Многие народы, которые трудно назвать отсталыми, имеющие долгую и яркую историю, сохранили древние традиции. Может, даже именно уважение к древности и поддержание старинных традиций являются одним из признаков подлинной цивилизованности? В любом случае человек наиболее консервативен в обрядовой стороне жизни (по сути те же суеверия) и в вопросах еды (привычка и вкус).
Вот, например, современные узбеки и вообще жители Средней Азии – региона, знаменитого своей богатой историей и культурой с древнейших времен. Некоторые исследователи называют Центральную Азию регионом, откуда шло заселение Европы, Сибири и Северной Америки. Культура приема пищи и связанные с нею ритуалы здесь чрезвычайно интересны и наводят на глубокие исторические параллели. Едят традиционно, как и многие другие восточные народы, сидя на земле, на полу, часто на шкурах, перед ними, на том же уровне, ставится еда. Едят руками, и это не признак варварства, а отражение сакрального отношения к еде, что касается гигиены, то чем собственные руки хуже, например, общепитовских вилок и тарелок? Гостеприимство имеет крайние формы – и по отношению к чужим, и к своим. Еда и питье – не просто насыщение, а проявление уважения, причем взаимного, гостям ставится все самое лучшее, но и гости не могут отказаться. А брачная церемония, во время которой жених обводит невесту трижды вокруг костра, чем не древнейший обряд? Возможно, именно так и заключались первые «браки»? Очевидно, что ритуалы с костром – древнейшие. Все эти традиции уходят корнями в глубокую древность, и анализ их позволяет восстановить кое-что из начальной истории традиций питания человечества.
2. Человек – животное, научившееся готовить
В отношении первобытных людей существует несколько устойчивых мифов, мешающих пониманию эпохи. Во всяком случае, в вопросах, связанных с приготовлением и приемом пищи. Существует некий, если можно так сказать, исторический снобизм. С одной стороны, исследователи пишут о том, что последние 30–40 тысяч лет человек практически не изменился: одинаковые физические данные, включая объем мозга, прослеживаются на протяжении всего периода. И вместе с тем тому, кого в науке называют человеком разумным, приписывают исключительно базовые инстинкты. Справедливости ради отметим, что такое отношение характерно по отношению к людям прошлого и в другие исторические эпохи. Желание насытиться, для осуществления которого создавали орудия труда и охотились, желание согреться, для чего сооружались жилища и сшивались шкуры, еще кое-какие желания, ставшие основой общественных отношений. Да еще страх, породивший магические ритуалы, в конечном счете направленные на реализацию все тех же базовых желаний. Ничего не понимавшие, всего боявшиеся, жившие инстинктом, а не разумом, не имевшие эстетического чувства, – такими чаще всего предстают древние люди в исторических описаниях. О том, что они могли знать и уметь что-то лучше современного человека, и говорить не приходится!
Прагматичное насыщение ставится во главу угла традиций приема пищи древним человеком. Ни вкусовых предпочтений, ни радостей совместного приема пищи, ни разделения на праздничную и повседневную пищу, одна только потребность организма в насыщении и в получении различных питательных веществ, удовлетворяемая посредством приема того, что было послано в каждый конкретный день.
В вопросах древней кулинарии господствует представление о случайности как преобладающем способе открытий. Случайно обнаружили, что огонь меняет свойство пищи, случайно научились сажать растения, случайно обнаружили способность отдельных продуктов к брожению и так далее. Делаются предположения о том, как случайно попавшие в воду зернышки забродили, кто-то случайно попробовал эту «испорченную» жидкость, захмелел и таким образом открыл пиво. А жареное мясо было открыто на пепелищах лесных пожаров. И прочее.
Английский поэт и публицист начала XIX века Чарльз Лэм в своих знаменитых «Очерках Элии» (1820-е годы) живописует картину случайного открытия способа жарить мясо в древности. Интересно, что некоторые авторы, пишущие об истории кулинарии, приводят его рассказ как вполне возможный вариант реального развития истории, игнорируя авторскую тонкую английскую иронию. В своем «Слове о жареном поросенке» Лэм рассказывает о том, что люди «первые семьдесят тысяч веков своего существования ели мясо сырым, отдирая или откусывая его прямо от животного, как это принято и по сей день в Абиссинии». Ссылаясь на некую китайскую рукопись, он приводит историю сына свинопаса Бо-бо, который баловался с огнем и случайно сжег свое жилище («жалкий шалаш»), в котором находился «великолепный помет недавно опоросившейся свиньи».
