Веспер отскакивает от двери, но поздно – отец ее увидел. От него никогда не скрыться.
Веспер принимает, как она надеется, нейтральное выражение лица.
– Ты в порядке?
Он шагает к двери и коротко кивает. Его янтарные глаза налились кровью, опухли, и она задумывается, не плакал ли он.
Мгновение они смотрят друг на друга, и Веспер понимает, что должна что-то сказать, поговорить с ним. Она понятия не имеет, с чего начать, и вместо этого слабо улыбается.
Отец уже готов вынести ей наказание, и она надеется, что хотя бы сейчас он ей откроется, но он сразу же закрывает рот и снова резко кивает.
Дверь между ними захлопывается.
Сердито бурча, Веспер плюхается в траву на холме. Козленок садится рядом.
– Это нечестно! – восклицает она, и козленок испуганно на нее смотрит. – Он никогда мне ничего не рассказывает. И никогда не разрешает никуда ходить, не разрешает ничего делать. Я уже устала от коз и травы, – чтобы смягчить свои слова, она гладит козленка по голове. – Но ты очень милый.
Этот вечер она проводит, наблюдая за горизонтом в трубу. Вглядывается в далекие очертания Сияющего Града, надеясь разглядеть отблески места, о котором она знала из рассказов дяди, но в котором никогда не была. Сегодня ее усилия вознаграждаются. Вот собирается в круг группа молодых людей. Она настраивает визор на максимальное приближение, чтобы разглядеть детали. Их одежды похожи – белые, без украшений: в Сияющем Граде мода не предназначена для молодых, и они все носят одинаковые стрижки. В том, как они стоят, есть что-то официальное, и ей интересно, чем они заняты.
Способ построения кажется знакомым, и чип у нее в голове начинает свою работу. Он анализирует группу, строй, возраст, и в голове у Веспер вспыхивает подходящее слово: хор. В Сияющем Граде всех молодых людей с детства группируют в хоры, чтобы предотвратить их чрезмерную привязанность к семье. Каждые шесть месяцев состав хора меняется, чтобы в группе не возникали социальные связи. Таким образом обеспечивается верность империи.
Веспер не знает о социальной инженерии, не понимает, что во всех этих людях подавлена индивидуальность. Она видит тайну – и хочет еще.
Какое-то время девочка наблюдает, подмечая каждое движение и каждый жест. Она понятия не имеет, о чем они говорят, но уверена, что каждое их слово волшебно.
Она не замечает человека, пока он практически вплотную к ней не подходит. Веспер в трубу видит его бледную кожу, и в приближении он кажется ей гигантом. С визгом она падает на спину, а козленок шугается и уносится вверх по холму, исчезая из вида.
Смутившись, она садится и снова глядит на незнакомца. Если смотреть на него не через трубу, то он не такой страшный. На нем плотное черное одеяние, а с воротника гордо смотрит крылатый глаз. У незнакомца жесткие рыжие волосы, стремящиеся выбиться из-под обруча, особенно на затылке. Один из Линз, так же, как и гость, о котором говорил дядя.
– Здравствуйте, – произносит Веспер, нерешительно поднимая руку в приветствии.
Мужчина переводит взгляд на нее, сидящую выше по холму.
– Добрый вечер, Веспер.
– Вы знаете мое имя?
– Да, мы встречались. Очень давно. Я однажды выручил твоего отца и сделал так, что он смог попасть в Шестикружье и перебраться через море. Меня зовут Дженнер, он хоть когда-нибудь обо мне говорил?
– Не-а.
Дженнер замирает.
– Как я сказал, это было давно.
– Вы пришли к нему?
– Я пришел ему помочь. По крайней мере, попытаться, если он позволит.
Веспер кивает, хорошо понимая, что он имеет в виду:
– Вы тоже считаете, что ему нужна помощь?
– Я чувствую, что скоро понадобится. Как думаешь, у тебя получится убедить его выйти и поговорить?
– Не знаю. Он…
– Он что? Это очень важно, Веспер.
Слова появляются и исчезают – ни одно не годится. Она пожимает плечами.
– Сложно. Что-то происходит, но я не знаю что: он же никогда мне ни о чем не рассказывает.
Мужчина садится рядом, и, пока он говорит, оба смотрят на город.
– Я из Линз. Мы следим за порядком, и если он нарушается, то посылаем рыцарей-серафимов и армию Крылатого Ока туда, где они нужны, чтобы защитить нас.
