Две причины жить
Мебель вся, что ли? Ох, телевизор. Придется в эту самую скатерть и завернуть. Что там на кухне? Где лохи прячут свои великие ценности? B кастрюлях. Таковых нет. Но есть холодильник, и в нем почти полная бутылка водки. О! Сверток в морозилке. В тряпочке дешевая ерунда то ли из золота, то ли просто желтый металл. Кажется, полный набор. Только что-то никакая сигнализация не реагирует. Блондин вернулся в прихожую и громко хлопнул входной дверью. Сработало. Расслабимся перед дорогой… Через пять минут к дому подъехала патрульная машина. Четыре милиционера с автоматами ворвались в квартиру на первом этаже. Они обнаружили две набитые вещами сумки, телевизор, завернутый в скатерть, и грабителя со стаканом в руке.
– Взяли с поличным, – отрапортовал сержант по рации. – Руки вверх! Лицом к стене! Раздвинуть ноги! Вы задерживаетесь по обвинению в грабеже неприкосновенного жилища.
Был третий час ночи, когда Блондина после составления протокола повели в камеру. Вдруг открылась дверь одного из кабинетов. Два нетрезвых мента вытолкнули в коридор широкоплечего парня с разбитым в кровь лицом.
– Давай, майор. Ты у нас еще права покачать успеешь.
Блондин встретился взглядом с Александром. В одних глазах были холод и высокомерие убийцы, в других – потрясение и мука человека, чья жизнь загублена.
– Бедняга, – пробормотал сквозь зубы Блондин, никогда и никого не жалевший.
* * *Наше время…
Галя второе утро подряд тащила Наташку в модельное агентство. Вчера до нее очередь не дошла.
– Ты найдешь, за кем стояла?
– Господи! Че искать-то. Там такая кочерга маячила, я даже ночью вздрагивала. Да вот она. Бусы на свои кости повесила. Мам, мне еще долго. Мороженое купи, мам. «Семейное», за двадцать рублей. Клубнично-шоколадное.
– Да ты что, – возмутилась Галя. – На кого ты потом будешь похожа! У тебя же платье. И помада.
– Не купишь – я этой дылде все платье порву, оно хренового цвета.
Через несколько минут Галя принесла полкилограмма мороженого в фольге.
– Доченька, я пошла. Умоляю, веди себя, как… ну ты понимаешь. Да, чуть не забыла. Если ты пролетишь тут, может, сходишь по другому объявлению? Видишь, салону красоты требуется хозяйка помещения, правда, в скобках сказано «уборка». Ну и что, для начала неплохо. А место хорошее. Ленинградский проспект. И потом, все-таки салон красоты. Всегда будешь отлично выглядеть…
– И долго ты мне это место искала? – Наташа равнодушно сунула бумажку в карман. – Слушай, а ты вообще не можешь еще о ком-нибудь позаботиться? Меня ты достала. Ну хотя бы тем козлом занялась, с которым у тебя свидание.
– С чего ты взяла, что он козел? Даже я его еще не видела.
– Голос как у козла. Не доведут тебя до добра эти объявления.
И Наташка помахала Гале, довольная тем, что последнее слово осталось за ней.
* * *Сергей открыл сейф и обозрел наличность. Три бумажки по сто долларов и две по пятьдесят. А расходы предстоят большие. Нужно собрать такой материал, чтобы суду стало ясно: это не просто преступление против личности и человеческой жизни, которое было совершено четыре года назад. Это преступление, которое продолжается уже четыре года. Которое будет продолжаться до смерти жертвы, если сейчас не наказать виновников. Если не вернуть ей все, что должно ей принадлежать. Включая компенсацию за подорванное здоровье. Нужно убедить суд, что речь идет об особой жестокости и цинизме. Ибо жертва – мать, а преступница – дочь. А если оставить для суда красивые слова и пафос, то ему, Сергею, прежде всего нужны бабки для взяток чиновникам за каждую бумажку и оплату свидетельских показаний. Правдивых показаний! Пока свидетелям не заплатили за ложные.
