Оцепенение

Самуэль

Мне понадобилось всего десять дней, чтобы испоганить свою жизнь.

Я смотрю в окно.

Из моей комнаты видно парковку и бывшую психбольницу Лонгбру, которую перестроили в дорогущие квартиры.

На небе сгущаются темные тучи. Свежая зеленая листва сияет на фоне темно-лилового неба. Травка на газоне вокруг парковки ярко-зеленая, но для июня на улице адски холодно.

На кухне гремит тарелками мамаша.

Она меня уже достала. Постоянно нудит, что я должен искать работу, идти на биржу труда, разгрузить посудомоечную машину и так далее – без конца капает мне на мозг. Постоянно за меня переживает. И эта тревога передается и мне, влезает, как муравьи под кожу, отчего потом чешется все тело.

Ей никак не вбить в голову, что я уже не ребенок.

Месяц назад мне исполнилось восемнадцать, но она все равно кудахчет надо мной, как наседка, и следит за каждым моим шагом.

Словно больше ей нечем заняться.

Это доводит меня до белого каления.

Думаю, ей самой было бы намного лучше, если бы она оставила меня в покое и перестала тревожиться по пустякам. Она все время твердит, что пожертвовала ради меня всем. Почему бы ей не заняться своей жизнью теперь, когда есть такая возможность?

Александра, моя девушка, точнее, девушка-с-которой-я-сплю, говорит, что ее мамаша такая же, но это ложь. Сирпа не таскается за ней в центр, не названивает приятелям дочери и не рыщет по карманам куртки в поисках травки и презиков.

Кстати, о презиках. Она бы, наверное, обрадовалась, когда их нашла? Разве не этого хотят все родители – чтобы их дети предохранялись? Потому что, думаю, именно этого она и боится, что я сделаю кому-нибудь ребенка и испоганю себе молодость, как это случилось с ней.

Мать-одиночка.

Или мать-героиня, как они говорят в маминой общине, желая, чтобы все чувствовали себя комфортно.

Мы с мамой живем в трехэтажном доме на улице Эллен Кей в Фруэнгене – не самом худшем южном пригороде Стокгольма. Отсюда девятнадцать минут на метро до Центрального вокзала, а убить девятнадцать минут на дорогу не жалко.

Хотя…

Девятнадцать минут в город и девятнадцать обратно домой – это будет тридцать восемь минут в день. Если ездить каждый день – тридцать тысяч восемьсот семьдесят минут в год, что равняется двумстам тридцати одному часу или почти десяти дням.

А убить десять дней на дорогу – это уже совсем другое.

Много чего может случиться за десять дней, как мы уже знаем.

Фишка в том, чтобы посчитать, прежде чем делать поспешные выводы: например, о том, что девятнадцать минут в метро – это ерунда.

Математика – единственный предмет, который хорошо мне давался в школе. Еще шведский, но только в младших классах. Раньше мне нравилось читать. Но я забросил чтение. Не хотел, чтобы кто-то увидел меня в метро с книжкой.

А вот математика всегда была особенной. Мне даже напрягаться не приходилось. Цифры словно сами собой появлялись у меня в голове и я знал ответ прежде, чем остальные успевали достать калькулятор. И несмотря на то, что на уроки я почти не ходил, во втором классе гимназии учитель математики поставил мне пятерку.

Может, хотел так мотивировать меня на учебу, но школу я все равно бросил. Не видел в ней никакого смысла.

Краем глаза замечаю движение. В клетке на полу прыгает птенец дрозда – уже совсем большой. Тычет клювом в зернышки на полу, замирает, кладет голову набок и смотрит на меня темными глазами-пуговками с золотым кантом.

Черный дрозд. Turdus merula.

Есть еще одна вещь, помимо математики, которая мне легко дается. Это птицы. В детстве я с ума сходил по птицам, но теперь успокоился.

Я же не ботан какой-нибудь.

Только вот когда я нашел этого птенца в контейнере, я не мог не спасти его.

Снова смотрю на птицу. Любуюсь блестящими черными перышками, ярко-желтым клювом, умело подбирающим зерна с пола.