«Вы поймете, – продолжает Лэм, – что Бо-бо оцепенел от ужаса не столько из-за сожженного жилища, – они с отцом могли выстроить его снова в любое время за час или два при помощи охапки-другой сухих веток, – сколько из-за утраты поросят. Пока он обдумывал, как он будет держать ответ перед родителем, и ломал себе руки над дымящимися остатками одного из этих безвременно погибших страдальцев, ноздри его стал осаждать аромат, подобного которому он еще нигде не обонял. Откуда он мог взяться? …Уже некая влага предвкушения начинала распространяться по его нижней губе. Он не знал, что и думать. Но вот, когда он склонился над поросенком, чтобы ущупать его и проверить, не осталось ли в нем каких-либо признаков жизни, он обжег себе пальцы, а желая остудить их, по своей дурацкой повадке приложил их ко рту. Несколько крошек опаленной шкурки пристали к его пальцам, и впервые в своей жизни (да, собственно говоря, и в жизни всего человечества, поскольку это ощущение не было дотоле известно никому) он познакомился с вкусом шкварок! И снова он принялся возиться с поросенком. На этот раз он не так обжегся, но все же продолжал облизывать пальцы как бы по привычке. Истина наконец озарила его медлительный ум: запах исходил от поросенка, и у поросенка был этот восхитительный вкус. Всецело отдавшись новооткрытому наслаждению, он бросился отдирать куски поджаренной шкурки с приставшим к ней мясом и самым зверским образом запихивать их себе целыми пригоршнями в рот, но в это время на курящемся пожарище появился его родитель, вооруженный жезлом возмездия, и одним взглядом оценив положение вещей, принялся осыпать плечи напроказившего юнца частыми, как град, ударами. Бо-бо обращал на них не больше внимания, как если бы то были мухи. Острое наслаждение, разливавшееся по нижележащим областям его существа, делало его совершенно нечувствительным ко всем неудобствам, которые он мог испытывать в тех отдаленных участках. Как ни усердствовал отец, ему никак не удавалось отбить сына от лакомого блюда, пока тот почти не прикончил поросенка…»
«С такой вот неприметной постепенностью, – заключает манускрипт, – самые полезные и, казалось бы, несложные познания проникают в человеческий обиход».
Ну и заключая всю историю шуткой (вдруг кто примет ее всерьез) Лэм пишет: «Не слишком доверяя приведенному источнику, мы все же должны признать, что, если вообще достижение какой-либо кулинарной цели считать достаточным основанием для столь опасного эксперимента, как поджигание дома (особливо в наши дни), единственным достойным поводом и извинением для такой операции может служить только одна вещь во всей гастрономии – жареный поросенок»[7 - Лэм Ч. Очерки Элии. Л., 1979. С. 125–129.].
Картина первобытной жизни – примитивной, лишенной чувств и радостей, прагматичной, направленной исключительно на утилитарные цели и, ко всему прочему, лишенной всякого воображения – чаще всего складывается в научной литературе.
Вместе с тем совершенно очевидно, что, живя в окружении дикой природы, являясь частью ее, древние люди должны были знать и уметь что-то лучше, чем мы, дети цивилизации. Свойства трав и растений, повадки животных, изменения в погоде, связь между явлениями природы, которые мы сейчас можем и не представлять себе. Очевидно, что большинство их «случайных» открытий были, должны были быть, результатом труда, мысли, наблюдений, экспериментов. Чувство прекрасного сопровождало человека разумного на протяжении всего его существования, чему есть и прямые свидетельства в виде найденных украшений, которые отнюдь не всегда были оберегами или иными магическими предметами, наскальных рисунков, которые могли иметь и эстетическое значение, а не только утилитарное, связанное с охотой и добычей. Интересно, что найденные на палеолитической стоянке Мальта (Иркутская область) женские статуэтки все имели различные и красивые прически!
И еда не была просто способом наполнить желудок для поддержания жизни. Она была и способом получения удовольствия (а что еще? выбор удовольствий в то время был невелик). А значит, здесь неизбежны были эксперименты, попытки сделать что-то новое, интересное, чтобы доставить радость себе и окружающим. Должны были быть и ритуалы, и праздники, и традиции приема пищи – важнейшего занятия в жизни древних людей. Еда и в более поздние эпохи – важнейший объединитель людей, непременный атрибут взаимоотношений между ними, совместный прием пищи имеет сакральное значение. Естественно предположить, что традиции эти зародились в то время, когда человек – природа – питание были связаны неразрывной связью.
