Рассказы, изданные на бумаге. Война. Книга 1
Глаза пострадавших коней переполнились болью. Крупные слёзы лились тонкой струйкой, а пузыристая кровавая пена выступила на мягких губах. Кто-то из сердобольных солдат поднял винтовку, передёрнул затвор и пристрелил несчастных животных.
Лёйтенант осмотрел многострадальную пушку и с удивлением понял, она без всяких проблем, пережила фашистский налёт. Только на зелёном защитном щитке и поверхности длинных станин появились слабые вмятины. Это были следы от множества пуль, пущенных немецким стервятником.
Офицер на минуту задумался: «Стоять на открытом пространстве нам очень опасно. Появиться чужой самолёт и уничтожит людей. Нужно срочно идти под защиту ветвей. Может быть, там нас не заметят пилоты врага? Но что делать с новенькой пушкой?
Бросить её на дороге – значит оставить в подарок врагу. Упряжка погибла вся целиком. Наши наверняка уже близко. Значит, нужно тащить на руках! Хорошо хоть колёса остались в порядке». Он принял решение и отдал команду:
– Отцепить орудие от передка и откатить к тем деревьям. – Лейтенант указал на восток.
Бойцы оторвали взгляд от погибших товарищей. Они удивлённо переглянулись, посмотрели на рощу, что стоит впереди, и прикинули расстояние от себя до неё. На взгляд Павла, до ближайших кустов было не менее третьей части версты.
Пушкари топтались возле орудия, и каждый думал приблизительно так: «Конечно, до рощи от нас далеко, но по законам военного времени, за не выполнение приказа, сразу получишь пулю на месте.
А лейтенант у нас шибко идейный молодой коммунист. Он не очень давно вступил в члены партии ВКП(б) и этим очень гордиться. Так что, запросто шлёпнет из своего пистолета.
Кроме того, что мы, скажем «синим фуражкам», когда дойдём до своих? Мол, тяжело было катить, вот и бросили пушку у всех на виду. Не затащили орудие в лес и не укрыли, как следует. А ведь там, оно могло не попасть в руки фашистов, и спокойно дождаться наших частей.
Здесь же, его подберут проклятые фрицы и повернут на советских людей. Да за такие дела «особисты» пришьют нам предательство Родины. Они вынесут приговор полевого суда и поставят к ближайшей стене».
Пока все размышляли, лейтенант заметил сомнение, возникшее в глазах пушкарей, и сильно занервничал. Он положил руку на кобуру и расстегнул твёрдый кожаный клапан, закрывавший сверху «ТТ». Довершил неприятную сцену гул мощных моторов, донёсшийся сверху.
Павел испуганно глянул наверх и увидел десятки бомбардировщиков с крестами на фюзеляжах и крыльях. Силуэты тяжёлых машин заняли большую часть синего неба и стройными линиями шли на восток.
По краям огромной эскадры летели юркие истребители фрицев. В любое мгновенье, пилоты могли заметить бойцов, стоящих среди чистого поля, отойти от воздушной армады и спикировать вниз.
Почему этого ещё не случилось, никто так и не понял. Видно, у бога войны имелись какие-то планы на этих людей. На какое-то время, он отложил убийство солдат и вывел на сцену новых актёров. Самолёты с красными звёздами появились откуда-то сбоку и устремились в атаку.
– Наши! – крикнул кто-то из пушкарей.
– Устаревшие «ишачки» и древние «чайки», – тяжело вздохнул лейтенант. – И где только взяли такую негодную рухлядь? Из Сибири, что ли, пригнали? На них когда-то в Испании фрицев долбали…
– А вы хорошо разбираетесь в аэропланах, – льстиво сказал коновод Сидорчук.
– Хотел стать военлётом, но не прошёл по здоровью. Вот меня и направили тогда в артиллерию, – печально сообщил офицер.
Павел прищурил глаза. Высоко над фашистами появились два самолёта с непропорционально коротким и упитанным телом. Сбоку они походили на обычный топор по прозванию колун, только мчались сейчас тупыми концами вперёд.
Следом летели три громоздких устройства с двумя плоскостями, расположенными над и под фюзеляжем. Большие колёса висели под брюхом, и эта машина выглядела совсем неуклюжей.
Кабина оказалась открытой и размещалась между широкими крыльями и округлым хвостом. Массивные плоскости перекрывали весь вид впереди и внизу. Как лётуну удавалось, хоть что-то увидеть, Павел не мог и представить себе.
