В двух шагах от края

–Впечатляет, – одобрительно кивнула я в ответ на немой вопрос закончившего рисовать Эрика, – но, учитывая, что я видела этого…глюка в цвете и в динамике, хотелось бы большего. Ладно, и так сойдет, мы же его не на международную выставку творчества душевнобольных посылать собираемся.

–А что, такая бывает? – удивился парень, переворачивая рисунок. На карандаш он давил с такой силой, что контуры змееголового чудовища отчетливо проступали на обороте.

–Еще как, зимой у нас в столице проводилась. Неужели, поучаствовать хочешь?

–Ага, всю жизнь мечтал, – Эрик решительно вручил мне исчерканный листок бумаги, – на, держи, получишь за меня посмертный гран-при.

Перед выходом на улицу я осторожно выглянула во двор, и к своей вящей радости обнаружила, что у большинства папарацци закончилось терпение, и осада с моего подъезда практически снята. Самые стойкие представители таблоидов притаились в припаркованном у тротуара неприметном фургончике, и, по-видимому, все еще не теряли надежду заполучить горячие кадры, но от шумного столпотворения, наблюдавшегося последние два дня, не осталось и следа. Одним словом, моя громкая слава ярко выраженно клонилась к закату, и не могу сказать, что меня это уж очень огорчало. Вечный поиск обходных путей успел мне порядком надоесть, поэтому я рискнула воспользоваться парадной дверью, и, как оказалось, жестоко просчиталась.

Вызванный неординарным поведением Иды Линкс общественный резонанс начал постепенно утихать, однако и пресса, и читатели в равной степени желали знать, что же послужило причиной расставания звездной пары. Вернее, кто. Так уж устроена человеческая психология, что там, где люди не ищут женщину, там они ищут мужчину. Не зря же личная жизнь знаменитостей смакуется с гораздо большим удовольствием, чем их профессиональные достижения. Сама того не желая, я преподнесла уцелевшим папарацци такой щедрый подарок, что проведенные в походных условиях сутки многократно окупились им сторицей.

Представьте картину маслом: Ида Линкс с достоинством шествует по направлению к ожидающему неподалеку такси, а позади нее скромно держится никому не известный парень в дурацких очках и лимонного цвета футболке навыпуск. Дополняет образ тяжелая поступь массивных гриндерсов и небрежно переброшенная через руку толстовка. Жаль только, неровно отросшие волосы падают на лоб, и одухотворенное лицо этого сверхчеловека почти полностью скрыто от объективов фотокамер, а то ведь какие кадры могли бы украшать первые полосы желтых изданий уже сегодня вечером! Теперь весь просвещенный мир узнает, что невесту Макса Терлеева увел тощий очкарик с невыразительной внешностью компьютерного червя, а падкая до подобных разоблачений публика будет еще неделю обсасывать на кухнях не лезущий ни в какие ворота выбор Иды Линкс.

–Дом печати на Набережной, – распорядилась я, когда мы с Эриком, наконец, утрамбовались на заднем сиденье, – надо было опять через салон выходить.

–А в чем проблема? – с потрясающей наивностью уточнил будущий герой светской хроники, поджигая сигарету, – я думал, ты уже привыкла, что тебя постоянно щелкают.

–Это да, но, по-моему, твоя футболка с моей сумочкой не слишком гармонирует. Не хотелось бы видеть на обложках такую явную безвкусицу, как считаешь? –язвительно фыркнула я, – интересно, какие будут заголовки? «Недолгое горе сбежавшей невесты»? «Новая жертва коварной искусительницы»? Или просто «Кто он – тайный возлюбленный Иды Линкс?» Тебе что больше нравится?

–Я бы остановился на чем-нибудь вроде «Где спутник Иды Линкс откопал такие страхолюдные очки, и что мешает ему купить себе приличную оправу? Не пропустите сенсационное расследование нашего специального корреспондента!»,-Эрик сдержанно улыбался кончиками губ, но по поблескивающим в темно-серых глазах искоркам я видела, что пикантная ситуация его крайне забавляет, – слушай, Линкс, а ведь ты права насчет салона. Некстати ты меня засветила. Мне бы сейчас только двуперекисью ацетона разжиться, и ты обо мне больше не услышишь. А вот тебе придется до конца своих дней объяснять всем, чем я тебя зацепил!