Что сделало человека человеком? Какие особенности его развития, поведения, взаимодействия с окружающим миром выделили его из животного мира? Какими путями рядовое млекопитающее пришло к совершенно исключительному положению на планете? Эти вопросы волнуют человечество с тех пор, как поколебалась его вера в божественное происхождение людей, когда их низвели в ранг отряда приматов, класса млекопитающих, типа хордовых.
Вопрос этот остается открытым, несмотря на обилие трудов и концепций на эту тему. Как и по другим аспектам существования древнейшего человека, все версии строятся на археологических останках из категории «кости-камни» и косвенных данных. Только в данном вопросе добавляется еще и крайне чувствительный и личностный элемент. Так, например, не всем нравится получившая широкое распространение еще в XIX веке идея происхождения от обезьяны (впрочем, эту самую прародительницу обезьяну так и не нашли), да и вообще от любого другого животного. Столь большую чувствительность к научным концепциям высмеял Р. Л. Стивенсон в рассказе «Клуб самоубийц», вышедшем вскоре после появления дарвинской теории о происхождении видов и естественном отборе: один из персонажей решает свести счеты с жизнью, для чего вступает в клуб самоубийц, утверждая, что «ни за что не примкнул бы к клубу, если бы теория мистера Дарвина не показалась ему столь убедительной. – Мысль, что я являюсь прямым потомком обезьяны, – сказал сей оригинальный самоубийца, – показалась мне невыносимой».
На сегодняшний день существует множество теорий происхождения человека, включая естественную эволюцию, божественное происхождение и космическое – засылку человека на Землю инопланетянами.
Для тех, кто принимает концепцию животного происхождения человека, а их в настоящий момент большинство, возникает вопрос: что выделило гомо сапиенса из мира других млекопитающих и как он стал «разумным», проще говоря, что сделало человека человеком и чем он отличается от остальных животных. Марксизм просто и емко сформулировал это так: труд сделал человека. И сегодня это является одной из самых популярных концепций, в том числе и среди не-марксистов: сознательное изготовление и усовершенствование орудий производства было свойственно только человеку. Среди прочих факторов называют речь, абстрактное мышление, способность к творчеству и прочее.
Долгое время тот факт, что человек единственный из всех млекопитающих занимается приготовлением пищи, да еще и с помощью разных приспособлений, которые он добывает или изготавливает, игнорировался теми, кто занимался вопросами, связанными с происхождением человека. Авторитет Дарвина сыграл здесь не последнюю роль. Создатель теории естественного отбора лишь вскользь упомянул в качестве достижения овладение человека огнем, что сделало возможным питание жесткими и даже ядовитыми в сыром виде корнями и растениями. Однако он не уделил приготовлению пищи человеком никакого существенного внимания, тем самым исключив это явление из биологического и эволюционного процесса. Еще один авторитет в области антропологии и этнологии К. Леви-Стросс хотя и считал приготовление пищи определяющей чертой развития человечества, афористично заявив – «Человечество начинается с кухни», придавал этому исключительно символическое значение, как внешний акт, знаменующий различие между человеком и животным миром.
Были, конечно, гениальные интуиции, но они не шли дальше афоризмов и парадоксов. Так, известный шотландский писатель и мемуарист XVIII века Джеймс Босуэлл в своем журнале о путешествии на Гебридские острова определил человека как «животное, которое умеет готовить» (по-английски звучит лучше – «a Cooking Animal»). У зверей есть память, суждения и в определенной мере все чувства и страсти нашего мозга, рассуждал Босуэлл, «но ни один зверь не является поваром»[8 - The Journal Of а Tour to the Hebrides with Samuel Johnson, Ll.D. by James Boswell. URL: http://www.gutenberg.org/cache/epub/6018/pg6018.html.]. В то же время любой человек сам себе повар и всегда может приготовить себе что-то вкусное поесть.