Как назло, нет ни одного срочного заказа. Нет гонораров на подходе, и нет снимков, которые можно было бы хорошо продать. А нужен-то всего один снимок, но такой, как «Девушка у реки». То, что он за него получил, стало самой крупной суммой в его жизни. Но дело не только в его мастерстве. И Сергей набрал номер телефона.
– Але, – заговорил он дурашливым голосом, – это питомник одной собаки? Вас беспокоит общество укушенных прохожих.
– Вы ошиблись, – ответил ему мягкий женский голос. – Это ветеринарная помощь взбесившимся частным детективам. Чего тебе, Сережа?
– Мне надо встретиться. И не рассказывай про режим своего Бобика, Дин. Я к вам пристроюсь. Хвост его буду нести.
– Давай завтра. Подъезжай в десять в наш сквер. Узнаешь нас по рыжему окрасу.
– Спасибо тебе, девушка у реки.
Дина положила трубку и встретила обеспокоенный взгляд Топаза.
– Ничего страшного, моя детка-конфетка. Я с тобой. Мы дома. К нам никто не придет. Мы только посмотрим, сколько у нас денег.
Дина выдвинула ящик столика под зеркалом. Пятьдесят долларов и двести рублей. Это критическая сумма. Значит, нужно искать работу. «Дорогая Нина» их не прокормит. За квартиру, свет, телефон уже висят долги. Противно, конечно. Но все-таки хорошо, что нет постоянной службы, постоянных коллег и дела, которое делаешь не за деньги, а потому, что это твое призвание.
На нем крест. На жизни длиной в двадцать шесть лет – крест.
Дина не хотела жить после того, что случилось два года назад.
Стало быть, сейчас она – не совсем она. Или совсем не она. Та, блестящая, известная, не догадывалась, что можно зарабатывать деньги, вынося горшки за больными. Что можно напрочь потерять интерес к людям и сознательно искать шмотки по принципу: чем хуже, тем лучше. Дело в том, что люди не утратили интереса к Дине. Они мучили ее своим вниманием. Она хотела стать невидимкой. Но не заметить Дину могли только слепые. Потому что она была редкой красавицей.
* * *Галя шла по Тверской с мужчиной неопределенного возраста и невнятной внешности. «Конечно, секс-символы не дают брачных объявлений в газеты, – думала она, искоса поглядывая на него. – Но как в случае чего описать его особые приметы? Чушь несусветная в голову лезет. В случае чего?»
– Дмитрий, а как вы отдыхаете? – вежливо спросила она.
– Иногда активно, иногда с книгой на диване, – прилежно ответил кавалер.
«Ну и какой же у него голос? – размышляла Галя. – Как у козла или наоборот? Что значит – наоборот? До чего же Наташка грубая».
Однако пора бы уже узнать, что у него за планы. К себе пригласит или рассчитывает к ней пойти?
– А с кем вы живете, Дима? Один или с родителями?
– С женой, – ответил этот козел. – Но у нас нет сексуального контакта.
* * *Сергей шел с фотоаппаратом по Зубовскому бульвару. Какая-то странная, однополая толпа. Да это же агентство «Суперстар» проводит набор! Можно посмотреть.
Он медленно шел вдоль очереди, бесцеремонно разглядывая девушек. Они нисколько не возмущались, многие даже начинали позировать. У них теперь одна забота – ловить шанс. Стоп! Прямо на тротуаре, подложив под себя кусок картона, сидела девочка и ела мороженое, кусая от большого полукилограммового бруска.
Оно капало на голубое нарядное платье, которое и без того терпело испытание дорожной пылью. Сергей затормозил.
– Слушай, встань-ка, пожалуйста.
Девушка посмотрела на него с любопытством и поднялась, облизывая пальцы.
– Хочешь совет? – доверительно склонился к ее уху Сергей. – Не теряй тут времени. Здесь набирают моделей. Знаешь, что это? Вешалки для платьев. Чтобы платье было видно издалека. А ты в этой очереди самая маленькая. И самая хорошенькая. Что тоже им не требуется. Зрители будут смотреть на твое лицо, а не на наряд. Пошли со мной?
– А ты че, баб тут снимаешь?
– Нет. То есть да, снимаю. Делаю фотографии для журналов. Я – фотохудожник.
