Люди, ангелы и микросхемы

– Ты знаешь, моему другу может не понравиться, что я съезжаю, – предупредила Наоми Кеттела.

Блондин кивнул. В его глазах не было ни страха, ни сомнений.

– Знаешь, он хоть и носит юбку, но под одеждой все равно остался мужчиной, – сказала Наоми.

– Не переживай за меня, – сказал Кеттел.

Наоми пожала плечами, решив, что если начнется драка, то это уже не будет на ее совести. Она открыла дверь. В комнате было темно и тихо. Лишь безмятежно храпел во сне трансвестит. Храп был беззвучным, свистящим, почти как его дыхание. Наоми снова вспомнила, что случилось пару часов назад. Темнота вздрогнула. Резонирующий ангел вернулся. Наоми нашарила на стене выключатель и спешно включила свет.

Маора Мэнди спал на диване. На нем было надето синее платье. Из-под подола виднелась волосатая нога. На второй ноге был надет белый чулок. На лице косметика: жирная, яркая. Он был не то пьян, не то просто вертелся перед зеркалом, лег полежать и заснул. Наоми представила, как он сделал сегодня на ней свое дело, вернулся домой и начал примерять одежду – довольный и счастливый, как кот наевшийся валерьянки.

Наоми обернулась и заглянула высокому блондину в глаза. Новый друг молчал, словно все знал и так, не нужно было ничего говорить, не нужно подбирать слова, выдавливая из себя признания. «А может быть и знает? – подумала Наоми. – Маора мог ведь похвастаться кому-нибудь. Кеттел мог услышать. Или же Маора похвастался самому Кеттелу…» Она снова обернулась, заглянула блондину в глаза. «Нет, не может он быть другом ее соседа-трансвестита. Да и нет у друзей Маоры денег, чтобы купить новый «Плимут». Они вообще не могут позволить себе машину. Только платья. И косметику. И чулки…»

Трансвестит шумно сглотнул и открыл глаза, как будто почувствовав, что кто-то сейчас думает о нем, смотрит на него, ненавидит его. Наоми спешно отвернулась. Трансвестит сел, протер глаза и уставился на блондина.

– Кого это ты подцепила сегодня? – спросил он Наоми.

– Это Кларенс Кеттел, – сказала она, пытаясь вспомнить, где стоят чемоданы.

«Кажется под кроватью. Да. Определенно под кроватью», – Наоми прошла в свою комнату, достала два пыльных чемодана и начала собирать вещи. Комната, где она жила, была крохотной, едва вмещая в себя кровать и старый комод. Наоми бросила в один из чемоданов десяток сорочек, кипу нижнего белья и потащила второй чемодан в гостиную, где стоял занимавший почти всю стену шкаф. Его тяжелые дверки открылись с таким скрипом, что, казалось, могли разбудить весь дом. Планка для вешалок была сломана, поэтому платья лежали на полу, сложенные стопкой. Наоми наклонилась, взяла первую стопку, бросила на дно чемодана и потянулась за второй.

– Хочешь съехать? – спросил трансвестит.

– Да, – Наоми буквально чувствовала его взгляд на своей пояснице.

– Сначала заплати за последний месяц.

– Найду работу и заплачу.

Наоми закрыла чемодан. Диван скрипнул за спиной, трансвестит поднялся на ноги.

– Заплати сейчас, – сказал он, шурша длинным подолом своего платья.

– Я заплачу, – услышала Наоми голос Кларенса Кеттела.

– Это не малая сумма, – сказал трансвестит.

– Я похож на человека, у которого нет денег? – спросил Кеттел.

Трансвестит замялся, прошлепал что-то полными, напомаженными губами.

– Оставь чемоданы и иди в машину, – сказал Кеттел Наоми и протянул ей ключи от «Плимута».

– Только не нужно строить из себя героя, – тихо сказала ему Наоми. – Мне это не нужно.

– Я не герой, – Кеттел улыбнулся и достал неестественно толстый бумажник.