Наши пилоты построились в длинную цепь, отжали рули высоты от себя и рванулись к врагам, что находились под ними. Они мчались вперёд, словно гончие псы, напавшие на стаю зверей.
Немецкие истребители тут же заметили появленье противника. Они нарушили строй и принялись защищать своих подопечных. Начался яростный бой. Фрицам стало не до кучки солдат, стоявших внизу.
Круговерть самолётов вертелась удивительно быстро. Машины мелькали в бешеном вихре, и уследить за их продвижением, удавалось с огромным трудом. Устаревшие аппараты тридцатых годов дрались против «мессершмидтов» и «фокке-вульфов», которые отличались хищными формами и смахивали на острое веретено.
Несмотря на качество техники фрицев, наши пилоты дрались с невероятным упорством. Было сложно понять, на чьей стороне перевес? Каждый из военлётов стремился продать свою жизнь, как можно дороже. Он выполнял умопомрачительно сложные виражи с разворотами, и при первой возможности бил по врагу.
Кипевшая в небе, борьба шла не на жизнь, а на смерть. То в одну, то в другую машину попадало множество пуль. Самолёт клевал носом, начинал сильно дымить и пытался выйти из свалки.
После этого, наши и немцы вели себя очень по-разному. «Сталинских соколов» оказалось значительно меньше, чем проклятых фашистов и они не могли отвлекаться на что-то другое. Они не бросались за подбитым врагом, а продолжали борьбу с другими противниками.
Фрицев же было, больше в несколько раз, и, чтоб не мешать в полёте друг другу, часть истребителей держалась в сторонке. Они кружили вокруг места схватки, и ждали наступления очереди, когда им будет пора, вступить в жаркий бой. Как только немец получал повреждение, он выходил из баталии, а свободное место занимал его сослуживец.
Когда подбивали наш «ястребок», то парящий рядом стервятник кидался вдогонку и не позволял ему скрыться. Он преследовал по пятам самолёт с красными звёздами и стрелял до тех пор, пока тот не терял управление. Беспомощный аэроплан не мог что-то сделать. Он входил в крутое пике и с жалобным воем мчался к земле.
Если советский пилот выпрыгивал из кабины машины, то один из германцев обязательно вился поблизости. Раз за разом он заходил на шёлковый купол, открывшийся в воздухе, нажимал на гашетку и вёл шквальный огонь. Сотни пуль рвали ткань парашюта в мелкие клочья. Авиатор падал с большой высоты и погибал от удара о твёрдую почву.
Смерть военлётов, словно подстегнула солдат. Они перестали смотреть на яростную воздушную схватку, кинулись к артиллерийскому передку и занялись своим непосредственным делом.
Пока трое бойцов отцепляли орудие, четвёртый достал из кармана простой складной нож. Он раскрыл длинное лезвие и подошёл к мёртвой лошади. Мужчина вырезал из бедра животинки шмат мяса весом не менее пяти килограммов. Он отдал его Павлу и, указав на мешки погибших солдат, приказал: – Сложи в них провиант.
Парень вспомнил о том, что у них нет еды, и вдруг осознал, что никто толком не знает, сколько дней и ночей им придётся идти до своих. Несмотря на чувство протеста, что возникло в крестьянской душе, боец согласился, что приказ чрезвычайно разумный.
Он огляделся по сторонам и нашёл вещмешок, оставшийся теперь без владельца. Солдат развязал узел тесёмки, вытряхнул наземь какие-то вещи, а на свободное место сунул тёплый ломоть, истекающий кровью. Затем, взял «сидор» другого покойника, получил второй такой же кусок, и сунул его внутрь холщовой котомки.
Упаковки с кониной повесили на пушечный ствол так, чтобы они хоть немного, уравновесили тяжесть стального казённика. Рядом устроили скатки и поклажу всех остальных.
Тем временем, два коновода отрезали от погибшей упряжи уже ненужные вожжи. Они быстро сплели их них нечто похожее на бурлацкие лямки и прикрепили их к петлям лафетных станин.
Двое солдат тотчас присели, взяли ремни из брезента и, как портупею, накинули их на свои широкие плечи. Поправив неудобную жёсткую сбрую, они поднялись на ноги и приготовились, выполнить роль тягловой силы.
Железные сошники поднялись над землёй и повисли над ней. Теперь они не цеплялись за почву и не мешали движению.