Я кормлю дрозда семечками и жиром. Я даже научил его есть у меня с руки, хотя это самый сложно поддающийся дрессировке питомец.

Достаю мобильный, открываю «Снэпчат».

Лиам выложил ролик со взрывающейся пивной банкой. Выглядит так, словно в банку выстрелили. Может, из пневматики Лиама. Александра прислала фото себя в кровати. Одеяло натянуто по самый нос, но я вижу по глазам, что она улыбается. Вокруг пульсируют маленькие ядовито-розовые сердечки, которыми она украсила фотку.

Открываю «Ватсап»: от Игоря никаких новостей.

По большому счету, мне хотелось бы, чтобы он забыл о моем существовании. Но к сожалению, я облажался и теперь должен платить.

Десять дней.

Столько хватило на то, чтобы запутаться в липкой паутине Игоря. Столько же, сколько уходит на поездки на метро за год.

Если честно, все началось намного раньше. Мамаша считает, что у меня голова без мозгов и что я ни на чем не могу сконцентрироваться дольше пары минут. Прямо она этого не говорила, но ясно дала понять, что, по ее мнению, я весь в папашу. А поскольку я его никогда не видел, то и возразить мне нечего.

У мамы, разумеется, таких проблем нет.

Во всяком случае, когда она за мной следит. Она не теряет концентрации и не сдается.

Идет по следу, как гончая.

Школьный психолог отправил меня к психиатру. Психиатр послал меня к тетке-психологу с потными руками, крупными серебряными украшениями и такими коричневыми зубами, словно она питалась говном.

Я ее терпеть не мог.

Особенно когда она начала трындеть про неврологическо-поведенческие расстройства, сниженные нейропсихические функции. Сказала, что хоть и не может поставить мне диагноз, но явно констатирует плохо управляемую импульсивность и проблемы с концентрацией. Именно в этот момент я перестал ее слушать. Мамаша тоже, поскольку не могла поверить, что у меня проблемы посерьезнее нехватки мозгов.

Несколькими месяцами позже я прочитал в бульварной газете о каком-то знаменитом чуваке, который был счастлив наконец получить диагноз, потому что это типа все объяснило. Словно он хотел быть психом, словно диагноз был модной косухой или клевой татушкой, которую можно демонстрировать всему миру.

Как я оказался в такой жопе?

Мы с Лиамом подворовывали в центре. Сперва смеха ради. Крали по мелочи – духи, одежду. Но быстро сообразили, что электронику – флешки, наушники, динамики – можно загнать за хорошие бабки. Лиам купил у Янне из качалки booster bag – выложенный алюминиевой фольгой изнутри рюкзак – и после этого достаточно было присесть, чтобы не попасть на камеру наблюдения, смести товары с полки, закинуть в рюкзак, спокойно выйти из магаза, сесть в метро и через девятнадцать минут выйти на станции «Фруэнген».

Проще простого.

Мы так наловчились, что ни разу не попались, и скоро в чулане мамаши Лиама не осталось свободного места. На то, чтобы продать барахло на «Блокет», уходило много сил и времени. Еще и мамаша начала интересоваться, почему у меня несколько мобильников и почему я ухожу в свою комнату, чтобы ответить на звонок.

Тогда мы начали продавать краденное чеченцу по имени Аслан, мерзкому типу с татуировками на лице, который никогда не улыбался.

Аслан платил паршиво. Мы получали только четвертую часть того, что могли бы получить на «Блокет», но зато он брал все и не задавал лишних вопросов.

На заработанные бабки мы покупали бухло, кеды, травку и иногда пару грамм кокса. Однажды мы поехали на «Стуреплан» и поужинали морепродуктами в ресторане, как олигархи, но чаще мы просто расслаблялись с травкой и хорошим фильмом.

Днем мы тусили у меня, а ночью у Лиама, поскольку его мамаша работала в ночную смену в больнице Худдинге.

Мы никому не мешали.

Магазы застрахованы, так что деньги им возмещали. И мы никогда не воровали у простых людей, только у крупных богатых компаний – таких как «Медиа Маркт» или «Эльгигантен», которые и так обдирают простой народ как липку.

