Создатель звезд

Столетие спустя после образования Всемирного Государства в Китае начал распространяться слух о высочайшем секрете научной религии, об ужасной тайне Горделпаса, посредством которой можно использовать энергию, заключенную во взаимодействии протона и электрона. Открытое много лет назад китайским физиком и святым праведником, это бесценное знание, как предполагалось теперь, сохранилось лишь среди научной элиты, и будет готово для публикации, как только мир окажется готовым к обладанию им. Новая секта «энергистов» заявляла, что молодой открыватель был сущим воплощением Будды и что, поскольку мир был все еще не готов для высшего откровения, он доверил свой секрет ученым. Среди поклонников христианства умы занимала точно такая же легенда с аналогичной личностью. Обновленное Христианское Братство, к этому моменту чрезмерно усиленное самыми влиятельными из западных церквей, почитало изобретателя как Сына Божьего, который, в своем Втором Пришествии, намеревался привнести на землю золотой век, тысячелетнее Царство Христово, опубликовав секрет столь божественной силы; но, обнаружив людей все еще неспособными использовать на практике даже более примитивную проповедь любви, которая была обнародована при его Первом Пришествии, он принял страдальческие муки ради спасения человечества и доверил свой секрет только ученым.

Работники науки всего мира с давних пор были организованы в тесное сообщество. Вступить в Международную Научную Корпорацию можно было, лишь только сдав экзамен и уплатив значительный взнос. Членство в Корпорации предоставляло титул «ученого» и право на производство экспериментов. Оно же, кроме того, было и непременным условием для многих выгодных постов. Более того, поговаривали, что существуют некоторые технические секреты, которые члены Корпорации поклялись не разглашать. Был слух, что, во всяком случае после одного случая незначительной болтовни, нарушивший это правило загадочно умер.

Наука же как таковая, вся совокупность естественных знаний, стала к этому времени столь сложной, что отдельный разум мог усвоить лишь малую долю ее. Поэтому студенты, изучавшие какую-то одну область науки, практически ничего не знали о работах других людей в родственных сферах. Это было особенно характерно для такой сложной науки, как субатомная физика. Внутри этой области содержалась дюжина всяких направлений, каждое из которых было столь же сложным, как вся физическая наука девятнадцатого столетия от Рождества Христова. Эта возрастающая сложность вынуждала изучающих одну область все более неохотно подвергать критике или даже пытаться понять принципы других отраслей знаний. Каждое небольшое отделение, ревниво охраняющее собственные интересы, было до мелочей придирчиво, когда дело касалось уважения других. В ранний период науки направлялись и оценивались с философской точки зрения своими собственными лидерами и философами от техники. Но философии как строго научной дисциплины больше не существовало. Разумеется, была весьма туманная структура идей, или предположений, основанных на науке и наиболее общих для всех людей, – популярная псевдонаука, созданная журналистами из обрывков фраз, циркулировавших среди ученых. Но настоящие деятели науки гордились неприятием этой обветшавшей структуры – даже тогда, когда они непреднамеренно допускали ее существование. И каждый настаивал, что его особый предмет обучения должен непременно оставаться непонятным даже для большинства ученых собратьев.

При таких обстоятельствах, когда слухи утверждают, что загадка Горделпаса известна физикам, каждое отделение субатомной физики, с одной стороны, с сожалением открыто отрицало свою роль в этом деле, а с другой – было готово поверить, что какое-то другое отделение и в самом деле обладало этим секретом. В результате поведение ученых как единого организма усиливало общую уверенность в том, что они знают, но не собираются говорить об этом.

