Арендатор
– Привет, Грегерс, это я. – Она одумалась и подошла к койке.
Грегерс дал волю слезам, перешедшим в безудержное рыдание с хрипом. Она взяла его за руку и долго простояла так, не говоря ни слова.
Старый друг, бедняга, вот что тебе выпало пережить, думала она, переполняясь состраданием к человеку, с которым была знакома двадцать лет, но которого все-таки не знала. Пожалуй, они никогда не были друзьями, хотя прожили под одной крышей целую вечность. Сейчас это казалось упущением.
Вошла медсестра, та же, которая показывала ей дорогу, и принялась крутить крантик на шланге капельницы, висевшей над кроватью.
– Да, он много плачет. Это нормально, сердечный приступ часто вызывает сильную эмоциональную реакцию. Он очень тяжело перенес шок. Это не редкость у пожилых пациентов. Ведь другого шанса может и не быть.
Как будто он не лежал рядом и всего не слышал! Эстер смущенно кивнула и сжала руку Грегерса.
– Вы не знаете, он действительно обнаружил труп? Тут в кофейной комнате пошли такие сплетни.
Эстер решила, что отвечать на такие вопросы – ниже ее и Грегерса достоинства.
– Ему ввели морфин, так что, вероятно, он покажется вам слегка заторможенным. Но его состояние полностью стабилизировалось. Вы вполне можете остаться и поговорить с ним, это пойдет ему только на пользу. Так ведь, Грегерс?
Медсестра похлопала его по руке и удалилась, не дожидаясь ответа. Эстер придвинула стул к кровати, расстегнула жакет и снова взяла Грегерса за руку. Она хотела сказать что-нибудь утешительное, но все казалось некстати, поэтому пришлось просто сидеть и слушать этот плач, неуместный и несвоевременный. Ей нужен был отдых, бокал красного вина. Покой в голове. Ни к чему сейчас были тысячи роящихся мыслей, неизбежно приводивших к короткому замыканию. Ни к чему вспоминать тот момент тысячу лет назад, когда она сама лежала на больничной койке и рыдала. Тогда никто не держал ее за руку.
Она поняла, что слишком сильно сжала немощную кисть. Ослабив хватку, она неловко похлопала его руку. Слезы потихоньку уходили.
– То… – Голос дрожал, дребезжал, как у отшельника. Эстер наклонилась и напрягла слух.
– То. То. Ил? – Он так осип, что поначалу Эстер не поняла, о чем он спрашивает. Он раздраженно откашлялся и показал на пластмассовый кувшин с красной жидкостью. Она налила немного в стоявший рядом стакан и дождалась, пока он выпьет. Затем налила еще и снова терпеливо подождала, пока он закончит.
– Я упал на… тело. Там была кровь на стенах. Полицейские ничего не стали мне рассказывать. Только спрашивали все время об одном и том же.
Грегерс снова принялся плакать. Он выглядел дряхлым, немощным, и неожиданно она поняла, что воспринимает его старым, чего не могла сказать о себе.
– Я не знаю, кто это, Грегерс. Полиция пока ничего не сказала.
– Она была мертва? Когда я… нашел ее. Мертва, да?
Естественно. Вот чего он боялся. Что он мог ее спасти. Неужели полицейские вообще с ним не поговорили? Не выслушали его?
– Грегерс, послушай меня. Когда ты к ним пришел, она уже давно была мертва. Ты ничего не мог поделать, слышишь? – На самом деле она понятия не имела, когда умерла девушка, не знала никаких подробностей, но не видела причин не успокоить его любой ценой. Вдруг она поняла, нутром ощутила, что произошло. Весь день она шаталась в похмельном пузыре и вот теперь, когда она переключилась с себя на другого, этот пузырь лопнул. Как же это все было ужасно. Слишком ужасно для осознания. Ее горло сжалось. Неужели это действительно произошло? В ее доме, в ее жизни?