– Вы знаете рыцарей-серафимов?
– О да. Я даже иногда отдаю им приказы, – пару мгновений он наслаждается восхищением на лице у Веспер, затем вздыхает.
– На юге что-то происходит. Семеро в святилище это чувствуют, и мы уверены, что меч Гаммы тоже это ощущает. Нам нужно, чтобы твой отец вновь взял в руки меч, и я сделаю все, чтобы в этот момент он был не один.
Веспер сохраняет спокойствие. Над ней проносятся нелепые пушистые облака.
– Это опасно?
– Да.
– А если он не захочет?
– Это не важно. Больше некому.
Он переводит взгляд с неба на нее.
– Хотел бы я вломиться в дом и приказать ему нам помочь. Но твой отец избран Семерыми, что ставит его выше меня. Мне нужно, чтобы он пришел по собственной воле. Мне нужно, чтобы ты с ним поговорила.
Она поднимается.
– Мой отец – герой. Когда он поймет, насколько плохи дела, он поможет, я уверена.
– Так ты с ним поговоришь?
– Да.
Она поднимается на холм, и Дженнер машет ей вслед.
– Да хранит тебя Крылатое Око.
Во время ужина стук ножа о тарелку режет ухо, жевание раздражает. Вред шутит меньше обычного, а взгляд ее отца прикован к почти нетронутой еде. Веспер переводит взгляд с одного на другого, не уверенная, что у нее получится. Тем не менее она решает попытаться.
– Я тут подумала, раз я уже выросла, то, может, пора увидеть мир?
Отец хмурится.
Вред ищет ее руку, находит, сжимает.
– Мы с твоим отцом недавно обсуждали, как быстро ты растешь – отвернуться не успеешь!
Отец хмурится сильнее.
– Но чтобы там с тобой ничего не случилось, – он кивает в сторону Сияющего Града, – тебе надо, как нам кажется, еще кое-чему научиться. Чтобы ничего не…
– А если вы пойдете со мной? Оба. Мы могли бы отправиться в Сияющий Град. Это недалеко. Так и я там побываю, и вы будете знать, что со мной все в порядке.
Отец поднимается, собирает грязные тарелки, а Вред отвечает:
– Сейчас не самое подходящее время.
Лицо Веспер омрачается.
– Оно всегда неподходящее.
– Так может показаться, знаю.
– Я уже не ребенок.
Отец, вздернув бровь, оборачивается.
– Я не ребенок! Я знаю, что-то происходит! И хочу помочь.
Она чувствует их тяжелые внимательные взгляды и колеблется.
– Сегодня я говорила с человеком из Линз. Он сказал, что дела плохи. Сказал, им нужно, чтобы ты снова стал героем, каким был когда-то, но на этот раз я хочу пойти с тобой.
Отец качает головой, и она осекается. Скоро голос к ней возвращается, однако решительности в нем нет.
– Ты собираешься меня оставить.
– Не волнуйся, – успокаивает Вред, – мы тебя не оставим. Никто никуда не едет. Всё в порядке.
– Тот человек говорил иначе.
Вред печально кивает.
– Там всегда что-нибудь не в порядке. Даже до Разлома там была то война, то чума, то наводнение и Семеро его знает что еще. Мы не в состоянии позаботиться о мире.
Она смотрит на отца.
– Мы научены горьким опытом. Но мы можем заботиться друг о друге.
– Он сказал, что это должен сделать отец. Сказал, что больше никто не может взять в руки меч Гаммы.
– Этот меч сам умеет говорить. Если бы он хотел, чтобы его вновь использовали, мы бы уже знали.
– Но он хочет!
– Сомневаюсь.
– Я его слышала, отец – тоже.
– Довольно, – остерегает Вред.
Она смотрит на отца, ища подтверждения, но видит только его спину, пока он моет посуду. Отражая настроение отца, подобно зеркалу, Веспер хмурится. В глазах от досады встают слезы, разговор окончен – резко, безрезультатно, ни слова не сказано о Дженнере или угрозе Сияющему Граду.
Хмурое выражение лица не покидает ее ни на минуту, оставаясь с ней до конца дня.