* * *Андрей Владимирович Николаев, главврач частной хирургической клиники, читал историю болезни новой больной. Чудовищная, нереальная история. Тамара Ивановна Синельникова, 58 лет, четыре года назад была отправлена на принудительное лечение в психиатрическую больницу № 51 по заявлению дочери. Предварительный диагноз установлен частнопрактикующим психиатром Орловым. За четыре года диагноз «шизофрения» ни одним из врачей в стационаре не подтверждался. Лечения практически не было. Полтаблетки галоперидола и радедорм на ночь. Четыре года! Жалобы на боли внизу живота зафиксированы впервые год назад. Осмотр гинеколога. Так… Воспаление придатков, опущение матки… Назначение на биопсию – два месяца назад. Приглашен специалист-онколог. Диагноз подтвердился. Как развивалась с тех пор опухоль, не указано. Лечение: полтаблетки галоперидола и анальгин при болях! Поступила для операции по просьбе Комиссии по гражданским правам. Может ли такое быть в нормальной стране? Чтобы правозащитники занимались операциями онкологических больных? Заключение невропатолога клиники при поступлении Синельниковой: «Уравновешенна. Психических отклонений не замечено. Интеллект выше среднего». Ну еще бы. Доктор философских наук. Вашу мать. Профессор Николаев знал, как оперировать рак. Но он не знал, что делать с активными подонками. Их скальпелем не вырежешь. Быстро размножаются в своей грязи.
Глава 4
Сергей устанавливал свет в мастерской, а Наташка ела шпроты. Третью банку. Они с Олегом здесь не питались, но НЗ держали. Хлеб, консервы, несколько бутылок пива. Две девушка уже опустошила.
– Ты скоро закончишь?
– А ты что, дохлых шпрот пожалел?
– Нет. Времени. Я тебя не на прокорм взял.
Наташка вытерла рот салфеткой, которую он ей сунул, с любопытством посмотрела вокруг.
– Ну и как ты меня снимать будешь?
– Если б я знал. Слушай, сходи в ванную, умойся с мылом. Там есть немного косметики. Нос припудри, ресницы заново подкрась. Нет, только умойся. Я сам тебя подкрашу.
Минут через десять она уже имела товарный вид. Даже очень. Как девушка, которая может рекламировать колготки, жвачку, прокладки и даже косметику. Но ему нужно было совсем другое. Сергей велел Наташе сесть на диван и посмотрел на нее с разных сторон.
– Улыбнись. Как следует улыбнись. Спасибо. Теперь подумай о чем-нибудь.
– О чем это я думать должна?
– Все равно. Вспомни школу, соседей, кошку, вчерашний обед…
Она как-то посмурнела и без выражения уставилась в пол.
– Так, спасибо, больше думать не надо. Слушай, а ты можешь посмотреть на меня сексуально, призывно, как будто…
– Как будто трахнуться до смерти хочу? Сейчас.
Наташка на мгновение отвернулась, прикрыла лицо руками, а затем резко отняла ладони и приняла соблазнительную позу. Сергея качнуло. Вместо прелестного личика он увидел похабную физиономию c блудливым взглядом и придурковатой ухмылкой.
– Да, – печально сказал он. – Ты это выражение запомни и, когда увидишь его в зеркале, коли себя булавкой.
Это полный облом. Ничего не выйдет.
– Разденься, пожалуйста, – в отчаянии попросил он.
– А больше ничего не хочешь? – зашипела оскорбленная его предыдущими словами Наташка. – За раздевание, между прочим, деньги платят.
– С тобой, конечно, так и было.
Сергей достал из кармана сто рублей и положил перед надутой девушкой. Ее взгляд тут же посветлел. Она без ломания и стеснения стянула платье и осталась в голубых трусиках. Тоненькая, довольно широкоплечая, с маленькими грудками. Все вполне, но не в этом дело. Сергей вышел в коридор, покурил. Затем решительно расстегнул и вытащил из джинсов широкий солдатский ремень. Сделал свирепое лицо и ворвался в комнату.
