По ту сторону октября
– Беги, беги за мной, что есть силы! Мы уже близко, – крикнул Гарольд у самого уха ведьмы и снова исчез. Он взлетал над туманом, чтобы глотнуть воздуха и сверить направление и снова нырял в него, пытаясь вывести подругу. Дженни просто бежала вперёд, подбадриваемая вороном, туда, где уже светлело, где в слабеющей пелене угадывались силуэты деревьев и даже тонкие ажурные кроны.
– Подожди! – она вдруг остановилась и захлопала по карманам. – Проклятье, я, кажется, потеряла веретено.
– Бежим, дура! – Гарольд схватил ведьму за руку и поволок вверх по склону в сторону света. Она даже не сразу сообразила, что он принял облик человека, видимо, побоявшись, что та сейчас бросится искать потерянный шелк, доставшийся ей такой опасной ценой. Но Дженни безмолвно подчинилась, вцепившись в его ладонь и чувствуя, как физических сил уже почти не остаётся, а по щекам бегут крупные горячие слезы.
Они выбрались из тумана быстро, но продолжали карабкаться вверх по склону оврага еще какое-то время, чтобы окончательно убедиться, что их уже не достать. Затем оба рухнули на жухлую траву, жадно хватая чистый, наполненный жизнью воздух.
– Как ты нашел меня? – тихо спросила Дженни, жмурясь на яркий свет.
– Не знаю, —Гарольд пожал плечами. – Ты хреново колдуешь, я отморозился почти сразу. Хотел позвать старших на помощь, но потом почему-то подумал, что могу не успеть. Что-то как будто заставило остаться здесь. Кружил над туманом какое-то время, а потом до меня долетел твой голос. И я увидел тебя внизу. Точнее, не увидел – почувствовал. Не знаю, как это объяснить.
– Значит, заклинание все-таки работает, – вздохнула Дженни с какой-то грустью. – Жаль, что все зря. Я ведь добыла шелк, он был у меня! И так бездарно потеряла… Кто теперь поверит? Да и смысл, если его все равно у меня нет.
– Хотела на Посвящение притащить? —Гарольд усмехнулся, но Дженни не почувствовала в этой усмешке привычного яда. Скорее, в ней угадывалось даже сочувствие.
– Хотела… Думала, это поможет, не придется никому ничего доказывать.
– Мне кажется, змеи просто забрали то, что принадлежит им. Радуйся, что тебя не сожрали в придачу.
Гарольд вдруг обнял ведьму за плечо и притянул к себе. Раньше Дженни никогда бы такого не позволила, да она и представить себе не могла чтобы колдун снизошел до таких ребяческих ласк. Но сейчас ей это было в какой-то степени нужно, особенно после того, что они пережили вместе.
– Странно все-таки… – она прильнула к нему, ответив на порыв. – Как он догадался, что я ведьма?
Гарольд тихонько рассмеялся, но его смех вновь прозвучал беззлобно.
– Смешная ты. Думаешь кто-то из смертных смог бы намотать туманный шелк на палку? Держу пари, змей сразу выследил тебя и наблюдал. Ты же ведьма, не важно, было у тебя Посвящение или нет. Ты рождаешься ведьмой, и они чуют это. А если ведьма вдобавок глупа и необразованна – для них это самый лакомый кусочек.
Дженни легонько толкнула его в бок. Сил возмущаться не было, да и, по сути, ворон был прав.
– Зачем же тогда придумали это Посвящение? Только с толку сбивает, – обиженно пробурчала она.
– Посвящение – это проверка, гарантия, что ты обладаешь достаточным знанием, чтобы пользоваться своей силой. Если бы ты потрудилась досконально изучить все эти туманные дела, вряд ли бы сунулась к змеям с одним только веретеном… Самоуверенность – вот, что отличает неопытных магов от зрелых. Отличает и губит, – он немного отстранился от Дженни, чтобы видеть ее лицо, глаза его снова засветились медовым цветом. – Я правда испугался за тебя, крошка. Ты, конечно, смелая и бесконечно отважная, но в нашем мире есть вещи, где одной смелости и отваги маловато…
Дженни смотрела на Гарольд и словно бы видела другого человека. Не того, к которому она привыкла, который постоянно будил в ней раздражение, неприятие, протест и… зависть. Да, иногда он казался заносчивым, насмешливым и даже жестким, но при этом был чертовски умен и даже мудр. Собственно, поэтому и смотрел свысока на таких глупышек, как она. Но сегодня, в опасный момент, молодой колдун не просто спас ей жизнь, он открыл ей глаза на то, чего она на самом деле стоит и где ошибается.
