Последний солдат

Подхожу к Николаенко. Она молча глядит на меня.

– Ань, спасибо тебе, но я бы и сам справился, – неловко начинаю объясняться, – не нужно было завуча звать.

– Шелестов, неужели ты думаешь, что я позвала Нину Алексеевну ради тебя? – Николаенко насмешливо смотрит на меня. – Мне просто надоело, что Бык избивает каждого парня, который просто поговорит со мной или сядет за одну парту. Отделаться от этого идиота я не могу. Он почему-то вообразил себе, что я его девушка. Хотя моего мнения никто не спрашивал. Я не хочу, чтобы из-за меня еще кто-то пострадал. Понятно?

– Да, но все равно тебе спасибо большое, меня еще в жизни никто так не спасал, – благодарно смотрю ей в глаза искренним взглядом, только где-то в глубине зрачков ярким огоньком бьется еле сдерживаемая смешинка.

Девушка смущается и опускает взгляд.

– Не за что, – звучит ее сухой голос – ты все сказал? Тогда пока.

Она невероятно красива даже сейчас, в простеньких советских туфельках и невзрачном сером пальто. Точеный профиль и зеленые глазищи, длинные изящные ножки. Если наложить на Аню макияж и одеть в вечернее платье – готовая топ-модель с обложки глянцевого журнала.

– Пока, – прощаюсь с ней и возвращаюсь к ребятам.

Домой, сопровождаемый компанией добровольных телохранителей, я дошел без проблем. Мамы опять не было. В эту субботу она опять работает. У них в НИИ конец квартала. Зато потом отгул получит. Разогрев борщ и пообедав, удобно устраиваюсь на диване. Мне нужно обо всем хорошо подумать.

«Проблему с этим дураком надо решать. Он не успокоится. Значит, нужно обломать ему рога».

В моей голове начинает созревать план. Мысленно прогоняю все его детали. Пожалуй, так и сделаю. Прямо сегодня, чтобы не затягивать. Не нужно отдавать этому придурку инициативу и давать возможность подстеречь меня.

«Теперь рассмотрим более глобальный вопрос. У меня есть двенадцать лет, чтобы спасти СССР. С одной стороны, времени достаточно, с другой – в обрез. У меня нет ничего для этого. Сейчас я простой школьник, без денег и возможностей как-то влиять на судьбу страны. Меня даже никто не будет воспринимать всерьез. Необходимо в ближайшие годы решить несколько проблем. Первая – деньги. Мне понадобится их очень много. Это необходимый ресурс, который позволит мне начинать что-то делать и добиваться поставленных целей. Второе – команда. Одиночки могут побеждать государственную машину только в фантастических романах. Мне нужно пусть несколько преданных соратников, но готовых сражаться за сохранение СССР любыми способами и до конца. Третья – вхождение во властные эшелоны. Впрочем, как решить эту проблему, у меня есть мысли.

Четвертая – нужна хорошая разветвленная официальная структура из спаянных идеей единомышленников, желательно под крышей комсомола или КПСС. И, кажется, я знаю, как этого достичь и что предложить партийным боссам…»

Мои раздумья прерывает дверной звонок. В глазок вижу Семеновича. Открываю ему дверь.

– Привет, чаем угостишь? – спокойно осведомляется сэнсей.

– Здравствуйте. Конечно, пойдемте на кухню. Через несколько минут мы, не торопясь, отхлебываем из кружек горячий чай, закусывая его баранками, предусмотрительно выложенными мною на тарелку.

Наставник пристально смотрит на меня.

– Чего не спрашиваешь, что я узнал по поводу водителя? – интересуется он.

– Вы сами мне все расскажете, – пожимаю плечами, – поэтому, наверно, и пришли.

– Угадал, – подтверждает Семенович, отпивает глоток горячего напитка и ставит кружку на стол.

– Ты оказался прав. На все сто процентов. Утром я в контору не дозвонился. Председателя поймал только ближе к обеду. Он уже был в курсе. Этот пьяный идиот Толик все-таки выехал утром на своем самосвале из Павловки. Врезался в дерево на выезде из леса. Примерно в то время, когда я планировал ехать на дачу. Капот всмятку. Дурака увезли в больницу. Сотрясение мозга, перелом ключицы и лицо порезано осколками. Так что, – крепкая ладонь тренера ложится на мое предплечье, – я у тебя в долгу. Я живу ради Надьки. А тебе обязан ее жизнью. Обращайся ко мне по любому вопросу.