Французский философ, юрист, политический деятель и кулинар Жан Антельм Брийя-Саварен (Jean Anthelme Brillat-Savarin) в 1825 году опубликовал свой знаменитый трактат «Физиология вкуса, или трансцендентная кулинария; теоретическая, историческая и тематическая работа, посвященная кулинарии Парижа профессором, членом нескольких литературных и ученых сообществ». Надо ли говорить, что сегодня этот интереснейший труд знаком только специалистам, а на русский язык вообще практически не переведен. Брийя-Саварен рассмотрел гастрономические вопросы с самой серьезной и научной точки зрения, хотя и не без французской легкости и гурманства. Приготовление пищи он возвел в ранг искусства, причем древнейшего, так как «Адам наверняка родился голодным, а крики младенцев может успокоить только материнское молоко». Из всех искусств, утверждал Брийя-Саварен, именно готовка сослужила бо?льшую службу обществу, чем любое другое: «нужды кухни научили нас использовать огонь, благодаря чему человек покорил природу».
Он даже сделал ряд предположений, касающихся особенностей питания древних: плоды как вероятная пища первых людей, которые можно было добывать без орудий труда, затем, благодаря «инстинкту совершенствования, присущему человеческой натуре», человек стал производить орудия и перешел на мясную диету. Переход к мясной пище был закономерным процессом, так как «у человека слишком маленький желудок, чтобы фрукты могли доставить достаточное количество питательных веществ…»[9 - Brillat-Savarin Jean Anthelme. The Physiology of Taste. Alfred A. Knopf, New York, Lonon, Toronto. 2009. P. 60.]. Интересно, что ряд современных исследователей, использующих разнообразные открытия и достижения современной науки, склоняется к подобной концепции, выдвинутой французским кулинаром в начале XIX века исключительно на основе собственных интуитивных построений и предположений.
Безусловно, тема еды сопровождала практически любые концепции, связанные с развитием древнего человека, но только вскользь, как нечто само собой разумеющееся и недостойное особого внимания и изучения. Так, Ф. Энгельс, рассматривая вопросы эволюции и становления человека, признавал, что «искусность в этом производстве имеет решающее значение для степени человеческого превосходства и господства над природой; из всех живых существ только человеку удалось добиться почти неограниченного господства над производством продуктов питания. Все великие эпохи человеческого прогресса более или менее прямо совпадают с эпохами расширения источников существования» («Происхождение семьи, частной собственности и государства»)[10 - Маркс К., Энгельс Ф.; Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. М.: Политиздат, 1986. С. 25.].
Только в конце XX века, на волне общего интереса к истории еды, стала признаваться и ее определяющая роль в формировании человека и основ его существования. Один из первых историков еды М. Симонс в 1998 году заявил, что «приготовление пищи – пропущенная цепочка…, определяющая человеческое существование. Я возлагаю вину за существование человечества на поваров»[11 - Symons M. A History of Cooks and Cooking. Urbana and Chicago: University of Illinois Press, 1998. P. 5.]. Идея была развита во многих других трудах: «Приготовление пищи заслуживает своего звания одной из величайших революционных инноваций в истории не потому, что оно преобразует пищу…, а потому, что оно преобразует общество. Культура начинается там, где сырое делается приготовленным… Приготовление пищи… это способ организации общества»[12 - Fernandez-Armesto, Felipe. Near a Thousand Tables: A History of Food. Free Press. 2004. Р. 4.]. Отечественные исследователи, прежде всего археологи, также обратились к данной проблеме на рубеже XX и XXI веков, но они всегда более осторожны в высказываниях: «Использование различных видов пищи способствовало усложнению социального поведения, формированию древнейших пищевых регламентаций, ритуалов, кодов, символов»[13 - Козловская М.В. Феномен питания в эволюции и истории человека. Дис. … д-ра ист. наук. 2002. Заключение.]. Интереснейшая книга М. В. Добровольской «Человек и его пища»[14 - Добровольская М.В. Человек и его пища. М., 2005.], основанная на данных археологии, культурной и физической антропологии, посвящена определению места феномена питания в биологии и культуре предшественников человека и древних людей.
Идея влияния приготовления еды на формирование человека была подхвачена в 2000-х биологами и палеонтологами. Американский ученый британского происхождения из Гарвардского университета Ричард Рэнгем (Richard Wrangham) выпустил книгу с громким подзаголовком – «Как приготовление пищи сделало нас людьми»[15 - Wrangham, Richard. Catching Fire. How Cooking Made Us Human. Basic Books, N.Y., 2009.]. В ней он утверждает, что именно приготовление пищи сыграло решающую роль в эволюции человека, в особенности поедание запеченных на огне корнеплодов, поскольку полисахариды в крахмалосодержащей пище усваиваются в основном только в приготовленном виде. Это изменило систему усвоения питательных веществ, значительно повысило количество получаемой из еды энергии, что повлекло биологические и физиологические изменения, а самое главное – ускоренное развитие мозга, и где-то 1,8 миллионов лет назад сделало человека человеком.
