Римсказы

Мы часто думали об этом, когда сидели у окна в доме на земле, когда смотрели на луну, и мечтали однажды найти новый дом для детей, что мы стали родителями тем, кого не родили. Они взрослели и старели, становились теми взрослыми, которых они ненавидели, а их дети росли с нами. Да, понимание пришло, когда мы узнали, что скоро земли не будет, что мы созданы, чтобы спасти вид людей. И мы в какой-то степени были рады, что они оставили детей нам, а сами, жертвой своих же, решили спасти всю расу.

Когда нас выбросили из крейсера в космос, на нас смотрели те же самые дети, которых мы растили, но уже постаревшие, уже умирающие, может завтра, а может через год. Как была скоротечна жизнь людей, как они были беспомощны. Они гордо смотрели на нас, как мы пропадаем в игольной точке и плакали, поворачивались к нам спиной и уходили спать, заниматься своими делами – они всю свою жизнь посветили, чтобы спасти землю, что позабыли позаботиться о своём здоровье, шрамы перекрывали всё их тело, но самое пагубное было глубоко в них, в сердце, в их головах. Дети не видели своих отцов, а повзрослевшие, не видели жизни своих детей, в погоне за спасением погубив жизнь всего вокруг себя, и тех, кто их любил и кого любили они. Только мы оставались такими же, как в их детстве, ни постаревшими ни на секунду. Не считая тех знаний, которыми мы заполнили свои головы.

Крейсер улетал от нас, нет, точнее мы улетали от него, далеко в космос. Вот уже почти полтора века. Для нас век, всего лишь миг, но как же этот миг долго летел сквозь наши воспоминания. Мы кружились, мы пролетали тысячи миллионов километров, сотню тысяч планет, и все они как одни, круглые… кто их придумал круглыми, об этом нам не сообщали, все говорили, такова природа всего, что космос создан на подобии атомов, как то, что имеет вокруг своего ядра нейтроны – так и в космосе, планеты создают собой вещества, их единое соединение в пространстве создаёт вещество «космос», как атомы создавали бы уран или дерево, банан или чашку. В этом веществе «космос» мы все и живём, в бесконечном пространстве, как разбросанный по столу рис.

Мы улетали в самые разные стороны, в самые тёмные уголки вселенных, так же, как и в самые большие скопления звёзд – никак иначе быть не могло, ведь как бы не был далёк мир в который мы летим, то непременно в одном из них должна быть жизнь. Может быть, нам, будущим людям хватит и тёмной планеты, планеты, где тепло будет отдавать ядро, а не солнце, а кислород выделять вода, а не растения, а свет будет излучать не звезда, а тысяча мелких лун вокруг.

Люди ждут. Они ожидают своей смерти на умирающей земле, и надеются, что мы, греноиды, найдём вторую, спасём их вид, заявим о себе всей галактике, что мы достигли конечной цели и, они могут быть спокойны, что наш вид не станет отголоском прошлого, как динозавры и саблезубые тигры, как мамонты и ихтиозавры. Люди надеются, что они не станут окаменелостями, которых выкопают инопланетяне, так же пытающиеся выжить, как мы в своё время – казалось бы, что им искать здесь, у нас, но мой квантовый мозг говорит мне, что они другие, что их смерть – это кислород, а жизнь – вода. Мой мозг бьёт меня, говоря мне, что инопланетяне выживают без того, без чего выжить людям было невозможно. Когда-нибудь все выживут благодаря тому, что мы вымерли.

А мы всё ещё летим. Кто куда. Кто-то, чтобы умереть, кто-то, чтобы выжить. А впереди меня, на чёрном полотне синяя планета, окружённая тремя солнцами, и семью лунами, неужели… мы снова вернулись на землю? Нет, земля черна, океаны загрязнены и излучают лишь тьму, океаны умирают, как и мы. Рыбы тухнут, звери мрут. Но эта… эта планета другая, как та, что была у нас тысячу лет назад, живая и дышащая. Клон? Мы не знаем, я не знаю. Луны, как их много, слишком много, какова же тут гравитация, какие тут приливы и отливы, как сильно три солнца жарят её? Сколько длится день, а сколько дней длится ночь? Кажется… ни одну.

Я упал на ту планету, и задышал, как задышал бы человек, который вылез из-под воды. Но в чём была моя проблема, так в том, что я не мог населить эту землю людьми, я был браком. Браком. Негодным. Сломанным. Ненужным. Мусором. С таким же успехом сюда мог упасть метеорит. С таким же успехом сюда могла прилететь крышка от трёхлитровой банки. Даже умершая моль, что упала бы сюда, была полезнее, чем я.

Да. Тут непросто. Очень непросто. Взглянешь назад, одно, а спереди два солнца. Чуть выше кружат луны, они делают оборот на разных высотах и на разной дальности, как кольцо Сатурна. Красота. Греноиды не лишены способности восхищаться и удивляться. Такого я не мог и представить, нет, мог, конечно, люди часто восхищались космосом и рисовали разные виды планет, от красной, до фиолетовой, с десятью лунами и без солнца, но увидеть это самому, не ища в закоулках памяти, нечто иное – живое, настоящее.

Гравитация, она есть. Прыгнешь, взлетишь, побежишь, улетишь. Но кто бы мог подумать, здесь, есть кислород. Самый ни на что есть важный для выживания человека. Самый настоящий. Пусть даже небо красно-оранжевое, а сзади изумрудом словно покрашено, жить здесь можно было бы – океаны вод вокруг, синее, бескрайнее. Попробовать ли на вкус, пожалуй, мы, греноиды не обделены возможностью чувствовать вкус, знать вязкость вещества, их цвет и возможности. Я иду к океану, суша, она такая странная, словно плывёшь по ней – черпаю её, а она… вязкая, вода тягучая, но волны играют на ней, как на земле. Понятно – гравитация, всё дело в ней. Никак иначе. Вода – это гель для волос. В остальном же, это земля, здесь жить можно, неудобно, но можно. А люди – это существа, которые привыкают ко всему, они приспосабливаются к окружающему миру, находят решения, но, видите ли, людей здесь не будет.