Веспер резко просыпается, сердце у нее колотится. Она садится и всматривается в уютную тьму комнаты. Никого, что удивительно. Она была уверена в обратном. Босые ноги касаются холодного пола, и она неслышно подходит к окну. Единственные огни светят далеко и не способны пронзить заполненный тьмой ров у подножия холма.
Кажется, дома тихо. Веспер ждет, пока сердце успокоится, и прислушивается. Улавливает бормотание дяди Вреда и одновременно… что-то еще. Веспер хмурится, не в состоянии понять источник звука. Похоже на гудение, которое скорее ощущаешь, чем слышишь. Оно будоражит. Звук отпечатался в памяти с утра, как и страх на лице отца.
Что касается умения красться через дом, то Веспер овладела им в совершенстве. Скрипучие половицы она избегает, препятствия – обходит или перешагивает. Ее дверь открыта как раз настолько, чтобы бесшумно протиснуться наружу. Вскоре она проскальзывает мимо комнаты родителей.
– Тсс, – произносит дядя.
Охваченная паникой, Веспер не шевелится, пока не осознаёт, что реплика предназначалась не ей.
– Это всего лишь сон. Я с тобой. Веспер спит в соседней комнате. У нас все хорошо… Тсс… Спи.
Вопреки здравому смыслу, Веспер осмеливается заглянуть внутрь. Дядя Вред, приподнявшись на локте, лежит рядом с ее отцом и гладит его по лбу. Глаза отца закрыты, что немного успокаивает Веспер.
Когда отец вновь проваливается в сон, с его лица уходит всякое напряжение, отчего он кажется моложе. Не молодым, решает Веспер, но моложе, чем обычно.
Она не останавливается, чтобы понять, притворяется дядя или действительно не подозревает о ее присутствии, и быстро сбегает по лестнице, настроенная хоть как-то помочь.
С ее последнего визита в кладовую у двери появились ящики, блокирующие вход. Нетренированным рукам они кажутся тяжелыми, и ей не удается избежать тяжелого стука. Она морщится каждый раз, когда ящик ударяется о пол, и ожидает характерного звука, означающего, что отец или дядя ее услышали.
Но наверху все спокойно.
Обливаясь потом, она убирает последнее препятствие и заходит внутрь. Помещение тесное, больше похожее на шкаф, чем на жилое пространство. На ящиках валяется всякое барахло. Веспер принимается сбрасывать хлам на пол, периодически отвлекаясь на что-нибудь интересное. Ее внимание привлекает старый резиновый мячик. Она его сжимает, из него выходит воздух. Этот звук умиротворяет. Она вдыхает, ей нравится едва заметный специфический запах. Есть тут и другие вещи, незаконченные резные изделия отца. Например, улыбающийся рыцарь с выпирающими мускулами. Большинство фигур – женщины, нечеткие, так и не оформившиеся образы.
Когда она поднимает первый ящик, гудение немного усиливается.
С присущим юности воодушевлением она быстро расправляется с завалом. Ящики нагромождены один на другой позади нее, беспорядочно навалены на кухонном полу. Без них кладовка кажется просторной.
Веспер хмурится и вновь прислушивается. Обыскивает доступные теперь углы, но находит лишь давно покинутые пыльные паутины.
Ничего. В кладовой пусто.
Воодушевление проходит так же быстро, как и появляется. Веспер опускает голову. Однако гудение продолжается – реальное, но невидимое. Она чувствует его ступнями. Возбуждение накатывает с новой силой. Веспер ложится щекой на пол и замечает, что одна доска подогнана не до конца. Она ее ощупывает, пока наконец не находит выемку, чтобы подцепить. Поднимает доску, видит под ней пустоту. Поднимает еще две – ей открывается неглубокая полость, выложенная пластиком. Она решается дотронуться до него и пальцами чувствует гудение.
Действуя теперь более осторожно, с трепетом она убирает подкладку и обнаруживает под ней длинный пыльный ящик и пару старых сапог. От них исходит крепкая смесь запахов – сырости, застарелого пота и других, куда менее приятных. Тем не менее Веспер их надевает. Пытается в них пройтись, воображая себя таинственным путешественником. Но вскоре сапоги с глухим стуком слетают с ее маленьких ножек один за другим. Они остаются стоять, практически окаменевшие от перенесенных приключений.
