Тайны Шаман-камня

– А Барабаши ваши и другие мистические истории в московских газетах и на телевидении? – возразил ему Герман.

– Ты что, издеваешься? Это же пиар, ходы просто для рейтинга, – ответил Никита. – А тут такое, в голове не укладывается! Что делать будем, Герман, ты же местный?

– Есть только один выход: надо плыть к шаману, он должен знать, как здесь помочь. Сейчас ничего больше Саше говорить не будем, чтобы не напугать. А пока собираемся и отправляемся вверх по Витиму, надо около двухсот километров до порогов пройти засветло. До Шаман-камня, там, по нашим древним преданиям, живет очень старый и могущественный шаман.

– А вдруг его уже нет в живых? – спросил Ник.

– Такого быть не может, там, возле Шаман-камня, всегда жили наши духи, с которыми они говорят.

Натаскав воды и увидев спешно собирающихся в дорогу друзей, я стал им помогать. Все сосредоточенно молчали, укладывая необходимые вещи в дорогу. Загрузив рюкзаки в лодку, мы пошли вверх по реке. От нечего делать, взяв бинокль, я стал разглядывать берег, от которого мы отплыли. Стоявшие на берегу реки деревья и кустарники стыдливой наготой просвечивались на десятки метров вглубь. Еще не раскрывшаяся полностью весенняя листва плохо прикрывала их стволы. Можно было увидеть в глубине леса каких-нибудь животных или что-то интересное. Всматриваясь в окуляры бинокля прямо напротив, я увидел бегущую вдоль берега стаю волков. Впереди всех бежала знакомая по моим снам волчица. Она, почувствовав мой взор, остановилась и, развернувшись ко мне грудью, словно кинжал, вонзила в меня свой взгляд. Внутри моего сердца щелкнула какая-то струна, и к горлу подкатил комок, который мешал мне дышать. Никита, заметив мое состояние, вырвал у меня бинокль из рук. Взглянув в него, он закричал:

– Волки! Герман, волки, штук десять прямо за нами вдоль берега бегут!

– Взяла бы их нелегкая, – сказал Герман и добавил газу. Четырехтактная сороковка «Ямаха» тяговито рокотала на усиленном транце, сделанном специально под лодочный мотор нашего «Крыма». И я, успокоившись, одевшись потеплее, незаметно уснул. Мне приснилась моя девушка Оля, ждущая меня в Москве. Мы лежали с ней в моей московской квартире, и она нежно целовала мою спину, шепча на ушко:

– Сашенька мой, как я тебя люблю!

Мне было так хорошо, и, повернув к ней лицо для поцелуя, я вдруг увидел светлую волчицу, которая лизала мою укушенную, как я думал, мошкой спину. Резко вскочив, что в лодке с низкими бортами делать нельзя, не удержав равновесия, сразу же полетел в воду. Полусонный, я бил по воде руками, как только мог, но тяжелая одежда и резиновые сапоги тянули меня камнем на дно. Уже прощаясь с жизнью, почувствовал: кто-то с силой вытолкнул меня из глубины, поддерживая на поверхности реки несколько минут, пока не подплыли мои друзья на лодке.

– Ну ты даешь, Саня, – сказали они и, схватив за обе руки, втащили меня в лодку.

– К берегу, – скомандовал Герман Никите, и тот, как заправский капитан, повернув руль, пошел к берегу. «Когда он только научился лодкой управлять?» – мелькнула мысль в моем мозгу. И тут же меня пробила такая дрожь – зуб на зуб не попадал. На берегу, сняв всю одежду и прыгая на ветру, как заяц, начал растирать себя водкой. Сзади меня растирали друзья.

– Лишь бы ты, Саша, только не заболел, – все приговаривал Герман, натирая меня с такой силой, как будто перед ним была стенка. Поставив палатку, мы залезли в спальники. Отправиться дальше мы не могли. Мокрая одежда, в которой я плавал в Угрюм-реке, сохла на всунутых между камнями палках. И последние лучи солнца, испаряя из нее влагу, уходили за горизонт, так до конца и не завершив свое дело.