Почти два века спустя после образования первого Всемирного Государства Президент Мира заявил, что пришло время для формального объединения науки и религии, и созвал конференцию ведущих представителей этих двух влиятельных направлений. На том самом острове в Тихом океане, что стал Меккой духа космополитизма и теперь служил широко известным, легендарным Храмом Мира, лидеры буддизма, магометанства, индуизма, Обновленного Христианского Братства и Современной Католической Церкви Южной Америки пришли к соглашению, что их различия были всего лишь различиями внешних форм выражения. Все до одного были поклонниками Божественной Энергии, независимо от того, выражалась ли она в активной деятельности или в напряженной неподвижности. Все до одного признали святого Первооткрывателя как последнего и величайшего из пророков, действительного воплощения Божественного Движения. И было легко доказано, в свете современной науки, что оба эти направления, по сути, одно и то же.

В прежние века был обычай выискивать ересь и истреблять ее огнем и мечом. Но теперь тяга к единообразию завершилась разъяснением различий при всеобщем одобрении.

Когда конференция установила факт единства религий, она перешла к учреждению единства религии и науки. Всем известно, сказал Президент, что некоторые из ученых обладали высшим секретом, хотя, и это разумно, открыто не признавались в этом. Теперь пришло время, когда структуры науки и религии должны быть объединены для лучшего управления людьми. Поэтому он призвал Международную Научную Корпорацию выделить внутри себя некую отдельную группу, которая должна быть освящена церковью и называться Священным Орденом Ученых. Хранители же высшего секрета должны получить общественное содержание. Они должны полностью посвятить себя служению науке, и особенно исследованию научнейшим способом явления, связанного с поклонением Божественному Горделпасу.

Из присутствующих ученых лишь незначительное число чувствовали себя весьма неловко, зато большинство с трудом сдерживало свой восторг под маской гордого и глубокомысленного сомнения. Среди священнослужителей также наблюдались два отношения к происходящему, но в целом было ощущение того, что церковь за счет подобного соединения должна приобрести особый престиж науки. И это выражалось в первую очередь в том, что был основан орден, которому было предначертано стать доминирующей силой во всех человеческих делах до самого конца первой мировой цивилизации.

3. Материальные достижения

Если не считать мелкие локальные конфликты, легко подавляемые силами Всемирной Полиции, человеческая раса на протяжении уже почти четырех тысяч лет представляла единое социальное объединение. В течение первого из этих тысячелетий материальный прогресс был достаточно быстрым, но затем начались мелкие сбои вплоть до окончательного распада. Вся энергия человека была сконцентрирована на поддержании постоянного роста безумного уклада его цивилизации, пока, после очередных трех тысячелетий все возрастающих затрат, доступные источники энергии неожиданно не истощились. В тупике оказалась и творческая мысль, не способная справиться с этим новым кризисом. Весь социальный порядок рухнул.

Мы можем пройти мимо самых ранних стадий этой цивилизации и исследовать ее в момент, когда она оказалась на том этапе, где начали ощущаться фатальные изменения.

Материальное положение человечества в этот период изумило бы всех его предшественников, даже тех, кто полагал себя наиболее цивилизованным существом. Но для нас, Последних Людей, был лишь чрезмерный пафос и даже комизм не только в этом глубоком разрыве между материальными достижениями и цивилизацией, но и в реальной недостаточности самого хваленого материального развития по сравнению с тем, что имеется в нашем обществе.