– Ой, – тоненько взвизгнула Наташка и, схватив лежащее рядом платье, судорожно прижала его к груди. Она подняла на Сергея ставшие огромными глаза, нежный рот беспомощно приоткрылся. Она застыла, боясь шелохнуться. Чудесный выросший ребенок, увидевший жестокость мира. Он успел сделать пять кадров, прежде чем она пришла в себя, успокоилась и спросила:
– Ты что, совсем ох…?
Разрядка наступила. Она перестала позировать. Убедившись, что ей ничего не угрожает, она ходила в трусах по комнате, лежала на диване, разглядывая фотографии на стенах, пила пиво из бутылки, одевалась, опять раздевалась и даже мылась под душем. Все это время Сергей снимал. Уже стемнело, когда он подумал, что, возможно, сделал неплохую работу. Тут он заметил, что Наташка не собирается уходить.
– Нам пора, – сказал он ей почти нежно. – Я здесь не живу, – он протянул ей пятьсот рублей. – Мало, но это только аванс. Если снимки пойдут, я обязательно заплачу тебе с гонорара. Оставь телефон. Может, еще поработаем.
Наташа явно не думала, что это мало. Она зажала деньги в ладони и мысленно улетела далеко из мастерской. Туда, где мается от безденежья веселая компания непутевых друзей.
* * *Блондин вышел из метро «Планерная» и посмотрел по сторонам. Из-за внезапного задания Князя он не успел почувствовать себя на свободе. Сейчас осмотрится, отдохнет. За два года здесь почти ничего не изменилось. Вот эта улица, вот этот дом. Он отсидел свой срок за ограбление квартиры. Князь обещание выполнил. Передачи были богатые и приходили регулярно. Камера отдельная, кумовья услужливые, будем надеяться, что его и с бабками не кинут. Как получит, так махнет на юг. Он открыл ключом дверь своей коммуналки и почувствовал прилив умиления. Дома. Из комнаты выползла Машка.
– Валентин, ты, что ли?
– А кто же, по-твоему? Слушай, времени не было спросить, как тут без меня? Все на месте?
– Да так. Не очень. Лидия Павловна-то померла. Теперь в ее комнате учительница живет. Английского. С дочкой. Приемной. Баба чудная, мужиков водит по объявлению. А дочка – курва.
Блондин рассмеялся.
– Ничего, Мурка, мы с тобой их воспитаем. Слушай, пожрать не дашь? Щами твоими пахнет.
Он ел на кухне щи, когда входная дверь открылась и вошли двое: женщина лет сорока в черном брючном костюме и какой-то хмырь болотный.
– Ну вот, – сказала Маша, толкнув под столом Блондина. – Это и есть Галя, наша новая жиличка. А это, Галь, сосед вернулся. С курорта. Валентин его зовут.
– Очень приятно, – сказала та. – А это Дмитрий, мой друг.
Пара прошла в комнату. «Тьфу», – сплюнула Маша им вслед.
* * *Виктория Синельникова, в замужестве Князева, сидела в просторной гостиной своего дома в Стокгольме и тупо смотрела в стену. Полчаса назад ей позвонила подруга из Москвы и сообщила новость, от которой Вика впала в оцепенение.
– Слушай, я про вас с матерью прочитала в одной газете.
– То есть как? Что? Почему?
– Ты только не сходи с ума заранее. Там фамилии не было. Просто какая-то тетка из Комиссии по правам человека дает интервью. Ну, примеры своей деятельности приводит. Без фамилий. Ну и говорит: мы, мол, занимаемся делом одной гражданки, которую дочь четыре года назад запихнула в психушку, чтоб отобрать квартиру.
– Еще что?
– Больше ничего.
– Но если там нет фамилий, почему ты решила, что это про нас? У одной меня, что ли, мать в психушке?
– У одной тебя квартира, в которой когда-то жила Марина Цветаева.
– Так это было сказано?
– Так было написано, – не без удовольствия ответила Света.