Ящик тяжелый, и достать его непросто. Дважды он выскальзывает из рук, вновь оказываясь в тайнике под наклоном. Она не предпринимает третью попытку, а вместо этого склоняется над хранилищем и бьет в слабое место. Пока Веспер его открывает, крышка протестующе скрипит. Поднимается облако пыли, предвещая кашель. Он не заставляет себя ждать – Веспер кашляет один раз, второй, третий.
Пустоту в ящике заполняет старый плащ. Веспер его вынимает. Он поношен, но ткань крепкая, внушает доверие. Местами плащ состеган. Внизу – подпалины и следы от зубов, оставленные оскверненными псами и иномирными огнями. Она надевает плащ. Он слишком ей велик, почти как халат. То, как Веспер сейчас выглядит на самом деле, совершенно не соотносится с тем, что она сама себе представляет, и, ухмыляясь, она решает его не снимать.
И лишь потом она наконец смотрит вниз.
Настойчивое гудение сменяется довольным урчанием. На дне ящика лежит меч. В ножнах. Серебристые крылья обнимают эфес, тянутся ей навстречу. Раскрытые, они обрамляют глаз на гарде – смотрящий, выжидающий.
Тысячу сто тридцать семь лет назад
Во время багровой бури, когда облака похожи на паучьи кладки, а небо подобно бездонной глотке, на свет появляется ребенок. Он один способен увидеть бурю. Для других небо такое же, как и обычно – подернутое дымкой светового загрязнения и смога.
Никто не понимает, почему девочка так плачет. Вокруг стеклянной капсулы, изучая ребенка, толпятся специалисты. Выглядит она здоровой, легкие сильные, сердце хорошее. Руки и ноги в полном порядке. Специалисты качают головой, решая, что все дело в характере, и это просто эмоции. Они вкалывают девочке снотворное, и, разумеется, она успокаивается.
Проходят годы, ей приписывают имя, гендер и социальный класс. Малышка становится девочкой, Массасси, и ее определяют в низшие эшелоны среднего класса. Ее куратор предупрежден о склонности девочки к необоснованным срывам и уполномочен при необходимости колоть успокоительные.
Девочка становится ученицей механика, и ученицей умелой. В нежном возрасте восьми лет ее отправляют работать на гигантские строительные механизмы, где она, устраняя неполадки, пролезает во все углы и щели. Это опасная работа. Механизмы автоматизированы и работают строго по графику. Они останавливаются редко – и то на очень короткое время. Ты или быстрый, или мертвый. Она носится между поршнями, устраняя заторы, заменяя изношенные детали, просачиваясь туда, куда более крупным взрослым не пролезть. Для первогодки она довольно проворная.
Возможно, то, что ей доверяют смертельно опасную работу, является знаком уважения, а возможно, это потому, что она не ладит ни с ровесниками, ни с куратором. Массасси – сердитая, молчаливая девочка. Слишком умная для своего возраста, но пока все же недостаточно умная.
Ей нравится риск, сопровождающий работу. Она обнаруживает, что овладевающая мыслями злость, что преследует ее ночами, удовлетворяется ежедневными столкновениями со смертью.
Здесь нет свободного времени, нет выходных, но у всех рабочих есть обязательные паузы – идеально рассчитанная смена деятельности для повышения производительности труда. Больше всего на свете она страшится обязательных общественных собраний. Однажды, после трех таких встреч подряд, Массасси одолевает настолько сильная злость, что она начинает ломать вещи. Тут же на приборной панели ее куратора звучит сигнал тревоги, и он шепчет приказ.
Срабатывают вживленные в спину Массасси дозаторы, и злость покорно отступает.
Она мало что помнит о том времени, но так даже лучше. Когда она требует себе сверхурочную работу, куратор не особо проверяет, не опасно ли это для нее.
Массасси одиннадцать лет – именно тогда и происходит несчастный случай.
Ее мысли где-то далеко, разум затуманен, эмоции свободно перетекают одна в другую. Ей нужно починить плечевые моторы Жнеца высшего уровня 4879–84/14, но она хочет только одного – разломать их. Впервые девочка задумывается, почему она иная и что, если в этом нет ничьей вины.
Даже малейшая задумчивость опасна. У Массасси она подкрепляется усталостью и суицидальными наклонностями. Она с опозданием понимает, что Жнец просыпается. Массасси пытается уклониться, но рукав цепляется за проводку – проводку, которую она в обычной ситуации починила бы.
Она не может освободить руку.
Моторы ревут, лезвия вращаются, огни горят.
Жнец движется.