–Спишу свою неразборчивость на временное помрачение рассудка, – отбила подачу я, – а с очками действительно надо что-то делать, иначе даже версия с краткосрочным помешательством не сработает. Поехали сначала в клинику, заодно и повязки сменю.

Честно говоря, если уж браться за дело с умом и целенаправленно подгонять Эрика под господствующие в кругу моего общения критерии, прежде всего, стоило избавиться от желтой футболки, вызывавшей нездоровые ассоциации с новорожденным цыпленком, и превратить хотя бы в подобие прически артистический беспорядок у него на голове. Но так как я была прекрасно осведомлена о том, что в персональном стилисте парень нуждается не больше, чем баран в иллюстрированном букваре, то благоразумно не стала предлагать свои услуги в качестве имиджмейкера. По сравнению с мятым рисунком у меня в сумочке, Эрик выглядел просто божественно, и я искренне надеялась, что обоюдными усилиями мы сумеем избавить широкую общественность от лицезрения оборотной стороны медали.

По пути в редакцию на меня задним числом снизошло озарение, и я додумалась позвонить в автосервис. Моя машина была готова еще на прошлой неделе, и, несмотря на то, что механик разговаривал со мной несколько странным тоном, я выразила ему глубочайшую благодарность за оперативно выполненный ремонт, и пообещала забрать автомобиль не позднее сегодняшнего вечера. Во время разговора Эрик заметно оживился и неожиданно спросил, не являюсь ли я, случайно, владелицей отдельного гаража. Тот факт, что парень оставил мысль об изготовлении взрывчатых веществ в моей квартире, несомненно, внушал определенный оптимизм, но на провокационный вопрос я ответила категорическим «нет». И ничего личного, гаража у меня и в самом деле в наличии не имеется, да и о необходимости его приобретения я задумывалась не чаще, чем позволяла себе отведать на ночь мучных блюд.

Воодушевляющие лучи утреннего Солнца, во многом определившие главную тональность моего изменчивого настроения, во второй половине дня исчезли безвозвратно. Небо скуксилось, помрачнело и внезапно заволоклось резко набежавшими тучами. На лобовое стекло такси грузно плюхнулась первая капля и мутными разводами растеклась по остаткам моего позитивного мироощущения. На душе сразу стало как-то тревожно и муторно, первоначальный план вдруг показался мне неосуществимо бредовым, а посещение рабочего места – изощренной пыткой. Коллеги, кабинеты, кулуары – всего лишь часть моего прошлого, не стоящее и толики моего внимания, но это прошлое умерло вместо меня в ту ночь на крыше, и я не чувствовала в себе дара к воскрешению покойников.

–Не хочешь идти – не иди! – воскликнул Эрик, когда обуревающая меня внутренняя борьба недвусмысленно отразилась на моем побледневшем от волнения лице, – не знаю, какого черта ты там забыла, но вид у тебя такой, будто ты собираешься спуститься в ад. Линкс, одно дело –когда ты идешь навстречу своим страхам, чтобы победить их раз и навсегда, и совсем другое –когда тебе в голову взбрела идея фикс. Зачем мы сюда приехали?

Мне совсем не понравилось, как он меня отчитал. Вероятно, я привыкла к несколько иному отношению. Не скажу, чтобы все вокруг подобострастно заглядывали мне в рот и, впадая в священный трепет, с благоговением ловили каждое слово, но вступать со мной в открытую конфронтацию побаивались, это точно. Особенно справедливо данное утверждение звучало касательно лиц мужского пола. Добившиеся моей благосклонности парни чрезвычайно опасались ее лишиться и опрометчивых высказываний в мой адрес старались не допускать. Встречаться с Линкс было очень престижно, и ради этого многие терпели мой непростой характер и весьма лояльно относились ко всяческим капризам. В ответ я тихо презирала своих поклонников, но никогда не смела переступить границу между гламурной стервозностью и истинным пренебрежением моральными нормами.

А Эрик уже давно стоял на противоположном берегу реки забвения, и плевать он хотел на всю совокупность веками вырабатываемых правил, призванных сдержать в узде порочную человеческую натуру. И я могла сколько угодно на него обижаться, противопоставить мне было абсолютно нечего. Потому я молчала, отрешенно вслушиваясь в частую дробь барабанящих по стеклу капель, и свинцовое небо надо мной было таким же невыносимо тяжелым, как и мои мысли.

