Книга Дочь леса - читать онлайн бесплатно, автор Элеонора Девильпуа. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Дочь леса
Дочь леса
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Дочь леса

– Генерал Филон, – поспешно проговорил адъютант, – прошу прощения, полемарх Ликург пожелал…

– Все в порядке, все в порядке, солдат. Видимо, он захотел к нам присоединиться, так помогите ему подойти, – добродушно ответил Филон и похлопал по свободному месту рядом с собой.

Алькандр с ужасом глядел, как его отец, Ликург, военачальник, которого он боялся и которым восхищался всю жизнь, маленькими шажками ковыляет к ледяной скамье. Филон поднялся, поддержал правителя Темискиры под другой локоть и помог ему сесть.

– Взгляни, Ликург, твой сын здесь, – проворковал он, словно мать, подбадривающая малолетнее дитя.

Ликург повернул голову, и его правый глаз загорелся при виде сына. Алькандра охватила тоска. Никогда еще отец не улыбался ему так искренне. Видел ли он когда-нибудь такое выражение на лице грозного Ликурга? И все же эта улыбка на искаженном параличом лице, пожелтевшем и беззубом, была улыбкой дряхлого старика, преисполнившегося радости при виде сына.

– Аль… кандр… – прошамкал Ликург. – Ты… здесь.

– Он тебя узнал! – воскликнул Филон, похлопывая Ликурга по руке. – Порой он путает имена людей, которых давно не видел.

– Зачем вы привезли его сюда? – только и смог вымолвить Алькандр.

– Ликург – это символ, – ответил Филон. – Я думаю, его присутствие поможет нам успешно осуществить переход власти над Гипербореей в наши руки. И потом Ликург рад возможности присоединиться к нам в этом новом военном походе.

Алькандр мог только догадываться, как Филон упивается бедственным положением Ликурга, перед которым всю жизнь раболепствовал.

– Давай говорить начистоту, Алькандр, – добавил Филон. – Дабы избежать резких изменений существующего порядка (он сжал плечо Ликурга, всем своим видом выражая заботу), мы ждем от тебя полного содействия.

Ликург, почувствовав давление на плечо, поднял карие глаза на Филона и улыбнулся ему. Генерал в ответ жизнерадостно осклабился. Не в силах более выносить эту сцену, Алькандр стукнул себя кулаком в грудь, выражая почтение олигархам, повернулся и вышел из ледяного шатра.

Может ли он по-прежнему называть отцом это дрожащее существо? Внезапная немощь Ликурга вызывала у Алькандра почти животный ужас. Лучше бы ему сообщили, что отец умер. Вдобавок к своему огромному замешательству он чувствовал, что не сможет предпринять ничего, что могло бы навредить Ликургу.

Алькандр так часто манипулировал слабостями других ради собственной выгоды, но никогда и представить себе не мог, что ему самому придется склониться в результате подобного шантажа.

Там, где не сыграла его привязанность к Барсиде, сработал другой рычаг – любовь к отцу. Пока маг шел к Пентесилее, оставшейся ждать на плато под покровом полярной ночи, Рифейские горы казались ему еще необъятнее, чем обычно. Хотя, возможно, это он сам съежился.

Мужчина посмотрел на Пентесилею – та сидела на спине птицы рух и молча наблюдала за Алькандром. Барсида обречена, но он еще может спасти одну из своих воительниц.

– Я остаюсь здесь, – бросил он, – а ты забирай Меланефель.

– Что я должна сделать, хозяин?

– Отправляйся на поиски Арки.

2

Наследие лемура

Арка

Каждое утро, проснувшись под теплым боком Карапуза, Арка испытывала неимоверное удивление от того, что оказалась в той же обители холода и льда, в которой засыпала накануне. После месяцев, проведенных в Гиперборее, девочка никак не могла снова привыкнуть к кочевой жизни в Рифейских горах. Вглядываясь в бескрайние белые склоны, она снова и снова перебирала в памяти события, после которых лишилась своей удобной кровати и маленькой комнаты в донжоне.

Арка прибыла в город-государство менее года назад, сбежав от волнений в Напоке и своей погибшей подруги-амазонки, и весь ее багаж состоял из нехитрого плана: отыскать своего отца-гиперборейца, которого она никогда не видела.

В результате стечения обстоятельств она стала ученицей Ластианакса, иначе говоря, девочкой на побегушках при вспыльчивом политике, страстном любителе бумажной работы.