«Почему»? Он умоляюще смотрел на нее, понятия не имея о том, что его мысли были отзвуком того, что происходило у нее в голове. Эстер пришла в голову одна мысль, из-за которой она почувствовала острый укол совести, но она быстро отогнала ее прочь. Должно быть, простое совпадение. Абсурдное, прискорбное совпадение.
*Комната для отдыха была полна шелеста бумаг и картонных тарелок и стуком клавиатуры. Йеппе понимал, что от него ждут обобщения. Он окинул взглядом собранную для него полицейским комиссаром команду. Следователь Торбен Фальк, искушенный и обстоятельный, следователь Сара Сайдани, несомненная удача, ну и Анетте, от которой явно просто так не отделаться. Единственным, с кем он ощущал некоторую натянутость в отношениях, был следователь Томас Ларсен. Он служил в главном управлении всего лишь полгода, но продвигался по службе с молниеносной скоростью. Йеппе усердно пытался приклеить к Ларсену прозвище Ириска, но почему-то коллеги, которые обычно были не прочь поострить, тут его не поддержали. К тому же комиссар полиции, увы, очень любила ирис.
– Итак, с сегодняшнего дня мы ежедневно встречаемся в столовой сразу после смены вахты в 8 и 16 часов, ну и, естественно, дополнительно по мере необходимости, и сообщаем друг другу, кто как продвинулся. Предлагаю собрать все документы и фотографии в нашем с Анетте кабинете, я попрошу кого-нибудь из секретарей подготовить для нас доску. К сеансу видеосвязи в 15.00 мы попросим другие полицейские отделения доложить о результатах опросов жителей и прохожих о второй половине вчерашнего дня и вечера на улице Клостерстреде, чтобы можно было получить какие-либо свидетельства, пока они не устарели. Фальк, ты отправишься обратно в больницу и поговоришь с Грегерсом Германсеном, если он находится в подходящем для этого состоянии, а затем с владельцами кофейни на Клостерстреде, 12. Это два молодых парня, у секретаря есть их имена. Именно они обнаружили утром Грегерса Германсена и тело Юлии Стендер, они также находятся в Королевской больнице в связи с перенесенным сильным шоком. Сейчас, как я понял, они чувствуют себя превосходно.
Фальк отсалютовал по-скаутски, двумя пальцами от воображаемого козырька.
– Ларсен возьмется за исследование окружения Юлии Стендер – семья, друзья, коллеги, вероятные любовные связи, бывшие одноклассники. Сайдани, как обычно, возьмет на себя Фейсбук и все, что связано с компьютером, телефоном и социальными сетями.
Сайдани оторвалась от ноутбука и кивнула; подпрыгнули ее темные кудряшки. Ларсен смотрел на Йеппе, сложив руки на груди.
– Мы с Анетте свяжемся с родителями погибшей и снова навестим Эстер ди Лауренти. Вскрытие назначено на раннее утро, нам также необходимо там присутствовать, Анетте! Не только полиция Копенгагена, но и наши коллеги из южной Швеции полным ходом ведут поиски Каролины Боутруп с подругой. – Йеппе заглянул в свои записи. – Нам еще нужен кто-то для проверки камер видеонаблюдения на маршруте. Банки, «Севен-Элевен», «Матас» и так далее. Кто возьмет на себя?
Фальк вновь сделал скаутский жест. Йеппе перенес вес на другую часть седалищной кости, чтобы разгрузить позвоночник, и встретился взглядом с Анетте, державшей у уха мобильный. Отговорив, она вперилась в него звериным взглядом.
– Центральная и Западная Ютландия. Они съездили домой к Стендерам, но тех там не оказалось. Попробуй угадать, где, по словам соседей, они находятся?
Наверное, даже пытаться не стоило.