–Хватит смотреть на меня влюбленными глазами, Линкс, мы не перед камерами, – Эрик аккуратно потормошил меня за плечо, – сколько можно себя мучить? Ты мне скажешь, за каким хреном мы сюда припёрлись или нет?

–Мне нужно поговорить с шефом, – скрепя сердце, я пропустила мимо ушей ехидное замечание относительно влюбленных глаз, но за накатившую слабость сделала себе гневное внушение. Только еще разреветься не хватало для полного счастья, – его отец в прошлом занимался археологией и сам руководил раскопками. Когда-то я делала о нем репортаж, и он должен меня помнить. Но ехать к нему без согласования будет слишком бестактно – недавно у него умерла жена, и, насколько я знаю, он очень тяжело переживает ее смерть.

За окнами прокатились осязаемо близкие громовые раскаты. Дождь шел сплошной стеной, серая пелена полностью заслонила высотку Дома Печати и словно отрезала нас от окружающего мира. Равнодушный таксист безуспешно крутил ручку нещадно шипящего радиоприемника, Эрик задумчиво постукивал пальцами по обшивке сиденья, а я просто наслаждалась редкими минутами единения с вечностью. Дождь один за другим смывал плотные слои грима, а обнаженная душа под ним оказалась уязвимой и беззащитной. Это было символично и даже немного страшно – выходить на публику без маски после стольких лет ее непрерывного ношения. Но я должна была это сделать, в первую очередь, для того, чтобы доказать самой себе, что настоящая Линкс тоже имеет право на существование, а паразитировавший на ней двойник уничтожен окончательно и бесповоротно.

–Куда же вы, переждали бы дождь? – таксист все-таки ухитрился поймать рабочую волну, и из динамиков полились сладкие нотки романтического блюза, -давайте, я попробую поближе подъехать…

–Линкс, – Эрик на лету перехватил мою руку у самой дверцы,– я пойду с тобой. Ты идешь решать мои проблемы, и черта с два я буду отсиживаться в машине. Меня это тоже касается.

–Надеюсь, Райка нашла способ утешить Макса, а то такими темпами новость о том, как я наставляю ему рога, скоро облетит всю столицу. В нашей редакции сплетни разносятся со скоростью света, – у меня хватило сил на вымученную улыбку, пусть бледную и робкую, будто предрассветные лучи просыпающегося Солнца, но все-таки улыбку. А что, с чего-то же начинать надо?

–Я понимаю, что самое красивое во мне – это новые очки, но пускай твои коллеги думают, что ты полюбила меня за мой богатый внутренний мир, -Эрик отпустил мое запястье, я дернула ручку и без колебаний вылезла из машины. Пораженный моим отчаянным безрассудством таксист, успел лишь приглушенно ахнуть у меня за спиной.

–Ты только свое духовное богатство сильно напоказ не выставляй, – предупредила я парня, когда мы в два прыжка преодолели с десяток ступенек и укрылись под козырьком центрального входа вместе с застигнутыми проливным дождем прохожими, – а то ведь могут и неверно понять, народ у нас такой.

В миндалевидных глазах Эрика продолжали бесноваться насмешливые огоньки. Он наклонился мне к самому уху и доверительным тоном сообщил:

– Не беспокойся, я сам себе не враг. Знаешь, а ведь до этого момента, я был твердо уверен, что мне по жизни с девушками не везет.

ГЛАВА XVII

На самом деле грубоватая самоирония Эрика здорово подняла мне настроение, и предстоящая возможность залепить общественному вкусу своего преданно любимого коллектива звонкую пощечину подстегнула меня не хуже любого допинга. Мне вдруг захотелось действовать, бороться и побеждать, хотя первую и, наверное, самую главную победу, над своими комплексами и страхами, я уже и так одержала с разгромным счетом.

–Не факт, что тебе, наконец, повезло, – я вытащила из сумочки салфетку и тщательно протерла туфли от грязных брызг, слишком явно напоминавших о скоростном передвижении по лужам. Ида Линкс должна выглядеть безупречно даже после неудачной попытки самоубийства и сорванного бракосочетания с футбольной знаменитостью, – мой типаж, между прочим, тоже на любителя!