Вопреки ожиданиям (и благодаря обнаружившемуся у нее исключительному дипломатическому дару) они в итоге поладили, да так, что Ластианакс привлек девочку к расследованию смерти своего собственного наставника, министра Палатеса. Жизнь на седьмом уровне завертелась для Арки нескончаемой круговертью: она то участвовала в поисках загадочного преступника, ты выполняла обязанности служанки при своем наставнике. Потом Магистериум потрясли другие убийства министров, и Арка узнала о существовании древнего проклятия, которое правитель Гипербореи наслал на амазонок, ответственных за убийство его детей. Те, на кого пало это проклятие, были обречены убивать своих прародителей и умирать от руки своих потомков. Ради мести василевс обрушил эти чары не только на амазонок, но и на себя самого – потому-то проклятие и называлось зеркальным.

Потеряв детей и лишившись возможности зачать новых, василевс считал себя бессмертным. Однако один человек сумел вернуть к жизни убитого сына правителя, сделав из юноши бездушную марионетку, способную лишь служить своему хозяину. Этот человек приказал лемуру сблизиться с одной амазонкой, чтобы та родила ребенка. Этим ребенком была она, Арка.

Прибыв в Гиперборею, девочка узнала, что тоже стала жертвой зеркального проклятия: именно оно толкнуло ее на убийство василевса – защищаясь, она ненамеренно убила своего деда. Затем хозяин лемура обставил все так, чтобы Арку приговорили к смертной казни, а заодно захватил в заложники всех гиперборейских магов и заточил их в городскую тюрьму, заставив их думать, что за всем этим стоят амазонки. Арка вступила в бой со злодеем, и в итоге одна из городских башен обрушилась, пробив защитный купол Гипербореи, но девочка сумела спастись. Дочь амазонки, цареубийца, проклятая, разрушительница города: довольно тяжкая ноша для подростка, еще не достигшего четырнадцати лет. Итак, Арка решила сбежать и вернуться в Аркадию, в лес амазонок, в котором выросла.

Покинув город, она оставила там своего наставника, Ластианакса. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что уехала, не повидавшись с ним, тем более что наставник рисковал жизнью, чтобы вытащить ее из тюрьмы, куда запер ее повелитель лемуров. Вот только этот негодяй наверняка пошел бы по следу Арки, а значит, рядом с ней Ластианакс оказался бы в еще большей опасности, ибо хозяин лемуров уже доказал, что способен убить любого, кто встанет между ним и Аркой.

Из всех этих неприятностей девочка сделала горький вывод: нельзя жить там, где действует магия. Ее бессмертие приводило лишь к катастрофам, сеяло вокруг нее смерть, словно судьба, будучи не в силах убить Арку, мстила ей, обрушивая свой гнев на окружающих. Ее опекунша Широн лишилась жизни в тот самый день, когда Арка впервые оказалась в зоне действия магии. Ее спутницу и подругу по несчастью, царевну Пентесилею, убили по вине Арки во время бунтов в Напоке. Ластианакс несколько раз чуть не погиб, когда девочка находилась рядом с ним. Сражение Арки с хозяином лемуров повлекло за собой гибель тысяч живших в башне гиперборейцев.

По правде говоря, давно пора было положить конец этим нескончаемым смертям и вернуться в лес амазонок, где проклятие не имело силы. Каждое утро, проснувшись, Арка приходила к этому заключению, и оно давало ей смелость подниматься и продолжать путешествие.

Девочка отлепилась от бока Карапуза, похлопала коня по крупу и прикрепила к меховым сапогам снегоступы. Еще пять дней пути отделяли ее от Кембалы, города, в котором останавливались зимой рифейские караванщики. Сквозь лед в убежище Арки проникал свет: начался новый день. Пора отправляться в дорогу. Девочка взяла свою походную палку и стала прокладывать себе путь в сугробе: за ночь падающий снег полностью завалил вход в ее укрытие. Карапуз принялся шумно фыркать, намекая, что не прочь поскорее выйти на воздух.

– Потерпи еще пять минут, скоро выйдешь отсюда, – пропыхтела Арка, энергично работая палкой.

Когда девочка пробила последний пласт слежавшегося снега, в их укрытие хлынул яркий свет. Арка проползла по узкому проходу и выбралась наружу.