– Только не плати больше пары двадцаток, – мрачно сказала Наоми.

– Я вообще не буду платить, – сказал Кеттел одними губами.

Он расстегнул бумажник, и Наоми увидела тонкий свинцовый кастет. В груди что-то неприятно екнуло. «С мужчинами всегда сложно», – подумала она, взяла один чемодан и потащила к лифту. Дверь за спиной закрылась. Наоми не хотела задерживаться, не хотела слушать, что происходит в квартире, в которую она уже никогда не вернется. Спуститься на лифте, бросить чемодан на заднее сиденье «Плимута» и ждать – вот что было сейчас главным.

Наоми вызвала лифт, доехала до первого этажа и вытащила чемодан на улицу. Руки не дрожали, Наоми не волновалась, но дверь «Плимута» долго не получалось открыть. Да и бросать пыльный чемодан на заднее сиденье из белой кожи не очень-то хотелось. К тому же… Наоми заглянула в «Плимут». Сзади сидел призрак или ангел, или… Наоми протянула руку и заставила себя прикоснуться к резонирующему силуэту. Ничего. Никаких ощущений. Всего лишь затухающий кислотный трип.

Наоми увидела оставленную на приборной панели пачку сигарет, достала одну и стала ждать Кеттела. Лифт работал шумно, надрывно. Его двери открывались с металлическим грохотом. Поэтому Наоми услышала, что кто-то идет раньше, чем Кеттел вышел из подъезда. В какой-то момент она подумала, что сейчас увидит трансвестита, который отделал ее нового друга и теперь идет, чтобы наподдать ей или же снова принудить к сексу. И на этот раз все будет реальным, забыться не удастся. Наоми сжалась, понимая, что сбежать не получится. Даже в платье и на каблуках Маора догонит ее.

Истлевшая сигарета обожгла Наоми пальцы, но она не заметила этого, пока не поняла, что из дома вышел не трансвестит, а новый друг. Он нес ее тяжелый чемодан так, словно тот весил не больше походной сумки, с которой Наоми приехала в Лос-Анджелес еще девчонкой – легкая и воздушная, способная заменить подушку, если придется спать на вокзале…

Пальцы вспыхнули болью, и Наоми спешно отбросила истлевшую сигарету, затрясла рукой, надеясь, что воздух смягчит ожог.

– Все в порядке? – спросил Кеттел, подойдя к машине.

– У меня да, а у тебя? – теперь Наоми дула на обожженные пальцы.

Кеттел кивнул, бросил чемоданы на заднее сиденье и сел за руль. Наоми заметила пару крошечных капель крови на его правой руке. Кровь принадлежала бывшему соседу-трансвеститу – Наоми не сомневалась в этом. Она вспомнила размалеванную рожу трансвестита, когда сегодня он лежал на ней, и подумала, что если бы у нее был кастет, то можно было ударить трансвестита в зубы. В его белые, неровные зубы. А потом закричать. Или бы это закричал Маора. Наоми представила, как кастет выбивает ему зубы. Кровь и косметика смешиваются на мужском лице.

– Полезная штука лежит у тебя в бумажнике, – хмуро сказала Наоми новому другу. – Была бы у меня такая сегодня, то, возможно, не пришлось съезжать с квартиры.

Кеттел зажал дымящуюся сигарету в зубах, достал из кармана завернутый в носовой платок кастет, вытер с него остатки крови и протянул Наоми. Она засомневалась, снова представляя, как бьет трансвестита кастетом в зубы. А если бы он перехватил ее руку? Что тогда? Его кулак и ее лицо? Сломанный нос и выбитые зубы? Не проще ли смириться с фтириазом? Да может, и фтириаза не будет? Просто еще один мужчина в жизни. Правда, мужчина в юбке, но чем отличается он от тех, что были в брюках? Еще бы избавиться от воспоминаний и дело с концом. И никаких выбитых зубов и сломанных носов. Нужно в следующий раз просто быть осторожней… Наоми взяла кастет и неловко надела его на правую руку, сжала пальцы в кулак.