Вечером муж должен принести билеты в Москву. Агент по недвижимости сообщил ему, что есть покупатель, дающий за квартиру их цену, и все готово для заключения сделки. Вика уже больше года ничего не слышала о матери. Да, собственно, и не от кого было слышать. Всем знакомым семьи она давно сказала, что мать умерла в больнице. Кроме Светки, конечно. Если та действительно злорадствует, то очень напрасно. Справку-то с диагнозом выдавал ее муж. Придурок Орлов. Не глядя. Теперь, если начнут выяснять, может обнаружиться главное: что врач дал заключение об опасности для общества человека, которого и в глаза не видел. Фотографию ему, что ли, надо было дать. Орлов расколется! Он, конечно, скажет, сколько и кто ему заплатил. Кому еще платили. Она, Виктория, предупреждала, чувствовала. Она же знает свою мамашу. Партизанка. Птица феникс. Только в одной ситуации та могла смириться: если бы над ней поставили надгробную плиту. Вика задохнулась от злобы. Не только на мать. Он ее обманул. Муж Славик, великий организатор, комбинатор, кровожадный ублюдок и жестокий сукин сын. Он говорил: у матери такое лечение, что она уже через месяц будет там мычать и слюни пускать. Мол, не надо никаких летальных исходов. Так безопаснее. Черные подозрения ослепили Викторию. Почему он пожалел Тамару? Он же убийца. Потому что всегда хотел ее мать. И если б она ему не отказала, ее, Викторию, он бы не пожалел.
* * *Главный редактор толстого журнала «Элита» Виктор Петрович Голдовский задумчиво рассматривал снимки, предложенные в номер на обложку и разворот. Актрисы, актеры, звезды эстрады, модели и модельеры. Хороший профессиональный уровень и полное отсутствие поиска, фантазии. Новое слово у авторов – давать кумиров без штанов. Он, конечно, не против, но и ничего хорошего в этом не видит. Такое впечатление, что кто-то просто вырезал снимки, опубликованные в других изданиях, и набросал ему на стол. Вроде бы и отвергать не стоит, но и принимать у него нет сил. Ну хорошо. Есть у них категория персонажей, которые платят и за материал о себе, и за свои изображения на развороте. Без них они давно бы уже закрылись. Но именно поэтому на оставшиеся полосы Виктору Петровичу хочется поставить что-то необычное, по-настоящему художественное. Такое иногда бывает у Сергея Кольцова.
Он набрал номер: «Сережа, здравствуй. Голдовский беспокоит. У тебя нет ничего нового, необычного для нас? Просто девочка? С улицы? Ну все зависит… Ты сам понимаешь. Делай. Неси. Я жду».
* * *Возбужденная и нетрезвая Наташка открыла дверь квартиры. Ей не терпелось рассказать Гале, что случилось. Она потому ушла пораньше от Надьки, где все были, чтоб Галя еще не легла спать, чтоб ахнула от удивления. Ее, Наташку, фотографировали для журнала, дали денег и обещали еще.
Она вошла в комнату, хотела что-то сказать, но осеклась, удивленно глядя на Галину кровать. Там торчал и потихоньку дергался чей-то голый зад. Странный, с кустиками волос. «Это не мама», – сообразила Наташка. И поняла, что Галя под этим задом как раз и находится. На лице девочки появилась идиотская улыбка. Она тихо вышла из комнаты, взяла в кухне кипевший на плите чайник, вернулась, подошла к кровати и вылила на незнакомый зад весь кипяток. От страшного вопля зазвенела посуда в серванте. В комнату влетела Маша, а за ней следом какой-то парень с белыми волосами. Наташа спокойно наблюдала, как корчится на полу свалившийся с кровати мужик. Как хватает ртом воздух Галя, пытаясь завернуться в простыню. Мужик стал скулить и просить: «Вызовите «Скорую». Я умираю». Никто не мог прийти в себя и сдвинуться с места. Тогда он подполз к Наташке и простонал: «Девочка, умоляю, вызови врача».
– А ты не перебьешься? – спокойно произнесла та и вышла из комнаты. За ее спиной раздался шум, кричала Галя: «Сука! Я убью тебя!» Машка побежала к телефону. Наташка открыла входную дверь и оглянулась. Незнакомый блондинистый парень смотрел на нее с веселым интересом. Она громко хлопнула дверью и кубарем скатилась по ступенькам.