У этой теории есть и сторонники, и противники. Но она, бесспорно, привлекла внимание ученых-естественников к проблеме, и в последние годы появилось множество работ, посвященных биологическим и медицинским аспектам питания древнейшего человека, а также влиянию состава пищи и ее питательности на биологическую эволюцию человека. Выдвигаются различные теории: человека человеком сделало потребление мяса[16 - Bunn H.T. Meat Made Us Human. In: Evolution of the Human Diet. The Known, the Unknown, and the Unknowable. Ed. by Peter S. Ungar. Oxford University Press, 2007.], регулярное потребление пищи, а не случайный перекус, как у других приматов[17 - Lucas P.W. Meals Versus Snacks and the Human Dentition and Diet During the Paleolithic. In: The Evolution of Hominin Diets. Integrating Approaches to the Study of Palaeolithic Subsistence. Edited by Jean-Jacques Hublin. Max Planck Institute for Evolutionary Anthropology, Leipzig, 2009.]. Большинство исследователей сходится на том, что изменения в питании человекоподобных привело к заметному увеличению мозга и появлению собственно человека[18 - См, например: Leonard W.R., Snodgrass J.J., Robertson M.L. Effects of Brain Evolution on Human Nutrition and Metabolism. Annual Review of Nutrition. 9 April 2007. P. 311–327.].
В особенностях питания древнейшего человека много противоречий. Человек действительно выглядит странно и нелогично среди мира млекопитающих: голый, с довольно тонкой кожей, неприспособленной к холодам. Хищник, у которого нет никаких приспособлений для ловли животных – когтей, клыков, сверхбыстрых ног. Растениеядный, не имеющий приспособлений для выкапывания корений и переноски зерен и орехов (за щеку они не влезут, и зоба у него нет). Для того чтобы выжить, ему нужны были «помощники» – огонь, орудия для охоты, добывания и переноски растений, одежда для тепла, разного рода приспособления для приготовления еды. В этих условиях приготовление пищи не могло не стать одним из важнейших факторов развития человека и проявления его «разумности» по сравнению с окружающим животным миром, а может, и правда повлияло на формирование этой самой разумности, тут надо довериться биологам и медикам. Существование различных «помощников» является определяющим для примата рода «гомо».
Как ни странно, но определить само понятие «приготовление еды» (гораздо более емким является английское «cooking», вплоть до того, что можно вводить его как термин на русском – «кукинг») достаточно сложно. Очень много из того, что можно назвать этим понятием, существует и в животном мире. Ворона, найдя сухую корку хлеба, тащит ее в лужу, чтобы размочить и съесть. Некоторые виды хищных птиц, чтобы полакомиться мясом черепахи, сбрасывают ее с высоты на камни, разбивая таким образом панцирь. Медведи любят мясо с тухлинкой, они прячут убитую добычу в яму, закидывают ветками и ждут, когда она дойдет до нужной кондиции. Про обезьян и говорить нечего, они свободно пользуются палкой для сбивания фруктов или поедания меда из дикого улья. Таким образом, животные также обладают способностью воздействия на продукты питания с целью облегчения процесса поедания и усвоения.
Животные делают запасы на зиму, вспомним белок, лесных и полевых мышей и других. Имеют вкус – одни продукты любят больше, другие меньше. Голодная лиса будет есть старый хлеб на помойке, но гордо проигнорирует его при наличии более «вкусной» пищи – мяса, рыбы и прочего. Не едят вещи, которые не нравятся, – самый печально знаменитый (для человека) пример – это кошки и колбаса, даже голодная кошка отвернется от большинства видов современных колбас, хотя они и не являются ядовитыми, судя по реакции на них человеческого организма.
Безусловно, в животном мире существует и распределение пищи. Самый простой пример, конечно, – родители-птицы, которые кормят своих детенышей в гнезде. Однако многие млекопитающие распределяют пищу и среди членов общины. Так, белки совместно пользуются зимними запасами. А львы охотятся коллективно, а потом вместе поедают добычу. Более того, остатки добычи оттаскиваются от места охоты на территорию прайда, чтобы накормить оставшихся членов семьи. А в интернете недавно был описан случай, как в Танзании львы несколько лет кормили своего раненого собрата, который медленно умирал из-за того, что в детстве попал в металлический обруч[19 - Daily Mail Online. 23 December 2012. URL: http://www.dailymail.co.uk/news/article-2252528/Young-male-lion-rescued-wire-snare-trapped-round-neck-years-Tanzania.html.].