Другие солдаты подняли погибших товарищей и положили их на длинный лафет. Потом попытались тронуть орудие с места, и отчётливо поняли, они не смогут тащить такой внушительный груз. Тем более, что за покойниками нужно было, постоянно следить. Иначе, они сваляться наземь.
Пушкари положили двух мёртвых товарищей на узкий просёлок и дружно решили: «Спрячем пушку в кустах, а после, вернёмся назад за друзьями».
Лейтенант и раненный в руку ефрейтор устроились возле ствола и упёрлись ладонями в металлический щит, прикрывавший расчёт от стрельбы неприятеля. Павел и шестой человек встали справа и слева от них. Бойцы чуть пригнулись и взялись за толстые шины высоких колёс.
Офицер крикнул:
– Пошёл!
Все протяжно вздохнули, наклонились вперёд и навалились на пушку. Она нехотя тронулась с места и, медленно двинулась по пыльной дороге. Орудие весило около полутора тонн, но к удивлению Павла, перемещалось достаточно ходко.
Толкать её по ровному полю было весьма тяжело, но это оказалось, в общем, приемлемо, словно катишь большой возок сена под навес от дождя. К тому же, такая работа не шла ни в никакое сравнение с тем, что испытал Павел раньше. Когда он тащил на себе стальную плиту и ствол миномёта.
Минут через десять, расчёт добрался до рощи. Бойцы оказались под прикрытием плотной листвы, и устало свалились на землю. Когда пушкари восстановили дыхание, пожилой Сидорчук всё же набрался решимости. Он обратился к своему командиру с вопросом, что сильно мучил всех остальных:
– Товарищ лейтенант, может быть, нам её здесь, пока закопать? Дойдём до своих, и сообщим по инстанциям. А когда вернёмся назад, сразу отроем и вычистим до зеркального блеска. Никто не заметит, что она находилась когда-то в земле.
– В Военном уставе написано, мы должны всеми силами беречь и защищать вверенное нам боевое оружие, – хмуро сказал офицер. – Минимальный расчёт 76-ти миллиметровой пушки состоит из шести человек. Нас здесь столько, сколько и нужно для перемещенья орудия с места на место. Поэтому, мы будет катить его до тех пор, пока не выйдем к своим! – Командир встал с пожухлой травы и твёрдо закончил: – Сейчас похороним товарищей и двинемся в путь.
Контуженый офицер и раненный в руку ефрейтор остались сидеть в маленькой рощице и охранять дивизионную пушку. Четыре здоровых бойца вышли на ровное место и, низко пригнувшись, бегом поспешили к месту трагедии.
Не успев отдышаться, они положили погибших людей на развёрнутые плащ-палатки и встали по двое в головах у покойников. Затем, схватились за плотную ткань, взяли в свободные руки оружие и волоком потащили друзей по просёлку.
Вес оказался большим, а идти пришлось далеко. Пока возвращались назад, пришлось трижды вставать на кратковременный отдых. Минут через двадцать, они добрались до опушки, оставили скорбную ношу в кустах и взялись за лопатки.
Переплетение толстых корней не позволило воинам вырыть глубокие ямы. Пришлось ограничиться только одной. Да и та оказалась всего лишь до пояса. Положив двух товарищей в братской могиле, их накрыли шинелями и сказали несколько слов, которые все говорят в такой ситуации.
Затем, взяли солдатские книжки погибших и отдали их офицеру. Забросав покойных землёй, они воткнули в холмик маленький крест, что связали из двух веток дерева. Потом, постояли с минуту со склонёнными вниз головами, вернулись к орудию и устало опустились в траву.
Как и все остальные, кто участвовал в погребении друзей, Павел сильно измучился. Вместе со всеми он улёгся на спину и расслабил усталое тело. Нужно было слегка отдохнуть перед дальней дорогой.
Лейтенант и ефрейтор с пробитой рукой продолжали стоять на посту. Они смотрели по сторонам и охраняли товарищей.
Минут через пять, лейтенант тихо кашлянул. Он поправил ремень и сказал:
– Кончаем привал! Начинаем движение!
Красноармейцы тяжко вздохнули, поднялись на гудящие ноги и разобрались по номерам. Павел и крепкий боец, с которым парень толкал тяжёлую пушку, махнулись местами с теми солдатами, что шёл впереди.
Они впряглись в непривычную сбрую, и начались бесконечные вёрсты пешего марша. Раненые артиллеристы толкали пушку в щиток, а здоровые сменяли друг друга после каждого небольшого привала.