К этому времени облик всех континентов был почти полностью искусственным. Дикие животные сохранялись в естественном состоянии во множестве природных заповедников, которыми дорожили как музеями и центрами туризма; каждый из них был по площади не менее квадратной мили. Да и разницы между промышленными и сельскохозяйственными районами больше не существовало. Все континенты были урбанизированы, – разумеется, не в виде перенаселенных промышленных городов ранней эпохи, но тем не менее урбанизированы. Промышленность и сельское хозяйство повсюду были взаимно связаны. Отчасти это было возможно благодаря высокому развитию воздушных сообщений, отчасти же благодаря не менее удивительным достижениям в архитектуре. Успехи в области искусственных материалов позволили делать постройки в виде высоких изящных конструкций, которые, поднимаясь иногда на высоту до трех миль, а иногда даже и больше, при основании, на четверть мили уходящем ниже уровня земли, могли занимать на поверхности земли площадь до четверти мили в поперечнике. По форме эти структуры были большей частью крестообразные, и на каждом этаже, в центральной части креста, имелась посадочная площадка, обеспечивавшая прямую посадку с воздуха для маломерных частных аэропланов, которые теперь стали неотъемлемой частью жизни каждого взрослого человека. Эти гигантские архитектурные колонны, предвестники еще более гигантских сооружений грядущих веков, были разбросаны по каждому континенту с различной плотностью. Очень редко их разрешалось строить на расстоянии меньшем их высоты; с другой стороны, за исключением Арктики, они редко бывали удалены друг от друга более чем на двадцать миль. Таким образом, общий облик каждой страны скорее напоминал редкий лес обрубленных древесных стволов огромной высоты. Очень часто до середины высоты эти искусственные горные пики были окружены облаками или были окутаны целиком, вплоть до нижних этажей. Обитателям верхних этажей было хорошо знакомо зрелище слепящего океана облаков, испещренного со всех сторон чрезмерно высокими рукотворными островами. Высота верхних этажей была такова, что в них следовало поддерживать не только искусственное тепло, но и искусственное давление воздуха и снабжение кислородом.

Между этими колоннами, созданными для проживания и производства, повсюду находилась земля, зеленая или коричневатая, в соответствии с сезонными переменами в сельском хозяйстве, парки и природные заповедники. Широкие сероватые магистрали для перевозки тяжелых грузов словно сети опутали все континенты, но более легкий транспорт и тот, что обслуживал пассажиров, был исключительно воздушным. Над всеми густо населенными районами воздушное пространство буквально кишело самолетами, поднимавшимися на высоту до пяти миль, а выше – гигантские воздушные лайнеры постоянно курсировали между континентами.

Предпринимательство уже в далеком прошлом принесло цивилизацию почти в каждый уголок суши. Сахара была озерным краем, занятым исключительно солнечными курортами. Арктические острова Канады, изобретательно обогретые перенаправленными тропическими течениями, стали родным домом для выносливых северян. Побережье Антарктики, размороженное точно таким же образом, постоянно заселялось теми, кто нанимался разрабатывать залежи полезных ископаемых в глубинных районах материка.

Значительная часть энергии, необходимой для поддержания всей этой цивилизации, получалась из зарытых глубоко в земле в виде каменного угля остатков доисторической растительности. Несмотря на то что после основания Всемирного Государства топливо Антарктики расходовалось очень экономно, новые месторождения нефти были исчерпаны менее чем за три столетия, и люди были вынуждены приводить в действие свои аэропланы электричеством, вырабатываемым посредством каменного угля. И скоро, к сожалению, стало очевидно, что даже необычайно богатые месторождения угля в Антарктике не будут вечными. Отсутствие нефти дало человечеству поучительный урок, заставив его прочувствовать реальность энергетической проблемы. В тот же самый момент космополитический дух, учивший рассматривать всю человеческую расу как соотечественников, постепенно также начал расширять свой взгляд и смотреть на вещи глазами будущих далеких поколений. В течение первого, и самого разумного, тысячелетия существования Всемирного Государства наблюдалась широко распространенная решимость не подвергать опасностям будущее за счет расточительной траты энергии. Поэтому существовала не только строгая экономия (первая предпринятая во всем мире крупномасштабная деловая акция), но были сделаны и попытки использовать более долговременные источники энергии. Очень широко использовался ветер. На каждом здании электроэнергию вырабатывало множество ветряков, и точно такой же вид имела каждая заметная вершина, в то время как любой более-менее значительный перепад воды принудительно направлялся через турбины. Все еще очень важным оставалось использование энергии, получаемой из вулканов и из скважин, достигавших подземного тепла. Это, как надеялись, должно было решить энергетическую проблему раз и навсегда. Но даже в этот период Всемирного Государства изобретательный гений не был тем, кем он должен бы быть, и не было найдено ни одного удовлетворительного способа получения энергии. В результате ни на одной из стадий этой цивилизации вулканические источники не сделали ничего большего, чем дополнительные разрезы на удивительно богатых угольных залежах Антарктики. В этом регионе уголь залегал на гораздо большей глубине, чем где-либо еще, потому что каким-то случайным образом внутреннее тепло Земли не было здесь достаточно сильным, как в иных местах, чтобы преобразовать внутренние пласты в графит. Другой возможный источник энергии, как было известно, существовал в океанских приливах и отливах, но использование его было запрещено, потому что это движение было по своей сути астрономическим и почиталось как священное.