Словом, человеку в вопросах питания было не так просто выделиться из окружающего его животного мира. И все-таки, несмотря на сходство некоторых функций, существуют и принципиальные отличия. Ни одно животное не готовит свою пищу, не делает того самого «кукинга», который является прерогативой исключительно человека. Животное, убившее добычу с помощью поднятого с земли камня и съевшее ее на месте или даже на общей стоянке, разделив между сородичами, сырой, разорвав на части, а при отсутствии добычи утоляющее голод насекомыми, съедобными корнями и растениями, не является человеком.
Человек не просто использует, но и сам создает приспособления для добычи, переноски, приготовления и потребления пищи. Именно благодаря этому мясо смогло стать основой рациона древнего человека, что, если верить биологам, стало важнейшим фактором его совершенствования и развития. А термическая обработка мяса и продуктов растительного происхождения коренным образом изменила процесс усвоения питательных веществ, при этом растения, особенно корнеплоды, стали не просто заменителем еды на время охотничьих неудач, но самостоятельной составляющей пищевого баланса. Ну и наконец, в человеческом коллективе прием пищи стал регламентированным, не беспорядочным, сопровождался ритуалами и обрядами, даже отказом от определенных видов еды в некоторых случаях в магических целях (как, например, в случае с медвежьими лапами, которые находят на многих стоянках).
С появлением и развитием кулинарии, если можно применить это слово к человеку эпохи палеолита, еда стала более сытной и обильной. Приготовление пищи позволило использовать все части животного, которые раньше выбрасывались, более рационально использовать результаты добычи. Освоенные человеком способы консервации продуктов решали проблему питания в кризисные периоды.
Воздействие человека на пищу для ее преобразования носило сознательный характер, а не являлось использованием ситуации, как в тех случаях, когда птицы энергично поедают запеченные зерна, найденные на костровище. Они никогда не будут сознательно сыпать их в огонь для получения желаемого результата. И ворона, размягчая хлеб в луже, не создает новый вид пищи, а просто облегчает себе ее прием. И уж конечно, никто из них не станет использовать какие-либо приспособления не для добычи пищи, как шимпанзе палку, а для ее преобразования: перетирать зерна между камнями, сушить мясо на камне у костра, создавать лунки у очага, годные для запекания продуктов.
Это сознательное преображение пищи, помимо физиологической пользы от лучшего усвоения питательных веществ, сказывавшихся на физическом развитии человека, не могло не привести и к появлению вкуса к пище, стремлению ее разнообразить для получения удовольствия. Вкус, видимо, есть у многих животных, они часто предпочитают один вид пищи другому, но для них любимая пища это случай, везение, и только человек является его, вкуса, творцом.
Приготовление еды означает первый шаг в приручении природы, в подчинении ее могущества человеку. Он может не просто использовать ее дары, но и намеренно преобразовывать их по своему вкусу и желанию. Для этого он использует целый арсенал средств, большая часть которых либо произведена им самим, либо приспособлена под свои нужды. И самым важным, базовым и первичным среди них является огонь.
3. Укрощение огня
Считается, что предок человека стал использовать огонь где-то самое раннее 1,5 миллиона лет назад. Именно к этому времени относятся найденные на древних стоянках кострища. Однако нет подтвержденных данных о том, что уже в это время костер использовался для приготовления пищи. Зарубежные исследователи, во главе с уже упоминавшимся Ричардом Рэнгемом, утверждают, что использование огня с этой целью началось даже раньше, почти 2 миллиона лет назад. В отечественной литературе приводятся более осторожные данные, те, которые подтверждены достоверными находками: использование огня синантропом 300–500 тысяч лет назад[20 - Авдусин. Указ. соч. С. 23; Алексеев В.П., Першиц А.И. История первобытного общества. М., 2007 (6-е изд.). С. 106.], причем остается неизвестным, был ли огонь в то время природным или уже созданным людьми.
Первоначально использовался природный огонь: его подбирали на лесных пожарищах, приносили к месту поселения и поддерживали. Его переносили с собой и высоко ценили, это было главным богатством племени. Позже научились добывать огонь самостоятельно, самые распространенные способы известны по сей день: высеканием камня о камень, трением сухих веток. Несмотря на это, ценность и значимость его сохранялась.