– Не боишься? – спросила она Кеттела.

– Чего я должен бояться?

– Своих планов на вечер.

– Я не собираюсь спать с тобой, если ты об этом.

– Тогда зачем… – Наоми смерила нового друга растерянным взглядом. – Только не говори, что ты гомосексуалист.

– Не скажу.

Кеттел включил зажигание и спросил Наоми, в какой отель ее отвезти.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Отвези в самый дешевый.

Кеттел кивнул, но отвез ее в отель «Тропикана». Наоми увидела вывеску и тихо выругалась.

– Что не так? – спросил Кеттел.

– У меня нет денег, чтобы жить здесь, – сказала Наоми.

– Я заплачу.

– Мне казалось, что у тебя нет на меня планов.

– Я сказал, что не собираюсь спать с тобой, но не говорил, что у меня нет на тебя планов.

– Каких еще планов? – насторожилась Наоми.

Краем глаза она снова начала видеть резонирующий силуэт на заднем сиденье. Он приютился аккурат между двух пыльных чемоданов. Но силуэт сейчас был не главной проблемой.

– Так, давай сразу определимся, – резко сказала Наоми блондину, пытаясь взять ситуацию в свои руки. – Если ты сутенер или кто-то в этом роде, то…

– Я музыкальный агент, – устало сказал Кеттел, не вынимая изо рта сигареты.

Наоми хотела послать его к черту, хотела выйти из машины и снять номер на ночь в отеле, пусть это и ударит по ее кошельку, но потом окинула Кеттела внимательным взглядом, вспомнила его бумажник, вдохнула запах нового «Плимута» и подумала: «А вдруг?»

– Так тебе, значит, понравилось, как я пою? – спросила она блондина.

– Не мне. Людям нравилось. Когда ты пела о девочке, которая меняет города, но продолжает жить на Стрип. Колетт Татерсон был идиотом, что выкинул тебя из группы.

– Думаю, он просто завидовал мне.

– Думаю, тебе нужна новая группа. Ты что-нибудь слышала о «Русалках»? Это новая группа на сцене Лос-Анджелеса.

– Мне казалось, у них уже есть солист.

– Есть, но она долго не протянет. Ты будешь петь с ней, а если она сорвется, то займешь ее место.

– А она знает об этом?

– Нет.

– Это не очень хорошо.

– Все в руках Бренды. Если она соберется и начнет работать, то ты так и останешься на вторых ролях, а если нет… – Кеттел пожал плечами.

Ангел на заднем сиденье вздрогнул. Вместе с ним вздрогнула и Наоми.

– Кислота? – спросил блондин.

Наоми кивнула.

– Тогда отоспись, приведи себя в порядок, а на следующей неделе я познакомлю тебя с «Русалками», – Кеттел достал бумажник, отсчитал сотню и протянул деньги Наоми. – Считай это авансом, – сказал он. – Если удастся отсудить права на «Ты можешь сбежать из города, но Стрип останется с тобой», то денег, думаю, будет намного больше.

– Ты хочешь отсудить права на песню Татерсона? – растерялась Наоми.

– Я? – удивился блондин. – Нет. Ты – да. Он ведь сам говорил вначале, что вы написали песню вместе. У меня есть вырезка из газеты, где Татерсон говорит об этом. А если учесть, что песня о тебе, а сам Татерсон никогда не был в Вегасе, то… – Кеттел нахмурился, смерил Наоми тяжелым взглядом. – Или ты против? Он бросил тебя, предал, а ты подаришь ему эту песню?

Наоми не ответила, лишь устало улыбнулась.

– Ну вот и отлично, – Кеттел потрепал ее за щеку и сказал, что поможет отнести чемоданы в номер.