– В Копенгагене! Они, черт их подери, в Копенгагене! Остановились в отеле «Феникс». Свяжусь с отелем, узнаю, в номере ли они. В случае чего, у меня есть мобильный отца. – Говоря это, она набросила пиджак и очутилась у лестницы, прежде чем Йеппе успел подняться с кресла.
*Широкая улица жужжала ленивым утренним трафиком на фоне измороси, Йеппе и Анетте припарковались рядом с гостиницей. Группа японских туристов вооружилась зонтиками, дождевиками, а женщины – еще и странными перчатками из белого материала, которые вызвали у Йеппе ассоциации с беспечным периодом середины 80-х годов, когда в «Бургер Кинге» проходили дни, посвященные танцевальному стилю электрик буги. Конечно, очень может быть, что эти японцы как раз собирались на какой-нибудь танцевальный фестиваль, но он сильно в этом сомневался.
Фойе отеля напоминало внутренности меренги с алмазными капельками хрустальных люстр и тяжелыми парчовыми гардинами. Анетте решительно обогнула фонтан по беломраморному полу с выражением глубокого презрения. За стойкой стоял молодой человек с синтетической бабочкой на шее и раздражающим взглядом. Телефон настойчиво трезвонил, и юнец косился на аппарат, не зная, что ему нужно делать. Йеппе перегнулся через стойку и заговорил тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания:
– Полиция. Мы звонили вам некоторое время назад. Нам нужно поговорить с Кристианом Стендером. В каком номере он остановился?
– Я буду к вашим услугам через мгновение. – Портье потянулся к трубке.
– Я же говорю, мы из полиции, дело не терпит.
– Момент, мсье, я сию минуту освобожусь.
Он выставил ладонь в направлении полицейских и, отведя глаза, снял трубку, после чего, преисполненный усталого высокомерия, начал заученное приветствие на английском языке. Йеппе схватил его руку, прежде чем портье успел сообразить, что к чему, и сильно сжал ее.
Молодой человек казался перепуганным.
– Я сказал, сейчас же! Как тебя зовут, придурок? Ну-ка, что там у тебя на бейдже? Николай? – Он повернулся к Анетте, которая наблюдала за его действиями с удивлением. Откашлялся.
– Следователь полиции Вернер, который час? – Йеппе элегантным движением освободил запястье от рукава и взглянул на свои старенькие часы «Омега». Портье затараторил так быстро, что даже стал запинаться.
– Комната 202, третий этаж, лифт за углом.
– Благодарю, Николай, хорошего дня.
Анетте в изумлении смотрела на него всю дорогу до лифта.
Они поднялись на третий этаж и нашли номер 202. В соответствии с инструкциями, данными Анетте, управляющий отелем без разъяснений попросил чету Стендер оставаться в своей комнате. Йеппе постучался. Через мгновение дверь открыла миниатюрная элегантная женщина с короткими седыми волосами. Она серьезно кивнула им, выразив волнение морщинкой, пролегшей над перламутровой оправой очков и напоминающей кастовый знак, и попятилась, пропуская их в душную комнату.
Кристиан Стендер сидел в мягком плюшевом кресле, обхватив голову руками. Он расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, так что можно было лицезреть ворох седых волос, выбившихся наружу, и верхнюю часть порядочного пуза. Лаптеобразные ботинки, давно требовавшие чистки, стояли рядом со стулом и свидетельствовали о том, что их владелец ставил удобство гораздо выше стиля. Он поднял голову и взглянул на гостей, после чего вновь обмяк. Лицо его было покрыто каплями пота, глаза сузились и покраснели. Мужчина пребывал в страхе или испытывал серьезное расстройство желудка.
– Кристиану стало плохо, когда позвонил портье и сказал, что с нами хочет поговорить полиция. Он уверен, что что-то случилось с Юлией, его старшей дочерью. Моей… э-э, падчерицей. Она не отвечает на звонки. Я пыталась успокоить его, но он ничего не желает слушать. Вы, наверное, по поводу взлома? Взлома на фирме?