Эрик вслед за мной задумчиво обозрел свои заляпанные «гриндерсы», и, видимо, решил, что грязь на подобной обуви смотрится столь же органично, как и на кузове форсирующего расквашенную проселочную дорогу джипа. Специально готовиться к встрече с цветом столичной журналистики, он посчитал ниже своего достоинства, и вполне довольный своим внешним видом, заявил:

–Ошибаешься, Линкс! Я не любитель, я профессионал.

От такого неожиданного признания мне стало еще веселее, и ведущую в холл стеклянную дверь я толкнула, пребывая в приподнятом расположении духа. Я больше ничего и никого не боялась, даже давно ставшая частью меня ненависть притупилась и сгладилась, сменившись лишь снисходительной жалостью к несчастным заложникам навязанных извне стереотипов. Я вырвалась из тесной клетки шаблонного мышления и отныне сама ощущала себя демиургом, самостоятельно творящим иную реальность. Кто бы мог подумать, что для того, чтобы обрести эту всепоглощающую свободу, вовсе не нужно было прыгать с крыши и торжественно возлежать в обитом красным бархатом гробу?

И пусть настоящий Эрик отличался от нафантазированного мною идеала примерно в той же степени, что и пентхаус от собачьей конуры, наше случайное знакомство до неузнаваемости изменило мою прогнившую жизненную философию, а, следовательно, теперь настала моя очередь помочь ему. Если уж на то пошло, я ведь до сих пор еще не придумала, чем заняться в своей новой жизни, так почему бы не попытаться для начала расплатиться по счетам?

Редакция «Вечерней столицы» занимала весь пятый этаж огромного здания «Дома печати». Официальный штат газеты исчислялся почти двумя десятками человек, а количество собкоров и внештатников, по-моему, никто специально и не подсчитывал. Насколько я знала, в каждом областном центре нашей страны у «Вечерки» имелся хотя бы один ставленник, следящий за событиями на периферии. Целевая аудитория газеты была обширна, словно инфаркт миокарда, и благодаря грамотной маркетинговой политике шефа в полку читателей постоянно прибывало.

Ежедневные выпуски «Вечерней столицы» неизменно представляли из себя сборную солянку из публикаций на самую разнообразную тематику – государство и власть, экономика и финансы, светские сплетни, спорт, детская страничка, астрологический прогноз и анекдоты – словом, газету покупали и те, кто любил изображать источник последних новостей перед друзьями и родственниками, и те, кто по часу добирался на работу с другого конца города, и те, кто внимательно следил за малейшими изменениями в программе телепередач. Задумка шефа в этом плане работала безотказно: купивший «Вечерку» из-за обзора спортивных событий папа, затем по эстафете передавал ее с упоением штудирующей светскую хронику и кулинарные рецепты маме, а малолетние детишки тем временем с нетерпением ждали продолжения полюбившейся сказки.

Естественно, для того, чтобы делать газету для всей семьи и не скатываться при этом на бульварщину и хроникерство, необходим был творческий коллектив, отвечающий самым высоким требованиям, а потому устроиться на работу в «Вечернюю столицу» для простого смертного было так же сложно, как и для обывателя не уснуть до окончания симфонического концерта. Шеф лично интервьюировал кандидатов, проверяя их на профпригодность при помощи хитрых вопросов и ситуативных методик, и немало вполне достойных претендентов на вакантные журналистские позиции не смогли пройти этого больше похожего на экзамен собеседования. Я прошла. Сама не знаю, почему. Может быть, потому что я по жизни «лучшая из лучших» (теоретически, а почему бы и нет?), а может быть, я покорила шефа креативным подходом к набившим оскомину вещам, но ни блат, ни постель моему успешному трудоустройству не способствовали. Намного более сложным испытанием на прочность для меня стал адаптационный период.

В редакции господствовал закон джунглей. Человек здесь был человеку исключительно волком, и все вокруг жрали друг друга с кровожадностью саблезубых тигров. Интриги плелись тонко и изящно, будто фламандское кружево, а угодивших в ловушку жертв безжалостно добивали камнями остракизма. Дикая, первобытно жестокая конкуренция являлась частью корпоративной культуры, и шеф упорно культивировал в коллективе эту борьбу на выживание. Естественный отбор принес свои плоды, и в «Вечерке» остались истинные пираньи-каннибалы, сохраняющие видимость сотрудничества, но всегда готовые сомкнуть свои зубастые челюсти на шее себе подобных.