Массасси кричит.
Кровь размазывается по металлу, кости перемалываются в бледный порошок.
На приборной панели ее куратора звучит сигнал тревоги.
Глава вторая
Мысли приходят подобно приливу с далекого берега. Приближаются, становятся все громче, все настойчивее. Постепенно они обретают форму, прорываясь сквозь туман, руша заклятие.
Вновь обретши ясность сознания, Веспер понимает, что склонилась над тайником, а руки, застыв в нескольких сантиметрах от оперенной рукояти эфеса, полностью повторяют движение направленных вверх крыльев, подобно танцорам в преддверии выступления.
Девочка моргает, меч – нет.
Несколько мгновений он осуждающе смотрит на нее, затем, потеряв интерес, глаз закрывается. Вероятно, он ждет не ее.
Она думает об отце, который утром стоял на том же месте, и начинает понимать, почему он боялся.
Хочется снова заставить комнату ящиками и уйти прочь, но она понимает, что это не поможет. Меч все так же будет звать и мучить отца. Он уже измотан, и всего лишь вопрос времени, когда он уступит.
Надо что-то делать.
Она сглатывает, понимая, что приняла решение.
Меч должен отсюда исчезнуть. Она намерена отнести его Дженнеру, и пусть он сам думает, что делать. В конце концов, рыцарей много. Они найдут кого-нибудь и отдадут ему меч. После чего она вернется домой и снова будет в безопасности. Отец будет свободен.
Она относит меч на кухню и возвращает ящик в кладовку, прикрывая его половицами. Затем заносит ящики обратно, стараясь поставить их, как было. Закончив, закрывает и запирает дверь, как это утром сделал отец.
Если повезет, он никогда не узнает, что́ случилось.
И, только закончив, она осознает, что до сих пор не сняла старый плащ. Пожимает плечами и, счастливая, решает его оставить.
Веспер крадется обратно к себе, быстро и бесшумно одевается. Последним она берет меч, заворачивает его в старый лист пластика. Опасаясь, что он снова может проснуться, старается как можно меньше его касаться, особенно избегая эфеса и дергающегося глаза.
Открыв дверь, девочка ощущает холодное дуновение ветра на щеках. Вздрогнув, она выдвигается, не замечая маленькую скрюченную фигурку у двери. Услышав звук ее шагов, козленок открывает глаза и вскакивает. Смотрит вокруг, забыв про сон при виде своей доброй мамы, и идет за ней.
Обе фигуры вскоре поглощает ночь.
Меч легче, чем кажется, но все равно тяжелый для юной девочки. В темноте знакомая дорога становится чужой, и Веспер спотыкается, спускаясь с холма, ноги заплетаются, сверток подпрыгивает в руках. Несмотря на пластиковую защиту, лезвие больно впивается в предплечья.
На полпути она останавливается, вновь оглядывает меч, уверенная, что там, под четырьмя слоями пластика, он смотрит назад. Сглатывает, шмыгает носом. Пыль щекочет ноздри, она вытирает нос рукавом и обнаруживает, что ее новый плащ грязный. Накатывает желание чихнуть.
Паранойя заставляет ее обернуться. Но вместо глядящего из окна отца Веспер обнаруживает возле себя козленка.
Перенося вес меча на одну руку, другой она указывает на вершину холма.
– Иди, марш отсюда! Тебе со мной нельзя. Иди домой.
Теплая макушка утыкается ей в руку.
– Нет. Тебе нужно домой. Тебе нужно… – Веспер осекается, понимая, что начала гладить козленка.
– Думаю, мы быстро вернемся. Уверен, что хочешь со мной?
Козленок смотрит на нее глазами, полными любви и голода.
Она вздыхает, возвращается домой за бутылкой молока и спешит назад.
– Ну тогда пошли.
Вместе они продолжают путь, осторожно ступая по неровной почве. Несколько раз она спотыкается в темноте.
– Тупица! Надо было брать палку.
Козленок блеет, надеясь, что его покормят.
– Не волнуйся, я уверена, мы найдем дорогу.
Будто в ответ, у подножия холма загорается огонек, освещая человека в темной форме, украшенной лишь знаком с крылатым глазом на воротнике. По мере приближения фигура принимает знакомые очертания: Дженнер. Он светит на них.
– Веспер? Какого?..
Он направляет свет на меч, затем вновь на лицо Веспер.