– К сожалению, фру Стендер, мы здесь не в связи со взломом. Мне жаль, но у нас плохая новость. Речь идет как раз о Юлии Стендер.
Кристиан Стендер глянул со своего пропитавшегося потом кресла, зрачки глаза у него были крошечные, словно он злоупотреблял героином. Он словно стоял на паузе, пребывал в неподвижном ожидании. Йеппе пытался обнаружить признаки наигранной реакции, но увидел лишь выражение ужаса, которого было вполне естественно ожидать в момент, когда родитель сталкивается с вероятностью воплощения своих самых страшных опасений.
– Мне очень больно сообщать вам…
Не успел Йеппе закончить фразу, как Кристиан Стендер издал рык безумца, загнанного в угол. Он съехал с кресла и, не переставая вопить, очутился на полу на коленях в гротескной позе человека, делающего предложение руки и сердца. Лицо его исказилось, волосы лоснящимися тонкими нитями лежали на блестящем темени. Он напоминал оперного певца, играющий сцену грандиозного умопомешательства.
Йеппе отметил все эти обстоятельства, констатировав при этом, что его наблюдательный аппарат остался на сто процентов отстраненным. Ни единого колебания барометра в сторону сопереживания. Что с ним стряслось, скажите на милость?
– Мы обнаружили труп молодой женщины в квартире Юлии и Каролины, – попытался продолжить он, вклиниваясь между криками отца. – К сожалению, вынужден сообщить вам, что это Юлия. Нам еще предстоят… некоторые процедуры, прежде чем опознание будет признано официально, но у нас нет сомнений.
Пока что не стоило упоминать о вскрытии и стоматологическом обследовании.
– Мне очень жаль…
Йеппе замолчал.
Кристиан Стендер съежился на полу в хлюпающий комок. Его супруга стояла за креслом и теребила край обивки, не спуская с мужа глаз.
– Мы можем ненадолго остаться наедине? – Улла Стендер говорила тихо, но с неожиданной властностью. – Я понимаю, что нам, наверное, придется последовать с вами в полицейский участок или что-то в этом роде, но не будете ли вы так любезны оставить нас на минуту, чтобы мы немного пришли в себя? Наедине.
Направляясь к выходу, Йеппе встретил взгляд Анетте. Они одновременно подошли к двери, стремясь поскорее покинуть душную комнату с кипевшими страстями.
– Мы подождем в фойе. Можете не спешить. – Никакое выражение соболезнования сейчас не прозвучало бы из его уст доброжелательно, так что он предпочел на этом остановиться. Просто закрыл дверь. Последним, что он увидел, прежде чем дверь сомкнулась с косяком, был силуэт хрупкой женщины, устремившейся к мужу с распростертыми объятиями.
Отец звонил раз в неделю убедиться, что у нее все нормально и денег хватает. Иногда она принимала его помощь. Ему сложно было понять, почему ей понадобилось уехать учиться в сам Копенгаген, а главное – почему бы ей не поучиться чему-то достойному. Датский язык она вроде и так знает. А Орхус ведь тоже большой город. По телефону он казался стариком.
На знакомство с городом ушло много времени. Главная библиотека напротив синагоги, улица Стор Канникестреде, по которой так хорошо прокатиться на велосипеде, несмотря на одностороннее движение, посетить самый прелестный уголок в Конгенс Хэве в солнечную погоду, проехаться по мосту Лангебро в опасной близости от потока машин.
Жизнь, именно такая, о которой она всегда мечтала, теперь кипела вокруг нее. И все же сейчас она предавалась мечтаниям, как никогда прежде.
Когда она пошла в школу, в шествии в честь Святой Люсии всегда принимали участие ученицы пятого класса. Она стояла, прижатая к стене, с мандарином в руке и наблюдала облаченных в ангельские одеяния девушек со свечами, проходивших мимо. Думала о том, что скоро и сама дорастет. Но когда она перешла в пятый класс, в школе сменился инспектор, и с тех пор в шествие стали брать четвероклассниц. Внезапно она стала слишком взрослой. Она всюду оказывалась либо до, либо после, но всегда вне фокуса происходящего.