В начале своей карьеры я вынуждена была не раз отбиваться от нападок, но выжить мне помогли исключительно профессиональные качества. У меня очень быстро сформировался свой персональный стиль, емкий, саркастичный, запоминающийся, и вскоре я уже представляла для шефа уникальную ценность. Он оберегал Иду Линкс, как самый дорогой бриллиант в своей коллекции, но при этом заставлял отрабатывать свой иммунитет. Шеф постоянно отправлял меня на самые тяжелые задания, но тем самым он вдвое, а то и втрое сокращал время моего пребывания в редакции. С заданиями я справлялась на ура, и наутро ситуация повторялась: пока мои коллеги изводятся взаимной завистью, счастливая Ида Линкс разделывает под орех очередной неберущийся экземпляр. Ближе к вечеру художественно обработанный материал возлежит на столе у шефа, а сияющий лучезарной улыбкой автор с чистой совестью отправляется по своим делам. И кто знает, что моя улыбка фальшива, словно отпечатанная на цветном принтере банкнота, а на душе у меня безвоздушное пространство вакуумной пустоты? И нет ничего удивительного в том, что в редакцию я и сегодня шла с заранее отрепетированным выражением лица, вот только легкомысленных улыбочек это выражение больше не подразумевало. И беззаботного щебетания, как следствие, тоже.

На первом этаже царило непривычное оживление. Административный корпус Дома Печати обычно жил своей обособленной жизнью, и мое редкое взаимодействие с его сотрудниками происходило лишь по поводу неработающего кондиционера или перегоревшей лампочки. С бухгалтерией я тоже нечасто пересекалась, а, учитывая, что толстенная главбухша Элла Францевна, прозванная за суровый нрав и небогатый словарный запас Эллочкой-людоедкой вызывала у меня желание купить дополнительный абонемент в фитнес-клуб и перелистать на досуге словарь Даля, я по возможности обходила ее вотчину стороной. Но сегодня мне не повезло, и крупногабаритная бухгалтерша, передвигавшаяся по коридору со степенной грацией беременной мамонтихи, попалась мне на глаза прямо у лифта. Лично у меня никаких конфликтов с ней не было, но думаю, Эллочке было очень интересно выяснить, куда пошли деньги, собранные бухгалтерией мне на свадебный подарок. Дать развернутый ответ я в силу нехватки информации была совершенно не готова, и потому предпочла бы обойти Эллу Францевну стороной, но как назло бухгалтерша заслонила своим массивным корпусом весь проход.

Я уже настроилась сделать «морду чайником» и под шумок просочиться в кабину, но, как выяснилось, у Эллочки хватало своих проблем, и явившуюся в компании разрушителя молодых семей Иду Линкс она даже не заметила.

–Это черт знает что такое творится, – глубоким контральто вещала Эллочка, нависая всем телом над щуплым существом, испуганно забившимся в угол. При ближайшем рассмотрении я признала в существе Петьку Савченко, начальника информационного отдела, которого за никогда ни сходящее с лица выражение непередаваемой грусти острые на язык журналисты сходу окрестили «Пьеро», – сидят везде одни дармоеды, только деньги зря получают. Как я теперь работать должна?

–Элла Францевна, я тут причем? В налоговую позвоните и с ними разбирайтесь, -отбрехивался Петька, параллельно рыская глазами в поисках путей отступления, – это у них база полетела, а не у меня, разве не так?

–А мне какая разница? Все вы дармоеды! Вот и сидите без зарплаты, пока свою базу не восстановите! – вникать в суть проблемы Эллочка с присущей ей прямолинейностью не стала, но свое мнение по данному вопросу озвучить не преминула. Насколько мне было известно, под понятие «дармоедов» у главбуши подпадал весь персонал «Дома Печати» за исключением ее самой, – поразвелось вас тут…

Во избежание лобового столкновения с разгневанной бухгалтершей я готова была подняться на пятый этаж пешком и даже потянула Эрика к лестнице, но тут дверцы лифта разъехались, Пьеро ловко поднырнул под руку Эллочки и на всех парах заскочил в кабину. Мы с Эриком рванулись за ним, и когда милейшая Элла Францевна накопила слов для нелицеприятной оценки нашего позорного бегства, лифт уже дружно уносил нас ввысь.