Долину, в которой девочка остановилась на ночь, окружали холмы, и их склоны сияли ослепительной белизной. Снег покрыл все вокруг, скрыв неровности почвы ровным белым ковром, настолько плотным, что местами на нем появились трещины. Синее небо было совершенно чистым, только над самыми высокими горными пиками собралось несколько белых облаков. Ветер сдувал с отрогов гор, окружающих долину, искрящуюся порошу, и казалось, будто по снегу ползет призрачная дымка. Ярко светило солнце, и с разбросанных по долине сосен падали блестящие капли.

Арка расчистила завалившие шалаш сугробы, чтобы Карапуз смог выбраться. Конь фыркнул и пробежался по снегу, потом стал кататься по белоснежному покрову, блаженно всхрапывая. Затем он бросился к кучке овса, который Арка высыпала на землю из мешка. Пока Карапуз завтракал, девочка решила развести костер, дабы приготовить еду для себя.

Она направилась к ближайшим деревьям, ступая по нетронутому снегу, уже покрывшемуся твердым настом под теплыми солнечными лучами. В долине царила полная тишина. Оказавшись в тени раскидистых елей, Арка набрала мелких веток, которые недавняя снежная буря не успела замести окончательно. Затем девочка выпрямилась, прижимая к груди вязанку; на нее снизошло одновременно тревожное и пьянящее чувство, словно она одна в целом мире.

Вот только она была не одна.

На горизонте показалась птица рух.

Ошеломленная, Арка выронила еловые ветки, попятилась и спряталась под клонящимися к земле ветвями ближайшего дерева. Два года она не видела в небе этих существ. Похоже, крылатая хищница прилетела с севера, то есть из Гипербореи, – это полная ерунда, ведь в городе нет темискирских эскадрилий. Насколько Арке было известно, лишь Темискира по-прежнему владела птицами рух. Это означало только одно: Ликург присоединился к хозяину лемуров, как и предполагал Ластианакс.

Арка прищурилась, пытаясь разглядеть всадника. С такого расстояния она видела только металлические отблески летного шлема. На наезднике не было коричневого плаща, типичного для темискирских солдат-птицеловов. Оставалось надеяться, что это обычный курьер.

Чернокрылая хищница низко парила над стоянкой, словно осматривая ее. Карапуз, увлеченно жевавший свой паек, ничего не замечал. Арка посмотрела на своего спутника, и в животе у нее словно завязался тугой узел: однажды она слышала, что птицы рух могут утаскивать в когтях лошадей. Пока что хищник просто пролетал над ними.

Арка с облегчением перевела дух, но тут же сообразила, что птица рух закладывает вираж и возвращается к лагерю. Карапуз доел овес и наконец-то увидел хищную птицу. От страха конь выпучил глаза и ускакал прочь по снегу.

Солдат-птицелов направил птицу рух обратно, завис над занесенным снегом шалашом и, выглянув из-за гигантского крыла, стал осматривать землю. Арка вся подобралась и отступила ближе к стволу дерева, под прикрытие ветвей. Это определенно не курьер: наездник выслеживал именно ее. Вскоре сидевший в седле человек заметит на свежем снегу следы девочки: наверняка сверху они сразу бросаются в глаза. Арка коснулась своего запястья, на котором носила браслет-крылья. Даже если механизм сработает на морозе, ей не удастся улететь, оставшись незамеченной…

Солдат-птицелов напал на ее след. Он повернул голову в сторону сосновой чащи. Мгновение спустя птица рух спикировала прямо на Арку. Девочка увидела, как наездник отцепил висящий на поясе блестящий шар – это была усыпляющая сфера.

Солдат-птицелов бросил шар в Арку, но девочка проворно отпрыгнула в сторону. Сфера разбилась о ветви ели, из нее повалил фиолетовый дым. Девочка закрыла рот, зажала нос и выбежала из-под защиты деревьев. Сонный газ успел подействовать на нее: ноги вдруг стали ватными, Арка с трудом переставляла снегоступы. Она побежала, спотыкаясь в снегу, понимая, что позади нее птица разворачивается, чтобы возобновить атаку. Только бы успеть добраться до охотничьего лука, оставшегося перед шалашом…

Прямо у ее ног с приглушенным хлопком взорвалась вторая усыпляющая сфера. Не останавливаясь ни на секунду, Арка снова задержала дыхание, от недостатка кислорода у нее стали неметь ноги. От шалаша ее отделяло около десяти шагов. Сквозь застилающий глаза туман девочка увидела, как птица рух круто разворачивается над противоположным краем долины и в третий раз бросается в атаку. Под ослепительными солнечными лучами черные крылья хищницы радужно переливались, а шлем всадника сиял, словно зеркало. Арка добралась до шалаша и наконец осмелилась вдохнуть. Она нагнулась к лежащим на снегу вещам, схватила стрелу и лук, перекатилась на спину и натянула тетиву.