– Игорь Семенович, мне ничего от вас не нужно, на моем месте каждый вас бы предупредил, – пытаюсь отмежеваться от благодарностей.

– Не спорь! – пятерня наставника гулко хлопает по столу. – Я сказал, ты услышал. Это все, что я хотел тебе передать. Мне пора. В понедельник, как всегда к пяти вечера, жду тебя на тренировку.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Закрыв дверь за Семеновичем, возвращаюсь в гостиную.

Пора собираться. Роюсь в гардеробном шкафчике. Нахожу старые перчатки отца. Они бросаются в спортивную сумку. Также туда летит черная куртка, купленная мне год назад. Перерываю кучу вещей и бумаг в комоде, наконец вижу то, что мне нужно – жесткий кожаный кофр. Здесь лежит бинокль БПБ 12×40, изготовленный Загорским оптико-механическим заводом. Расстегиваю кнопочную застежку и убеждаюсь: прибор на месте и в отличном состоянии. Он весит почти килограмм, но дает двенадцатикратное увеличение и отличную картинку, благодаря возможности индивидуальной фокусировки и широкоугольным окулярам. Имеются даже два противотуманных желтых светофильтра. Батя приобрел его для редких поездок на охоту. Внушительный бинокль с шершавой металлической поверхностью и прочным шейным ремешком даже приятно держать в руках. Только плохо, что футляр довольно большой. Вздохнув, кладу бинокль обратно, закрываю застежку и упаковываю его в сумку. Забираю из шкафа отцовскую фляжку, наполняю ее водой. Делаю себе на кухне пару бутербродов с сыром и колбасой. Они аккуратно заматываются в кулечек и тоже отправляются в сумку. Туда же идет протертый до дыр серый плед (мама давно собиралась его выбросить, да руки все не доходили) и дубовая ножка от старой мебели, складируемой на балконе. Напоследок надеваю на запястье командирские часы «Восток» – подарок родителей на день рождения. Отец чудом сумел приобрести их в Военторге.

Спустя полчаса я уже нахожусь на месте. Бык со своими корешами ежедневно проводит время на «балке», расположенной через три квартала от моего дома. Обычно они сидят в беседке, находящейся рядом с двумя хрущевскими пятиэтажками. Это я помню еще с «прошлой» жизни. Знаменитое место. Все школьники его десятой дорогой обходят, чтобы не нарваться на выпившую и ищущую развлечений шпану. Рядом с хрущевками пустырь с полуразрушенным зданием. Через год-другой его окончательно снесут и построят новый дом. Но сейчас я направляюсь именно туда. Здесь будет мой наблюдательный пункт. Думаю, караулить отморозка придется несколько часов, пока компания не начнет разбредаться. Переодеваюсь в черную куртку, распихиваю перчатки по карманам и иду искать подходящее место для наблюдения.

Лучше всего подходит полуразрушенный оконный проем на четвертом этаже с небольшой расщелиной до самого пола. Отсюда прекрасно видна беседка. Расстояние 120–150 метров. Частично полуразваленный дом немного прикрыт деревьями. Это тоже пусть не очень хорошая, но маскировка. Кладу сумку. Достаю футляр с биноклем. Регулирую резкость каждого окуляра, подкручивая колесики фокусировки. Отлично! Беседка видна как на ладони. Там уже сидят какие-то парни. Один из них поворачивается, и я узнаю Трофима, двое других находятся в глубине беседки и их пока не видно. Хотя по габаритам одного из них, скорее всего, это Бык. Но нужно знать точно.

Теперь можно расположиться удобнее. Расстилаю подстилку. Ложусь на нее. Сейчас заметить меня без специальной оптики практически невозможно.

Продолжаю следить за отморозками. Замечаю второго – Шпиля. Еще один остается неопознанным. Медленно текут минуты. Сявки курят, пьют пиво и смеются, разговаривая о чем-то своем. Постоянно наблюдать за ними невозможно. Спустя время внимание начинает рассеиваться. Чувствую жажду. Подгребаю сумку к себе, беру фляжку, откручиваю крышку и делаю глоток. Больше нельзя. Буду чаще отходить по малой нужде и прозеваю их уход. Наконец из глубины беседки выплывает лицо третьего. Это точно Бык. Сердце учащенно бьется в предвкушении разборки, а руки подрагивают. Проклятый подростковый организм. Усилием воли стараюсь привести себя в норму, избавиться от волнения. В некоторой степени мне это удается.