– Черт с ним с веретеном, я добыла в этом тумане кое-что более ценное, – Дженни соединила свою ладонь с его и, пропустив свои пальцы между пальцами Гарольда, крепко сжала их.
Татьяна Пулко, "Я вас вижу"
Всё началось с Бимкина. Старого одинокого еврея лет девяносто пяти, который жил в однокомнатной квартире на первом этаже бабушкиного дома. Он был “махровым”, честным евреем, который вел скромный, ничем не примечательный образ жизни. Я его помнила по тому, как он выходил каждый день из своей квартиры, чтобы посидеть на скамейке у подъезда. Неизменно в черном костюме, белой рубашке, с тросточкой и в кепи. Своей небольшой заостренной бородкой и блестящей лысиной на макушке он нам, советской ребятне, напоминал дедушку Ленина.
Но случилось так, что в один из прекрасных летних дней Бимкин умер.
Это стало знаковым событием для всего двора, как если бы вдруг взяли и снесли всем привычную историческую достопримечательность. Но именно для меня это стало особым событием на всю жизнь.
Я не помню уже, с какой именно из своих подружек мы подкараулили у подъезда тётю Розу, которая заведовала похоронами Бимкина.
– Тётя, а он точно умер? – рискнула спросить подружка.
Да, деточки, умер, – с неподдельным прискорбием прокартавила тетя.
– А можно посмотреть? – что-то дёрнуло меня спросить.
– Посмотреть? Нуу… можно, наверное, только тихо, – удивившись, согласилась тётя.
– Ага, хорошо, – ответили мы.
Она тихонько открыла дверь квартиры и, войдя в комнату, мы остановились в проходе.
Несмотря на жару, все окна были наглухо закрыты и зашторены, поэтому в комнате царили тишина, полумрак и слащавый спертый воздух. Посередине на трех белых табуретах стоял чёрный гроб, расшитый по краю золотистой бахромой. В нём лежал наш драгоценный Бимкин.
В его привычном для нас облике ничего не изменилось: белая рубашка, чёрный костюм. До пояса его накрыли белым ажурным покрывалом, поверх которого лежали сложенные на животе костлявые сморщенные руки. Его голова была обвязана белым платком, который поддерживал челюсть и заканчивался бантом на макушке.
Бимкин был неприятного воскового цвета, словно его вылепили из свечки. Неподвижные сине-зелёные губы вытянулись в тонкую искривленную ниточку из-за подпиравшей их повязки, а на каждом глазу лежало по одной монете. Было так тихо, что, казалось, я слышу, как звенит пыль, кружась в воздухе в просветах штор. Я смотрела, не отрываясь, на Бимкина, и явно видела, как едва заметно вздымается его грудь и плавно опускается обратно…
– Хррррр…. – неожиданно раздавшийся громкий храп заставил нас подскочить на месте.
Оглянувшись назад, мы увидели в углу комнаты небольшой диванчик, на котором лежал второй “дедушка Ленин” с такой же, как у Бимкина, бородкой, в черных брюках на подтяжках и черной рубашке. Он лежал на боку лицом к нам, заложив одну руку под голову, и мирно сопел. Выглядел он очень спокойным и умиротворенным.
– Не бойтесь, – прошептала тётенька, – это его брат. Приехал издалека, видать, устал. Пойдёмте уже, только тихонько, чтобы не разбудить.
– Тётя, а почему у него голова обвязана, у него зуб болит? – спросила я шепотом, указывая на Бимкина.
Да нет, деточка, ничего у него уже не болит. Это, чтобы рот не открывался, пока он не закоченеет, – ответила тётя Роза.
– А монетки? – не унималась я.
– Ой, деточка, зачем тебе все это? – тетя Роза подтолкнула нас к выходу.
Выйдя из квартиры, мы почувствовали облегчение на свежем воздухе, а вот разговоров было на неделю – про смерть, про гробы, про покойников, призраков, про летаргический сон и про Бимкина, который, возможно, проснулся и не может вылезти из могилы. Дома я всем задурила голову, что видела, как Бимкин дышит! И засыпая, всё думала над тем, что будет, когда его закопают, а он вдруг проснётся. И что бы я делала, если бы закопали меня. Как следствие, из-за страха впасть в летаргический сон и быть заживо похороненной, некоторое время я боялась засыпать и мучилась бессонницей.
