Криабал. Свет в глазах
Об этом он хвастливейшим манером возвещал все на тех же стенах. Кажется, ему требовалось как-то изливать в пространство свои мысли, а просто выкриков в пустоту не хватало. Он хотел запечатлеть свои достижения накрепко – и запечатлевал как попало.
Нашел, раскрыл, разгадал! – горделиво возвещали записи. Никто не смог, а я смог, смог, смог! Я, я, я, я!..
Своего имени он, правда, нигде не написал.
В поле зрения Массено появился он сам, шагнувший из дверного проема. Когда-то это ужасно странно смотрелось – видеть пустую комнату, а потом себя, в нее входящего. Но со временем слепец привык и теперь уже плохо помнил, как было иначе.
Он провел свое тело к центру и поднял заинтересовавший череп. Обычный человеческий, как и думал. Ничего особенного.
Хотя… а почему у него такая странная грушевидная апертура? Она уже не совсем и грушевидная – скорее яблоковидная. Такой формы отверстия у кориллангов, троллей и некоторых других существ с очень широкими носами… но их черепа и в остальном сильно отличаются. Этот же, если не считать апертуры, совершенно человеческий.
Может, это просто дырка?
Так и не найдя ответа, Массено осторожно положил череп на место. Он продолжал читать надписи на стенах – и те постепенно подходили к чему-то важному. Неизвестный волшебник бурно восторгался Антикатисто и его достижениями, рассказывал о том, как разыскал его башню, как несколько лет жил здесь, ведя уже собственные исследования.
Он знал, что дом Антикатисто обыскивали много раз, знал, что все сколько-нибудь ценное отсюда забрали давным-давно – но еще он знал, что ничего по-настоящему ценного так и не нашли. Он верил, что у Антикатисто где-то был тайник, неустанно искал его… и в конце концов нашел.
Взор Массено остановился на нарисованной кровью арке. Возле нее записи обрывались. Только еще пара кратких фраз на свободных местах, но они звучали просто восторженными повизгиваниями. Массено так и видел этого трясущегося в экстазе волшебника, разгадавшего то, чего не сумел разгадать никто…
Монах сделал шаг к рисунку. Тот не был пыльным. На всем остальном в комнате лежал толстый слой пыли, но только не на кровавой арке. Массено сделал еще шаг. Еще…
…И из арки что-то выпрыгнуло!
Оно метило монаху прямо в горло. Но солнцегляды в таких случаях реагируют инстинктивно, мгновенно срывая повязки с глаз. Массено сорвал ее едва ли не раньше, чем тварь появилась из арки – и в нее ударила волна света!
Тварь не осыпалась пеплом, как нежить. Тела мертвецов сами внутри как пепел – и Солнце лишь дарует им упокоение. Но это существо только покрылось ожогами, точно его обварили кипятком. С визгом и воплями оно забилось, заметалось по комнате – и нигде не могло скрыться от взгляда Озаряющего Мрак.
Агония продлилась недолго. Дымящийся, похожий на вареную обезьяну труп скрючился в углу. Массено вернул повязку на глаза и осторожно подошел ближе.
Он знал множество созданий ночи. Несть им числа. Но таких раньше не встречал.
Сейчас оно выглядит неказисто, но… но в общем мало отличается от мертвого человека. Только черты лица искажены, а кожа и до встречи с даром Солары была словно сваренная.
И нос. Вот у кого такая яблоковидная апертура.
Массено снова обратился к кровавой арке. Не убирая руки с повязки, медленно подошел к ней и еще медленнее – коснулся.
Рука прошла прямо в стену. Монах не стал задерживаться в такой позе – неизвестно, кто сидит с другой стороны. Он тут же сделал еще шаг и оказался… где-то.
Здесь было гораздо просторнее. Уже не комната в башне, а огромный зал. Размером с великий собор Солары в Грандтауне, только вместо пола, стен и потолка клубится черный туман. Точка зрения Массено заметалась, словно не в силах сообразить, где верх, а где низ, – и у монаха закружилась голова.
По счастью, длилось это всего пару секунд. Иначе не быть бы Массено живу – в этом богопротивном месте оказалось еще три точно таких же твари. Увидав человека, они пошли на него – покачиваясь, почти опираясь на руки, как обезьяны.