К беседке подходит парень. Рассматриваю его в бинокль. Это Недельский. Бык покровительственно похлопывает его по плечу и жестом предлагает присесть. Компания о чем-то оживленно разговаривает. Интересно, не обо мне ли? Неделя вполне может сдать мой адрес, тем более что живет он рядом, через подъезд. Хотя плевать, Бычара все равно не сумеет воспользоваться полученной информацией. Время течет медленно. Я успеваю съесть бутерброды, запить их глотком из фляги, разок быстро отойти в другое помещение «по-маленькому» и даже немного заскучать.

Надвигаются сумерки. Поднимаю запястье к глазам. Светящиеся фосфором стрелки на черном циферблате «Командирских» показывают 20:15. Пора гопникам разбегаться. У меня уже мама дома и волнуется, где пропадает ее непоседливый ребенок.

А сявки действительно начинают расходиться. Бык с Трофимом, обменявшись рукопожатиями с Недельским и Шпилем, направляются к гаражам. Отлично! Так я и думал. Это самая короткая дорога на «Петроградку». Бычара проживает где-то в том районе. Быстро снимаю бинокль и упаковываю его в футляр. Прячу его в сумку, достаю из нее дубовую ножку с металлическим штырьком, торчащим сверху. Надеваю перчатки, часы кладу в карман, дубинку в руку и быстро скачу по лестнице вниз. Меня опять начинает потряхивать от переполняющего организм адреналина. Повышенный гормональный фон подростка снова напоминает о себе.

Гаражи находятся рядом с моим убежищем, поэтому я иду навстречу Трофиму и Быку. Завернув за угол, я оказываюсь прямо перед ними.

Мое лицо расплывается в широкой улыбке.

– Привет, уроды! Не ждали? – весело интересуюсь, помахивая своим оружием.

Быков передергивается от неожиданности, в его глазах мелькает испуг. Трофим, после секундной оторопи, опять спокоен. Он слишком тупой, чтобы волноваться. Его рука медленно ползет к карману. Похоже, мой дар предвиденья начинает улучшаться. Я ясно представляю выкидной нож, с наборной ручкой из разноцветной пластмассы, который там лежит.

И намерения Трофима я «вижу». Он хочет незаметно сместиться за Быка, открыть выкидуху, прикрывая ее рукавами своей куртки, выждать удобный момент и воткнуть в меня узкое блестящее лезвие из нержавеющей стали.

– Чего тебе надо? Хочешь, чтобы мы тебя прямо тут похоронили? – Бык дополняет свой вопрос длинной матерной тирадой.

Отвечать ему я не собираюсь, тем более что Трофим уже засунул свою руку в карман. Штыковой выпад железным штырьком на конце палки в солнечное сплетение верзиле. Силу тычка я контролирую, чтобы ненароком не убить. Пэтэушник со стоном сгибается и, обхватив живот руками, заваливается в сторону. Второй удар палкой я наношу уже от души. Прямо по запястью Трофима, уже начавшего вытаскивать выкидной нож из кармана. Жалеть его не собираюсь. Многочисленные сэнсеи, обучающие обороне от ножа, просто занимаются мошенничеством. Защиты от него нет. Даже прыщавый подросток может истыкать безоружного опытного бойца «пером» со скоростью работающей швейной машинки. Расстояние в пять метров нетренированный человек, вооруженный ножом, преодолевает за полторы секунды. Если малолетний отморозок сумеет его достать, мои шансы на победу резко уменьшаются, хотя палка дает возможность выиграть разборку. Но лучше не рисковать. Поэтому Трофиму я запястье ломаю. Наполовину вынутый выкидной нож летит на землю. Ногой отправляю его подальше. Вторым ударом перебиваю голень. Пусть отдохнет, пока я закончу с Быком.

Воющий от боли Трофим, катающийся по асфальту, больше не боец. Бык, держась за живот, приподнимается и смотрит на меня с ненавистью.

– С палкой пришел? – хрипло выплевывает он слова. – А один на один слабо попробовать, как сам предлагал? Не по-пацански поступаешь. Я тебя все равно подловлю и поломаю.

– Оставь свои блатные заморочки себе, с вами, урками, так и нужно поступать. Куда пропадают ваши пацанские понятия, когда вы толпой метелите одного? – презрительно осведомляюсь у него.

Меня посещает неожиданная мысль. Надо решить эту проблему полностью. Подавить урода морально, показать, что у него в любом случае нет против меня никаких шансов. Понимаю, что делаю глупость, но движением руки откидываю дубинку назад.