По прошествии многих лет Бимкин расскажет мне при случайной встрече, что волновалась я напрасно. Я действительно видела его дыхание, но не физическое, а астральное. Поэтому он не пытался выбраться из могилы, а спокойно ушёл. Ушёл в иной мир, который способны видеть немногие, но именно к этим немногим я и отношусь.
Я не вызываю духов по заказу их родственников, хотя, наверное, недурно могла бы зарабатывать на этом. И не сотрудничаю со спецслужбами, раскрывая криминальные преступления.
Я – Проводник, помогаю заблудшим душам вернуться домой или туда, куда они заслужили. В некотором роде – Иван Сусанин, только в тонком потустороннем мире. По каким причинам некоторым людям выпадает испытание жить одновременно в двух мирах, я не знаю. Да и чем это может мне помочь? Я слишком никто, чтобы осознать и понять до конца все тайны мироздания. Поэтому просто делаю свое дело и не задаю лишних вопросов.
Духи нас окружают повсюду, когда мы спим, едим, идём на работу, сидим в туалете или занимаемся сексом. Это неотъемлемая часть нашего бытия, как микробы или бактерии. Другое дело, что мы окутаны сетью наших страстей, желаний и уже давно не способны видеть сущностей потустороннего мира, как наши предки тысячи лет тому назад. Зато всё то, что они тогда видели и знали, дошло до нас в виде мифов, легенд, сказок и притч.
Существует целая иерархия душ простых смертных.
Есть души людей, которые умерли недавно своей смертью или из-за болезней. Им даётся сорок дней на то, чтобы попрощаться с этим миром: с близкими, друзьями, побывать в тех местах, которые им дороги. Они свободны, перемещаются силой мысли и билет на проезд им не нужен. Как правило, большая часть таких душ дисциплинированы и с ними не бывает проблем, потому что для них смерть не была новостью, а многие даже готовились к этому переходу.
Другое дело – Бунтари, они и при жизни не хотели играть по правилам и после смерти пытаются "качать права". Но в мире ином есть закон и он незыблем для всех.
Все остальные случаи – это и есть непочатый край моей работы. Внезапно умершие – они не хотят понять или поверить в то, что они уже в другом мире, хотя всё видят и слышат. Суицидные, которые являются нарушителями закона и не могут перейти на следующий уровень. Среди них в большинстве случаев наблюдаются паразиты – они находят себе жертву среди живых и питаются от нее энергией через страх, уныние, навязывание негатива.
А есть Ведомые тёмными силами: колдуны, ведьмы, одержимые и прочие. Они самые опасные и порою могут выступать наравне с тёмной силой.
В тонком мире всё иначе. Там нет холодного и горячего оружия. Поэтому все битвы, в которых приходится иногда принимать участие, происходят на энергетическом уровне. Оружие – это энергия духа, светлая или тёмная, и сила мысли, которую в земной жизни мы очень недооцениваем. Всё, что в материальном мире мы могли годами вынашивать и лишь однажды внедряли в жизнь, в тонком мире происходит молниеносно в реальном масштабе времени. И вот тут таится самое трудное, но самое важное – держать свои мысли в чистоте и полностью владеть ими.
Несколько дней назад я вдруг заметила, что наступила осень. Я шла по бульвару в рваных джинсах, укутавшись в длинные полы черного кардигана, натянув на голову капюшон. Ветер играл с моими распущенными волосами и я решила ему не мешать. Щурясь на осеннее солнце, я ловила уходящее тепло, подставляя улыбающееся лицо небу. По обеим сторонам аллеи стояли высокие старые клены с желто-красными большими листьями, которые они роняли время от времени мне под ноги, перешептываясь между собой. Мне нравилось подбивать их носами своих ботинок, словно участвуя в их разговоре. На минуту мне показалось, что ничего того, что так мучило меня все предыдущие дни и ночи не существует, и я – просто человек, просто женщина, просто жена и просто мама, которая вышла на улицу, чтобы насладиться этой прекрасной золотой осенью.
– Привет, Марта! Где пропадала!? – восторженно глядя на меня, спросил знакомый бармен, когда я села за барную стойку в ближайшем кафе. – Тебе, как всегда?
– Привет, Паша. Да, капучино с корицей, шоколадом и сахаром и, как всегда, всего побольше. Знаешь, как-то закрутилась… – виновато промямлила я, бросив рюкзак на рядом стоящий стул.
– Что-то еще? У нас сегодня отменная выпечка!