О Солнце, как же кощунственно они выглядели! Сердце при виде этого ужаса невольно начинало биться быстрее. При том что Массено навидался куда более страхолюдных созданий, те были именно… страхолюдными. Гротескными, обезображенными, зловещими. А эти… они почти и не отличались от людей, но сразу приходило понимание, что это нечто в корне чуждое миру живых, миру человека.
И Массено без раздумий снова снял повязку.
Пустые глазницы запылали, как два солнца. Слепой монах жег божественным светом, пока не спалил всех. Нечисть не могла даже подступиться, приблизиться к страшнейшему своему врагу – вдохновленному богиней Озаряющему Мрак.
Когда Массено истребил всех, то смог спокойно рассмотреть найденный зал. Тайную комнату, хранящую тайны Антикатисто. Что бы ни обратило когда-то волшебника Токхабаяжа в элементаля Тьмы – произошло это явно здесь.
По периметру стояли тусклые черные обелиски. В их глубинах еще мерцали багровые огоньки, но видно было – силу эта магия давно утратила.
Были еще фиолетовые, висящие в воздухе кристаллы. И растущие из черного тумана диковинные лозы с огромными цветами-чашами. И струящиеся вокруг серебристые тени, похожие на очень слабых, видных только в Солнечном Зрении духов.
И алтарь. В самом центре залы стоял залитый кровью алтарь, на котором лежали несколько предметов. Рядом в неестественной позе скорчился скелет – на сей раз несомненно человеческий, с правильной носовой апертурой.
Кости были обглоданы дочиста.
Нетрудно догадаться, что здесь произошло. Идущий Сквозь Время говорил, что к башне приходил волшебник с пятью слугами. То есть всего их было шестеро.
Массено нашел два скелета и уничтожил четырех тварей.
Ему уже доводилось разгребать подобное. Многие волшебники чересчур неосторожны и самоуверенны. Считают, что власть над магией дает им власть над всем сущим, – и не замечают пределов, проложенных вышней силой. На удивление многие из них принимают смерть от тех, кого сами призывают или создают.
И далеко не всегда эти создания потом тоже погибают или убираются восвояси. Многие остаются и чинят вред уже ни в чем не повинным обывателям. Не раз и не два Массено приходилось предавать солнцу эти последствия богопротивного колдовства.
Но вот зачем волшебник обернул в подобную мерзость собственных же слуг? Массено обратил внимание, что сваренные в лучах Солары твари медленно разваливаются, рассыпаются углем, а затем и пеплом.
Значит, все-таки нежить. Только какого-то неизвестного рода. От демонов и близких им созданий остается все же поболее, да и разлагаются они иным образом.
Орден Солнца изучил и каталогизировал почти всю нежить, водящуюся на Парифате. И разделил ее на четыре типа в соответствии с принципом питания.
Первый тип – нежить постящаяся. Личи, зомби, ревенанты, ходячие скелеты и некоторые другие твари, которые не едят вообще. Пищу им заменяет волшебство – собственное или поднявшего их некроманта. Если подобный мертвяк остается без хозяина, то обычно не причиняет никому вреда – просто стоит на одном месте или бестолково бродит, пока не иссякнет оживляющая его сила.
Второй тип – нежить всеядная. Эйнхерии, драуги, хрумги-рактуули, младенища и некоторые другие твари, способные есть то же, что едят живые. Эти, как правило, наиболее разумны, а некоторые даже благи. Далеко не все, конечно, – Массено до сих пор не мог забыть драуга, с которым целую ночь сражался в одном древнем кургане. То было воистину могучее чудовище.
Третий тип – кровопийцы. Вампиры, вурдалаки, стриги, морои и другие кровососущие. Кровь сама по себе им не особенно и нужна – они поглощают жизненную силу, в избытке в ней содержащуюся. Этой краденой жизнью и длят свое богомерзкое существование. Сама же кровь… вампиры не особо распространяются, что с ней в конечном итоге происходит.
Ну а четвертый тип – пожиратели. Упыри, гули, вендиго, визгуны и прочие твари, поглощающие плоть живых. Конечно, они ее не переваривают – нечем. Просто глотают и ходят с ней внутри. Мясо разлагается, гниет, выделяется трупный яд и прочие смрадные миазмы – и вся эта погань позволяет нежити и дальше мертветь.
Эти создания – несомненный четвертый тип. Пожиратели. Неизвестно, чем или кем их кормил безумный волшебник, но в конце концов они сожрали его самого.