Во время очередной передышки кто-то из шестёрки бойцов вдруг рассмеялся и, желая взбодрить уставших друзей, весело хмыкнул:
– Хорошо, что нам досталась усовершенствованная «дивизионка». Насколько я знаю, обычная «Ф-22» весит на десять центнеров больше.
Все печально кивнули. Они разом подумали, что тогда, всё оказалось значительно проще. Ведь в такой ситуации лейтенант поступил бы совсем по-другому. Он не заставил бы их, тащить столь тяжёлую ношу. Офицер, снял бы затвор с дорогими прицелами и сунул «железки» в заплечный мешок. Ну, а бойцы, спрятали пушку в ближайших кустах, и пошли вместе с ним, налегке на восток.
Им ещё повезло, что вокруг расстилалась удивительно ровная местность. Идти по пустому просёлку было терпимо, но когда им встречались небольшие уклоны, то приходилось достаточно туго. Орудие не хотело подниматься на взгорки. Оно норовило скатиться назад и подмять под себя уставших людей.
Зато спускаться в низины оказалось значительно легче. Хотя там приходилось, держать ухо востро, и не позволить, разогнаться орудию. Не то влетит в большую промоину и засядет там намертво. Мучайся после, вытаскивай.
Хорошо, что бороться с этой напастью помогали острые сошники, которые весьма походили на лемехи конного плуга. Стоило их опустить на дорогу, как они крепко вгрызались в твёрдую почву и тормозили движение. Правда, потом, их приходилось выдёргивать из плотной земли.
Тяжелее всех, приходилось очередному разведчику. Пока все отдыхали в кустах перед каждой поляной, он бегал вперёд и смотрел, нет ли фашистов в засаде? Затем, возвращался назад и упорно работал с друзьями. Контуженый лейтенант и ефрейтор, раненный в левую руку, в дозор не ходили. Такая обязанность падала на четырёх здоровых солдат.
Часа через два, пушкари вкатили орудие в очередной перелесок и без сил повалились в траву. Внезапно Павел насторожился. Он прислушался к шороху листьев, колеблемых слабеньким ветром, и тихо сказал:
– Товарищ лейтенант, по-моему, сюда кто-то едет!
Встревоженные бойцы вскочили на ноги и стали смотреть в разные стороны. Скоро все поняли, что звук идёт с запада. Они аккуратно подкрались к опушке и глянули сквозь густые кусты. Перед ними находился просёлок, пересекавший широкое поле.
По узкой грунтовке пылил угловатый автомобиль, установленный на высоком шасси. Когда экипаж подъехал чуть ближе, парень заметил необычные вещи. Агрегат оказался чуть больше привычной всем «эмки», но весь был обшит толстым железом. На месте стеклянных окон тёмнели узкие щели.
Судя по форме, это был броневик защитного цвета, но не такой, какие мелькали в кино о годах революции. У него не имелось цилиндрической башенки с торчащим наружу «максимом». Вместо неё торчал шестигранный колпак с ручным пулемётом и авиационной автоматической пушкой.
Рядом с необычным устройством ехала ещё и охрана из двух мотоциклов. Один катил впереди, другой находился в тылу. У каждого мотоцикла имелась коляска с «MG 34», стоящим на округлом носу. Внутри низких люлек расположились фашисты, чьи пальцы лежали на спусковых крючках механизма. Они могли, в любую секунду, открыть шквальный огонь.
За спиной у водителей трёхколёсных машин сидели разведчики в серо-зелёной пятнистой одежде. Все были в касках и с автоматами «шмайссер». Небольшая колонна мчалась к укрытию артиллеристов и не собиралась куда-то сворачивать.
Лейтенант взглянул на фашистов и тихо скомандовал:
– Убрать «дивизионку» с дороги!
Солдаты бросились к пушке. Они облепили орудие с разных сторон и, в едином порыве, вкатили в густые кусты бузины. Офицер и ефрейтор двигались сзади и выпрямляли помятые ветки. Они привёл кустарник в порядок, нырнул в плотные заросли и упали на землю рядом с бойцами.
Лейтенант выдернул из кобуры свой «ТТ» и вместе со всеми навёл оружие на узкий просёлок. Едва он успел это сделать, как мимо с оглушительным грохотом промчался немецкий дозор.