– О, нет. Спасибо. Я худею, – подмигнула я Пашке, отменный капучино которого пила на этом самом месте уже года три подряд. – Ааа… Послушай, а тот мужчина, помнишь? С длинным носом? Появлялся тут, пока меня не было?
– Да, приходил пару раз, но, как обычно, ничего не заказывал. Сидел с полчаса и уходил.
В кафе зашла молодая парочка и Пашка, извинившись ушел принимать заказы.
Я взяла свой капучино и пересела за столик у окна. Нужно сосредоточиться и подумать. На самом деле, я была очень вымотана бессонными ночами. Моя дочь, Лиза, последнее время плохо спала, по ночам её мучили кошмары. Я пыталась выставить ей защиту, но такое впечатление, что кто-то весьма искусно пробивался к ней во сне. Меня это пугало. Мои способности раскрылись несколько позже, чем у дочки, по-крайней мере, я тогда уже могла объяснить самой себе и родителям, что я вижу во сне и наяву, и что я знаю. А Лиза была ещё слишком маленькой и слишком беззащитной. Так или иначе, ночные баталии подорвали мои силы неделю и я напоминала себе сдутый шарик.
А ещё я была очень расстроена заданием, которое получила еще за месяц до этого. Время шло, а я топталась на месте.
Отпив с полчашки капучино одним широким глотком, я задумчиво смотрела на проезжающие машины.
Итак, что я имею. Задачу – найти Черного Ведомого. Точно известно, что он в моем окружении и, как мне сообщили, я с ним даже общаюсь, не зная, что это он… Или она… Опытный, хорошо маскируется, искусный в общении и от этого опасный вдвойне. Что я успела накопать за это время? Подозреваемых…
Человек с длинным носом из кафе. Он явно следит за мной и это делает его подозрительным, но не указывает на то, что это мой Чёрный Ведомый. Однако он может быть его человеком, которого приставили, чтобы присматривать за мной. Не факт, но версия красивая, а главное – удобно сходится.
Бабуля из соседнего дома. Да, блин, все знают, что она ведьма. И главное, мы знакомы с детства. Да, иногда разговариваем при встрече, сдержанно, но контакт-то есть. Как говорится, "всем улыбается, а за спиной фигу держит". Особенно – мне. Что-то бормочет каждый раз, как поравняется со мной.
Кто ещё близок ко мне? Родственники? О, нет. Их много и все на свой манер подозрительны. Взять только свекровь. Мне вообще кажется, что женщины, становясь свекровями, автоматически приобретают стервозность и состояние "не от мира сего".
Да, тут думать можно на кого угодно – время такое. Все двуличны. Все хотят жить красиво и выжить.
Ведомый наверняка уже знает, что я его ищу. Почему же он не выходит на контакт, почему выжидает? Может, присматривается?
Таааак… Нужно было заказывать двойной эспрессо. Голова совсем не работает. Пойду умоюсь.
Махнув бармену, чтобы присмотрел за моими вещами, я вышла в уборную. Хорошо иметь "своих" в таких местах, всегда есть на кого положиться. В своем роде перевалочный пункт для перезагрузки.
В уборной никого не было. Я включила воду и подставила руки под струю ледяной воды. Тысячи “мурашек” поползли вверх, к плечам, и спустились по позвоночнику к копчику. Меня передернуло. Я посмотрела на себя в зеркало и не узнала. Синяки под глазами, от чего большие зеленые глаза казались еще больше, растрепанные волосы, помятая черная водолазка с пятном от вчерашней шаурмы, съеденной на ходу, и тяжёлый уставший взгляд.
– М-да…привет, красотка, – сказала я хриплым голосом своему отражению и нагнулась над умывальником. С каждым новым всплеском воды мозг словно очищался и в голове появлялась ясность.
Закрыв кран, я потянулась за бумажным полотенцем и, вскрикнув, отшатнулась.
–Хе-хе-хе…Что!? Испугалась!? – вместо моего отражения на меня смотрело грязно-серое заросшее лицо с длинными седыми всклокоченными волосами и нездоровым оскалом желто-коричневых зубов. Маленькие черные глазки “метали искры” на меня из под опущенных тёмных косматых бровей. Сиплым голосом оно продолжало буквально ржать надо мной.
– Феликс!!! Ну сколько можно уже, а? Что надо!? – прокричала я, мысленно ругая себя за то, что позволила себе так дешево купиться на известный трюк.
Он был старым духом, который питал ко мне слабость и ни в какую от меня не отставал. Периодически появлялся в моей жизни и в моем сознании, причем, не важно, что я делала в этот момент.