– Жаль, осталось всего ничего, двадцать километров, но Сашу голым не повезешь, – сказал Герман, и мы все дружно рассмеялись. Привязав рядом с лодкой метров за двадцать от нас собак, мы улеглись спать. Это надо было видеть: с краю спал Никита в обнимку с ружьем «Сайга», с другого края Герман с карабином, со снятой оптикой, чтобы не сбить прицел. Посередине такого боевого охранения лежал я, безоружный и разомлевший от выпитой для согрева водки. Поболтав и посмеявшись вдоволь друг над другом, мы быстро сдались сну. Сначала мне ничего не снилось, потом одни за другим начали проноситься воспоминания детства, и, не заметив, когда это произошло, я опять несся в волчьей стае. Меня разбирал такой внутренний драйв, и только сердце бешено колотилось в груди от стремительного бега. «Чего-то не хватает, – подумал я, – где моя подруга?» Резко остановившись и свернув в сторону, я почувствовал манящий запах самки, рядом – еще один, крупного самца. «Неужели у меня появился соперник?» – в бешенстве прилила кровь к моей голове. Выскочив на небольшую поляну и увидев свою самку на возвышающемся холме, поросшем мягким густым мхом, скалящуюся и не подпускающую к себе огромного, почти черного, волка. Не помня себя, я бросился на него, и завязалась смертельная драка. У меня было больше шансов на победу: я на своей территории, и это моя стая и самка, а он пришлый. Все это придавало мне намного больше сил, и скоро шея врага, которую я сдавливал клыками изо всех сил, обмякла, и он упал замертво. Довольный одержанной победой, я успокоился, и, играя, лизнул волчицу в голову. В ответ она начала лизать меня. Дойдя языком до моего носа, внезапно остановилась. «Какой у тебя сухой и горячий нос, ты, наверно, заболел, – услышал я ее мысли. – Лежи здесь, я скоро», – и моя подруга пропала в темноте. Не знаю, сколько времени прошло, вынырнув из ночи также внезапно, как исчезла, волчица принесла в зубах небольшие корешки, которые положила рядом со мной. Интуитивно поняв, зачем они, начал жевать эти корни. По вкусу они напоминали женьшень. «Стоп, – пришла мысль в мою голову, – а откуда я знаю этот вкус?» И сразу же проснулся! Рядом со мной по обе стороны лежали похрапывающие во сне друзья. Закрыв опять глаза и попытавшись уснуть, уже не смог этого сделать. Тем более, отходя ото сна и почувствовав горечь женьшеня во рту, вспомнил ночной сон. Проведя языком внутри рта, почувствовал на зубах кусочки корня и шерсти, видимо, убитого мной соперника. Мне стало страшно как никогда! Быстро поднявшись и вытащив ружье из рук Никиты, охваченный каким-то непонятным желанием, я побрел в раздумьях вдоль берега. Неожиданно дорогу мне перегородила волчица. Вскинув от неожиданности ружье, я не смог нажать на курок, мы несколько минут смотрели друг на друга. В ее глазах я увидел себя в шкуре волка, и земля, закружившись, начала уплывать из-под ног. Очнувшись от похлопываний Германа по щекам, открыв глаза, первое, что я увидел, было его лицо.

– Сказал же, что заболеешь, вот вам и получайте, еще полуголым по холоду бегаешь. Сейчас тебя за полчаса на ноги поставим, – с этими словами мне воткнули в задницу укол димедрола вперемешку с анальгином. Прошло немного времени, температура исчезла, и ко мне стала возвращаться ясность ума.

– Ну все, давай собирайся, – сказал мне Гера, протянув высохшие на ветру вещи. Через час наш «Крым» подплывал к берегу, где прямо у воды стоял камень-Шаман. Огромный камень, довлея над окружающей природой, возвышаясь, излучал мощную энергию.