Солдат-птицелов, уже занесший над головой третью сферу, замер и натянул поводья, сдерживая птицу рух. Хищница зависла прямо над стоянкой, мерно взмахивая крыльями. Тяжело дыша, Арка крепко держала тетиву, целясь в голову всадника.

– Если бросишь этот шар, я застрелю твою птицу!

Несколько мгновений солдат-птицелов молча смотрел на нее. Арка заметила, что он очень худой и невысокий. Девочка подумала, что ее противник вряд ли намного старше ее самой, как вдруг раздался глухой металлический голос, разнесшийся по долине мрачным эхом:

– Ты не узнаешь меня, Арка?

Девочка никогда не слышала подобного голоса, и все же что-то в его тоне, а также в поведении ее противника вдруг показалось ей до ужаса знакомым. Она вспомнила мнимую амазонку в маске, выстрелившую в Ластианакса, когда они с магом только-только сбежали из Башни правосудия. Она готова была руку дать на отсечение: сейчас перед ней стоял тот самый человек. Женщина, вероятно, очень молодая, отличная лучница, к тому же ей известно имя Арки…

Прошло несколько секунд, прежде чем девочка осмелилась озвучить страшную догадку:

– Пентесилея?

– Да.

Арку словно обухом по голове ударили. Перед глазами замелькали воспоминания о том дне, когда она видела Пентесилею в последний раз в Напоке: царевна распростерта на земле, а ее лицо – сплошное кровавое месиво… Она не могла выжить, это невозможно.

– Ты же умерла в Напоке!

– Нет, это ты бросила меня умирать. Своей жизнью я обязана хозяину.

Эта фраза пробудила чудовищные страхи, которые Арка долгое время загоняла в самый дальний уголок сознания. Она посмотрела на странную маску своей противницы – последняя все еще держала усыпляющую сферу, причем рука ее совершенно не качалась, несмотря на то что птица рух мерно покачивалась вверх-вниз, ударяя по воздуху крыльями.

– Ты… тоже лемур?

Время словно остановилось. Звенящую тишину нарушало лишь тяжелое хлопанье огромных крыльев птицы рух, порождавшее волны ледяного ветра.

Вдруг Пентесилея резко выбросила вперед руку, метнув усыпляющую сферу. Арка тут же выстрелила в летящий к ней шар, и тот взорвался в воздухе. На нее дождем посыпались осколки стекла, в воздух поднялось облако фиолетового тумана, окутав парящую вверху птицу рух. Хищница замотала головой, движения гигантских крыльев замедлились, и существо стало терять высоту. Пентесилея натянула поводья и просвистела какую-то команду. Хищница мягко взмахнула крыльями и спланировала к ближайшей горе, по-прежнему сонно качая головой.

Вскочив на ноги, Арка наблюдала, как птица рух удаляется по направлению к горному гребню. Она летела все медленнее, будто боролась с сильным ветром. Пентесилея без устали нахлестывала птицу вожжами, чтобы не дать ей окончательно заснуть. Напрасный труд. Огромная хищница вдруг опустила голову, камнем полетела вниз и упала на горный склон в нескольких шагах от края гребня, наполовину скрывшись под толстым слоем снега. Пентесилею отбросило в сторону, она откатилась на несколько шагов и врезалась в валун.

Арка успела увидеть, как ее противница поднимается, а потом услышала странный стук, что-то вроде «ву-у-уф», который, казалось, исходил от самой горы.

В снегу вокруг увязшей птицы рух образовались длинные трещины. От горы отделились белые снежные пласты, сметя неподвижную хищницу. Мгновение спустя снежный покров превратился в огромную лавину, которая с огромной скоростью понеслась вниз по склону.

Арка окаменела, глядя, как белоснежный вал катится на нее, сметая на своем пути сосны, словно пучки соломы. Через несколько секунд ее раздавит снежная масса. Она огляделась в поисках Карапуза, но коня нигде не было видно. Девочка лихорадочно схватилась за запястье и изо всех сил нажала печать на браслете-крыльях, но механизм не сработал.