– О, моя фея! Я скучал, – лицо Феликса вытянулось и приобрело детское выражение, глаза округлились и смотрели с преданностью спаниеля.
– Да, брось, Феликс, не до тебя сейчас. Шел бы ты уже… домой. Сколько можно слоняться тут, – устало отмахнулась я, при этом прекрасно понимая, что возвращение Феликса домой невозможно.
Он жил очень давно, порядка пятисот лет назад. Был, как говорится, добрым малым. Владел небольшим поместьем, землями, слугами и красавицей женой. Она умерла при родах, что было тогда вполне обычным явлением для высокородных господ. Однако загвоздка заключалась в том, что ребенок был не от Феликса, а от одного из его слуг. Это стало двойным оскорблением для него. Несмотря на то, что смерть жены как бы решила все проблемы, в глубине души… ммм, пожалуй очень глубоко, Феликс ее все же любил. Именно поэтому он ее не сразу убил, а заточил в кандалы в одном из сырых подвалов своего замка. Возможно, она бы не умерла, если бы будучи беременной не находилась в таких нечеловеческих условиях. Феликс божится, что выжившего ребенка он не тронул. Отдал на воспитание в какую-то семью. А вот сам остаток жизни терзался содеянным и в итоге закончил жизнь в петле. Теперь он слоняется по свету в поисках возможности обрести-таки вечный покой. А ко мне прицепился, потому что уверен, что я – копия его возлюбленной жены, но с ним лучше согласиться, чем спорить о том, что за столько веков он вряд ли помнит, как она выглядела.
– Понимаешь, у меня трудная задача и по-настоящему серьезное дело. Ну ты же наверняка что-нибудь знаешь, старый проказник? – прищурившись, я проницательно посмотрела на него.
– Хммм… Ну-у… Может, я что-нибудь и знаю, однако ж, моя фея меня гонит, я не могу… – начал протяжно свою излюбленную песню Феликс.
– Помоги мне! – прервала я его излияния. – Будь человеком! Не таким же уж ты засранцем был при жизни…
– Знаешь, Фея? Если бы деревья могли говорить, то и они бы на моём месте сейчас молчали… – Феликс, потупил свои маленькие глазки, но по его серьёзному тону я поняла, что он не шутит. – Я не в самом худшем положении сейчас, поэтому дорожу им. Я обречён на вечные скитания, но правила знаю, я хочу обрести покой и вернуться туда, откуда пришел на эту землю. И я смогу это сделать, если заслужу прощение у Всевышнего. А для этого, я думаю, мне лучше помалкивать, чтобы иметь возможность помочь тебе.
– Тогда иди прочь! Не до тебя сейчас, – обиженно буркнула я.
– Смотри глазами, зри сердцем, моя фея… – с этими словами Феликс растворился.
– Что? Феликс… Что ты имеешь ввиду? Феликс! Вот, зараза! – моё сердце бешено колотилось, потому что почувствовало, что Феликс бросил крючок. И это означало, что наживкой на нём буду я сама.
Вернувшись за столик, я выдохнула Ну что же… Теперь ещё и сердце должна подключить. Что он имел в виду… Ладно, пойду тестить бабусю-ягусю.
Мой капучино совсем остыл, но я решила его допить. Перед уходом подошла к бармену.
– Спасибо, Паш, за кофе! Послушай, если тот носатый в плаще появится, маякни мне, – и положила на стойку двойную оплату.
– Не вопрос, – слизав ладонью деньги, Паша, как всегда, приветливо улыбнулся и подмигнул.
Я вышла на шуршащий осенними листьями бульвар и вдохнула ещё пока свежий утренний воздух. Путь домой лежал через небольшой сквер, изрезанный дорожками и аллеями, вдоль которых мостились скамейки на резных ножках. Солнце ласкало своими лучами и я подняла к нему лицо. На этой поэтической для себя ноте я внезапно почувствовала, как наступила на что-то мягкое, во что буквально провалились мои ботинки.
“Вот неудачница”, – подумала я, решив, что "разминировала" собачью кучу, которую не убрал хозяин. Но к своему удивлению, опустив глаза, не увидела ничего кроме тротуарной плитки, а подняв голову, поняла, что мои глаза видят два солнца. Я остановилась и сжала руками виски. Все деревья, скамейки, прохожие и даже собаки стали кружиться в вальсе, а к моему горлу подкатила тошнота. Я решила словить одну из скамеек и попытаться сесть на нее, но ближайшая из них выбрасывала вперед свои витые чугунные ножки, от чего-то ставшие длинными, как у балерины, и я пыталась на них не наступить.
