Перед подъездом стояла Кикимориха, толстая досужая соседка, которая всегда была в курсе всего. Они соседствовали по лестничной площадке, дверь её квартиры находилась напротив их с дедом. Она что-то деловито выстукивала своим указательным пальцем по груди двухметрового прораба, тот вежливо кивал и разводил руками. Ничто не указывало на фантасмагорическую природу ночной стихии.
Фух… Это был просто сон… Кай счёл Кикимориху достаточным и весомым аргументом для прощания с беспокойством и умиротворённо пошаркал обратно в спальню. В животе требовательно урчало, страшно хотелось кофе, и Муза Павловна наверняка уже приготовила утренний субботний пирог, а он ещё не умывался.
Кай повернул в ванную комнату, открыл воду, потянулся за душем. Плечо остро резануло болью. Смыв утренний сон чуть тёплой бодрящей водой и напевая под нос «Пелемень требуют наши сердца…», Кай обмахнул спину полотенцем и ступил на холодный кафельный пол.
Да что ж такое с этой спиной?
Обмотав полотенце вокруг бёдер, он провёл ладонью по запотевшему зеркалу и выкрутил шею, в надежде рассмотреть синяк или царапину на лопатке, которая досаждала ему всё утро. Но зеркало отразило не синяк…
Кай открыл рот. На плече бурым свежим ожогом горел отпечаток медвежьей лапы, с пятью мякишами и пятью же бороздками от когтей.
Кай попятился прочь от зеркала, он вбежал в свою спальню и остолбенел – на подоконнике сидел… сидела серебристая птицы.
«Мистика».
Память послушно вытолкнула имя.
«Ии-чип», – соколица смотрела на него немигающим серьёзным взглядом.
Нет, это невозможно… Он поднёс свои руки к лицу, из глубин памяти всплыло золотисто-голубое сияние, окутывающее его кожу… теперь он вспомнил, мерцающие волокна. Очень чётко. Он видел себя в окружении этого сияния, он видел Каргера, каким-то неведомым образом управляющего этими нитями.
Медвежья голова ещё была… Медвежья лапа!
Он выскочил в коридор, а потом на лестничную площадку.
– О, утро добренькое, Каюшка! – сладколикая Кикимориха с широкой улыбкой и глазами-буравчиками стояла на пороге своей квартиры, засовывая ключ в карман. Она цепко охватила взглядом его фигуру, – фирменный субботний пирог, я не ошибаюсь? Запах на весь подъезд!
– Доброе утро, Виталина Карловна… – Кай топтался голыми ногами по плетёному коврику на пороге.
– А я, вот, гоняла коммунальщиков. После того шквала! Я ведь глаз не сомкнула! Я с молодости очень чутко сплю! Неделю мусор валяется! Такую красоту угробили. Когда ещё двойное цветение застанем. Я все телефоны оборвала, конечно, всем всё равно, и мэрия спит как ни в чём не бывало, но в соседнем доме искрили провода, и у нас мигало, а на Межевом даже выбило несколько стёкол. И никому нет дела! Всё так бы и осталось, если бы я не дошла до Мэра.
Она всё никак не хотела шагнуть в свою открытую дверь, елозя взглядом по телу Кая. Её объёмистая грудь колыхалась, стиснутая трикотиновым платьем цвета жёлтого «запорожца». По виску стекала капля пота, а щеки блестели от жира. Она очень напоминала ему желток. – Кому же ещё позаботиться о сиротиночке, как не родному деду, как не соседушке…
– Спасибо, Виталина Карловна, – непонятно за что поблагодарил её Кай и босым как есть, удерживая полотенце на последних сантиметрах благочиния, метнулся к квартире наискосок, где жила Муза Павловна.
В спину ему понеслись причитания: «Ой… а это ещё что у него? Подурели совсем с этими татуировками! Ка-а-ай…»
Кай решительно толкнул дверь Музы и почему-то на цыпочках скользнул в её прихожую.
Он остановился и отдышался. Меньше всего ему хотелось объяснять Кикиморихе историю происхождения медвежьей лапы на лопатке. Он мысленно отругал себя за неосторожность. Ну отчего было не одеться? Почему не прикрыть плечо футболкой или полотенцем, на худой конец? Но главное не это – всё-таки ночью был шквал, и бдительная соседка, мимо которой муха незамеченной не пролетит, ничего подозрительного, кроме погодных катаклизмов, не заметила.