Вместе с чемоданами за ними увязался и странный, похожий на ангела, резонирующий силуэт. Наоми не видела его лица, но буквально чувствовала, как он наблюдает за каждым ее шагом. «Может быть, этот ангел следует не за мной, а за Кеттелом?» – подумала она отрешенно, вспоминая, что увидела его впервые, когда познакомилась с блондином. Ход собственных мыслей рассмешил ее.

– Над чем смеешься? – спросил Кеттел, когда они поднимались по лестнице в снятый номер.

– Просто подумала, что как только мне начинает казаться, что хуже быть просто не может, всегда случается что-то хорошее, – нашлась Наоми.

– Ты говоришь обо мне?

– А о ком еще?

Наоми открыла дверь и вошла в номер. Кеттел занес чемоданы, сильно задев одним из них о косяк, отколов острым отделанным железом углом чемодана пару щепок. Наоми не обернулась. Она стояла у окна, глядя на бассейн без воды во дворе отеля. Да, здесь определенно было лучше, чем в прежней квартире.

– Спасибо, что врезал моему соседу-трансвеститу, – сказала Наоми.

– Да не вопрос, – Кеттел поставил чемоданы и закурил.

Наоми подумала, что если он захочет остаться до утра, то ей придется рассказать ему о том, что случилось на вечеринке. «Не очень хорошо получится, если заражу его фтириазом в первый же вечер», – подумала она и нервно хихикнула.

– Что на этот раз? – спросил блондин.

Наоми качнула головой. На какое-то мгновение происходящее показалось сказкой. Разве не об этом она мечтала, когда впервые приехала в Лос-Анджелес? Правда сказка опоздала на несколько лет, но это все равно лучше, чем было. Сказка. Самая настоящая сказка. Имелся даже ангел. Без крыльев, но при желании можно было убедить себя, что это ангел. Ее собственный ангел, который присматривает за ней, защищает. Да и сам Кеттел может сойти за принца, если захотеть.

Наоми закрыла глаза и повалилась на кровать. Она представила тяжелую дубовую дверь, которая вела в черный коридор прошлого и громко захлопнула ее. Хватит с нее воспоминаний! Наоми подняла голову, собираясь поблагодарить Кеттела еще раз, но он уже ушел. Ушел и ангел. Трип, кажется, закончился, и осталась голая неприкрытая реальность, которая нравилась Наоми. «Значит, ангел принадлежит Кеттелу, – подумала она, веселясь, как ребенок и спешно стягивая платье, чтобы принять перед сном душ. – Значит, ангел не будет преследовать меня до конца дней!»

Наоми завалится в кровать и проспит до полудня следующего дня, затем пообедает, купит пару новых платьев и только ближе к вечеру попытается еще раз обдумать все, что с ней случилось. Она позвонит Кеттелу и спросит его, подчеркивая, что это шутка, не приснилась ли ей вчерашняя ночь.

– Я не приснился точно, а все остальное – решай сама, – скажет светловолосый агент.

– Значит, все хорошо, – рассмеется Наоми.

Трип закончился, а вместе с ним закончилась и прошлая жизнь», – решит она, но затем вспомнит бывшего соседа-трансвестита и запишется на прием к венерологу, который заверит ее, что причин для беспокойства нет. Нечто подобное скажет и Бренда Макгабит – солист группы «Русалки»:

– Пока ты мой дублер, воспринимаешь себя, как дублера и не мечтаешь стать кем-то другим, кроме дублера – все нормально.

Потом Бренда представит Наоми остальным участникам группы, а сама пойдет спать. И никаких репетиций.

– Я знаю все эти песни, а вот ты учись, – будет говорить Бренда.

Голос у нее будет глубоким, но охрипшим, впрочем, как и ее характер. Остальные члены группы покажутся Наоми какими-то безликими. Больше месяца она будет путать их имена, и лишь потом, когда судебные тяжбы за песню «Ты можешь сбежать из города, но Стрип останется с тобой» закончатся, группа как-то сплотится. Вернее, Кеттел заставит их сплотиться, выкинув из «Русалок» Бренду Макгабит.