Почему я не могу её поймать? Это же чугунная нога, ей не будет больно, она ведь даже не почувствует… Кофе… Мне подсыпали… Корица… Да, и побольше… Зачем?
Сейчас мне даже смешно об этом вспоминать, но тогда мне было ужасно плохо. Мысли путались, меня раскручивало, как на карусели в детстве, и также, как в детстве, мне хотелось сблевать. Остатки сознания пытались зафиксировать тот факт, что пока я была в контакте с Феликсом, кто-то подсыпал мне в кофе какую-то наркоту. Как ни странно, в этом ужасном состоянии меня мучал всего один вопрос. Нет, не про то, КТО это сделал, а ЗАЧЕМ он это сделал? По-сути, это последнее, что я запомнила.
Очнулась я на скамейке, которую, возможно, мне удалось “оседлать”, а может, это прохожие меня туда положили, думая, что я набралась. Голова не хотела держаться самостоятельно от тяжести и ужасной боли. Я открыла глаза и увидела, что солнце уже в закате.
Классно прогулялась. И расследование тоже классно провела. Мисс Марпл, блин… Куда я собиралась? К бабке. Хрена Вам всем, теперь точно к ней пойду.
Шатаясь из стороны в сторону, я медленно поплелась к дому. Баба Яга, как ее тут многие называли, а на самом деле, баба Оля жила в последнем подъезде, перед ее окнами рос огромный каштан, на котором часто сидели голуби. Я помню, как мы детьми прятались в кустах, чтобы увидеть, как она заманивает голубей в квартиру через форточку. Назад голуби не возвращались.
Баба Оля была высокой, я бы даже сказала, огромной женщиной крупного телосложения. Ее темное безжизненное лицо никогда ничего не выражало, словно застывшая маска. Круглый год она ходила в одном и том же бежевом плаще и хромала на одну ногу. Когда она появлялась на улице все дети визжали и рассыпались в разные стороны.
Я подошла к подъезду и осмотрелась. На улице ещё не было темно, но во многих окнах уже горел свет. Её окно оставалось темным.
“Ну, не спит же она так рано!" – с этой мыслью я вошла в подъезд и, поднявшись на этаж, обнаружила, что дверь бабы Оли приоткрыта. Я постучала, потому что звонка у неё не было. Тишина. Я толкнула дверь и она поддалась.
– Здравствуйте… – вполголоса протянула я, но мне никто не ответил, – вы дома?
Я зашла в прихожую, освещаемую лампочкой с лестничной площадки. Мне открылся весьма аскетичный интерьер – стены, крашеные зелёной краской, видимо, ещё пятьдесят лет назад при строительстве дома, вешалка с известным бежевым плащом, туфли и торба на тумбочке.
– Есть кто тут? – в нос мне дал слащавый запах сырого мяса. – Бабуля, вы дома?
Я пробовала нащупать рукой выключатель на стене, но он не находился. Тогда я просто включила фонарик на телефоне и пнула дверь в комнату ногой, подумав, что если бабуля уже спит, то я ей сейчас инфаркт устрою.
Комната по интерьеру не уступала прихожей: блеклые крашеные стены, кровать, тумба, шкаф в углу. Но главное – никакой бабули и "сопутствующей атрибутики". Я подошла к окну и посмотрела во двор. "Отличный наблюдательный пункт", – мелькнуло в моей голове. На подоконнике осталось несколько пушистых перышек от пернатых. Тяжело вздохнув, я повернула к выходу, и вот тут мой фонарик выхватил из темноты стену за дверью, к которой чем-то большим была приколочена баба Оля.
Да, именно приколочена.
Она беспомощно свесила руки, волосы жирными сосульками облепили лицо, которое как и прежде ничего не выражало. И только глаза… Большие, стеклянные глаза успели выразить перед смертью всего два чувства: удивление и ужас. Кровь растеклась лужей на полу и намочила носы моих ботинок.
"Теперь всё понятно, с одной стороны, и совсем не понятно, с другой… зачем?" – подумала я про себя, а вслух добавила:
– Видимо, ты готова была со мной чем-то поделиться, если тебя было проще отправить в мир иной. Вопрос, как они собираются заткнуть тебя по ту сторону? Или это отвлекающий маневр? Похоже Ведомый таким образом вышел со мной на связь. Демонстрирует силу…