Кай немного успокоился. Бывают же и совпадения… Ну птица… ну залетела случайно… Наверняка дед и Муза там, ждут его к завтраку, кофе, кофе, кофе… Да, и ему просто необходим кто-то трезвомыслящий.
Он сделал пару шагов и почему-то шёпотом, будто боясь получить отклик, позвал: «…дед, бабМуз…» и не услышал никакого ответа.
Из кухни доносился ароматный и успокаивающе домашний дух цветаевского пирога. Кухня была пуста. Он почти радовался этому, почти надеялся, что там никого не будет – могли же дед с Музой пойти на рынок.
Нет. Он пока не готов. В голове, если честно, всё ещё полная каша…
Он остановился на несколько секунд, переводя дыхание.
Нет. Всё нормально, нормально.
Он попытался упорядочить мысли, по привычке соединив указательные пальцы на переносице. Это не помогло, потому что следом за этим полотенце упало на пол. Свалив стопку газет, Кай, внутренне истерически хохоча, закрутился в узком коридоре, вылавливая уголки полотенца, опутавшего его ноги. Он вернул полотенце на бёдра и потуже завязал концы, затем также на цыпочках прошёл в гостиную…
Однако следующий шаг принёс ему ещё большее удивление. В комнате находились чужие люди.
* * *
В кресле сидел черноволосый длинноногий мужчина. Возле изящной старинной витрины стояла девушка, склонившись к самому стеклу и рассматривая коллекцию фарфоровых статуэток – любовь и гордость Музы Павловны. Вторая девушка, он не сразу заметил её в дальнем углу комнаты, сидела на пороге балкона, обхватив себя руками за плечи. На краешке дивана, устремив взгляд в окно, сидела очень красивая молодая женщина с подобранными вверх пепельными волосами, одетая в тёмно-синее платье. Он видел её со спины, но такой изгиб шеи, такая талия и линия плеч, и… и… и… всё остальное могли принадлежать только невероятно красивой женщине.
Все, кроме неё, повернули головы в его сторону.
Кай очень удивился. Он не знал, кто эти люди и почему они находятся в квартире Музы. Но они не удивились. Он так же не знал, будет ли уместно задать этим людям вопрос о том, где, собственно, хозяйка. Конечно, для Музы он был всё равно что родной внук, но весь его вид… голые пятки… мокрые волосы и полотенце… Попади он ей на глаза, она бы убийственно отчитала его за такую бестактность по отношению к её гостям. Скорее всего, это деловая встреча, – к Музе часто наведывались коллекционеры, – и кажется он её портит. Таким людям вовсе нет дела до его ночных бредней.
Да, бредней. Вот самое правильное слово.
И тут Кай осознал всю глупость своей детской истерики. Он даже обрадовался, что ни дед, ни Муза не видели его диких метаний последнего часа. Он представил, что сказала бы ему на это Муза: «Молодой человек…»
В этот момент черноволосый мужчина потянулся за тростью и начал вставать с кресла, а светловолосая молодая женщина повернула к Каю своё королевское лицо:
– Молодой человек, я бы порекомендовала вам вернуться к себе и надеть наконец штаны. Иначе, боюсь, первое впечатление может быть испорчено, – проговорила она голосом Музы.
Внутри Кая всё оборвалось.
Цена
Она смотрела на него, и лицо её было очень печальным. Кай растерялся, честно не понимая, что происходит, и что ему на самом деле делать…
В какой-то момент мозг перестал метаться в поисках разумных объяснений.
Пойти и надеть штаны, вот что, – совет был дельным.
Кай развернулся и вышел в прихожую. Это была спасительная мысль. Он вернулся в их с дедом квартиру, избавился, наконец, от своего дурацкого полотенца, быстро оделся и направился к выходу.
Может, убежать? Глупо, конечно.
Перед дверью Музы он с полминуты постоял, а затем снова вошёл в квартиру.
– Ну вот… это наш Кай, – в дверях гостиной стоял высокий молодой мужчина, опиравшийся на знакомую трость. Вид у него был очень взволнованный. Его слова адресовались двум совсем юным девушкам, которых Кай заметил в первом акте этой причудливой пьесы.
Русоволосая девушка – сейчас Кай узнал в ней ту, с сиреневыми глазами, которую пытался спасти от змеи прошлой ночью – сделала несколько шагов к нему. Пару секунд в молчании они с любопытством разглядывали друг друга, на её губах появилась странная кривая улыбка, а потом она сказала:
– Это моя вина, в самом скучном и тихом уголке огромного города ты умудрился вляпаться в историю!