Напряжение достигнет пика, а затем, Наоми не заметит когда именно, группа станет принадлежать ей. Бренду забудут. Новый хит «Стрип останется с тобой», реинкарнированный Кеттелом, сплотит уцелевших «Русалок». Да и прибыли вырастут, что лишь поспособствует примирению группы с новой солисткой. Сингл запишут в третьесортной студии, и три месяца небезуспешно будут крутить на радио. До «Стрипа» в репертуаре русалок было восемнадцать песен, из которых Кеттел решил оставить для исполнения девять, планируя сократить до четырех, и уже потом записать первое демо группы, но сначала должны были появиться новые песни.

– Почему бы тебе не попробовать снова писать? – спросил как-то раз Кеттел Наоми, словно и сам начал верить, что она действительно создала «Стрип», а Татерсон лишь стоял где-то рядом и глазел, как рождается хит. Кеттел даже подарил Наоми именную ручку и затянутую в красную кожу крохотную записную книжку, где должен был родиться еще один шедевр.

– Да я понятия не имею, о чем писать, – сказала Наоми.

– А как же ангел? – спросил Кеттел. – Помнишь, ты говорила, что видела ангела, когда мы только встретились?

– В тот день, когда мы только встретились, во мне было столько кислоты, что я могла увидеть ангела в каждом встречном, – сказала Наоми.

– Но идея с ангелом может оказаться ничуть не хуже, чем со «Стрип».

В тот день «Русалки» ужинали в доме Кеттела. Вернее, в доме его жены, но об этом предпочитали молчать. У них было трое детей. Жену Кеттела звали Анила, но, несмотря на индийское имя, у нее были такие голубые глаза, что мог позавидовать сам Пол Ньюман. Кроме «Русалок» Кларенс Кеттел был агентом еще нескольких групп, и его дети и жена постоянно путали их, хоть Кеттел и приводил своих подопечных к себе домой довольно часто. Поэтому Наоми всегда становилась Энрикой.

– Такие похожие имена, – извинялась жена Кеттела, хотя сама Наоми, да и все остальные «Русалки» не видели ничего похожего.

В тот вечер, когда Кеттел заговорил об ангеле и новой песне Наоми, он обратился к своей жене, как к слушателю, и спросил, хотела бы она услышать о том, как девушка, которая думает, что хуже не может быть, встречает ангела, способного изменить ее жизнь.

– Ангел был блондином и его звали Кларенс? – спросила Анила, не то пытаясь пошутить, не то давая выход своей ревности.

Кеттел притворился, что ничего не заметил.

– Ангел был блондином? – серьезно спросил он Наоми.

Она честно сказала, что не помнит.

– Так вспомни! – оживился Кеттел и начал спрашивать у других «Русалок» нет ли у них кислоты.

Все превратилось в шутку. Смеялась даже Анила…

Позже Кеттел отвез Наоми домой и остался у нее на ночь. Наоми не слышала, как он ушел, но когда проснулась, нашла на прикроватной тумбе несколько марок ЛСД.

– Как успехи? – спросил два дня спустя Кеттел, который, казалось, всерьез решил получить для «Русалок» еще один хит.

– Никаких ангелов, – сказала Наоми.

– Совсем? – нахмурился Кеттел.

– Совсем.

– Ну ничего. С первого раза ни у кого не получается.

Его следующим подарком стала яркая коробка сахара и непрозрачный тюбик жидкой кислоты. Они приняли ЛСД вместе и занялись сексом.

– Может быть, все дело в твоем внутреннем состоянии? – спросил утром Кеттел, когда Наоми призналась ему, что это был лучший секс в ее жизни, но ни одной строчки она так и не написала. – Вот поэтому у тебя ничего и не выходит, – сказал Кеттел. – Все изменилось. Ты изменилась, твое окружение изменилось.