– Хочешь по-честному? Я даю тебе шанс. Единственный. Решим все здесь и сейчас. Давай, начинай.

Бык немного оживляется. Даже истошно воющий Трофим чуть притих.

Атаку гопника я чуть было не пропустил. Уйти от прыжка Быка смог только в последний момент. Очень резвый парень, придется ему немного прыти поубавить. Для начала пробиваю ему короткий боковой по ребрам, потом, сместившись в сторону, вбиваю голень ему в бедро.

Бычара морщится, но пытается огреть меня кулаком с размаху. Нырком ухожу от этого деревенского удара и всаживаю в него крюк в челюсть. Противник плывет, но не сдается, пытается отмахиваться. Ему удается схватить рукав куртки. В следующий момент мощный пинок в живот отбрасывает меня к стенке гаража. Бык бросается на меня, обхватывая своими огромными ручищами. Они пригибают меня к земле, пытаясь перевести в партер. Хрен у тебя это получится. Кулаком коротко пробиваю в область паха. Удар получается не очень сильный из-за неудобного положения. Бык содрогается, его хватка слабеет, но держать меня продолжает. Мне удается немного выпрямиться. Перемещаюсь круговым движением, чтобы Бычара оказался спиной к стенке. Ладонями вцепляюсь в голову противника, большие пальцы быстро нащупывают глаза и надавливают на них. Бык вскрикивает. Его захват разрывается. Но лишать его зрения я не собираюсь. Давлением на глазные яблоки отодвигаю его голову назад, а потом с силой дергаю ее вперед, навстречу резкому движению моего лба. «Бычок» – моя коронка, еще с «прошлой» жизни. Сильный и эффективный удар. Но бить его тоже надо уметь и знать куда. Долбанешь головой немного ниже – рассечешь себе лоб об зубы. Ударишь слишком высоко – можешь сам нокаутировать себя башкой соперника. Да и бить следует «футбольным» движением, чуть доворачивая голову вбок. Тогда можно не бояться оглушающей отдачи. Лучшая мишень для Бычка – переносица. Туда я и целю. С сочным хрустом она проминается под моим лбом. Бык опять орет. На меня брызгает кровь, разлетаясь каплями по куртке. Гопник медленно сползает по каменной стенке. Между его пальцами, прижатыми к лицу, текут темные струйки.

Трофим, негромко подвывая и держась за покалеченные места, наблюдает за нами. Похоже, он еще не отошел от шока. Ищу глазами отфутболенный выкидной нож. В проеме между гаражами ярким пятном выделяется наборная пластмассовая рукоять. Подбираю ее и подхожу к стонущему Быку. Он замолкает, убирает окровавленные руки от лица и опасливо пытается отодвинуться в сторону от меня.

Нажимаю на кнопку. Щелчок – и перед его глазами тускло блестит хищное стальное лезвие.

Беру рукой Быка за воротник, приставляю острие к его шее.

– Мы договорились? – холодно интересуюсь у перетрусившего сявки.

Бык послушно кивает.

– И еще, к Ане больше не лезь. Пусть она сама выбирает, как ей жить и с кем общаться. Ты все понял?

Гопник секунду ломается, но лезвие прочерчивает алую полосу под подбородком. Бычара испуганно смотрит в мои глаза и, встретившись со злым взглядом, выдавливает «хорошо».

– Вот и отлично, – отпускаю его воротник и демонстративно вытираю окровавленное лезвие об его куртку. – А чтобы ты остыл как следует и в горячке не наломал дров, я тебе больничный выпишу.

Хватаю его за бицепс, фиксируя положение тела. Коротко бью низом кулака как молотом в середину ключицы отморозка. Раздается негромкий хруст. Бык опять вскрикивает, лоб отморозка покрывается капельками пота. Все, теперь он будет долго лечиться. И правую руку поднять не получится. Можно было разломать ему колено. Но не хочу делать Быка инвалидом. Все-таки он еще несовершеннолетний.

– Ну, вот и все, – окидываю доброжелательным и веселым взглядом гопников. – Все вопросы сняты. Или кто-то с этим не согласен?

Сявки угрюмо сопят, отворачивают взгляды и высказываться не рискуют.

– И не вздумайте что-то рассказать ментам. Не надо. Над вами весь район будет ржать. Не говоря уже о том, что поверят мне, а не вам. А потом станет еще страшнее и больнее.