* * *Сергей издалека увидел Дину с собакой и помахал им рукой. Они давно не виделись. И не потому, что он не хотел.
– Ну ты как? Хорошо выглядишь, – сказал он, и это не отражало действительности. Она была ослепительно хороша. И он почувствовал знакомую, восторженную печаль. Странное чувство, которое появлялось у него, когда он видел Дину. Нужно срочно говорить о работе.
– Слушай, только ты можешь меня выручить. Понимаешь, сложная история с оплатой после победы. Дело чести, по правде говоря. Нужны расходы, а я не готов. Все может решить одна хорошая работа. Как…
– Я так и подумала, когда ты позвонил. Как «Девушка у реки». Сережа, я же все объяснила. Я не могу позировать, видеть себя в этом контексте. Даже для тебя.
– Раньше ты понимала, что такое работа.
– А сейчас я хочу, чтобы кто-то понимал и меня. И потом, что ты придумываешь насчет отсутствия вариантов. Любую идею можно осуществить с помощью режиссерской постановки, освещения, косметики, костюма. Возьми актрису, профессиональную модель. Я знаю. Все-таки ВГИК кончала.
– Когда человек говорит: «Я знаю, как это делается», значит, он – зритель и дилетант.
– Да? А я вот что тебе скажу. Когда ты работал следователем и снимал для души, как дилетант, у тебя получалось. А сейчас у тебя просто поток, халтура, как у всех, и ты цепляешься за соломинку.
– Слушай, ты просто озверела. К врачу обращаться не пробовала?
Дина приблизила к Сергею побледневшее лицо.
– Да. Я одичала. Потому что так захотела. В медицине это называется «феномен Маугли». Когда человек знает и любит свою болезнь. И еще это называется налаженной личной жизнью. И пошел ты, знаешь ли, в задницу. Я живу как хочу и зарабатываю на любимое существо как хочу.
– Как, если не секрет?
– Ухаживаю за больными людьми.
Сергей рывком поднял Дину со скамейки и крепко обнял.
– Диночка! Динка, льдинка, холодинка, ты же гений. Это же точно то, что нужно! Я ищу сиделку. Понимаешь, это очень важный для меня человек. Женщина, 58 лет. Зовут Тамара. Завтра ей назначат день операции. После нее понадобится сиделка. Я буду каждый день приезжать.
– Слушай, это, может, и то. Но ты какой-то странный. Ты чему радуешься?
– Только твоему гуманизму. Теперь по делу. Клиника недалеко, на Юго-Западе. В первый раз я тебя отвезу. Завтра привезу аванс. Пятьсот долларов хватит?
– И меньше хватило бы. Но откуда у тебя аванс?
– Эту женщину опекает Комитет по гражданским правам. Они меня и наняли. Я от тебя в фирму сиделок собирался рвануть. Ты только не передумай. Если хочешь, буду тебя несколько раз в день возить к собаке. Оставь Бобику мой телефон. Пусть звонит в любое время суток.
– Он не Бобик, – строго сказала Дина. – Он Топаз. Запомни, раз собираешься с ним перезваниваться.
Глава 5
Они познакомились несколько лет назад в обстановке будничной, если не сказать казенной. Сергей сидел в своем кабинете в Генпрокуратуре и читал бесперспективное, в смысле восстановления справедливости, дело. Столько ведомств напортачило, решая вопрос о судьбе ребенка, которого воспитывала хорошая бабушка после того, как его бросила плохая мать. Но мать, нагулявшись, накуковав всласть, оставив в Доме ребенка еще одну малютку, подала иск в суд, чтобы отменили решение об опеке бабушки над внуком. Дураку понятно: хочет сама получать пособие на сына, продолжая пить, гулять и кочевать по квартирам мужиков. У нее все получилось. Она пособие выцарапала, малыш по-прежнему живет у бабушки. Вывод один: у этой дряни есть деньги на взятки. Распутывать все в обратном направлении – легче удавиться. Разные суды с разными составами, комиссии по опеке, по охране детства, по тому и сему. Разобраться в мотивах, причинах, юридической казуистике, социальной демагогии, доказывать, находить свидетелей – это огромное, кропотливое расследование. А случай – один из миллиона.