Он молчал какое-то время, глядя, как за окном зарождается рассвет, затем монотонно сказал, что если Наоми не напишет новую песню, то скоро на «Русалках» придется поставить крест.

– Не верю, что ты можешь поставить на мне крест, – сказала Наоми.

– Не верю, что ты не можешь написать еще один хит, – сказал Кеттел.

Он выкурил сигарету и ушел, не сказав больше ни слова. Наоми слышала, как он уезжает – ее ангел, ее лучшая жизнь. Нет, Кеттел не был плохим человеком. Наоми знала, что не был. Не была и Бренда Макгабит, которая, вылетев из «Русалок», потратила полгода, пытаясь прибиться к другой группе, а затем вернулась в родной Миннеаполис. Для Наоми этот город казался далеким, словно чужая страна. Но страна эта была дружелюбной – Наоми хотела верить в это. Бренда вернулась в родительский дом, осела в тихом пригороде и продолжила жить. А куда возвращаться ей – Наоми?

Рашель мертва. Пыльная Невада стала чужой и далекой. А здесь… здесь ничего нет, кроме «Русалок». Но «Русалки» идут ко дну. Размалеванное лицо трансвестита снова замаячило на горизонте. И на этот раз оно не было частью трипа. Действие принятой вечером кислоты уже закончилось. Наоми забралась под одеяло с головой и попыталась уснуть, попыталась уверить себя, что все будет хорошо, или хотя бы убедить себя ни о чем не думать. «Вечером будет выступление», – напомнила себе Наоми, затем поняла, что выступать придется в третьесортном клубе и помрачнела сильнее.

Последней каплей оказались выступавшие вечером трансвеститы. Они выходили на сцену перед «Русалками», и Наоми не видела ни одного из них. В гримерке остался лишь запах пота, да накладной бюст, напомнивший Наоми все ее надежды. Вернее, не ее, а Рашель, но ведь у этих двоих было одно тело. «А может быть, придумать себе новое имя и начать новую жизнь? – подумала депрессивно Наоми. – Можно стать трансвеститом или кем там становятся женщины?»

Она переодевалась, продолжая добивать себя, когда в гримерку вошел хозяин клуба – пузатый коротышка, которого сейчас меньше всего хотелось видеть. Он рассказал о частной вечеринке в каньоне Лорел, и спросил, не хочет ли Наоми выступить там с «Русалками». Наоми отправила его к Кеттелу.

– Я уже говорил с Кеттелом, – сказал коротышка, борясь с одышкой. – Он не против, но сказал, что решать тебе.

– Если он не против, то и я не против, – сказала Наоми.

«Русалки» уже не шли ко дну – они всплывали на поверхность кверху пузом. Казалось, что хуже быть не может, но потом, уже на вечеринке, Наоми увидела своего бывшего соседа-трансвестита. На нем не было платья, а от атрибута трансвестита остались лишь подведенные тушью глаза, но этого хватило, чтобы Наоми узнала его. Она исполняла одну из песен Бренды Макгабит. Инструменты и группу втиснули в дальний угол патио. Акустика была никакой. Наоми забыла слова, но никто этого не заметил. Члены группы и те продолжили играть, как ни в чем не бывало.

Бывший сосед-трансвестит встретился с Наоми взглядом и кивнул. От растерянности Наоми кивнула в ответ. Трансвестит улыбнулся. Не то чтобы он был единственным транссексуалом на вечеринке, но только в нем Наоми видела угрозу. Он даже не был для нее человеком. Нет. Скорее петля, которую прошлое кинуло ей вдогонку, пытаясь заарканить взбрыкнувшую лошадь. И петля эта уже затягивалась на шее. Наоми чувствовала, что ей не хватает воздуха. Она дождалась, когда пропущенный проигрыш песни повторится, попыталась петь, но голос охрип, задрожал. Опять же никто этого не заметил. Наоми жестом показала музыкантам, что ей нужен перерыв. Музыка стихла. Наоми покинула патио, собираясь уйти, сбежать – неважно. Главное убраться подальше от бывшего соседа-трансвестита.