Она вскинула голову. Теперь лавина занимала все поле ее зрения. Гора рычала, словно чудовище, готовое поглотить свою жертву. Арка побежала в противоположном направлении, так же как бежала в Напоке, оставив позади смертельно раненную Пентесилею, и как бежала в лесу амазонок, оставив на поляне мертвую Широн.

Она все еще думала о своей опекунше, когда ее накрыла лавина.

Ластианакс

Вот уже два дня хищные птицы появлялись в свинцовом небе над горами, возносящимися вверх, точно тонкие якоря в пенном море облаков. Хищники летели так высоко, что трудно было оценить размах их крыльев: это могли быть снежные орлы или гораздо более крупные птицы.

«Птицы предвещать зло», – заявил Сопот, проводник Ластианакса.

Впрочем, караванщик во всем видел дурные предзнаменования: в форме набегающих на горные вершины облаков, в трещинах на насте, в навозе своего овцебыка. Ластианакс не мог не признать, что требуется сказочная удача, чтобы пережить бураны, лавины, трещины, обморожения и еще тысячу и одну опасность, подстерегавшие путников в Рифейских горах.

С каждым прошедшим днем он все больше сожалел о своем отъезде из Гипербореи. Почти три декады он топтал снег на горных склонах, его тело ломило от непривычной физической нагрузки. Когда они только начали этот подъем, стояла относительно хорошая погода, теперь же они с караванщиком то и дело попадали в метель.

У Ластианакса складывалось впечатление, что большую часть времени он просидел вместе с Сопотом и его животными в ледяном убежище, которое проводник сооружал всякий раз, когда разыгрывалась непогода. Молодой человек не мог больше выносить причуды горца, его неопрятность, прогорклый запах овцебыков и отсыревшие меха, в которые он был одет. Но больше всего мага раздражало ощущение, что все его усилия напрасны. До сих пор он не нашел никаких следов Арки, и его решимость отыскать девочку серьезно поколебалась. Чем дальше он заходил в негостеприимные изгибы Рифейских гор, тем выше росли вокруг него их мрачные пики. Каждый день приносил новый каменистый склон, с которого нужно было спуститься, новую кручу, на которую следовало подняться, новый перевал, который надо пересечь. И в этом холодном краю им ни разу не встретилось ни деревни, ни овчарни… ни Арки.

Ластианакс шел вслепую, оказался полностью зависим от Сопота, который всегда двигался на десять шагов впереди и постоянно тянул за связывающую их веревку, чтобы подчеркнуть медлительность своего нанимателя. Еще караванщик развлекался, «забывая» гиперборейский язык, если не хотел отвечать. Если Ластианакс осмеливался спросить у него дорогу, Сопот разражался потоком рифейских слов и подкреплял свою речь размашистыми недовольными жестами, давая понять, что городской житель вроде Ластианакса просто неспособен понять горы.

Молодому человеку трудно было определить, насколько принимаемые караванщиком решения основываются на логических выкладках, а насколько – на простых суевериях. Например, Сопот отказался вести мага через ледник, а когда Ластианакс потребовал объяснений, проворчал: «Слишком опасно, слишком опасно!», после чего еще несколько минут размахивал палкой и раздраженно хмурил брови. А ведь перейдя ледник напрямую, они могли бы выиграть время. В глазах Ластианакса этот длинный обход уменьшил его шансы догнать Арку. Каждую минуту ему хотелось повернуть обратно, но всякий раз его останавливала надежда увидеть свою ученицу за следующим скалистым выступом. По ночам он плохо спал из страха вернуться в Гиперборею с пустыми руками после того, как бросил там Пирру ради поисков Арки. Ластианаксу казалось, будто он ведет себя как отец, любитель азартных игр, всегда готовый поставить гипер на очередной, уж точно последний забег, уверяя сам себя, что выигрыш возместит наконец все золото, спущенное на предыдущих скачках.

Накануне, переходя через опасный горный гребень, они потеряли одного овцебыка. Каменистая тропа обрушилась под копытами животного, и бык вместе со всеми навьюченными на него товарами рухнул в глубокий овраг. Эта потеря совершенно не улучшила настроения Сопота. Он отругал Ластианакса, обвинив юношу в том, что тот неправильно вел животное, потом стал распекать своего пса, дескать, тот рассердил горы, залаяв на галку. Ластианакс испытывал глубокое сочувствие к псу: в конце концов, Сопот относился к ним двоим одинаково пренебрежительно.