Возможно, что самое величайшее достижение Первого Всемирного Государства в его самый ранний и наиболее оживленный период заключалось в профилактической медицине. Хотя биологические науки с давних пор стали производными по отношению к фундаментальным теориям, они продолжали приносить много практической пользы. Уже давно ни мужчины, ни женщины не испытывали страха ни за себя, ни за своих близких по поводу таких бедствий, как рак, туберкулез, ангина, ревматические болезни и сильные расстройства нервной системы. И больше не было неожиданных опустошающих эпидемий, вызванных микробами. Не было больше тяжелых родов, и сама принадлежность к женскому полу перестала быть источником страданий. Больше не было хронических инвалидов и пожизненных калек. Осталось лишь старение; и даже это могло быть многократно облегчено физиологическим омоложением. Устранение всех этих древних источников слабости и мучений, которые в прежние времена калечили расу и преследовали множество людей либо откровенным ужасом, либо смутным и едва осязаемым падением духа, теперь повсеместно принесло жизнерадостность и оптимизм, невозможные для прежних людей.

4. Культура Первого Всемирного Государства

Таковы были материальные достижения этой цивилизации. Даже и в половину подобного искусственно созданного, сложного и благоприятного не существовало раньше. Ранняя эпоха, разумеется, тоже ставила перед собой ряд подобных идей, но мания национализма отвращала ее от достижения необходимого экономического единства. Эта же, современная цивилизация, однако, полностью переросла национализм и потратила множество веков мирной жизни на собственную консолидацию. Но к какому концу она пришла? Ужасы нищеты и болезней были устранены, дух человека освободился от калечащей его ноши и смог отважиться на смелые предприятия. Но, к несчастью, его разум пребывал к этому времени в значительном упадке. И потому эта эпоха, еще более чем «пресловутый» девятнадцатый век, была великой эпохой сплошного самодовольства.

Каждый индивидуум представлял собой хорошо питающееся и физически здоровое человекообразное животное. И притом он был экономически независим. Его рабочий день никогда не превышал шести часов и зачастую равнялся четырем. Он пользовался значительной частью промышленной продукции и во время отпуска мог свободно путешествовать на своем самолете вокруг планеты. При удаче годам к сорока он мог обрести богатство, даже в то время; а если удача ему не улыбнулась, то все равно он мог рассчитывать на определенный достаток еще до наступления восьмидесяти, когда он мог рассчитывать еще на столетие активной жизни.

Но, несмотря на такое материальное процветание, он был рабом. Его работа и его досуг состояли из лихорадочной активности, прерываемой моментами ленивого равнодушия, которое он считал как греховным, так и неприятным. Если он не был представителем сверхпреуспевающего меньшинства, он был склонен к минутным раздумьям, слишком бесформенным, чтобы называться медитациями, и тоске, слишком слепой, чтобы ее можно было выдать за желание. Потому что он и все его современники находились во власти определенных идей, которые препятствовали им в обретении полноты человеческой жизни.