Она вышла на улицу и замерла, увидев черный «Плимут» Кеттела. Наоми могла поклясться, что когда приехала сюда на старом «Фольксвагене» одного из участников группы, «Плимута» не было. Не было его и когда они носили из «Фольксвагена» оборудование в патио скромной и несуразной виллы…

Наоми растерянно уставилась на проехавший мимо туристический автобус с открытым верхом. Женщина-гид держала в руках микрофон и анонсировала виллу, где выступали «Русалки», как одно из главных произведений искусства каньона Лорел. Туристы, послушно повернув головы, смотрели на дом. Водитель, отпустив руль, беспечно промокал вспотевший лоб носовым платком. Была середина жаркого дня, и Наоми подумала, что, возможно, этот автобус проедет здесь еще раз, успев провести вечерний тур. Если, конечно, наберутся желающие тащиться в каньон в такую жару. «Хотя туристам плевать на жару», – подумала Наоми, вглядываясь в лица пассажиров: дети, старики, странная пара в ковбойских шляпах… Какой-то толстяк уставился на Наоми. Она не сразу поняла, что он подмигнул ей, а когда поняла, то подняла руку и показала ему средний палец, но автобус уже полз дальше, унося толстяка в небытие.

– Разговариваешь с богом или со своим ангелом? – услышала Наоми голос своего агента.

Он стоял на изогнутой каменной лестнице, обнимая за плечи молодую блондинку. Блондинка приветливо улыбалась, и Наоми подумала, что точно так же улыбалась сама, когда их впервые познакомили с Брендой Макгабит.

– Нашел мне замену? – резко спросила Наоми агента.

– Замену? – Кеттел растерянно уставился на блондинку. – Это хозяйка дома. На кой черт ей «Русалки»?

– Я не знаю, – Наоми устало вздохнула и пожаловалась, что чувствует себя совсем разбитой. – Еще этот бывший сосед-трансвестит здесь…

– Это я пригласил его, – сказал Кеттел.

– Зачем? – растерялась Наоми.

– Тебе нужен был толчок. Мы познакомились в этом каньоне. На вечеринке был твой сосед. Осталось принять ЛСД и увидеть своего ангела.

– Мой ангел уехал на туристическом автобусе, – злобно сказала Наоми, вспоминая подмигнувшего ей толстяка.

– Ангел на автобусе с туристами? – Кеттел задумался на мгновение, затем улыбнулся. – Как думаешь, он мог приехать из Канады?

– Кто?

– Твой ангел.

– Дурак! – Наоми рассмеялась.

Хозяйка виллы для приличия пару раз сдержанно улыбнулась, не особенно понимая, о чем вообще идет речь, и потянула Кеттела обратно в дом. Уходя, агент вложил Наоми в ладонь три марки ЛСД. Она приняла их все сразу – стояла и ждала, когда трип накроет ее.

– Мой ангел уехал на туристическом автобусе, – бормотала как молитву Наоми, надеясь, что из этого действительно может что-то получиться. – Мой ангел сбежал от меня в Цинциннати. – Наоми попыталась вспомнить, где находится этот город. Может быть, в Канаде? Ведь Кеттел, кажется, хотел, чтобы ангел был родом из Канады? Или же Цинциннати был где-то на востоке? Где-то недалеко от Миннеаполиса, куда уехала Бренда Макгабит? – К черту Цинциннати! – сказала Наоми, представляя, как город гибнет от наводнения. – У ангела много работы.

Наоми увидела, как выгибается дорога, словно проснувшаяся гигантская змея. Страха не было. Все было так, как и должно. Еще бы солнце не слепило так сильно глаза.

– И кто, черт возьми, придумал устроить вечеринку днем? – спросила Наоми пустоту. Или же не пустоту? Она прищурилась, желая убедиться, что видит возле припаркованных машин странный, резонирующий силуэт.