Овладение человека огнем было событием эпохальным. Огонь дарил тепло, нес свет, продлив период бодрствования людей, защищал от враждебных хищников и надоедливых насекомых, использовался в загонной охоте, при обработке орудий из дерева. За ним ухаживали, его хранили и защищали общими усилиями. Он стал центром жизни древних людей, организовывал и сплачивал коллектив.
На огне готовили пищу, что значительно улучшило ее усвоение организмом и увеличило объем получаемой из еды энергии, обогатило ее новыми вкусами, сделало мягче и безопаснее для питания, удлинило период хранения. Приготовление пищи на огне также расширило ассортимент продуктов питания: известно, что с древности использовались продукты ядовитые в сыром виде, но становящиеся нетоксичными при готовке, такие как, например, льняное семя и маниока, до сих пор чрезвычайно популярные в Африке и Южной Америке. Огонь изменил общественный уклад жизни и сделал в прямом и переносном смысле непреодолимой пропасть между человеком и животным миром – ни одно животное не использует и не создает огонь, большинство, не считая прирученных домашних, таких как кошки или собаки, его боится. Он породил застольные традиции и обряды, если можно воспользоваться этим термином в ситуации отсутствия стола. С огнем связаны первые верования, магические действия, ему посвящены древнейшие мифы и сказания.
Вокруг огня собирались древние люди для еды – важнейшего действия в те времена, когда добывание пищи, ее поглощение и создание орудий для ее добычи были основным занятием. Современный человек хорошо знает, что живой огонь оказывает успокаивающее воздействие, наводит на размышления, будит фантазию. Он удивительным образом объединяет и сплачивает людей, что хорошо знают туристы: вокруг непроглядная ночь, таинственная, загадочная и всегда немного пугающая, даже для всезнающего интернет-поколения, в центре пламя костра, освещающее лица товарищей. В такой обстановке любая еда кажется вкусной, любое общение задушевным, любой человек близким. При свете костра отлично рассказываются самые невероятные истории и создаются легенды. Скорее всего, древние люди испытывали схожие чувства, собравшись для трапезы вокруг очага.
Изучение жилищ древних людей показывает, что очаг являлся их центром. Самые древние люди жили в пещерах, и огонь, как правило, располагался у входа – это не давало дыму проникнуть внутрь, отпугивало животных, освещало пространство у входа. Часто отдельные очаги находились и снаружи, для производственных целей. В Евразии такие поселения относятся к ашельскому и далее мустьерскому периодам, последний завершился где-то 30 тысяч лет назад. Поселения такого рода встречаются в Западной Европе, Северном Кавказе, Казахстане, на Ближнем Востоке, Корее, Индии.
Период позднего палеолита, начавшийся 35–40 тысяч лет назад, приходится на вюрмское (на территории нашей страны оно называется валдайское) оледенение, однако климат был неустойчив и холода сменялись периодами потепления. В это время человек заселяет территории, удобные для охоты. Прежде всего, где есть места для водопоя больших стад. На территории нашей страны это среднее течение Дона, Днепра, Днестра, Енисея, берега Ангары. Заселяются также регионы Крайнего Севера, такие как Якутия, Забайкалье, район Печоры.
К этому периоду относятся многочисленные находки стоянок, где преобладают два вида жилищ. Самый распространенный тип – круглая землянка, наземная или углубленная, поперечником 4–5 метров, судя по всему напоминавшая известные нам чумы и яранги. Опорой служили кости диких животных, часто мамонта, перекрывали их шкурами все тех же животных. В центре – очаг. Очаги встречаются также и вне жилищ и предназначались, видимо, для разного рода хозяйственных целей. К такому типу относятся, например, жилища на крупных позднепалеолитических стоянках Гагарино на Дону, Мальта на реке Белой в Иркутской области, Костенки в Воронежской области. В последней обнаружено и жилище второго типа: большое, вытянутее метров на 35, с очагами, расположенными в линию по центру.
Во всех этих жилищах очаги часто находятся в углублениях, к очагам нередко примыкают ямки, предназначенные для приготовления еды, ее запекания. Внутри находятся различные ямки, которые использовались как хранилища, встречаются остатки хозяйственной деятельности, украшения. Именно эти два типа жилищ были распространены повсеместно в рассматриваемый период существования первобытного человека современного типа. И во всех случаях очаг являлся центром, собиравшим вокруг себя древних обитателей.