С нетерпением ожидала она того возраста, когда наконец окажется в самой сути событий. Когда она будет не за пределами, а внутри. Должен же этот возраст был прийти.
Глава 4
Боги не дадут соврать, комната под номером шесть, предназначенная для дачи показаний, совершенно не похожа на полулюкс, однако в данный момент эта казенная обстановка показалась Йеппе гораздо более комфортной, нежели во всех смыслах невыносимый номер в отеле «Феникс», который они только что покинули. Кристиан Стендер наконец притих, сжав руку жены своей рукой. Бессознательно раскачиваясь в кресле, он еле слышно бубнил себе что-то под нос. Йеппе вновь ощутил укол совести из-за того, что не испытывал искренней жалости к этому мужчине. Обычно, сидя напротив родственников жертвы, ему приходилось буквально подавлять свои переживания, чтобы чувства не помешали выполнению профессиональных обязанностей. По отношению к Кристиану Стендеру он не испытывал абсолютно никаких эмоций.
Анетте принесла два пластиковых стаканчика со сладким чаем. Йеппе откашлялся, чтобы обозначить начало процесса.
– Я понимаю, для вас это настоящий шок. К сожалению, мы вынуждены сообщить вам некоторые подробности и задать несколько вопросов, хотя сейчас вам придется непросто. – Йеппе поднял голову и посмотрел Улле Стендер в глаза, она несколько раз моргнула. – Мы уже совершенно уверены в том, что личность установлена, так что вам не нужно проходить через процедуру опознания… тела. Вы можете посмотреть на нее в последний раз. Тем не менее я настоятельно рекомендую вам этого не делать. Она совсем не похожа на ту, какой вы ее знали.
Улла Стендер поморщилась от неприятных слов, но кивнула.
– Также я обязан спросить о вашем отношении ко вскрытию тела. У вас есть возражения?
Улла взглянула на мужа и покачала головой. Этот вопрос являлся простой формальностью – тело подлежит вскрытию, даже если они будут возражать.
– Благодарю. Кроме того, мы хотим спросить, знаете ли вы что-нибудь о местонахождении Каролины Боутруп? Принимая во внимание обстоятельства дела, нам срочно нужны эти данные, – продолжал Йеппе.
Скорбящий отец закрыл глаза и продолжал свой внутренний разговор с высшими силами, поэтому отвечать приходилось женщине.
– Юлия никогда ничего нам не рассказывала, но от родителей Каролины мне известно, что на этой неделе они с подругой собирались в поход на байдарках. Куда-то в Швецию.
Йеппе подтолкнул через стол блокнот.
– Напишите здесь имена ее родителей. И еще, пожалуйста, имена друзей, одноклассников и другие контакты, имевшиеся у Юлии в Копенгагене и дома, в Сёрваде. Возможно, нам придется переговорить со всеми, кого она знала.
Улла Стендер задумалась и написала несколько имен.
– Также мы просим сообщить, где вы находились вечером во вторник и этой ночью? Это стандартная процедура, мы задаем эти вопросы всем, кто имеет хоть какое-то отношение к делу.
– Этой ночью? – Улла Стендер подняла взгляд от блокнота и отвечала, вернувшись к записям. – Ну как же, мы спали здесь, в отеле. Мы приехали во вторник – господи, неужели это было вчера? – и вечером встретились с Юлией в кафе на Конгенс Нюторв. – Она выделила слово Конгенс. – На среду и четверг Кристиан назначил несколько важных встреч в разных галереях, но теперь-то мы, конечно, все отменили.
– Вы не выходили из гостиницы выпить чего-нибудь или еще зачем-либо?