Массено приблизился к алтарю и снизил точку зрения, изучая лежащие там предметы. Два канделябра с оплывшими свечами. Несколько чьих-то костей. Пустая чашка с погнутой вилкой. Медный жезл. Книга.
И странного вида… осколки. Нечто вроде кусков черного стекла или кристаллов с острыми гранями. От них исходили недобрые флюиды – даже Солнечное Зрение меркло, когда монах пытался на них сосредоточиться.
Больше всего Массено заинтересовала книга. Она не имела названия, но на обложке была вырезана пятиконечная звезда. А под обложкой монах обнаружил гримуар – книгу, что есть почти у каждого мастера чародейных дел. Не доверяя одной только памяти, здесь они хранят свои знания и секреты, записывают заклинания, рецепты зелий и ритуальные чертежи.
К сожалению, это был не гримуар Антикатисто. Всего лишь того волшебника, что семнадцать лет назад прибрал к рукам его башню. Массено и здесь не нашел его имени, зато нашел много чего еще.
Судя по всему, волшебник был не очень-то и могущественный. Не магистр, даже не лиценциат – всего-навсего бакалавр. Просто очень увлеченный и настырный. Он действительно всю жизнь изучал Антикатисто, сумел в конце концов отыскать его тайную комнату и прибрал к рукам кое-что из его имущества.
В том числе – гримуар.
И не просто гримуар. С содроганием в сердце читая неровные строки, Массено узнал, что Антикатисто принадлежал самый могущественный из черных гримуаров. Самая страшная колдовская книга в мире.
Черный Криабал.
Именно с его помощью он обратил себя в воплощение ужаса. Именно с его помощью обрел невероятную силу и едва не уничтожил всю Мистерию. Он хранил его в своем тайнике – и после его гибели Черный Криабал мирно покоился шесть веков.
А потом его нашел этот безумный волшебник. Нашел, даже воспользовался, проводил с его помощью какие-то ритуалы… но бездарным образом утратил. Разве что не плюясь на страницы, чернокнижник рассказывал, что, заполучив такую силу, решил бросить вызов волшебнику Медариэну. Массено много слышал об этом добром чудотворце – возможно, величайшем белом маге Парифата.
И он оказался воистину велик. Ничтожный безумец не сумел победить его, даже владея Черным Криабалом. Медариэн одолел его и отнял гримуар, но убивать не стал. Видимо, преисполнился жалости к несчастному, хотя, судя по записям, благодарности тот не испытывал.
Он вернулся в башню Антикатисто и целых десять лет еще прожил в ней, все дальше уходя по дороге помутнения рассудка. Он все же успел почерпнуть кое-что из Черного Криабала и пытался что-то создать на этой основе – но тщетно. Именно тогда он обратил своих слуг в новый вид нежити.
С каждым годом волшебник делал записи все реже, и были те все бессвязнее. На последних страницах они вовсе превращались в галиматью, а почерк становился почти нечитаемым. Но Массено все же удалось разобрать несколько строк:
«Я болен. Подхватил что-то. Не могу их кормить. Нечем. Они голодны. Их глаза горят. Они все медленнее выполняют мои приказы. Но они обязаны мне повиноваться. Я же их хозяин. Уверен, вс…»
Последняя страница была заляпана кровью.
Вот так бесславно этот волшебник и закончил свои дни. Он не стал вторым Антикатисто, хотя всей душой к этому стремился.
Массено же… Массено не так и много извлек из его путаных записей. Да, теперь он знал, где и как Токхабаяж стал Антикатисто, но это не отвечало на вопрос, как тот вернулся к жизни спустя шестьсот лет.
И куда еще важнее – где его искать и что с ним делать?
Массено еще раз перечитал некоторые страницы в гримуаре. Безумный волшебник писал, что вот эти черные осколки на столе – побочный эффект от ритуала обращения во Тьму. По сути, это частички самого Антикатисто, его кристаллизованная плоть. Потеряв Черный Криабал, волшебник пытался что-то наколдовать с их помощью, но не преуспел.
Массено ничего не мог сделать с этой находкой. Но, возможно, чародеи Мистерии смогут. Многие виды магии основаны на подобии и сродстве – имея волос или обрезок ногтя человека, можно разыскать его или наложить проклятие…
Неизвестно, получится ли что-то такое с этими кристаллами живой Тьмы. Но надо попытаться. Здесь Массено в любом случае больше ничего сделать не может.
Он прихватил также гримуар и жезл. Возможно, волшебники и из них сумеют что-нибудь извлечь.