– Э-ээ… – её слова смутили его.
– Кай, познакомься, это наша гостья, История, – мужчина сжал его плечо рукой.
– История, знаю, звучит непривычно, – сиреневые глаза улыбались, – меня так назвал папа, не удивляйся. Можешь звать меня просто Тори.
Кай чувствовал, как воздух покидает лёгкие. Ресницы вокруг её глаз казались фиолетовым дымом.
– Ладно… Тори… Ну, в смысле, очень приятно. Меня зовут Кай, – Кай смутился ещё больше.
Девушка развернулась на одной ноге, словно выполняя танцевальное па, взметнув при этом русыми волосами, переходящими в пшеничное золото на концах, и уселась в свободное кресло.
Мужчина неловко переступал с ноги на ногу. Он достал из кармана носовой платок и шумно высморкался: «Трибога в душу…»
Каю снова стало не по себе.
– Наша вторая гостья… в некотором роде… Мы зовём её… – мужчина, казалось, подбирал более точное выражение.
Кай посмотрел на хмурую девушку, сидевшую на пороге балкона.
– Это Карна, – подсказала ему из кресла История, – она не очень разговорчива.
– Привет, Карна, – Кай почувствовал холодок, пробежавший по спине.
Карна ничего не ответила и не поменяла позы.
Да, одного взгляда на её отчуждённый вид хватало, чтобы понять, насколько это закрытый человек. Лицо скрывала косая чёрная чёлка, волосы росли ассиметрично, оголяя шею с одной стороны лица и уходя острыми клином до середины плеча с другой. Вся её фигура, казалось, излучала ощутимый холод. Она не нашла в себе желания изобразить улыбку на лице или хотя бы из вежливости кивнуть. Казалось, что она борется с порывом уйти отсюда. Кай снова почувствовал холодок.
– Кай… не будем тянуть, – вздохнув, красивая женщина поднялась с дивана и, подойдя к нему, взяла его за руки.
Каю захотелось зажмуриться. На стене, за её плечом, висел большой фотопортрет, тон изображения и образ выдавали возраст снимка – где-то 20-е годы, начало века. Он очень хорошо знал этот портрет Музы Павловны, потому что маленьким часто расспрашивал про него. На портрете она была запечатлена в полный рост, ещё совсем молодой, вероятно после выпуска из института. Одета она была в униформу сестры милосердия – тёмное платье с белым передником, с нашитым на нагруднике знаком Красного Креста, с повязкой на левой руке с таким же знаком. Из-под белой головной косынки, завязанной сзади под волосами, выбивались светлые вьющиеся пряди волос. Рука её покоилась на белой балюстраде, спокойный взгляд красивого лица был направлен прямо на фотографа. И эти идеальные черты лица были сейчас перед ним, разве что живые.
– Ты кое-чего не знаешь. Мы должны тебе как-то объяснить, хотя это не просто, – голос Музы, а в том, что это была Муза, у Кая уже не было сомнений, был полон грусти.
– Каргера больше нет… – мужчина поймал взгляд Кая, хотел добавить ещё что-то, но видно было, что ему достаточно тяжело справиться с чувствами. Он снова извлёк из кармана свой платок и отвернулся.
– Понимаешь… Ты – часть чего-то большего, всегда ею был. Мы не знаем всего, – Муза говорила тихо, но в ушах у него гремело. – Это какая-то другая сторона Мира, скрытая, древняя. Неподвластные нашему пониманию Силы. И, очевидно, в этом твоё предназначение. Но мы не знаем…
– Каргер спас тебя. Это был какой-то договор, – молодое воплощение деда Егора смотрело на него с волнением и болью.
Каю были знакомы эти жгучие глаза под густыми бровями, чёрные беспорядочные вихры с посеребрёнными висками, усы и борода, слегка удлиняющая его лицо. Кай смотрел и думал, как же рано тот поседел. Эта мысль показалась ему настолько неуместной, что окончательно вывела его из состояния ступора, и он, наконец, подал голос:
– Что произошло с Каргером?
Дед и Муза переглянулись.
– Может сядешь уже наконец? – в разговор снова вступила История, в голосе её слышались командные нетерпеливые нотки.
Муза и дед Егор вернулись на свои места, Кай последовал за ними.