– Чувствуешь, какая сила и энергия идет от него? – спросил я Никиту. Тот посмотрел на меня и ничего не сказал. Не дожидаясь, пока лодка пристанет к берегу, я прыгнул прямо в воду, доходившую мне до края сапог. И со всех ног кинулся к камню, обняв его, прижавшись горячим от вновь подымающейся температуры телом. Вдруг сразу же почувствовал такое облегчение и какое-то неземное блаженство. Закрыв глаза, я заговорил с ним, вернее сказать, наоборот. Камень незримым для меня образом начал петь мне древнюю шаманскую песню. «Я шаман, каменный дух, Ставший перед хворым! Больше этого дела Я не могу сделать нисколько! Я всегда шаманю, Обходя весь земной шар! Животное, на котором я езжу, Это – зверь изюбрь! Дальнее и близкое расстояние Я всегда обхожу и шаманю! Я вижу всегда Владык вышних творения (звезды)! Я вижу всегда Владыку вышнего (небо)! Кто живет шаманством, Кто живет победами – Это мой широкий бубен! В настоящую ночь, Пока не занялась заря, Нет никакой вещи, Которую я не вижу и не знаю! Больной или раненый, Хватит сил придти, Обнимите сильно меня, Уйдет хворь ваша». С каждым словом песни мое тело расставалось с болезнью, наполняясь взамен силой и энергией. Мне казалось – мы с камнем стали одним целым, и еще долго можно было наслаждаться эйфорией, охватившей мое тело, если бы меня за руку не схватил Герман, оттащив с силой от камня!

– Долго к камню прижиматься нельзя, иначе может плохо стать, – сказал он.

– Да ну, опять выдумки, – сказал Никита. Тут все мы заметили странно летящую птицу, видимо, у нее было повреждено крыло. Добравшись до камня, птица села на его верхушку и буквально через минуту резво, как будто ни в чем не бывало, взмахнув крыльями, полетела дальше. Не верящий своим глазам Никита, наклонившись, подобрал на земле крупного черного муравья, на которого кто-то из нас наступил. Муравей был еще живой и дрыгал лапками. Найдя в камне небольшое углубление, он положил его туда. Мы, молча обступив камень, наблюдали за ним. Сначала с минуту ничего не происходило. Вдруг муравей перевернулся на ноги и резво побежал по камню, вниз к земле.

Мы все, раскрыв рты, провожали его изумленным взглядом. Потом нас рассмешил Никита, бросив все свои вещи на землю, он прижался к камню, обнимая его, как мать родную. Герман тоже обнял камень с другой стороны.

– Все, хватит, Шаман-камень может дать силу и здоровье, а может и забрать его у особенно увлекшихся, – сказал он. – Пойдемте искать шамана, он где-то недалеко должен жить.

Закинув за спину рюкзаки, мы отправились вверх по сопке, туда вела еле заметная тропинка. Через метров триста нашему взору предстал большой чум, из которого шел вверх дымок. Он стоял на большой поляне, рядом с ним были еще два чума поменьше, возле которых на огне готовила пишу женщина с двумя детьми. Герман направился к ней, задал ей вопрос на тофаларском языке, затем вернулся к нам.

– Шаман в тайгу ушел, только завтра вернется, женщина сказала: мы можем переночевать в одном из чумов.

Удобно устроившись, бодрые от общения с Шаман-камнем, мы уплетали за обе щеки предложенную нам тофаларкой оленину, отдав ей взамен пять банок тушенки, при виде которых глаза женщины заблестели от радости. В тайге не было холодильника, и мясо быстро портилось, тушенка была палочкой-выручалочкой для любой женщины, позволявшей при необходимости быстро и вкусно накормить мужчин и детей. Зная немного о тофаларах, можно было предположить: это часто спасало их от гнева мужей, которые держали своих жен в ежовых рукавицах. У многих живущих в тайге семьях до сих пор действует много запретов для женщин. Таких, как, например: нельзя садиться в мужское седло, трогать оружие, переступать через мужские вещи и много других, странных, на мой взгляд, запретов. Хорошо и вкусно поев, мы втроем, сопровождаемые собаками, решили половить хариуса на небольшой горной речке, которая ближе к Витиму расширялась, перекатываясь через большие валуны, с которых мы и собрались рыбачить. Быстро наловив десятка четыре крупного хариуса (больше нам было не съесть, включая и собак), принялись его прямо на берегу потрошить для последующей засолки. Через час мы решили попробовать нашу малосольную рыбу. Никита с Германом за обе щеки уплетали хариуса, меня почему-то соль раздражала. Машинально взяв одну из оставленной для жарки вечером на костре и поэтому несоленой рыбы и откусив от нее большой кусок, понял, что мне больше нравится несоленая рыба. Думая, что мои друзья этого не заметят, съел штук пять, после чего захотел пить.