–Привет, Линкс, – слегка отдышавшись, поздоровался Пьеро. Вот уж кого не волновали перипетии моей личной жизни, так это информационный отдел. Народ там работал увлеченный своим делом, а практически круглосуточное общение с компьютером отражалось на социализации местных программистов, однозначно, в негативном ракурсе. У них и без меня хватало чего обсуждать, и именно за это они мне и нравились.

–Представляешь, в налоговой вчера база накрылась, теперь Эллочка рвет и мечет, – Пьеро вытащил из-за оттопыренного уха загодя припрятанную сигарету и тут же определил ее обратно. С курением в Доме печати было тяжко и напряженно. Особенно страдали работники верхний этажей, вынужденные бегать на улицу каждый раз, когда у них возникала потребность в дозе никотина. Права курящих граждан вопиюще нарушались владельцем здания под лозунгом тотальной борьбы с курением, и на моей памяти эти драконовские меры постоянно вызывали протесты арендаторов. К сожалению или к счастью, безрезультатные, – Эллу тоже понять можно, в бухгалтерии вся работа встала, но я ей с утра вдалбливаю, что мой отдел не виноват, а она уперлась рогом в землю и хоть бы хны. Мне в вашу приемную нужно, у Таньки комп опять заглючил. У нее на двери нужно табличку вешать «Осторожно, бешеные юзвери»! Линкс, тебе тоже на пятый?

–На пятый, на пятый, – рассеянно кивнула я, вспомнив стремительно летающие над клавиатурой пальцы Эрика. Что-то он там такое хитромудрое наворотил…

У самого Эрика на лице, кстати, не дрогнул ни один мускул. Парень ни малейшим образом не показывал своей осведомленности о досадном происшествии в налоговой инспекции, и выслушивал Петькины откровения с такой равнодушной миной, словно не слишком понимал, из-за чего вообще весь сыр-бор. Но так самыми лучшими собеседниками Пьеро считал молчаливых слушателей, наша парочка как нельзя лучше подошла ему для разговора на злобу дня.

–До такой примочки еще не каждый додумается, – продолжал делиться подробностями Савченко, размашисто шагая по коридору редакции «Вечерней столицы». Ростом Пьеро даже мне доходил примерно до середины головы, но скорость он умудрился развить весьма приличную, и на своих шпильках я еле поспевала за мелькающей впереди вихрастой макушкой, – админ сам свой винт почистил со всеми бэкапами! Получается, и базу никто не крякал, поугорали просто над сисадмином!-Петька внезапно остановился, развернулся к благодарной публике и авторитетно добавил, – отвечаю, это Данте вернулся!

–Откуда ты знаешь? – спросила я с таким неподдельным интересом, что Пьеро несколько секунд непонимающе моргал, тщетно пытаясь припомнить, замечалась ли когда-нибудь за Идой Линкс страсть к высоким технологиям, однако, в ответ на поставленный запрос, память не выдала ему даже кратких сведений, и главный информационщик Дома Печати закономерно списал неожиданное проявления моего любопытство на чисто журналистскую привычку всегда быть в курсе новостей.

–Это его почерк, – уверенно выдал Пьеро, протирая очки. Окуляры занимали большую часть его физиономии, но тем не менее сидели на Петьке, как влитые, и, хотя и придавали ему портретное сходство с мудрым филином карликовой породы, внешнего вида ничуть не портили ( подозреваю, испортить его еще больше было уже невозможно), – я давно слежу за Данте, так, как он, никто не работает. Данте – это сетевая легенда, Линкс, вот что я тебе скажу. Его уже давно не было видно, я думал, его все-таки посадили, или он в какой-нибудь правительственной конторе за безопасностью следит. А вчера, как про эту базу узнал, сразу понял – это Данте! Выходит, не посадили!

–Есть такой анекдот, баян, конечно, но как раз в тему, – улыбался Эрик весьма сдержанно, но вот проколотая нижняя губа оттопыривалась, на мой взгляд, чересчур демонстративно, – посадили хакера на сто лет, а на другой день центральный компьютер системы исполнения наказаний выдал, что он отсидел весь срок, и завтра должен выйти на свободу. А сработано на самом деле в стиле Данте, красиво админа развел, ничего не скажешь!

Я ничего не имела против практического воплощения в жизнь принципа «Сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит», но, по-моему, Эрика малость занесло. По крайней мере, чувствительный тычок под ребра в моем бесспорно талантливом исполнении, явно не стал для него лишним.