Одной из этих идей была идея прогресса. Для отдельного человека предназначение, возложенное на него религиозным учением, заключалось в постоянном достижении новых успехов в аэронавтике, сексуальной свободе и богатстве. Для общества в целом идеалом тоже был прогресс, и прогресс именно того же невежественного свойства. Еще более замечательная и широко развитая авиация, еще более многочисленные открытые сексуальные связи, еще более расширенное производство и потребление должны были еще больше приводиться в соответствие с еще более усложненной в своей организации социальной системой. Поэтому за последние три тысячи лет установился прогресс именно такого грубого сорта, но этот факт являлся скорее источником гордости, чем сожаления. Он подразумевал, что цель была уже в основном почти достигнута, то есть создано то совершенство, которое должно оправдать высвобождение секрета божественной силы и торжественное открытие эры несравненно более могущественной активности.

Потому что общераспространенная идея, буквально подавляющая человечество, заключалась в фанатичной вере в движение. Горделпас, Первичный Двигатель, требовал от человеческих существ, каждое из которых считалось его земным олицетворением, быстрой и сложной активности, и таким образом перспектива личной жизни каждого индивидуума зависела от выполнения этого обязательства. Странно, но хотя наука давным-давно разрушила веру в бессмертие как неотъемлемый символ человека, выросла дополнительная вера в факт, что те, кто включился в активную деятельность, были навечно сохранены, неким особым чудом, в постоянно движущемся духе Горделпаса. Поэтому с детских лет до самой смерти поведение личности было определено обязанностью развивать как можно большую деятельность, посредством ли собственных мышц или путем управления силами природы. В экономической иерархии заслуживали уважения три профессии, почитаемые почти так же, как Священный Орден Ученых, а именно полеты, танцы и атлетика. Каждый практиковался в этих трех областях до определенного уровня, потому что они были определены религией, но профессиональные летчики и инженеры-аэронавты, профессиональные танцоры и атлеты составляли привилегированный класс.

По нескольким причинам особой чести были удостоены полеты. Они имели чрезвычайно важное практическое значение как средство связи, и как самое быстрое средство передвижения они учреждали высшую форму поклонения. Случайное совпадение, что форма самолета совпадала с основным символом древнего христианства, добавило полетам дополнительный мистический смысл. Потому что, хотя дух христианства и был утерян, многие его символы сохранились в новой вере. Более важной причиной преобладания полетов было то, что, поскольку военные действия давно ушли в прошлое, авиация, как естественный вид опасности, стала главным способом выхода природной склонности к риску современного человекообразного животного. Молодые мужчины и женщины с готовностью рисковали своими жизнями во имя Горделпаса и их собственного спасения, в то время как их старшие наставники получали косвенное удовлетворение в этом бесконечном празднике молодой удали. Разумеется, если не считать острых ощущений от занятий благочестивым воздушным пилотажем, то было невероятно, что человечество так долго сохраняет взаимный мир и свое единство. В каждом религиозном центре во время часто повторяющихся Дней Священных Полетов выполнялись традиционные коллективные и индивидуальные полеты. Когда такое случалось, то все небо бывало разукрашено замысловатыми узорами из тысяч самолетов, кружащихся, кувыркающихся, парящих, ныряющих в безупречном порядке и на разной высоте; танец, совершавшийся на одном уровне, с большим искусством дополнял танцы, совершавшиеся в это же время на других. Казалось, будто произвольные внутренние переливы направлений огромных стай травников и чернозобиков обретали тысячекратную сложность и были подчинены единой непрерывно развивающейся теме танца. Затем, совсем неожиданно, все разлеталось на куски у самого горизонта, оставляя небо свободным для квартетов, дуэтов и соло самых блистательных, посвятивших себя полетам звезд. Обычно и ночью множество самолетов, снабженных цветными огнями, описывали в самом зените непрерывно меняющиеся символические огненные рисунки. Кроме вот таких воздушных танцев на протяжении восьми сотен лет существовал еще и обычай время от времени отражать в плотном потоке самолетов, растянувшихся почти на шесть тысяч миль, священные строки Горделпаса, чтобы это великое достояние могло быть увидено на других планетах.