А если нет… что ж, Массено просто бросит их в выгребную яму.
Глава 4
– Кто дерзает вступить под своды Ахлавода? – снова раздался глас.
– Не отвечайте ему! – шикнул Плацента. – Пошли, как будто не слышим!
Искатели Криабала попробовали так и сделать. Глас повторился еще дважды, все более настойчиво, но путники продолжали прикидываться глухими.
И тогда перед ними появилось сияющее лицо-маска. Оно висело в воздухе, а вместо глаз и рта зияли пустые отверстия. Перекрыв путь, страж Ахлавода раздраженно сказал:
– Я знаю, что вы меня слышали! По-вашему, я полный идиот?!
– Прости нас, о добрый дух, мы посчитали, что твой дивный голос – просто коллективная галлюцинация, – повинился Дрекозиус. – В последнее время с нами случались и более странные вещи.
– Во мне нет ничего странного. Я просто дух-хранитель Ахлавода. И, если хотите через него пройти, вам придется меня ублаготворить.
– Мы понимаем, – поклонился Дрекозиус. – Подскажи, как мы можем это сделать, если будет на то твоя и богов милость.
– Будет. Я на самом деле очень нетребовательный дух. Мне много не нужно. Оставьте мне одного из вас – и идите себе спокойно.
– Можешь забрать гоблина, – без раздумий сказала Джиданна.
– Заткнись, тля! – бешено заорал Плацента. – Почему опять гоблина-то?! И я не гоблин, я полугоблин, стерва!
Дрекозиус печально вздохнул, приложил персты к переносице и промолвил:
– Добрый дух, не согласишься ли ты на некую иную оплату? Как бы ни был счастлив любой из нас навек остаться твоим гостем, это все же слишком высокая цена только за то, чтобы позволить пройти. Уверен, что ты, будучи существом высокоинтеллектуальным, и сам это понимаешь, но просто решил остроумно пошутить над странниками. Вероятно, тебе чрезвычайно скучно целыми днями сторожить эту пещеру, и ты пользуешься любой возможностью, чтобы развеять хандру.
– Вообще, да… – задумчиво согласился дух. – Мне тут действительно дико скучно. Если вдуматься – и зачем мне этот вонючий гоблин-то?..
– Это я-то, по-твоему, вонючий?! – фыркнул Плацента. – Это ты еще моего папашу не нюхал, тля! Рассказать тебе, чем он пах, вонючка ты летучая?!
– А расскажи, – внезапно согласился дух-хранитель. – Расскажи мне интересную историю – только действительно интересную! – и я тебя пропущу.
Плацента что-то невнятно прогундел, но вообще-то предложение показалось ему выгодным.
Всего-то почесать немного языком? Дешево!
– Ладно, тля, – довольно сказал он. – Если тебе так втемяшилось, я расскажу. Уж расскажу, тля. Было это, ярыть, в восемьдесят втором годе, когда я еще в люльке лежал и под себя гномов делал. А, хотя нет. Погоди. Тля… когда ж это было-то?.. Погоди-погоди!.. Тля, суета какая-то…
Плацента нахмурился, пытаясь вспомнить, когда случилась единственная в его жизни встреча с отцом. И в конце концов таки вспомнил, что было это в тысяча четыреста девяносто втором, когда ему едва-едва исполнилось одиннадцать. Гоблины и полугоблины взрослеют быстрее людей, поэтому Плацента в том возрасте уже вовсю резал карманы и даже успел пощупать одну нетребовательную потаскушку.
И однажды, когда он вернулся домой – а Плацента тогда еще жил с матерью, – то услышал за дверью спальни знакомые звуки. Его родительница к тому времени уже совсем истрепалась, но иногда ей еще удавалось завлечь клиента из самых неразборчивых.
Это оказался гоблин. Гоблин, тля! Плацента прекрасно знал, что его маман не брезгует этой кривоногой падалью – он все-таки иногда смотрелся в зеркало! – но его все равно до не могу это бесило.
И в этот раз Плаценту прорвало. Он спрятался за рваненькой занавеской, приготовил нож и стал ждать, пока этот вонючий гобло вынет свой волшебный жезл и выйдет сам.
Тот вышел очень быстро. Покряхтел еще минуты две, свалился, еще с минуту бубнил о чем-то за дверью и весело гыгыкнул. Плацента расслышал звон монет и напрягся.