Травку и кокс мы покупали у одного типа по имени Мальте. Мальте тусовался в бильярдной, был высоким, болезненно худым, с трясущимися руками и чертовски малоприятным для дилера.

Думаю, именно Лиам спросил его, нельзя ли платить электроникой. Мальте только потер свои костлявые руки, поржал, демонстрируя золотые зубы, и отрезал, что таким они не занимаются. Но, продолжил он, если нам охота курнуть на халяву, мы можем помочь ему кое с чем.

И мы согласились. Начали работать на Мальте.

Мы быстро поняли, что он был важным винтиком в машине снабжения стокгольмцев наркотой. И был на короткой ноге с боссом, Игорем. Такой короткой, что Лиам называл его мальчиком на побегушках.

Мы так над этим ржали.

Для Мальте мы делали всякую ерунду, ничего противозаконного.

Забирали и отвозили пакеты в разные места, принимали заказы по «Ватсап». Несмотря на то, что вся переписка в этом приложении защищена криптографией, Мальте со своей бандой разработал безумную систему кодовых имен. Если кто-то звонил и заказывал «пиццу», я должен был спросить, какую. «Каприччиоза» означала травку, «Гавайская» – кокс. Пять «Гавайских» означало, что клиенту нужно пять граммов кокаина.

Цена за грамм первоклассного кокса около восьми сотен, так что пицца недешевая. Но зато доставка в течение получаса, так что высокий уровень сервиса гарантирован.

Мы доставляли олдскульный товар: спиды, кокс, травку и все такое. Никаких лекарств и прочего дерьма. И героином мы, разумеется, тоже не торговали. Этот рынок контролируют гамбийцы из Кунгсан.

Порой Мальте рассказывал, как эта работа выглядела раньше. Парни торговали наркотой, как мороженым, прямо на улице. И регулярно оказывались в кутузке.

Я ржал как конь.

Не представляю, как можно было жить без Интернета и мобильных приложений.

Мне новая работа нравилась, но Лиам нервничал и хотел завязать. Под конец он заставил меня пообещать, что мы больше не будем работать на Мальте, и я пообещал, просто чтобы его успокоить.

Через пару месяцев мы купались и в траве, и в бабках. И ежу было понятно, что на обычной работе такого бабла не срубишь.

Лиам купил подержанный БМВ у чувака из Бредэнга и впервые за долгое время был в хорошем настроении. Сам я не отваживался купить что-нибудь дорогое, потому что мама и так достала меня расспросами, откуда у меня новые шмотки, кеды и прочее.

У нее был нюх, как у гончей.

Однажды меня вызвали к боссу Мальте, Игорю – здоровенному качку с бритой башкой.

Игорь был легендой по трем причинам.

Во-первых, он заправлял большей частью торговли наркотиками в Стокгольме. Во-вторых, по словам Лиама, когда три чувака пытались его обдурить, он привязал им лодыжки к запястьям и утопил, как котят.

В-третьих, он писал стихи и даже издал несколько поэтических сборников.

Честно говоря, я был немного польщен, когда Игорь сказал, что слышал, как хорошо я работаю, и спросил, не хочу ли я перейти на более важные задания. Мне будут хорошо платить, и в случае успешной работы меня ждет стремительная карьера в компании.

Да, так он и выразился – «компания». Словно он руководил не бандой, а акционерным обществом.

Он много трындел о том, что клиент важнее всего, что клиента нельзя дурить и что сервис должен быть на высоком уровне.

У меня было ощущение, что он прошел один из этих курсов, организованных Службой занятости, где учат, как открыть свою компанию, считать налоги, компенсацию за сверхурочную работу и прочую херню.

Я сразу принял его предложение. Только по дороге домой меня посетили сомнения.

Но было уже поздно давать задний ход.

Тем же вечером Игорь пригласил меня на пятничное пиво. Не знаю, шутил он или нет, но он так и сказал – after work[1].

Мы пили пиво и играли в бильярд. Все, кроме Игоря, который спиртного в рот не брал, только сидел в углу комнаты и наблюдал за нами.

Лиама там не было.