Девушка по имени История продолжила:
– Мы же говорим тебе, мы мало чего знаем. Ты сразу будто умер, и тебя затащило в смерч. Мы почти не видели, что было внутри, ты же исчез. Непонятно откуда вырос столб огня и пепла, начал трескаться асфальт, всё начало рушиться, и после этого мы ничего не помним… правда, потом мы кое-что разглядели. Ты был как живой. Мы точно слышали, как Каргер согласился уплатить какую-то цену, и ты даже встал на ноги, и тогда этот страшный рогатый старик выдал какую-то тарабарщину и приложил тебя лапой. Ты снова выключился, и мы подумали, что теперь ты точно умер. Мы перенесли тебя домой, и Муза Павловна неделю за тобой ухаживала, пока ты не вернулся.
– Неделю? – для Кая это была совершенная неожиданность. А потом он вспомнил, что Кикимориха говорила, будто много дней вызванивала коммунальщиков. Вот это да, значит он валялся больным семь дней!..
– А Каргер?
– Каргер… Он просто стоял и смотрел, как мы суетимся вокруг тебя. А потом опустился на колени. Я подумала, что он молится. Не знаю, как точнее объяснить, он несколько минут так стоял на коленях, а потом упал на спину.
– Мы вызвали скорую… но было поздно… – дед Егор опустил глаза и ладонью смахнул что-то с ресниц. – Они подумали, что сердце остановилось. Но он оказался весь в крови. Ран не было совсем. Ничего не понятно.
– Это невозможно… – только и смог сказать Кай.
Дед Егор пожал плечами.
– Похоронили уже. Вся парафия собралась. Народу съехалось со всего света. Мы не знали, что его так уважали…
– А вы?.. – Кай наконец решился высказать вопрос, на который им давно пора было ответить. – Почему вы такие? Почему так… выглядите?
Крохотный уголок сознания ещё таил надежду на то, что он ошибается, что противоестественное явление молодых Музы и деда Егора имеет какое-то простое объяснение, например, перед ним правнучка Музы и троюродный племянник деда, приехавшие погостить к ним в Древнеград.
– Ты вообще что-нибудь помнишь? – снова вмешалась в разговор История. – Помнишь, перед тем как ты отключился, Каргер сказал, что это путь на несколько веков?
Кай напряг память. Если принять, что всё это было не сном, а ужасной необъяснимой явью, то он должен был помнить. Он был недвижим и опутан этим золотисто-голубым полем, и он без конца проваливался куда-то в другие эфиры, его отсекало от внешних звуков, но слова Каргера всплыли в памяти достаточно чётко, и он проговорил их вслух:
– «Этот путь на несколько веков… Велес, ты не оставишь его одного со всем этим…»
– Во-от! Этот, которого ваш Каргер назвал Велесом, тот медведь с рогами, он сначала сказал что-то типа «эти слишком много растратили, но это мы подправим», и потом ещё «а тебе, дитя беспутное, здесь вообще-то делать было нечего». Потом грохнул своим посохом и что-то сделал с ними, потому что они этот момент не помнят, а я не знаю. И потом все трое стали так выглядеть, – закончила История.
– Не понял, кто трое? Там было только три человека – дед с Музой и ты. Ты не изменилась.
– Кай, видишь ли, людей было трое. Но ты забыл… про…
– Ну… Птица ещё была…
– …и змея. – дед Егор скосил глаза в сторону балкона.
– Ты хочешь сказать… в смысле, вы хотите сказать, что она… что это?
– Карна. Которой и правда там было нечего делать, – сухо закончила История. – Может быть это всё из-за неё. С какого она на меня накинулась? И Каргер ваш погиб из-за неё.
Такого Кай точно не мог себе представить. Карна не выразила каких-либо признаков внимания к их разговору. Она хмуро смотрела в сторону, и этот вид ограждал её от навязчивого внимания не хуже, чем, к примеру, могло бы ограждать стекло террариума.
– Как змея может стать человеком?.. – это был глупый и в общем грубый вопрос, на который ни у кого не было ответа, Кай это понимал. Он точно показал себя полным идиотом и ему захотелось вернуть свои слова назад.
– Все мы носим маски… – услышали они тихий холодный голос из угла комнаты. От этого звука каждому стало не по себе. После чего Карна вернулась к состоянию безмолвного созерцания.
На балконе раздался шорох. В дверной просвет Кай увидел на перилах птицу, Мистику. Да, теперь это не спишешь на случайность или игры фантазии.
