– О, я ошибаюсь, да? Ну, какая женщина знает хоть что-нибудь о взрывчатке? – горячо спросил Хокинс. – Динамит, или рексит, или меганит, или карбонит, или стонит, или вигорит, или кордит, или баллистит, или торит, или максамит…
– Остановитесь, Хокинс, хватит! – возопил я.
– Ну, в принципе, это все, – сказал изобретатель. – Но какая женщина знает о них достаточно, чтобы рассуждать об этом разумно? И все же моя жена говорит мне – мне, который почти полжизни провел в научных трудах, – она фактически говорит мне, чтобы я заткнулся, когда я намекаю на то, что хоть немного разбираюсь в этом предмете!
– Я понимаю, Хокинс, но ваши научные труды заставляли ее и меня страдать в прошлом.
– О, да? – ворчал Хокинс, поднимаясь на верхний этаж. – Ну, поднимайтесь, Григгс.
Я уже знал дверь, у которой он остановился. Это была мастерская или лаборатория Хокинса. Она находилась на этаже со слугами, которые, бедняжки, вероятно, не знали или не смели возражать против риска, которому подвергались.
– Что это за странное жужжание? – спросил я, остановившись на пороге.
– Всего лишь мой электромотор, – усмехнулся Хокинс. – Он тебя не укусит, Григгс. Заходи.
– А что это за большой латунный засов на двери? – продолжал я.
– Это? О, это идея! – воскликнул изобретатель. – Это мой новый пружинный замок. Только посмотрите на этот замок, Григгс. Его невозможно открыть снаружи, а изнутри – только тому, кто знает, как его открыть. А я единственный, кто знает. Когда я запатентую эту штуку…
– Ну, я бы не стал закрывать дверь, Хокинс, – пробормотал я. – Вы можете упасть в обморок или что-нибудь в этом роде, а я буду сидеть здесь, пока кто-нибудь не вспомнит, что меня надо разыскать.
– Ба! – воскликнул Хокинс, с силой захлопывая дверь. – Для взрослого мужчины вы самый трусливый человек, которого я когда-либо встречал. Но что толку говорить об этом? Вернемся к взрывчатке…
– О, не стоит говорить о взрывчатке, – устало сказал я. – Вы правы, и на этом можно остановиться.
– Видите ли, – резко сказал Хокинс, – у меня не было намерения упоминать о взрывчатке сегодня вечером по определенной причине. Через день-два вы услышите, как по всей стране будет звучать мое имя в связи со взрывчаткой. Но раз уж речь зашла об этом, то, если вы захотите послушать меня несколько минут, я вас очень заинтересую.
Боже правый! Мог ли я тогда осознать всю горькую правду этих последних слов!
– Да, сэр, – продолжал изобретатель, – как я уже говорил… или мне показалось?.. у всех есть свои недостатки – динамит, рексит, меганит, карбонит, стон…
– Вы уже перечисляли этот список.
– Ну, у них у всех есть свои недостатки. Они либо взрываются, когда не надо, либо не взрываются, когда надо, либо могут взорваться самопроизвольно, либо что-то еще. Все это, как я неизменно утверждаю, связано с использованием нечистого нитроглицерина или с ненаучным обращением с чистым веществом.
– Да.
– Да, действительно. Теперь, что бы вы сказали о взрывчатке…
– Абсолютно ничего, – решительно ответил я. – Я бы прошел мимо нее, даже не взглянув.
– Не забивайте голову своими глупостями, Григгс. Что бы вы… что бы вы подумали о взрывчатке, которую можно сбросить с крыши дома и она не сдетонирует?
– Поразительно!
– Взрывчатка, – внушительно продолжал Хокинс, – в которую человек мог бы бросить зажженную лампу без малейшего страха! Какое впечатление это произведет на вас?
– Ну, Хокинс, – сказал я, – я думаю, что у меня должны быть серьезные сомнения в психическом состоянии этого человека.
– Да бросьте вы эти глупости, – огрызнулся изобретатель. – Я вполне серьезен. Предположим, я скажу вам, что долго думал над этой проблемой и в конце концов пришел к идее создания именно такого пороха? Где бы тогда были динамит, рексит, меганит и все остальные, кроме…
Он сделал театральную паузу.
– Хокинсита!
– Не знаю, Хокинс, – сказал я, не в силах унять его энтузиазм. – Но давайте благодарить Бога, что это пока только идея.
– О, но это не так! – вскричал изобретатель.
– Хокинс! – завопил я, вскакивая на ноги. – Как это понимать?
– Я имею в виду вот что – вы видите этот маленький чан в углу?
Я с ужасом уставился в указанном направлении. И действительно, увидел маленький чан. Он стоял, наполовину заполненный липкой кашицей, в которой медленно вращалась мешалка, приводимая в движение электромотором.
– Это Хокинсит в процессе производства! – объявил изобретатель.
Меня охватил леденящий душу ужас. Я инстинктивно направился к двери.
– О, вернитесь, – сказал Хокинс. – Вы все равно не сможете выйти, пока я не отопру замок. Но это не опасно, мой дорогой мальчик. Просто присядьте, и я объясню вам, почему.
Мне не оставалось ничего другого, как сесть – из-за необычной слабости в коленях стоять в данный момент было невозможно. Я придвинул свой стул к противоположному углу комнаты и сел на него, не отрывая глаз от чана.
– Когда все эти парни занимаются нитрацией глицерина, – невозмутимо говорил Хокинс, – они просто упускают из виду научный принцип, который открыл я. Например, в Помптоне чан взорвался в самом процессе смешивания глицерина. Именно это и происходит сейчас в том углу…
– Ой! – невольно воскликнул я.
– Но здесь этого не произойдет, здесь этого не может случиться, – заявил изобретатель в раздражении. – Я использую совершенно другую комбинацию химикатов. Если бы у вас, Григгс, были какие-то проблемы такого рода, то содержимое этого чана уже начало бы зеленеть. Но как вы видите…
– Хок… Хокинс! – хрипло проговорил я, указывая дрожащим пальцем на машину.
– А сейчас что?
– Смотри! – удалось выговорить мне.
– О, Господи! – фыркнул изобретатель. – Наверное, как только я это сказал, вы начали видеть, как появляются зеленые оттенки, да? Боже мой!
Хокинс быстро отошел в сторону от своего миксера. Затем он отошел от него с гораздо большей поспешностью.
Тут уж ничего не поделаешь – дьявольское месиво в чане приобретало заметный зеленый оттенок!
– Что ж, пожалуй, я отключу питание, – пробормотал Хокинс, сообразуя действие со словом.
– Когда мешалка остановится, Григгс, масса сразу же остынет, так что можете не беспокоиться.
– Если она не остынет, она взорвется? – вздрогнул я.
– О, так и будет, – довольно нервно признал Хокинс. – Но как только перемешивание прекратится, исчезнет слабый цвет, как вы и видите.