Он уже собирался выпрыгнуть и ударить. Но тут наконец увидел очередного хахаля мамаши… и рука замерла.
Плацента словно смотрелся в зеркало. Довольно кривое и мутное зеркало, в котором отражалось более скрюченное, морщинистое и зеленокожее его подобие… но сходство все же было налицо.
Гоблин тоже это заметил. Он расплылся в кривой ухмылке, назвал Плаценту «сынишкой» и предложил сходить в кабачок.
Там и прошел первый и единственный вечер, который Плацента провел с отцом. Он до сих пор вспоминал его с умилением.
Особенно кошелек, который подрезал у бати, когда прощался.
Радость омрачало только то, что и батя спер у Плаценты кошелек. Но там денег было гораздо меньше, так что полугоблин все-таки остался в выигрыше.
Духу-хранителю история понравилась. Он согласился пропустить Плаценту, но потребовал такой же платы и с остальных. Те и без того уже догадались, к чему идет дело, так что спорить не стали.
Джиданна неохотно рассказала, как подобрала в парке голодную грязную белку, распознала в ней редкое волшебное животное и накормила единственной своей золотой монетой. Белка смолотила ее мгновенно и прониклась к тогда еще студентке Униониса искренней симпатией. Та взяла ее домой и через некоторое время обратила в фамильяра.
После этого они стали близки, как бывают близки только волшебник и его фамильяр. Объединили мысли и чувства. После этого, правда, выяснилось, что белка – существо злонравное, ворчливое, ленивое и прожорливое, но волшебства в ней было до кира, так что Джиданна все равно осталась довольна.
Белка же, неслышная для людей, но не для духа, добавила от себя, что ее волшебница – тоже существо злонравное, ворчливое, ленивое и прожорливое.
Рассказал занимательную историю и отец Дрекозиус. Причем не из своей жизни, а просто одну байку о трех епископах, которые нашли потерянную иерофантом Грандпайра шапку и чуть не поубивали друг друга, заспорив, кто оную шапку будет возвращать. Возможно, Дрекозиус этот анекдот попросту выдумал, но дух все равно остался доволен.
Кое-как удалось выдавить историю и из Мектига. Та оказалась самой короткой из четырех, посвящена была встреченному в Шиассе Солетунгу, да к тому же дармаг почему-то попытался изложить ее в стихах.
Сам он, правда, заявил, что это не стихи, а нид.
Вполне этим всем ублаготворенный, дух-хранитель позволил пройти. Даже любезно предложил сопроводить – мол, в Ахлаводе очень легко заблудиться, а выходов из него множество, и далеко не все ведут в хорошие места.
Только теперь, только от этого духа искатели Криабала узнали, что же, собственно, такое этот самый Ахлавод. Оказалось, что это запутанная разветвленная пещера, находящаяся как бы между мирами. Точнее, один кусочек Ахлавода – в одном мире, другой – в другом, третий – в третьем, но при этом между ними можно свободно ходить.
Дух-хранитель даже поименовал несколько из них, но ни один из искателей никогда о таких мирах не слышал. Они родились на Парифате, знали, что после смерти попадут в Шиасс, что боги и святые живут в Сальване, а демоны – в Паргороне. То, что кроме этих четырех существует и еще что-то, раньше было известно только Джиданне, но и она никогда не интересовалась чем-то сверх того, что преподавали на кромкохождении.
Еще дух-хранитель сказал, что на Парифат ведут три туннеля, и спросил, по какому из них его гости желали бы выйти.
– А куда конкретно они выводят, если будет нам позволено спросить? – осведомился Дрекозиус.
– Что за страны там расположены, я не знаю. Но каждый из туннелей ведет в волшебное место. На болото Кошмаров, на остров Еке Фе Фонсе и в Дарохранилище. Куда бы вы хотели попасть?
– В Дарохранилище! – без раздумий выпалила Джиданна.
– Эй, тля, ты не окирела ли вконец, колдожаба?! – разозлился Плацента. – Ты какого кира все время за всех решаешь?! Ты кто тут вообще?! Тебя кто главной назначил, тля?!
– Ладно, – спокойно ответила волшебница. – Решай тогда ты. Куда?
– Куда?.. Э… Тля!.. а что это за места-то?!
– Я что-то слышал о болоте Кошмаров, – елейно сказал Дрекозиус. – Если не ошибаюсь, это именно там обитают… кхм… Кошмары. Злые духи, что преследуют добрых севигистов в дурных снах, а порой и наяву.