– Пойду прогуляюсь, – сказал я товарищам и спустился к реке. Там опять меня ждал сюрприз. На берегу, словно дожидаясь меня, сидели волки. Не испытывая ни капли страха и войдя прямо в стаю, я сел на траву. Волки обступили меня, ближе всех подошла моя ночная подруга и положила свою голову мне на плечо. Закрыв глаза, я услышал ее мысли: «Сегодня ночью расскажу тебе одну новость, она касается только нас двоих». В это время Никита с Германом, проследив куда я ушел, наблюдали из кустов за этой сценой. Ник щелкал каждую минуту фотоаппаратом, приговаривая:

– Рассказать кому, никто не поверит, а фото – доказательство. Ты видел, Герман, как он прямо сырую рыбу ел, как настоящий волк?

Герман в ответ молчал и просто любовался по-сумасшедшему красивой картиной Любви Человека и Волка. Неосторожное падение зацепившегося за ветку фотографа мгновенно нарушило эту идиллию. Раздавшийся при этом мат и хруст веток заставил стаю пуститься в бег вверх по распадку, и через минуту они скрылись из виду. Сидя к моим товарищам спиной, я улыбался и был счастлив от посетившей меня догадки. Будущая ночь должна была стать подтверждением. И мне ничего не оставалось, как только ждать ее прихода. Никогда я не хотел отдать несколько часов из своей жизни, как сейчас, лишь бы приблизить желанное мгновение. Живя в Москве, где работа руководителя Московского отделения Союза писателей заставляла меня мотаться по всей стране и за рубеж;, при этом катастрофическая нехватка времени просто не давала расслабиться ни на минуту – а тут на другом конце нашей родины, приехав по приглашению своего товарища и писателя Германа, просто обо всем забыл. И с каждой проведенной здесь минутой мне все меньше хотелось возвращаться в тот суетливый, созданный людьми мир. Остаться здесь навсегда в лоне матери природы, не испохабленной цивилизацией, и наслаждаться окружающей дикой необузданной красотой – вот чего мне сейчас хотелось больше всего на свете. Видимо, почувствовав мои мысли, Герман предложил мне пообщаться по спутниковому телефону с домом. До этого минут пять болтал по телефону Никита. Он было хотел отойти в сторону и рассказать редактору о таинственных историях, приключившихся с нами, но вовремя передумал, представив хорошенько про себя, как бы он поступил, услышав в Москве такое от других. Редактор стопроцентно подумает, что мы здесь допились до белой горячки, лучше приеду и все покажу. Неохотно взяв из его рук тяжелую трубу, набрал номер единственного дорогого для меня человека – Ольги. Услышал ее взволнованный голос, и во мне шевельнулось чувство нежности. Поняв то, что я по ней соскучился, просто слушал дорогой мне голос и молчал.

– Ты почему молчишь, мне надо тебе что-то важное сказать? – обиженно на другом конце спросила Ольга.

– Оленька, родная, скоро приеду, – сказал я, испуганно нажав на сброс, так и не поняв до конца, зачем это сделал. Солнце огромным красным диском закатывалось за сопку, приближался вечер, лежа в чуме, я смотрел сквозь неплотно прикрытую занавеску на это чудо природы и незаметно засыпал.

– Спит уже, привязывать веревкой будем? – спросил Никита Германа.

– Наверное, спит, ни фига эта веревка не поможет, природу не обманешь, – ответил он. – Шаман завтра приедет, пускай он решает, что с ним делать, – махнул рукой Герман и, повернувшись, лег спать. Во сне опять я встретился с моей волчицей. Купаясь с ней в реке и гоняясь друг за другом, неожиданно опять услышал ее мысли, она была благодарна мне за то, что у нас появятся волчата, и они должны вырасти такими же смелыми и сильными, как их отец. Обрадовавшись этой новости, я бросился бежать наперегонки с ней, как бешеный. Очнувшись от тряски меня Никитой, понял, что уже утро…