Иду дальше. Дальше больше, это они, они бегут навстречу, словно я их жертва, словно я их еда, но приблизившись ко мне, они могут лишь прыгать, а опасности не несут – что это за звери, я не знаю.

Кожа его лиловая, голова синяя, лап восемь, хвостов три, глаза сзади, спереди и сверху – что это за монстр? Монстр ли он на самом деле, ведь, если перебрать библиотеку в моей голове, можно обнаружить, что глаза расположены так, чтобы видеть жертву и видеть тех, кто нападает, а значит. Получается, здесь летают сущности пострашнее, бегают звери кошмарнее, чем этот метровый «пёс».

А потом, я увидел его. Он шёл по песку, тихо, словно ничего не боялся, он не оглядывался, шёл гордо и смиренно, словно это его территория. «Пёс» тотчас убежал. Солнце затрещало. Луны переместились ещё на километр. Он подошёл близко, но не задал вопросов, я попятился назад, он посмотрен на меня и я понял, зла он не желает. Ветер поднимал песок вверх, воды бултыхались впереди, он сел, и вздохнул. Кем он был, я не знаю, но он знал меня. Информации о нём у меня в голове не было.

– Ты прибыл, значит, их нет.

Кого нет, и откуда я прибыл, этого мог ли он знать, я не знаю. Но говорил он уверенно, словно знал меня давно, и знал, откуда я прибыл. Он положил на мою ногу свою руку и вздохнул, пожелав мне терпения. Я сел, страшиться мне было некого, ведь я обычная груда железа.

– Я ждал, – сказал он, и вытащил что-то из груди. У него грудь, как карман, большая чёрная дыра. Похож он на меня, но чуть старше, чуть мудрее и повидавший жизнь. Кем же он был на самом деле, я не понимал до последнего.

– Как давно ты здесь? – не унимался он, смотрел на меня, проводил взглядом по телу, оценивал, глядел так, словно искал что-то, – Несколько дней?

– Часов, – сказал я, – Но кто есть ты?

Он улыбнулся. Если бы мог. Я почувствовал, как он это сделал, пусть лицо его и не показывало этого. Он протянул мне коробку, обычную, казалось бы. Я взял и сразу же понял, кем он был. В руке у меня был дамп памяти, кусочек памяти, я хорошо это знаю, ведь именно такой есть и у меня – в голове.

Я заплакал, если бы мог, когда сунул память в ячейку, и мне стало всё ясно, как день. Он был здесь… семьдесят тысяч лет, три месяца и восемь дней, по меркам людей, он был… мной. Мной из нынешнего времени, мной из прошлого, а может моё будущее. Но как, как такое было возможно, я не понимал. Он посмотрен на меня, и ему стало тепло, казалось, он расцвёл, и начал что-то рассказывать, интересоваться, но всё он обо мне уже знал, и этот разговор давно был, и этот день, когда-то был. Он знал всё, что я скажу, что сделаю и куда пойду. Сохранив дамп в памяти, я вернул его ему, он вставил его, и получил знания обратно.

Был ли я, когда прибыл он, был ли он, когда прибыл он, этого в памяти не было. Их было двое, я и он.

Мы встали и направились к горе. Будто гора не была горой вовсе, а живой, а потом я вспомнил, я вспомнил, что горой точно он не был, это был зверь с горой на спине, зверь стал горой. Он, который я, что из прошлого и будущего, что я из настоящего, давно об этом узнал, сегодня, а может семьдесят тысяч лет назад. Все эти дампы памяти запутали время во мне, и времени не стало для меня существовать.

Он, который из прошлого и настоящего, тот, что идёт со мной, был одет, как человек, вполне себе, как человек. Он создал себе одежду из всего, что мог найти, узнал я это сразу же, и сделал себе такой же. У него был старый, у меня новый. Он никогда не менял его.

Поднявшись на гору, он открыл дверь, я знал, что там есть и что мне ожидать, он тоже самое ожидал и от меня. Внутри было всё, что бы могло нам помочь. Он чертил какие-то наброски на стенах, создал из скалы целый мир, он создал из материалов, что росли на поверхности планеты – стулья и столы, кровать и даже свет. У него было много времени. Он совсем стал, как человек. Предстояло ли мне сделать то же самое сейчас, или то, что было создано, уже было создано мной в прошлом? Значит не стоило. А может быть это был не я? Может это был кто-то другой попавший сюда через чёрную дыру? В памяти об том прошествии ничего не значится. Но в памяти был тот момент, как я оказался здесь. Всё остальное было стерто им. Чего же он опасался, чего боялся так сильно, что удалил целый год жизни из памяти?

Он усадил меня за стол, налил воды, вязкой совсем, и сказал, чтобы я попробовал, что я и сделал. Вкус был не самый ужасный, мне приходилось пробовать и более отвратительные вещи, но этот… этот вкус был мне знаком, я такие пробовал ещё на земле, когда растил детей. Это был мятный сок. Представьте только себе, вода – это мята, жижа, которую я черпал у песка, океан мятной воды. Я любил мятную воду, это грело мне душу, в этот миг мне становилось уютно, я вспоминал землю и людей, которых любил и тех, кто меня создал для великой цели. Может потому я и нашёл эту планету, потому что мне было уготовано найти её и вспомнить для чего я был создан, для чего создан был и он?