Позднее он рассказал, что получил то же предложение от Игоря, но отказался. Он сказал, что я совсем без мозгов и что мне надо научиться думать, прежде чем действовать, если я не хочу неприятностей.

К тому же я ему обещал, что мы больше не будем работать на Игоря и его лакеев. Но я снова его подвел, как обычно. Бла-бла-бла.

Это было ровно десять дней назад.

Вскоре после этого Мальте взял меня с собой выбивать долги из клиентов, отказывающихся платить. Тогда я и узнал, что в отношении должников компания была не так уж и клиентоориентирована и что Мальте действительно неприятный тип.

Работа выглядела так: мы стучались в дверь клиенту, и когда он или она открывали, Мальте сообщал, что мы пришли за деньгами, которые те должны. Иногда они платили, мы благодарили, желали приятного вечера и уходили, как учтивые мормоны.

Часто клиенты говорили, что у них нет денег, но они скоро заплатят. При первом визите мы отвечали, что придем через неделю и что «для всех будет лучше, если они заплатят», после чего Мальте трясущимися руками делал пометку в мобильном, в котором у него был список должников.

Но если такое случалось во время второго или третьего визита, то клиент получал взбучку.

Что случалось во время четвертого визита, я не знаю, но полагаю, что за это отвечал уже не Мальте, а какой-нибудь конкретный громила. Может, тот же чувак, что помогал Игорю топить тех несчастных. Если, конечно, это действительно произошло. Лиам любит трепать языком.

В мое задание входило удерживать клиентов, пока Мальте дубасил их, как психованный. Но телкам он предпочитал угрожать ножом. Прижимал острое зубчатое лезвие к тонкой коже прямо под глазом, медленно им поводил так, чтобы пошла кровь, и сообщал, какие уродливые шрамы у них останутся, одновременно лапая грудь.

Только однажды Мальте пощадил клиента – бабу, разумеется, – хотя это был второй визит. Это была молодая девушка с длинными рыжими волосами по имени Сабина. Как только она открыла дверь, было понятно, что они с Мальте знают друг друга и что Мальте хочет ее трахнуть. Они так долго беседовали, что мне стало скучно, и я спросил, можно ли воспользоваться туалетом.

Оказалось, что можно.

Возвращаясь из туалета, я успел увидеть, как Мальте дает телке пачку купюр, хотя это она должна была нам денег.

Просто так.

Девица просияла и пообещала скоро заплатить.

И в этот момент Мальте меня заметил. Схватил за воротник, прижал к стене и прошипел мне на ухо:

– Никому ни слова, понял? Если вякнешь, мне крышка. И тебе тоже.

Я кивнул.

За кого он меня принимает? Думает, я настучу Игорю? Что я его новый лакей?

Но рыжеволосая была единственным исключением.

Остальные получали по морде.

Кто-то кричал. Кто-то плакал.

Верзилы с бицепсами, как у гориллы, и татуировками в виде черепов, скулили как младенцы и просили о пощаде. Одного парня вывернуло на мои новые кеды «Гуччи» после того, как Мальте заехал ему кулаком в живот.

Это было отвратительно.

Одно дело воровать электронику в «Медиа Маркте» или принимать заказы на доставку пиццы-кокса по телефону, но совсем другое дело – избивать людей. Мне это не надо. Я знаю, что нарушал закон, но алло, я же не чудовище.

Уже в первый вечер я понял, что компания Игоря не для меня.

Но как уволиться с такой работы?

В конце концов я набрался мужества и сказал Игорю правду, что мне не нравится лупить должников.

Он серьезно кивнул и улыбнулся. Откинулся на спинку стула, скрипнув кожанкой. Потом сказал, что это работа не для всех и что для такого труса, как я, найдутся и другие задания, раз уж у меня кишка тонка.

При последней фразе он ухмыльнулся, и я против воли покраснел от стыда.

Потом он снова стал серьезным и сказал, что все люди разные, что у каждого свои способности. Чтобы построить сильную организацию, нужно уметь задействовать разные таланты.

Потом нагнулся, достал завернутый в коричневую бумагу сверток размером с упаковку сливочного масла и бросил мне.