– Что ты делаешь с реликвией Семи?
– Простите! – выпаливает она. – Я должна была, я…
Внезапно его лицо светлеет.
– Он выбрал тебя! – восклицает рыцарь. – Мы думали, что он позовет твоего отца… Но он позвал тебя! Ты… ты новая хранительница.
Застигнутая врасплох, она кивает, соглашаясь с полуправдой, таращась на дом, чтобы не выдать себя.
Он преклоняет колено, опускает голову. Рыжие волосы ведут себя неподобающе, выбиваются из хвоста, делая прическу похожей на злобный куст. Он говорит нараспев, мягко, мелодично. Значение слов ей непонятно. Дженнер поднимает взгляд.
– Слава Семерым. Хранительница, мы должны…
– Я? – она подавляет смех. – Я не… Я просто подумала, ну, если мой отец не хочет брать этот меч, я должна отдать его кому-то, кто хочет.
– Веспер, ты не понимаешь. Меч позволяет тебе касаться себя. Он выбрал тебя.
Она вспоминает, как смотрел на нее глаз, и не верит Дженнеру.
– Думаю, да. – Веспер с опаской оглядывается назад.
Позади Дженнера мерцает воздух, как будто наступил рассвет. Мгновением позже пространство заполняет небесный корабль. У Веспер округляются глаза: она видит отраженные на складываемых крыльях звезды, где, ворча, вращаются спаренные двигатели.
Дженнер ухмыляется.
– Я сказал то же самое, когда впервые его увидел.
На козленка корабль произвел меньше впечатления, и он ныряет за Веспер, ища укрытия.
– Ты готова, хранительница?
С одной стороны небесного корабля открывается дверь, откидываясь наверх.
– Сюда, – говорит Дженнер, указывая на дверь. – Мы тебя ждали.
Веспер позволяет увести себя на борт, на мгновение запнувшись, когда в голове вспыхивают мысли о родителях, как они расстроятся, разочаруются, и представляет то самое выражение на лице отца.
Козленок паникует. Прежде чем он принимает решение, девочка и мужчина уже оказываются внутри. С воплем козленок мчится за ними.
Дверь закрывается прямо перед его носом.
Козленок снова вопит.
Двигатели ускоряются, зажигая огни, забирая вес корабля, готовясь к прыжку в небеса.
Дверь вновь открывается, в ней появляется голова Веспер.
– Прыгай давай!
Теперь козленок не раздумывает.
Как только он запрыгивает, дверь снова закрывается. Огни пульсируют, вылетают из турбин, трава прибивается к земле. Корпус корабля вибрирует, воздух вокруг теряет четкость.
Через мгновение корабль исчезает.
Начинается восход первого солнца, и воздух окрашивается золотом. Солнечный луч освещает дом на вершине холма. В доме тихо, атмосфера напряженная. Открывается дверь, и из нее выходит мужчина. Он быстро дохрамывает до меньшего дома и заглядывает внутрь.
На него таращится пара темных глаз.
Он не обращает внимания и возвращается в дом. Проходят минуты, и он снова появляется, на этот раз – с вырезанным вручную посохом. Дерево износилось от использования, подобно самому мужчине, который держит его в руках. Он стремительно уходит, морщась с каждым шагом, янтарные глаза что-то выискивают в траве.
Вред выходит вскоре после него, но двигается медленно. У него тоже в руках посох, но он не опирается на него, а прочесывает землю перед собой, ища неровности, отчего палка слегка подпрыгивает.
– Нашел хоть что-то?
Отец Веспер не отвечает, продолжая изучать землю.
В грязи нетрудно найти беспорядочные следы. Мрачно кивнув, он идет по ним.
Когда он достигает подножия холма, облака окрашивает красное зарево второго солнца.
Он останавливается, видит развороченную под ногами землю, хмурится. Кто-то могучий вспахал здесь почву, стерев следы с лица земли. Хмурится сильнее. По ту сторону следов нет.
Он поднимает глаза, рукой прикрываясь от яркого света.
Ничего.
Наконец Вред находит его и кладет руку на плечо. Он подчиняется Вреду и оборачивается, делает глубокий вдох, собираясь что-то сказать, но не произносит ни слова и вместо этого начинает плакать.
Долгое время они, двое мужчин, не двигаются, объединенные общим горем. На земле пересекаются их тени, на небе медленно танцуют солнца.