Сверлю глазами Трофима. Он перестает завывать и пытается подальше отползти от меня. В глазах его плещется ужас. Этот точно ко мне больше не полезет.

Окидываю взглядом своих противников. На меня опять накатывает «озарение». Вся мерзкая жизнь двух моральных уродов оказывается передо мной как на ладони. Смотрю на стонущих и воющих гопников и понимаю: они получили по заслугам. За свою короткую жизнь отморозки совершили множество подлых поступков.

– Хочу добавить. Если вдруг вы передумаете и решите сообщить органам о том, кто и за что вас сегодня избил, сушите сухари и готовьте котомки со сменным бельем и папиросами. Сидеть на зонах придется очень долго.

Гопники напряженно слушают меня. Даже стонать перестали.

– Я знаю о вас всё, – мой взгляд упирается в Быка. – Ты месяц назад украл из подсобки гастронома продукты и три ящика водки.

Отморозок вздрагивает и изумленно смотрит на меня.

– Двадцать третьего августа вы вместе со Шпилем избили и забрали тридцать два рубля с мелочью у двух пьяных мужиков около автобусной остановки.

Теперь уже челюсть отвисает у Трофима.

– Так что давайте, доносите, мне просто не терпится рассказать нашей доблестной милиции о ваших славных подвигах, о попытке затягивания в подвал четырнадцатилетней девочки с целью изнасилования. Думаете, если у нее родители алкоголики, вам все с рук сойдет? Можно еще вспомнить о воровстве мелочи в раздевалке ПТУ, отбирании денег и избиениях школьников, ночных гоп-стопах в парке. Участковый будет прыгать от счастья, получив информацию о ваших проделках. Виктор Петрович, ваш инспектор по делам несовершеннолетних, тоже будет невероятно рад. Вы его еще за прошлые годы достали до самой печенки. Думаю, наш советский суд, с их помощью, гарантированно выпишет вам путевку на несколько лет с бесплатным питанием и проживанием.

Отморозки смотрят на меня круглыми глазами. Бык что-то невнятно мычит. Из открытого рта Трофима капает струйка вязкой слюны. Настоящий олигофрен. Его не в тюрьму, а в дурку сажать надо. Вижу, мне удалось достучаться до их тупых мозгов и объяснить, что произойдет, если они скажут обо мне хоть слово.

– Кстати, за девочку, которую вы хотели изнасиловать, особо любвеобильному добавка полагается.

Резко подскакиваю к Трофиму и носком добавляю ему по яйцам. Отморозок визжит тонким голосом и сворачивается в клубок, держась за причинное место. Запястье его уже не волнует. Страшная боль в отбитых мужских принадлежностях корежит морального урода.

– Ладно, мне пора. Надеюсь, больше не увижу ваши мерзкие хари поблизости.

Покидаю место боя, оставляя позади две распластанные на асфальте и стонущие фигуры. Живот немного побаливает после удара ноги, но терпеть можно. Складываю и засовываю нож в карман куртки, подбираю палку. Возвращаюсь в свой наблюдательный пункт. Используя воду из фляги, отмываюсь от грязи и крови. Бросаю куртку и ножку от мебели в сумку. Достаю «Командирские» и надеваю их себе на руку. 20:40. Мне пора домой.

Осторожно открываю входную дверь. Хочу тихонько прошмыгнуть в свою комнату, но не получается. Мама, услышавшая скрежет открываемого замка, уже стоит на пороге прихожей.

– Ну, и где тебя носит? – недовольно интересуется она. – Уже двадцать минут десятого.

– Мам, я в курсе, – спокойно отвечаю родительнице, – с ребятами гуляли, вот и задержался немного.

– Гуляли? – мамин взгляд становится подозрительным. – А сумка тебе зачем? А ну дай ее сюда.

– Пожалуйста, – без колебаний вручаю сумку прямо в протянутую ладонь. Мне беспокоиться не о чем. Бинокль, дубину, нож, завернув в большой кулек, спрятал в укромном месте на чердаке. Плед и куртку выкинул по дороге. Одежду было немного жалко, но на ней могли остаться следы крови. Конечно, сявки не побегут меня сдавать, но лучше перестраховаться и избавиться от лишней улики. Да и куртка все равно была старая и уже сильно жала в плечах.

В сумке лежит только пустая фляга и остатки бутерброда. Завтра выберу время и заберу бинокль обратно.

– Флягу зачем брал? – интересуется мама.

– Мам, ну что ты, в самом деле? – удивляюсь я. – Гулял с ребятами в нашем парке, взял с собой перекусить и воду, чтобы утолить жажду.