– Нет-нет, мы вчера рано проснулись, поэтому просто прошлись немного по Нюхавн и, вернувшись в отель, поужинали в номере. Думаю, часов в десять мы уже легли спать.
– Как вела себя Юлия во время вашей встречи?
– Ну, как всегда. Довольная, веселая. Рассказала нам о предстоящей учебе. В основном была поглощена своим телефоном, но такая уж теперь молодежь.
– Мы понимаем, сейчас трудно говорить об этом, но нам нужно знать о Юлии как можно больше. Не могли бы вы немного о ней рассказать? – попросил Йеппе. – Какой она была? Что любила делать? Что-нибудь в этом роде.
Улла Стендер неуверенно посмотрела на мужа, который по-прежнему сидел с закрытыми глазами.
– Ну, Юлия – дружелюбная, жизнерадостная девочка, – осторожно начала она. – Совершенно обычная, знаете, милая… молодая. Она много писала и любила играть в театре. – Мачеха тщательно подбирала слова, но затруднялась найти подходящие случаю.
– Вы не представляете, кто бы мог причинить ей вред?
Улла Стендер возмущенно покачала головой.
– Кто хотел бы досадить вам? Причинить вам зло через Юлию?
Она снова замотала головой.
– Никогда! Естественно, у Кристиана бывали какие-то разногласия с партнерами и клиентами, да и с персоналом, но никогда не было никаких проблем, которые нельзя было бы уладить переговорами или партией в гольф. Никому ведь не могло бы прийти в голову обидеть Юлию из-за этого? Это какое-то безумие!
Йеппе уставился в стол и дал собеседнице время высморкаться.
Анетте, наблюдавшая диалог, облокотившись о стену, нарушила молчание:
– Как долго вы знали Юлию? Когда вы поженились?
Тоже мне, самозваный Филип Марлоу из комиссариата. Неужели она не может просто спокойно посидеть?
– Это произошло в марте 2004 года. Юлия сочинила для нас песню под названием «Прекрасна, как падающая звезда». Ей исполнилось всего девять лет! Все были весьма впечатлены.
Кристиан Стендер взвизгнул и поднес ладони к глазам. Его супруга нерешительно продолжала:
– Но Юлии был всего лишь год, когда я начала работать в компании, я давно знала их семью. Когда фру Стендер, ну, то есть мать Юлии, э-э… отошла в мир иной, ну да, у нее был рак, мы оказались, если можно так сказать, связаны теснее. И, да, тогда мы с Кристианом поженились, и я… я надеюсь, что Юлия воспринимает меня как мать. Или воспринимала…
Над верхней губой Уллы Стендер выступили капельки пота, она стала теребить цепочку с кулоном, символизирующим веру-надежду-любовь.
– Когда умерла мать Юлии? – Анетте пока не собиралась отпускать Уллу Стендер с крючка.
– Ирена умерла в 2003 году, но она долгое время болела. Кристиан был очень утомлен постоянным пребыванием в больнице. Это был ужасный период.
В первую очередь для Ирены, подумал Йеппе. Было очевидно, что Улла Стендер привыкла защищать свой брак. Наверняка по городку Сёрваду ходили сплетни, когда господин Стендер женился на своей секретарше через пять минут после похорон жены.
Пестрая шелковая блузка Уллы Стендер покрылась пятнами пота, взгляд бегал, как у ребенка, желающего выйти из игры и спрятаться под стол. Йеппе решил сменить тему и послал Анетте предостерегающий взгляд.
– Как долго Юлия жила в Копенгагене?
– Всего полгода. Она переехала в марте, чтобы обжиться в квартире и подыскать какую-нибудь подработку до конца лета, пока не началась учеба. Она шаталась без дела и после окончания школы нигде толком не работала. Немного подрабатывала в кафе, ездила в какую-то семью в Америке, все в этом роде…
– Ее… изнасиловали? – Голос отца, похожий на ржавое железо, вдруг разрезал пространство комнаты. Изнасилование – это, в представлении отца, худшее, что может случиться с дочерью. Улла Стендер потрясенно посмотрела на него.