– Не только добрых и не только севигистов, – уточнила Джиданна. – Но в целом да.
– Не надо, – мотнул головой Мектиг. В его водянистых серых глазах мелькнуло неприязненное выражение.
– Ладно, – неохотно согласился Плацента. – А Еке Фе Фонсе – это что?
– А это такой островок рядом с Мистерией, – усмехнулась Джиданна. – На языке Каш его название означает «проклятый остров-свалка». Мистерия хоронит там Черные Книги и проклятые артефакты.
Плацента хотел было сказать, что это волшебное барахло наверняка стоит денег, но потом все-таки решил, что лезть в самую клоаку черной магии – так себе авантюра.
– Ладно, – еще неохотнее согласился он. – А Дарохранилище – это что такое?
– О, сын мой, если легенды не врут, это воистину дивное место, – возвел очи горе Дрекозиус. – Одна из величайших затерянных святынь. Мечтание каждого охотника за удачей. Я живу на свете сорок семь лет, но и надеяться не смел, что однажды ступлю в такое место.
– Ага, – подтвердила Джиданна. – Дарохранилище – это что-то вроде… храма. Волшебного храма. Каждый, кто попадает туда, получает волшебную способность.
– Какую?! – подался вперед Плацента.
– Случайного рода и обычно совсем мелкую. Но всегда полезную.
После этого Плацента уже не спорил.
В самом Ахлаводе ничего интересного не было. Пещера и пещера. Вокруг мерцали зеленые и розовые кристаллы, и белка Джиданны даже украдкой погрызла парочку, но то оказался обычный кварц. Просто с примесями железа и еще чего-то, что белка раньше не пробовала.
Вкус ей не особо понравился.
Единственное развлечение в пути предоставил Плацента, на которого напала сильная икота. Джиданна и Дрекозиус наперебой давали разные советы, и даже Мектиг вставил несколько слов, но ничего не помогало. Полугоблин шел и икал. Шел и икал.
А потом они прошли указанным духом-хранителем туннелем, вышли с другой стороны… и Плацента перестал икать.
Дарохранилище. Джиданна и Дрекозиус слышали о нем, но понятия не имели, как оно выглядит. И вот – вступили под его своды.
Вход в Ахлавод с этой стороны оказался совсем невзрачным. Крохотная дверца, какие обычно прикрывают кладовки и чуланы. Ее сложно было заметить в зале под открытым небом, на фоне белоснежных мраморных колонн и великолепных статуй.
Боги. То были статуи богов. Все Двадцать Шесть, вся божественная севига. Стоя по кругу, они протягивали руки, словно приглашая их пожать.
– Ну?! – затрясся в нетерпении Плацента. – Где моя способность?!
– Если я ничего не путаю, нужно коснуться одной из статуй, – сказала Джиданна. – Бог, которого она изображает, сделает тебе подарок. Маленькую волшебную силу.
– А всех можно?!
– Нет, только одну.
– А если коснуться всех?!
– Не знаю. Попробуй, если хочешь.
Плаценте не терпелось попробовать. Но он порядком трусил. Опасливо поглядывал на остальных, ожидая, чтобы те испытали судьбу первыми.
Но и остальные тоже робели. Даже Мектиг Свирепый.
Это же все-таки боги. Пусть только как статуи, но все равно.
– Я слышал, что нужно не только коснуться статуи, но и очиститься перед этим духом, – поведал Дрекозиус. – Вознести молитву избранному божеству, устремиться к нему всеми своими помыслами – и в вечной своей благости один из Двадцати Шести наградит тебя тем даром, которого ты достоин. Если, конечно, ты вообще хоть чего-то достоин.
После этого все еще сильнее стушевались. Никто не чувствовал себя достойным. Каждый из искателей Криабала считал себя центром вселенной… но каждый же втайне подозревал, что боги могут с такой точкой зрения не согласиться.
– Дети мои, не отслужить ли нам вначале молебен? – заискивающе предложил Дрекозиус. – Давайте прочтем хором Великую Молитву. Или, может, вы исповедуетесь мне в грехах? Конечно, я не жрец-исповедник, но все равно имею право принимать исповеди. Вот ты, дочь моя. Скажи мне как на духу – не испытываешь ли к кому ненависти, не думала ли о ком плохо?
– Думала и думаю. Вот о нем, – ответила Джиданна, указывая на Плаценту.
– Как это печально. Но отчего же так?