Муза встала, разгладив платье.
– Кай, нам всем надо многое обдумать. Многое ещё предстоит обсудить. Но не сегодня. Ты чуть не погиб. И нам очень не хватает… нам всем надо проститься с Каргером… – голос ей изменил, она произнесла его имя еле слышно. Сделав пару вздохов, она продолжила, – но если ты умрёшь с голоду, то получится, что нам с Егором Георгиевичем вернули молодость напрасно. Идёмте, пора завтракать.
Внезапно Кай ощутил дикий голод, просто невыносимый. И он был совершенно обессилен. Казалось, они разговаривали целую вечность, после этих откровений он чувствовал только ещё большее непонимание. Но к этому добавился тяжелейший груз – понимание вины за смерть Каргера.
Каргер-Каргер… Вот кого ему сейчас не хватало. Вот кто мог бы ему рассказать, что произошло на самом деле. Сколько лет он помнил деда, столько же рядом был и Каргер. Старый друг, молчаливый неприметный священник. Что он знал о нём? Сколько бы вопросов он ему сейчас задал?
Кай вздохнул и пошёл на кухню, Муза раскладывала пирог по тарелкам.
– Кай!
Он обернулся на голос молодого мужчины, который с этого момента заменял ему единственного родственника и опекуна, деда Егора.
– Вот, возьми. Это было у тебя в руке, когда мы тебя принесли домой. Я подумал, что это важно.
В руке деда блестел знак Каргера.
Дар Каргера
Кай взял знак Каргера в руки. В груди бешено застучало.
Сейчас при свете дня он мог его спокойно рассмотреть. Знак имел форму овала и выглядел очень старым. Он поскрёб ногтем по тёмному тусклому металлу с высеченными на нём золотыми символами. В верхней части в обрамлении лучей золотилась инкрустация в виде солнца; снизу вверх, через всё тёмное поле, к центру солнца восходили ступени лестницы. Лучи делали края вещицы довольно острыми. По окружности вилась какая-то надпись, но он не сумел её прочесть.
Он держал в руках эту вещь и ощущал дрожь. И в первую очередь подумал о походах крестоносцев или миссии Рыцарей Круглого Стола, – людей, связанных орденскими узами. В ночь гибели Каргера Кай заметил знак у него на груди. А потом, в самом конце, когда тот помог ему встать на ноги, Каргер вложил ему что-то острое в руку, значит то был этот рыцарский орден. Кай совершенно забыл о нём и мог потерять. И вот теперь дед Егор снова вручил ему волнующий дар Каргера.
Кай спрятал его в карман джинсов и отправился поедать свою порцию цветаевского пирога.
За завтраком, да и вообще в субботу, к событиям той ночи больше никто не возвращался. Каждый чувствовал определённую неловкость и не пытался завязать разговор.
Из того что Кай понял, обе гостьи, История и Карна в первую же ночь остались у Музы Павловны – она отвела девушкам по комнате, и те без возражений приняли приглашение. Казалось, что никто из них не понимал отведённой им роли, которая всё же Велесом задумана была, но и без этого у каждой было чувство, что именно сейчас им не стоит расставаться.
Кай жевал пирог и рассматривал женщин, собравшихся за столом.
Тори и Карна казались его ровесницами, может на год-два моложе. Муза, несмотря на своё строгое чёрное платье, выглядела просто потрясающе, он подумал, что было бы неловко обратиться к ней с прежним «БабМуз». Энергия двадцатилетней била в ней через край, но она казалась оживающей куклой, которой ещё только предстояло научиться быть человеком. Она никак не могла привыкнуть к необыкновенной послушности и живости своего нового тела, руки всё ещё по-стариковски искали опоры. Ноги, теперь обе совершенно здоровые, выбирали место для следующего шага, но телу уже это не требовалось. Беспрестанно хватая очки и через минуту снимая их или протягивая руку к вазочке с лекарствами, Муза всякий раз озиралась на окружающих. Разница в прожитых годах давала о себе знать не столько на психологическом уровне – ей надо было свыкнуться с таким чужим своим телом. Разрыв был очень большой.
Он перевёл взгляд на Тори – девушка, судя по всему, не испытывала дискомфорта, ни физического, ни психологического, находя пирог вкусным, компанию терпимой и приключение сверхзабавным. Она показалась ему открытым и жизнерадостным человеком. Благодаря её неумолчной болтовне, к всеобщему облегчению, никому из, по сути, незнакомых людей не приходилось из вежливости подстёгивать затухающий разговор.