В жизни каждого отдельного человека полеты играли весьма существенную роль. Сразу после рождения он попадал в руки жрицы полетов и падал, привязанный к парашюту, чтобы затем быть ловко пойманным на крыло самолета его отца. Подобный ритуал служил заменой методам по предотвращению беременности (запрещенных, как идущих вразрез с культом божественной энергии): поскольку к тому времени у многих младенцев совершенно атрофировался древний эффект спазматических конвульсий, большинство новорожденных падали спокойно, но вдребезги разбивались об отцовские крылья. В юношеском возрасте каждый человек (мужчина или женщина) первый раз в жизни брался за штурвал самолета, и с тех пор вся его жизнь оказывалась пронизанной суровыми воздухоплавательными упражнениями. Начиная со среднего возраста, то есть лет со ста, когда он уже не мог рассчитывать подняться на очередную ступень в иерархии людей, занятых активными полетами, он продолжал ежедневно летать с чисто практическими целями.

Две другие формы традиционной активности, то есть танцы и атлетика, вряд ли были менее важными. Да и они не были совсем привязаны к земле. Потому что определенные церемонии торжественно отмечались танцами на крыльях поднявшегося в воздух самолета.

Танцы ассоциировались главным образом с негритянской расой, занимавшей в это время весьма своеобразное положение в мире. Фактически огромные различия в цвете кожи среди человечества в этот период начинали ослабевать. Разросшиеся связи между отдельными районами заставили так перемешаться черные, коричневые, желтые и белые породы людей, что буквально повсюду было неразличимое по расовому признаку большинство. Нигде не было сколько-нибудь значительного количества людей определенной расы. Но каждый древний тип допускал возможность и теперь, и впоследствии неожиданного проявления в отдельных индивидуумах, особенно на территориях давнего обитания. С такими «откатами» обычно поступали особыми и исторически уместными способами. Так, например, в случае проявления ярко выраженной негритянской породы доверялось исполнение большинства священных танцев.

На заре цивилизации в дни национальных праздников потомки эмансипированных африканских рабов весьма заметно влияли на эстетическую и религиозную стороны жизни белого населения Северной Америки и насаждали культ негритянского танца, который сохранялся до самого конца существования Первых Людей. Отчасти это было благодаря сексуальному и достаточно примитивному характеру негритянских танцев, весьма необходимых нации, обложенной сексуальными запретами. Но это имело еще и более глубокие истоки. Американская нация приобрела своих рабов путем захвата и долгое время продолжала надменно обращаться с их потомками. Позже она скомпенсировала свою вину культом негритянского духа. Таким образом, когда американская культура распространилась по всей планете, чистокровные негры стали священной кастой. Лишенные многих гражданских прав, они считались ближайшими слугами Горделпаса. Они были и священными, и отверженными одновременно. Такая двойственная роль выражалась в крайне нелепом ритуале, проводившемся раз в год в каждом из огромных национальных парков. Белая женщина и негр, оба специально отобранные, чтобы показать свое мастерство в танце, исполняли долгий и символический балет, кульминацией которого был ритуальный акт сексуального насилия, совершавшийся на виду у всех зрителей. Когда действие заканчивалось, негр ножом убивал свою жертву и убегал через лес, преследуемый ликующей толпой. Если он достигал убежища, то становился особо священным объектом на всю оставшуюся жизнь. Но если его ловили, то разрывали на куски или обливали легко воспламеняющимся горючим веществом и сжигали. В то время предрассудки Первых Людей были таковы, что участники обряда весьма редко сопротивлялись этому действию, потому что существовало твердое убеждение, что обоим обеспечена бесконечная жизнь в Горделпасе. В Америке подобное Священное Линчевание было наиболее популярным из всех праздников, потому что оно было сексуальным и кровавым и предоставляло небывалое наслаждение для тех масс, чья сексуальная жизнь была ограниченной и тайной. В Индии и в Африке насильник всегда был «англичанин», когда такое редчайшее существо удавалось схватить. В Китае же был изменен весь характер этого обряда, потому что насилие заменил поцелуй, а убийство состояло в прикосновении веера.