– Никаких признаков сексуального насилия обнаружено не было. – Отвечая, Йеппе пристально наблюдал за парой. – Однако преступник использовал нож. – Отец тяжело задышал и опустил голову. – И к сожалению, он порезал ее… – Йеппе отметил пронзительный взгляд Анетте, но проигнорировал его. – Преступник порезал ее, прежде… – продолжал он. – Мы пока не знаем, почему и как именно, но некоторые насильственные действия были совершены до наступления смерти. Мне очень больно говорить вам об этом. Если у вас есть какие-либо догадки насчет того, что все это может означать, очень важно, чтобы вы нам о них рассказали.
Улла Стендер закрыла руками рот и, потрясенная, стала мотать головой.
– У нас есть специальная команда в Королевской больнице, которая может оказать вам неотложную психологическую помощь, если вы… вот номер.
Кристиан Стендер поднял голову и выпучил глаза. Его лицо приобрело такой же цвет, как стена позади него. Затем его вырвало.
Допрос пришлось отменить. Кристиан Стендер лежал на диване со стоящим перед ним ведром, но во время отключения сознания между двумя рвотными позывами его переложили на пол на бок, вызвали «скорую». Его жена дышала часто и резко, как будто взбегала по крутой лестнице. Прежде чем она последовала за носилками с обмякшим телом супруга и за ней захлопнулись двери «скорой», Йеппе все-таки успел предупредить ее, что им придется вновь встретиться на следующий день.
– Какая муха тебя укусила? – принялась возмущаться Анетте, едва карета «скорой» съехала с тротуара.
– Ты о чем?
– Зачем было рассказывать этим беднягам о том, что преступник издевался над их дочерью? Это было совершенно неуместно. Такая чудовищная бесчувственность для тебя как-то нетипична.
– Но ведь нам нужно понять, какой в этом был смысл.
– Да, но не сию секунду, черт возьми. Дай им немного отойти. Они должны хотя бы осознать, что она мертва.
– Какая разница? – Йеппе раздраженно замахнулся ногой, чтобы пнуть камень, но промазал.
– Просто ты не такой, как обычно. Портье в отеле чуть в штаны не наложил. Это был откровенный перебор.
– К чему ты клонишь?
– Да успокойся же наконец! Просто ты не имеешь обыкновения ни с того ни с сего терять голову. Молчу!
Анетте развернулась и пошла обратно к зданию. Йеппе на мгновение замешкался, провожая взглядом машину «скорой помощи». Затем последовал за напарницей.
*Эстер ди Лауренти скинула туфли и налила бокал красного вина. Собаки суетились под ногами. На сей раз она позволила себе шираз из бутылки, настроение сегодня не соответствовало коробочному вину. Стоя у кухонного стола еще в верхней одежде, она сделала большой глоток, закрыла глаза и ощутила, как по всему телу разливается блаженство. Божественно!
Кристофер чистил овощи в раковине. Он махнул ей рукой, когда она вошла в квартиру, но не стал расспрашивать о больнице. Он хорошо ее знал. Ей нужно было дать время прийти в себя.
В гостиной она тяжело опустилась на диван. Собаки подпрыгивали, лизали ее в лицо и оставляли шерсть на кашемировом блейзере. Ничего не поделаешь, потом можно будет почистить, а в данный момент ей требовалась забота. В квартире пахло свежеиспеченным хлебом. Очевидно, это был хлеб со свежими травами, приготовленный в чугунной форме, результат последних кулинарных экспериментов Кристофера. Этот аромат настолько ассоциировался с утешением, что Эстер расплакалась. Тяжесть на сердце – вот как точнее всего можно назвать то, что я в сейчас чувствую, подумала она. Она снова отпила из бокала, позвала Эпистему на диван и откинула голову.