Помимо собственно овцебыка, эта неприятность стоила им полдня ходьбы. Караванщик во что бы то ни стало желал забрать упавшие в овраг товары или хотя бы их часть. Эта опасная операция стала серьезным испытанием для терпения мага. Затем пришлось распределять спасенные вещи на оставшихся животных, которые и без того сгибались под нагруженной на них поклажей. Потом наступил вечер, и нужно было скорее разбивать лагерь в небольшом ущелье, недалеко от осыпи. Они даже не смогли разжечь костер и легли спать во влажном, холодном ледяном укрытии, поужинав твердыми как камень галетами.

Полночи Ластианакс ворочался, размышляя о ситуации, в которой оказался, о судьбе Гипербореи, об Арке, и на следующее утро проснулся очень рано. Удивительное дело: Сопот все еще спал – обычно караванщик поднимался первым и не упускал случая указать нанимателю на его лень. Стремясь хоть на несколько минут избавиться от присутствия неприятного проводника, Ластианакс тихо покинул убежище, облегчился и отправился на поиски дров. Пес последовал за ним.

Это была крупная пастушья собака с густым мехом, похожая на волка, откликавшаяся на имя Хатам. Пес потерял ухо и несколько кусков кожи, защищая своего хозяина от пещерных медведей. Казалось, он тоже рад возможности ненадолго улизнуть от Сопота.

Вместе они направились к небольшому перевалу, за которым Ластианакс надеялся найти защищенный от ветра косогор и несколько елей. Хатам легко трусил по снегу на своих широких лапах, почти не оставляя следов. Он добрался до перевала раньше Ластианакса и замер. Вздернул одно ухо, вытянул хвост, весь напружинился, вглядываясь вдаль. Потом пес залаял.

– Тише, Хатам!

Лучше не злить горы, а тем более Сопота, а то еще проснется. Хатам скулил и топал передними лапами по снегу, словно звал своего спутника, требуя как можно скорее подойти. Ластианакс кое-как преодолел разделявшее их расстояние, неловко переставляя ноги с закрепленными на них снегоступами, и наконец увидел, что находится за перевалом.

На треугольном плато прямо в снегу лежало несколько сотен гигантских птиц. Ластианакс немедленно распластался на камнях и заставил Хатама сделать то же самое. Пес тихо рычал, пока они наблюдали, как люди, одетые в военную форму, снуют между пятью огромными ледяными шатрами и прохаживаются между рядами птиц.

Ластианакс понял, что видит птиц рух, крылатых хищников, которые, как полагали, почти полностью вымерли во время войны четырех городов двумя веками ранее. Как и другие министры, маг рвал на себе волосы, когда василевс подарил Ликургу полуостров Огиги в обмен на очень старую и дряхлую представительницу этого вида, предназначенную для украшения его зверинца. Ластианакс вспомнил, что сказала ему Арка, когда они увидели во дворце ту облезлую птицу: «У Ликурга их полно, да не таких заморенных, как эта». Девочка была права.

Правитель Темискиры собрал армию солдат-птицеловов, и, по всей вероятности, эта армия собирается напасть на Гиперборею.

Эта новость привела Ластианакса в уныние, но в то же время принесла странное облегчение. Наконец-то он может принять решение. Больше нельзя гнаться за призрачной мечтой.

– Мы возвращаемся в Гиперборею, – сообщил он псу.

Хатам вздыбил шерсть на загривке: очевидно, присутствие неподалеку хищных птиц привело его в неистовство.

Разгребая руками и ногами снег, юноша отполз от края перевала, чтобы его не заметили часовые вражеского лагеря. Оказавшись, как ему казалось, вне зоны видимости, он поднялся и поспешил вернуться в ущелье. Хатам прыгал вокруг него и тявкал.

В их временном лагере Сопот как раз надел вьючные седла на спины овцебыков. На небольшом участке почвы, где животные утрамбовали снег, караванщик развел костер, использовав в качестве топлива сушеный навоз. Над огнем дымился котелок с чаем.

– Всегда только один человек трудится, – проворчал караванщик, едва Ластианакс подошел достаточно близко, чтобы это услышать.

Молодой человек проигнорировал шпильку и заявил: