобилей и мотоциклов, отлично стреляли, обладали отменной физической подготовкой. Потому-то, оказавшись раненным в ногу на мотоцикле с неисправным двигателем, Башкурт здорово растерялся. Что же делать? Как сбежать с небольшой площади?
Спасительная идея приходит тотчас, стоило взгляду скользнуть по зеленоватой глади пролива. Море! Его спасет только море!
Башкурт резко поворачивает руль влево, и двигающийся по инерции мотоцикл перелетает через несколько ступенек.
Пристань. Лавируя между препятствиями, главарь банды выбирает край пирса, свободный от брустверов и бортиков.
Вот он – рядом с отдельно стоящим зданием кафе.
Пристань сзади, короткий пирс, прыжок. Секундный полет и… жесткий удар о воду.
Башкурт с детства умел отлично плавать и нырять. Помимо родственных уз, любовь к морю была единственной нитью, связывавшей его с младшим братом Денизом. Они росли в небольшом приморском городке Зонгулдак, где почти все взрослое население занималось углем – добычей в глубоких шахтах или его погрузкой в порту Эрегли. Ну а дети были предоставлены сами себе и при первой же возможности неслись стайками к берегу, где удили рыбу, плескались на каменистых пляжах. Тогда Башкурт с Денизом и научились плавать быстрее, нырять глубже, а задерживать дыхание дольше других.
Оказавшись в воде, Башкурт не спешит разжать ладони и отпустить в пучину тяжелый мотоцикл. Зачем? Пусть утянет поглубже, чтоб ублюдкам из национальной полиции не удалось вторично его подстрелить.
«В самый раз!» – отталкивается он от руля и устремляется влево – к ближайшему туристическому судну. Он успел заметить его перед прыжком: заурядная прогулочная скорлупка с тридцатиметровым корпусом ярко-белого цвета. Спрятавшись под ее нависающими бортами, можно немного отдышаться.
До нее метров пятьдесят – плевая дистанция. Лишь бы не ошибиться с направлением, так как прибой возле берега всегда поднимает муть и ухудшает видимость.
Башкурт мощно гребет руками и быстро плывет вдоль дна. Ноги он старается не нагружать – правую при неловких движениях едва не сводит судорогой от боли…
А вот и скорлупка. Сверху она блестит свеженькой белой краской, а снизу покрыта чудовищными темными разводами и наростами из мелких ракушек.
Башкурт давно не практиковался в подводном плавании и столь же давно не задерживал дыхание. Приходится прилагать много усилий и ужасно хочется вынырнуть – глотнуть воздуха. Но лучше сделать это с дальней стороны прогулочного судна, проплыв под его корпусом.
Под килем он чувствует слабость и нехватку кислорода. Еще пара секунд…
«Все! Больше терпеть не могу!»
Оставив позади судовой киль, он резко идет к узкой полоске поверхности, играющей светом между корпусом и стенкой пирса. Башкурт старается всплыть как можно тише, но в спешке раздается всплеск.
Проклятое курение! Грудь буквально разрывает от хриплого дыхания.
С опаской поглядывая вверх, он с минуту прочищает легкие и довольно усмехается: от площади раздается дружное завывание полицейских сирен. В такой какофонии плеска воды никто не услышит.
Отдышавшись, он набирает очередную порцию воздуха и снова уходит на глубину – проплыть под водой такое же расстояние до следующего прогулочного судна…
Имя Башкурт означает «главный волк» или «вожак стаи».
Наверное, данная трактовка наилучшим образом соответствовала характеру авантюриста, любителя легкой наживы, иногда очень жестокого и злобного человека. Родителей он потерял очень рано, и единственной на всем белом свете родственной душой для него оставался младший брат Дениз.
До тридцати пяти лет Башкурт усиленно находил приключения на свою задницу. Среди его дружков числились исключительно уголовники и прочие темные личности, из-за чего краткое пребывание на свободе, как правило, чередовалось с долгими отсидками в тюрьмах. В тридцать пять в голове уже зрелого мужчины случилась некая метаморфоза. Что-то щелкнуло, перемкнуло, и он вдруг понял простую истину: больше в тюрьму ему не хочется – так бездарно и бессмысленно растрачиваются дни, месяцы и годы его жизни.
В очередной раз оказавшись на воле, он вернулся в банду, но при этом начал не с разработки планов новых грабежей и налетов, а со звонков и поиска посредников, имеющих выходы на влиятельных и могущественных людей.
Ровно через две недели ему посчастливилось добиться встречи и познакомиться с Али Эрдоганом – человеком, лично знавшим премьер-министра. С тех пор дела у банды пошли в гору: множество раз Эрдоган выручал в процессе заведения уголовных дел и следствия; если помощь не поспевала, то договаривался с судьями, и приговоры подельникам Башкурта выносились на редкость мягкие; трижды спасал при разборках с конкурирующими бандами. Самого Башкурта при этом полиция больше не трогала…
Используя нехитрый способ, он отдалился от площади Бешикташ почти на километр. Лишь физическая усталость и боль в раненой ноге заставили прекратить стайерский заплыв.
Отдыхая в очередной раз под бетонной плитой напротив нового отеля, Башкурт решил задержаться в укромном местечке до наступления темноты. Однако слабость и круги перед глазами навели на мысль о немалой потере крови. Зацепившись за арматурный крюк, он с трудом приподнял над водой поврежденную ногу, повернул ее к свету, осмотрел рану.
«Нужно срочно остановить кровь!» – решил Башкурт и выглянул из своего убежища, оценивая расстояние до пришвартованного к пирсу катера.
До него он еле добрался, хотя оставалось не больше двадцати пяти метров. Вынырнув, отдышался. Приглядел пологое местечко, где можно вскарабкаться по бетону на берег. И, не таясь, поплыл брассом к цели.
«Да, в воде-то двигаться было легче». Пригнувшись и озираясь по сторонам, он добежал до узкой дороги. Машины здесь ходят не так уж часто: вдоль берега сплошной цепочкой выстроились небольшие отели. За дорогой, в тиши векового леса, дремало старинное мусульманское кладбище.
– Такси! – вскинул руку Башкурт.
Машина шарахнулась в сторону.
– Черт… – плюнул он и в сердцах оглядел себя.
Внешний вид действительно мог отпугнуть кого угодно. Мокрая одежда и волосы, порванная рубашка, окровавленная правая брючина. К тому же босые ноги – правый ботинок слетел при ударе о воду, а с левым пришлось расстаться добровольно.
И все-таки один надежный способ имелся.
Он вынул из кармана пару сотенных купюр светло-зеленоватого цвета и принялся ждать. Деньги тоже насквозь мокрые, но за такую сумму любой стамбульский таксист согласится отвезти хоть на другой конец города.
И верно. Уже через пару минут он сидел на заднем сиденье желтого «Форда» и расслабленно вспоминал сегодняшнюю неудачу…
Башкурт не был осторожным от рождения. Он научился осторожности после тридцати пяти. Поэтому на азиатский берег Стамбула, в дом старого и надежного друга, он отправился не сразу.
Поколесив по деловому центру европейской части города, он приказал таксисту остановиться у торгового центра и протянул триста долларов:
– Купи мне обычный бинт, ботинки восьмого размера, носки и светлую рубашку. Исполнишь как надо – получишь столько же.
Таксист кивнул и исчез за стеклянными раздвижными дверьми громадного магазина.
Прошло пять минут, десять, пятнадцать…
Да, опасения, безусловно, бередили душу. Вдруг этот долговязый водитель с подобострастной улыбкой на плоском лице позвонит в полицию и расскажет о странном пассажире?
Но все сомнения улетучились в тот же миг, как нескладная фигура, увешанная пакетами, появилась в дверях магазина.
– Обувь купил сразу, а за легкими рубашками пришлось постоять в очереди, – виновато пояснил тот, усевшись за руль.
Башкурт наскоро перевязал рану, переоделся, обул туфли, оказавшиеся впору. Спрятал порванную рубашку в пакет и, рассчитавшись с таксистом, покинул желтый «Форд».
В этом же райончике он забежал в другой магазин, где приобрел новые джинсы и снова поймал такси.
– В Фенербахче, – назвал он один из юго-западных районов азиатской части старого Стамбула.
В Фенербахче он приехал уже в предвечерних сумерках.
– Хвала всевышнему! – выйдя из машины, главарь банды посмотрел в светло-серое небо. – Потихоньку доберусь. Затемно буду на месте.
И прихрамывая на правую ногу, отправился в соседний квартал, называвшийся «Кадыкей».
– Мустафа, напомни: сколько денег находилось в коробках?
– Коробки из-под ноутбуков и плоских мониторов по вместимости соответствуют кейсам – в них было по шестьсот тысяч. В коробки из-под принтеров мы загрузили по миллиону. Самой объемной оказалась тара для системных блоков – в каждую из этих картонных коробок уместилось по полтора миллиона.