Кай так же не упустил, что её прямолинейность иной раз коробила окружающих. Тори была резка, прямолинейна и даже временами заносчива. Особенно это смущало Музу Павловну, привыкшую к определённым границам в отношениях. У Истории же проблем с демаркацией не наблюдалось. И… странно… но это по какой-то причине очаровывало Кая ещё больше.
Глядя на Карну, вообще невозможно было что-либо определить. За день она так и не прибавила в разговорчивости, тяготела к уединению и тёмным местам, почти ничего не ела. И если в Музе Павловне, которая по прихоти хтонического божества рассталась с шестью десятками прожитых лет, конфликтовал опыт духа и текущий биологический возраст, то… что можно было сказать о Карне? О каком опыте духа можно было говорить, чтобы понять её возраст? Не о змеином же?
Кай рассматривал их всех и не понимал, радоваться ему или печалиться. Неизвестность пугала, и это не добавляло ему желания приближать час неприятных открытий. При этом оставался один вопрос, который подстёгивал его к разговору.
Выхода не было…
* * *
Кай глотнул обжигающего кофе и отставил чашечку в сторону.
– А вы уже придумали, как объяснить соседям и друзьям исчезновение двух пенсионеров, Егора Георгиевича Острожского и Музы Павловны Ладожской? И появления на их месте до странности похожих на них людей с такими же именами? – от курьёзности вопроса мрачные мысли напрочь улетучились.
– Ну, Кай, мы ж неделю не показывались никому… и ничего, – дед, потягивая чай, откинулся на диванчике, вытянув ноги через всю кухню. – Как-то разрулится.
– Нет-нет, Егор Георгиевич, что вы! – по лицу Музы Павловны было видно, что план деда совсем не тянет на план, – одной Виталины Карловны хватит, чтобы в два счёта вывести нас на чистую воду.
Все затихли. Фактор Виталины Карловны нельзя было не учитывать. Казалось, только Карна сохраняла полное равнодушие к проблеме.
– Соседка? – переспросила История, и где-то после минутной паузы, решительно заявила, – с ней мы справимся, легенду я устрою.
Муза Павловна с любопытством взглянула на Тори, ожидая продолжения, но выспрашивать детали не стала, а Тори уже погрузилась в свои мысли. Кай с дедом и Музой переглянулись совсем как в старые времена – как родные, и их молчаливые взгляды единодушно выразили согласие подождать.
– Ну раз так, то и прекрасно, История! – подбодрила её Муза Павловна. – Я тут ещё подумала… Может, нам пока перебраться в Белозоревку? Вы как? Там старожилов и не осталось совсем, дома под дачи распродали, а отдыхающие мало кого знают. Там мы точно избежим вопросов, и заодно подышим деревенским воздухом.
– О! У меня давно припасена «Энциклопедия огородника». Вот и применю знания. Давно пора там у вас порядок навести.
Муза улыбнулась.
Кай вспомнил их прошлогоднюю поездку в деревню. Места там были заповедные, усадьба, которая принадлежала ещё деду Музы Павловны, стояла на берегу речки Зорянки. С участка через галерею высоких сосен и берёз можно было выйти прямо к деревянной пристаньке, у которой в зарослях камыша на солнышке грели бока с десяток лодок. Дед с Каргером тогда весь день ловили рыбу, а Кай с книжкой в руках болтался в гамаке, натянутом меж двух старых берёз. Каргер не раз упоминал забавную историю местной достопримечательности – графского замка с призраками. Он хорошо знал эти края, иногда они заглядывали и в его дачный домик в посёлке чуть дальше по трассе. Каргер был до невозможности серьёзен, дед тогда лишь качал головой, Кай фыркал от смеха.
В общем, идея Музы Павловны была хороша, каждый день проволочки грозил им риском разоблачения и неприятными расспросами, потому решено было выезжать как можно быстрее.
Бог даст, то и завтра.
Заминка состояла в двух вещах: первой – Кай непременно хотел перед отъездом заглянуть в конноспортивную школу, с чем никто не спорил, и второй – вопрос гардероба для Музы и деда Егора. Тори сразу заметила, что люди их возраста так не одеваются и, что хуже, категорически не носят подобной обуви. Так что если стоит задача интегрироваться в среду того поколения, в котором им предстоит прожить современную версию их жизней, то им просто необходимо срочно переодеться.