– Ладно, – напряжение уходит из маминых глаз, лицо расслабляется, – иди ужинать…

Уже лежа в постели я задумался. Нужно ли было оставлять отморозков в живых? Может быть, надо было их завалить? Никаких рефлексий по этому поводу я не испытывал. Это подонки, человеческий мусор. Они способны лишь воровать, грабить, насиловать и калечить. Но убить их мне помешало несколько соображений. Первое, насильственная смерть двух отморозков вызовет шум, и немалый. Для сегодняшнего времени это серьезное ЧП. Сводки дойдут до областного начальства, оно начнет иметь районных боссов, а те ментов. Поднимется шум. Мне он на данном этапе просто не нужен. Незачем привлекать к себе повышенное внимание. Разумеется, меня никто не заподозрит. В головы милиционеров даже мысль не придет, что обычный школьник мог устроить засаду и завалить двух отморозков. Но они начнут отрабатывать все версии, и попытка Быка разобраться со мною после занятий в школе не останется незамеченной. Слишком много участников и свидетелей. Я в любом случае попаду в поле зрения милиции. Но мне это точно не нужно.

Можно было, конечно, подготовиться и грохнуть их где-то в глухом месте и прикопать. Но подготовка и разработка такой акции требует много времени, скрупулезного планирования и определенных вещей: амуниции, оружия, инструментов. Еще, может быть, понадобится транспорт и многое другое. У меня ничего этого нет. И возможностей быстро достать все необходимое и грамотно осуществить убийство – тоже. Не говоря уже о том, что в одиночку провести подобную акцию почти нереально. А что делать, если появятся случайные свидетели? Это же предусмотреть невозможно. Уничтожать простых людей я однозначно морально не готов, даже зная, что поставлено на кон.

С другой стороны, разобраться с этим малолетним отморозком было необходимо. Отдавать ему инициативу и позволять подкараулить меня в неожиданном месте в любом случае нельзя. От неожиданного удара ножом, дубиной и кастетом не застрахован никто. Справиться с целой компанией гопников, вооруженных «подручными средствами», можно только в кино. В реальной жизни меня просто затопчут, убьют или покалечат, сделав инвалидом на всю жизнь. Нужно было не просто расквасить ему нос, что даст минимальный эффект и спустя время вызовет горячее желание отомстить, а шокировать, сделать очень больно, напугать до судорог и на некоторый срок лишить возможности «расквитаться». Тогда я смогу спокойно идти к своей цели, не опасаясь каких-либо проблем, по крайней мере, на определенное время. Гопники милиции меня не сдадут. Сесть за свои «шалости» они точно не захотят.

Поэтому все сделано правильно. Я убрал этот камешек со своей дороги. Временно или навсегда, будет видно.

С этой мыслью я и засыпаю.

Воскресенье я побыл дома. Только на часок выбежал позаниматься на спортивной площадке во дворе. Сделал три подхода подтягиваний на турнике, отжался на брусьях, попрыгал на скакалке, провел четыре раунда боя с тенью, под одобрительные взгляды бабушек, сидящих на скамейках у подъездов. Живот чуть побаливал, но я поблажек себе не давал. Возвращаясь, заглянул в свой тайник и занес бинокль в квартиру, пока родительница в гостиной болтала с кем-то по телефону.

Делал уроки, смотрел телевизор, получал удовольствие от общения с молодой и красивой мамой, слушая ее заразительный смех и наслаждаясь каждой черточкой родного лица.

Вместе с ней провели генеральную уборку дома и выбросили мусор. Потом я опять засел за уроки. Освободился только поздним вечером, когда уже пришло время спать.

Проснулся я хорошо выспавшимся и полным энергии. Быстро позавтракал, оделся, схватил собранную еще вчера сумку, чмокнул довольную маму в щечку и выбежал на улицу.

Первый урок у нас английский. Прохожу в класс и сажусь за парту к Ане, игнорируя ее удивленный взгляд. Выкладываю учебник, тетрадь и пенал с ручками и карандашами. Пронзительный звук звонка заставляет одноклассников затихнуть и рассесться за парты. В класс входит Раиса Васильевна – англичанка. Миниатюрная и спокойная женщина никогда не повышает голос и не ругается, но слушаются ее беспрекословно.

– Good morning, class, – сухо здоровается она.

– Good morning, – отвечаем ей нестройным хором.

– So… Your homework was to write a text about UK. Who’s ready to read the essay?