– И сколько всего наших денег перевозил грузовик?
– Тридцать пять миллионов долларов, – без запинки отвечает коренастый мужчина средних лет.
– Бесподобно! Просто бесподобно! – пыхает сигарой Али Эрдоган. – Башкурт, ты лишил меня целого состояния. И что же прикажешь с тобой делать?..
Башкурт со связанными руками стоит посередине огромного кабинета. В затылок ему дышат два широкоплечих молчуна – сотрудники личной охраны Эрдогана; третий с пистолетом в руке – начальник службы безопасности – прохаживается у закрытой двери.
Али Эрдоган – грузный мужчина лет шестидесяти. Среднего роста, лысоват, но с пышными седыми усами. Умен, осторожен и опытен. Когда-то занимал ряд важных государственных постов, поэтому обладает невероятным количеством связей как в Турции, так и соседних странах.
– Тридцать пять миллионов долларов, – повторяет он за своим помощником. – Ты представляешь, какие это деньги, Башкурт?
Еще бы не представлять… За долгое время их знакомства он задолжал всего пять миллионов и считал эту сумму непостижимой, сумасшедшей, огромной! Оттого и согласился отработать на перевозке груза.
Башкурт успел добраться до своего надежного друга.
Прихрамывая на правую ногу, он протопал километра два. Затем, дождавшись темноты, окунулся в нищету бедного квартала и нырнул в одну из его кривых улочек.
Черта с два его найдут в этих запутанных трущобах! Здесь нет ни табличек с названиями улиц, ни номеров на однообразных каменных дувалах. Здесь легко может потеряться даже тот, кто родился, вырос и всю свою жизнь прожил в Стамбуле.
Словно в подтверждение обнадеживающей мысли, Башкурт с четверть часа плутал по кварталу. На этой улочке живет его друг или на соседней? В этом доме или следующем?..
– Нашел! – растянулись в улыбке тонкие губы.
Он сделал шаг к калитке, обрамленной грубым природным камнем, и осторожно постучал…
Невзирая на позднее время и нервозность Башкурта, старый друг обрадовался его появлению.
– Откуда ты?! – открыв калитку, воздел он руки к темному небу.
– Позже объясню, Джума. Можно войти?
– Конечно. Зачем спрашиваешь?
Давным-давно они жили на одной улице небольшого приморского городка Зонгулдак. Учились в одной школе, вместе бегали на берег моря рыбачить и нырять с каменных утесов. После школы их пути разошлись: Джума отправился в угольную шахту, а Башкурт – в первую ходку за решетку. Позже они неоднократно встречались и помогали друг другу. Джума с семьей скопил немного денег, продал дом в Зонгулдаке и переехал на окраину Стамбула.
После молитвы сели ужинать. За трапезой вспоминали детство в Зонгулдаке: школа, одноклассники, шалости, море…
А потом произошло форменное светопредставление.
В дом вломились какие-то люди. Очень много людей. Одновременно и со всех сторон. Но достаточно тихо: без стрельбы, криков и взрывов шумовых гранат. Они работали настолько профессионально, что Башкурт не сомневался: национальная полиция выследила его и берет дом Джумы штурмом.
Джуму и его жену, худенькую невзрачную женщину, ворвавшиеся в дому мужчины вырубили и оставили лежать посреди небольшой гостиной. А Башкурта связали и поволокли на улицу.
И только на улице, когда его запихивали во вместительный багажник серого «Мерседеса», он вдруг понял, что к полиции эти люди не имеют никакого отношения…
– Прости, Али… Я понимаю: тридцать пять миллионов – огромные деньги, – шевелит разбитыми губами Башкурт.
Изобразив пренебрежительную усмешку, Эрдоган перебивает:
– Это все, что ты понимаешь?
– Я же не сам сдал твой груз полиции!
– Почему ты приказал свернуть с трассы и двигаться вдоль Золотого Рога?
– Мы свернули после моста через Золотой Рог из-за «евнухов».
– Ага! И приехали прямиком в лапы «башибузуков»!
– Мы не знали, что они дежурят на площади Бешикташ…
– Хватит! – кричит Эрдоган.
Заслышав властный голос хозяина, телохранители приходят в движение. Один обхватывает толстой ручищей шею Башкурта, второй наносит несколько сильных ударов в область печени и солнечного сплетения.