В прокуратуре запросили дело, по которому вынесены все решения, после статьи в газете. Как водится, задача Сергея – дать успокоительный ответ редакции: все, мол, в рамках закона, но мы разберемся. Тут-то начальник отдела и попросил его пообщаться с автором статьи: «Тяжелый случай. Ответа она не хочет. Будет добиваться справедливости».
До конца рабочего дня оставалось два часа. Само по себе тяжелейшее время суток. Никак не для душеспасительных бесед с настырной, въедливой и желчной, судя по материалу, бабенкой. Он спустился в бюро пропусков со смертной тоской в душе и взоре.
И обалдел. Ему навстречу шла девушка-мечта, каких в жизни не бывает. Таких представляют себе, читая о сказочных принцессах. И улыбнулась она хорошо, приветливо, доброжелательно, представляясь: «Дина Петренко». Он сейчас ей быстренько все объяснит, они пошлют к чертям суды с опеками, бабушкой, матерью-гадюкой, и у него отлично закончится день. Он жестоко ошибся: все только началось. Но Сергей никогда не жалел об этом. Даже когда его попросили из прокуратуры. В общем-то, из-за нее. Из-за ее принципиальности и желания добиваться справедливости до победного конца. Не оставлять же ему девушку-мечту одну на минном поле. А насчет прокуратуры – как говорится, не больно-то и хотелось. Это удел многих. С того дня он посвятил себя судьбе бабушки с внуком. Сказал в отделе: «Не получилось отфутболить. Высокие связи» – и поднял глаза к потолку.
Они вдвоем с Диной таскались по разным кабинетам, рылись в кучах документов, мучали людей вопросами. В его присутствии это были не просто интервью. На него смотрели с ужасом, как на расплату за грехи. Они, конечно, добились пересмотра дела, выиграли. «Ты довольна?» – спросил он, выходя из суда. «Нет, – мило ответила она. – Попугай, пожалуйста, эту сволочь – мамашку. Скажи: «Если с бабушкой что-то случится…», а дальше по собственному вкусу».
Так началось их странное сотрудничество, его великая зависимость. Сергей получал такое наслаждение, принимая участие во всех ее делах, иногда очень опасных! Такое наслаждение от того, что они близко стояли, сидели, ели, шептались, что большего, казалось, не хотел. Большее могло стать для него катастрофой. И не только потому, что он был нормально, вполне счастливо женат. Сергей не думал, что может значить для Дины больше. Но однажды большое случилось. После очередной лихой победы в безнадежном деле их обоих охватило чувство безграничной свободы… С этим чувством невозможно было расстаться. И он рассказал о своих занятиях фотографией, предложил посмотреть работы в мастерской, которую тогда делил с другим приятелем. Они купили какой-то еды, вина, вошли и остро почувствовали, что впервые остались абсолютно одни. Сергей крепко прижал ее к себе, поцеловал требовательно, почти жестоко. Если бы оттолкнула его, он бы не смог с собой справиться. Но она этого не сделала. Она отдалась ему нежно, трепетно, без стонов, любовных слов, судорожных объятий. Просто раскрылась в страсти, как благоуханный цветок, и в минуты особого наслаждения прерывисто вздыхала, закусив губу. Ночь остановилась. Они приходили в себя, говорили, ели, плескались под умывальником и вновь проваливались в любовь. Сергей был потрясен как художник. Если отводил от нее взгляд, боясь надоесть, то продолжал смотреть украдкой. У нее оказалось тело богини. Идеально пропорциональное, с высокой грудью, полными, тугими бедрами. А лицо… Это подарок бога мужчинам. Прелестный овал, большие зеленоватые удлиненные глаза, яркий, чувственный, удивительной формы рот, золотистые волосы. Она умылась, стерла краску с ресниц и стала еще ярче. Утром им до смерти захотелось искупаться – ванной в мастерской не было. Сергей нашел в тумбочке большое полотенце, и они поехали в Серебряный Бор. Дина вышла из воды, закуталась в полотенце и села сушить волосы, как Аленушка на берегу. Сергей ее сфотографировал. Это и был его самый знаменитый снимок – «Девушка у реки».