То ли, фашисты вышли разведать ближайшую местность, то ли, спешили куда, с донесением – выяснять офицер не решился. Фрицев значительно больше, чем пушкарей.
Шесть человек в мотоколясках да два, а то и четыре, в машине. У них автоматы, три пулемёта и авиационная пушка. Да и раненых среди них не видать. К тому же, у него за спиною стоит дорогое орудие. Его нужно доставить до советских позиций, а там будет видно, что делать.
Лейтенант подождал, когда шум от моторов окончательно стихнет. Он приказал вывести «дивизионку» опять на просёлок и осторожно продвигаться к востоку.
Спустя три или четыре часа, артиллеристы пересекли, неизвестно который по счёту, густой перелесок. Они ступили на очередную опушку и оказались возле не очень широкой, реки. Павел глянул на слабые струи течения, идущего к югу, и понял, они оказались на правом, крутом берегу водной преграды.
Лейтенант немного подумал. Он вспомнил карту, которую мельком видел в палатке у командира полка, и не очень уверенно сообщил своим подчинённым:
– Похоже, что мы вышли к Дону. Или к какому-то, из многих притоков.
Павел скептически посмотрел на желтоватую воду и невольно отметил, ширина этого русла не превышает тридцати пяти, самое многое, сорока с чем-то метров. Он вспомнил книгу Шолохова «Тихий Дон», где эту реку зовут только «батюшкой» и описывают весьма уважительно.
«Да он не больше нашей Самарки, после того, как сойдёт бурный паводок», – удивился про себя молодой человек и перевёл взгляд вниз по течению. Просёлок шёл вдоль обрыва ещё полверсты, нырял с берега вниз и упирался в узенький мост. Вернее сказать, в то, что теперь от него оставалось.
Все части пролёта бесследно исчезли. К каждому из берегов примыкало по несколько метров настила из старых серых досок. Между ними торчало множество свай, чёрных от долголетнего пребывания в мокрой стихии.
Верхушки всех брёвен оказались расщеплены недавними взрывами. То ли, на переправу сбросили несколько маленьких бомб, то ли, здесь потрудились сапёры. И ещё неизвестно, чьи они были? Может, наши, а может, и немцы. Например, те, что мимо промчались в броневике.
Возле спуска с обрыва лежало селение, в котором имелось с десяток дворов. Ни фашистских солдат, ни странной угловатой машины, ни мотоциклов, стоящих меж ветхих домов, пушкари не заметили. Только пара древних старух копалась в небольших огородах.
Одна из них с трудом разогнулась, упёрла руку в свою поясницу и повертела тоненькой шеей, затёкшей от долгой работы. Её блуждающий взгляд наткнулся на группу бойцов, стоящих на косогоре, и перескочил на дивизионную пушку. Женщина уронила лопату, что-то крикнула беспечной товарке и стрелою метнулась в ближайшую хату. Ни секунды не медля, соседка побежала за ней.
– Видать, за немцев нас приняли, – хмыкнул кто-то устало.
– Идемте в деревню, – приказал командир.
Бойцы добрались до поворота дороги, и подошли к высокому спуску, ведущему к кромке воды. Здесь просёлок закончился, а накатанный путь превратился в широкую песчаную осыпь.
Упираясь ногами в рыхлую почву и, тормозя упорами длинных станин, солдаты скатили пушку с обрыва. Они взяли винтовки наизготовку и быстро пробежались по хатам. Бойцы осмотрели дома, дворы и постройки и убедились, что деревня пуста. Они не нашли никого, кроме двух ветхих старух.
Лейтенант приказал спрятать орудие. Его закатили за ближайший сарай и накрыли какими-то тряпками, что висели на соседних плетнях. Как это ни странно, но маскировка оказалась довольно удачной. Пушку нельзя было увидеть ни с высокого берега, ни с реки, ни тем более, с воздуха.
Бойцы достали воды из небольшого колодца, с облегченьем напились и наполнили опустевшие фляжки живительной влагой. Раненого в руку ефрейтора лейтенант отослал на высокий обрыв и велел наблюдать за окружающей местностью. Не ровён час, появятся немцы и захватят красноармейцев врасплох.
Всем остальным, офицер приказал быстро собрать все верёвки в деревне и вернуться назад.
Пока бойцы шарили по опустевшим дворам, он подошёл к двум старушкам и попросил их сварить кусок мяса, который отрезали от погибших коней. Второй он решил оставить на завтра.