Многие традиции, связанные с огнем и, скорее всего, зародившиеся именно в те далекие времена, дожили практически до наших дней, причем в самых разных культурах[21 - Детально рассмотрел многие обряды, связанные с огнем Дж. Фрэзер, см.: Фрезер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. Главы LXII, LXIII.]. Так, у восточных славян почти до нашего времени сохранились пережитки древнего культа огня, отголоски слышны и сегодня. На протяжении многих веков соблюдалось два важнейших правила: не разгневать огонь и сохранить его чистоту. В связи с этим существовало множество запретов, например плевать и мочиться в огонь, копаться в нем палкой, бросать нечистоты и прочее (принципы эти в основном были разрушены в атеистическую советскую эпоху, когда один из вышеуказанных способов стал «старым туристским средством» загасить огонь в походе). Разгневавшийся огонь мог наслать болезни: на всякий случай старались не жечь в печи волос (чтобы не болела голова) или экскрементов (из боязни корчей и судороги). При разжигании огня в сумерки нельзя было ссориться – это считалось к несчастью. У белорусов и украинцев вообще существовал запрет сквернословить в доме, мотивировалось это тем, что «печь в хате». Нельзя было гасить огонь, затаптывая ногами, поэтому крестьяне нередко оставляли костер непогашенным, несмотря на угрозу лесных пожаров[22 - Зеленин Д. Восточнославянская этнография. М., 1991. С. 130–132; Байбурин А., Топорков А. У истоков этикета. Л., 1990. С. 134.; Байбурин А. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 166.].
Подобно тому, как первобытные племена переносили с собой огонь, переселяясь на новые места, у восточных славян существовала традиция переносить с собой в новый дом огонь из старого очага. У белорусов при переезде глава семьи брал горячие угли в горшке, нес их в новый дом и торжественно обходил с ним вдоль стен, потом высыпал угли в новую печь, и только после этого перевозили все остальное[23 - Зеленин. Восточнославянская этнография. С. 131.]. Традиционно печь никогда полностью не гасили, всегда поддерживали горячие угли, чтобы их можно было раздуть в любой момент.
Волшебными способностями наделяется в народных сказках кремневое огниво, предмет, уже сам по себе создающий чудо – огонь. Причем древнейшим способом – высеканием искры с помощью камня. В русской сказке «Елена Премудрая» огниво герою дарит шестиглавый змей, с его помощью Иван поджигает то степь, то море (237)[24 - Русские сказки, если нет отдельной сноски, приводятся по изданию: Русские народные сказки А.Н. Афанасьева. В 3-х томах. М., Наука, 1984–1985. В скобках дается сквозной порядковый номер сказки по этому изданию.]. Но еще чаще огниво вызывает помощников героя, добрых молодцев, выполняющих за него всю черную работу. Или топор и дубинку, строящих герою дворец, «чтоб было что поесть-попить!» (286).
В знаменитой сказке Андерсена «Огниво», являющейся литературным изложением народной сказки, огниво солдат получает с помощью старой ведьмы, очень сильно напоминающей нашу Бабу-ягу – «безобразная, противная: нижняя губа висела у нее до самой груди». Огниво обладает способностью вызывать собаку с глазами, словно чайные чашки, а та выполняет любые пожелания солдата. Огниво высекает огонь, а прирученный огонь является верным помощником человека, осуществляющим любые чудеса, – таков смысл, вкладываемый в сказочные сюжеты.
Еще в начале XX века различали четыре вида огня, явно отражавшие первобытные представления и верования. Самым чистым и благотворным считался огонь, добытый трением двух кусков дерева, т. е. древнейшим способом. Его зажигали во время бедствий – эпидемий, болезней скота, больших пожаров. Гасили все огни в деревне, как «оскверненные», получали новый трением и разносили по всем домам. Этот огонь тщательно берегли и хранили в очагах. Огонь, получаемый высеканием с помощью огнива, был тоже благотворным, хотя и менее значимым, чем первый, использовался в обрядах и праздниках, например белорусами во время свадебных церемоний. Огонь от спичек считался обыкновенным, спички можно было передавать кому угодно. А вот своим, домашним, огнем, полученным первыми способами, делиться считалось опасным, с ним можно было передать другому счастье и благополучие своего дома. Наконец, огонь от молнии считался страшным огнем, по поверьям, его нельзя было загасить водой, только молоком и хлебным квасом (интересно, кому-нибудь это удавалось сделать таким неэкономичным способом?). Вносить такой огонь в дом было опасно[25 - Зеленин. Восточнославянская этнография. С. 131.].