«Хоть и будет не так чтобы свежим, зато пушкари не съедят всё одним махом, – грустно подумал недавний курсант. – Ещё неизвестно, что удастся добыть из еды нам в ближайшие сутки».
Когда солдаты вернулись с добычей, командир не позволили им отдохнуть. Он отвёл всех к сооружению, стоявшему у самой дороги, и велел разобрать небольшую постройку.
В ход пошли топоры и ломы, найденные в ближайших домах. За тридцать минут, убогий сарай превратился в кучу тонких коротеньких брёвен. Скорее даже, шестов толщиной в мужское запястье.
Бойцы взвалили жерди на плечи и перетаскали к реке. Туда же, они отнесли все верёвки и связали добытую в сельце древесину в маленький плот. Закончив работу, пушкари столкнули платформу в мутную реку так, чтобы она оказалась в ней почти целиком.
Не присев отдохнуть, красноармейцы вернулись в деревню и взялись за орудие, покрытое разными тряпками. Не снимая своей маскировки, они прикатили «дивизионку» к воде. Потом, разместили её на хлипком плавсредстве и приторочили кусками верёвок, что остались у них.
К этому времени, вернулись старушки и принесли котелки с кусками варёного конского мяса. Кроме него, они дали бойцам краюху чёрствого хлеба и полведра овощей, собранных со своих огородов. Глядя на скромное угощенье селянок, Павел с огорчением понял, это всё, что отыскалось в покинутой всеми деревне.
Лейтенант достал из планшета бумагу и остро отточенный химический карандаш. Он написал небольшую расписку, в которой отметил, что реквизировал для нужд РККА бревенчатый сарай и сотню метров верёвок. Офицер отдал листок стареньким женщинам и поблагодарил их за помощь. Седые старушки истово перекрестили усталых бойцов. Они отошли немного в сторонку и, утирая глаза концами косынок, встали на маленьком взгорке.
Солдаты сняли с ближайших заборов несколько крепких оглобель и подсунули их под небольшое плавсредство с закреплённым сверху орудием. Действуя, как рычагами, они приподняли край всей конструкции над плотным песком и с огромным трудом переместили её немного вперёд.
Потом, повторили тяжёлый процесс ещё несколько раз и, наконец, столкнули с пологого пляжа. Спустя пять минут, плот оказался в реке. Едва он попал на глубокий участок, как начались неприятности.
Пушка оказалась настолько тяжёлой, что тонкие брёвна ушли в мутную воду почти целиком. Стоило на них наступить, как они начинали тонуть. Причём, достаточно быстро. Пришлось отказаться от заманчивой мысли, что можно плыть на них сверху, словно на лодке.
Стой себе на сухой древесине, упирайся шестом в песчаное дно и толкай самодельный паром к противоположному берегу. Пусть хоть и медленно, но доберёшься до нужного места.
Поняв, что к чему, красноармейцы разделись до самых трусов, сложили вещи с оружием на длинный лафет, а сами поплыли рядом с плотом. Хорошо, что стоял конец знойного августа, и вода оказалась достаточно тёплой. Было даже приятно, окунуться в свежую влагу, опуститься в неё с головой и смыть с себя липкий пот, который покрыл их тела, в ходе долгой тяжёлой работы.
Так же, как и все остальные, Павел держался за брёвна ладонью, грёб свободной рукой и усиленно работал ногами. Несмотря на низкую скорость течения, вода подхватила плавсредство и понесла его так, как хотела сама. Ствол орудия начал указывать то направление, откуда направлялась река.
Заметив такой поворот, лейтенант дал команду. Солдаты дружно переместились с места на место и вновь разместились лицом к левому берегу. Двое из них устроились сзади, а четверо по обоим бокам. Так дело пошло намного живее.
Минут через сорок, плот пересёк неширокий поток, плавно уткнулся в ровное песчаное дно и оказался на другом берегу. За это долгое время, вода снесла их вниз по течению не меньше, чем на два километра, но с этим было бесполезно бороться.
Главное, что, пока они болтались в реке, в воздухе не появился проклятый «лаптёжник». Заметив столь лакомую, но тихоходную цель, фашист обязательно напал на неё. Он стал бы строчить из двух пулемётов и бросать свои бомбы.
Мощные взрывы, наверняка, опрокинули или разрушили плот, связанный на скорую руку. В любом случае, ударные волны утопили орудие, да и пушкари вряд ли добрались до суши. Они бы погибли от пуль, от контузии или осколков снарядов.