Убойное лето
У Прокофьева зазвонил телефон, это подъехал Савелий Ярыгин.
Вельяминова жила в четырехкомнатной квартире, роскошный ремонт и обстановка, два санузла, и везде порядок, близкий к идеальному.
– И что мы здесь ищем? – осматривая спальню, спросил Ярыгин.
Мощный он парень, на вид задиристый и разбитной, но на поверку сама сдержанность и продуманность. Правда, мог и сорваться, особенно если имел дело с явными представителями криминального мира. Бандиты Карамболя Савелия побаивались, обходили стороной. А темных дел хватало. Карамболь старался не светиться, подпольным бизнесом напрямую не занимался, но наркота по городу гуляла не без его участия, а проституция, нелегальный игорный бизнес – там дилеры, сутенеры, у многих из них стволы и отбитые мозги. К тому же у Карамболя личная охрана, а в ней цепные псы, в основном двуногие, что им скажут, то и сделают.
– Ну, труп здесь мы точно не найдем, – пожал плечами Прокофьев.
В квартире Вельяминовой также был установлен домофон с камерой, выходящей на лестничную площадку. И срабатывать на запись видеокамера должна была при малейшем движении в зоне ее действия. Но, как оказалось, не срабатывала. Изображение на монитор поступало исправно, однако записывающий блок отказывался его фиксировать. Возможно, домофон повредили умышленно.
Прокофьев не поленился, спустился вниз. Консьержка так и не появилась, а видеокамера над подъездом его разочаровала. Хорошая видеокамера, но установлена высоко, и объектив почему-то направлен был не на пятачок перед входом, а на стоянку с машинами на ней. Возможно, кто-то из жителей дома таким образом обезопасил свой автомобиль. Чтобы обмануть камеру, достаточно было зайти в подъезд по отмостке вокруг дома, и делали так многие, не только преступники. Кто-то просто сокращал таким образом путь к своему подъезду.
Прокофьев вернулся в квартиру Вельяминовой, и Ярыгин его огорошил.
– Егор Ильич! – бодро улыбнулся он, разжимая ладонь.
В ней уже в пленке лежал самодельный «жучок» – микрофон, транзистор, катушка, резисторы и конденсатор на крошечной плате в комплекте с мизинчиковой батарейкой.
– Под кроватью нашел! Еле снял, хорошо было закреплено.
– Не надо было снимать, – покачал головой Прокофьев.
– Да я осторожно, если пальчики были, там и остались, – не очень уверенно проговорил Ярыгин. – Да и к батарейке я не прикасался. В целлофан вот все как положено запаковал.
– Странно все это, очень странно. Отмычка, химия от собак, теперь вот «жучок». И камера на запись не работает.
– Неужели все-таки подстава?
– И Сарычева здесь видели. Был он в гостях у Вельяминовой. И на камеру домофона смотрел с умыслом.
– И мотив у него был. Подставить Вельяминова.
– В том-то и дело. Значит так, эксперта сюда, пусть пальчики снимут. А потом еще раз квартиру обыскать. Ну и с микросхемы пальчики, само собой, снять… А я пока к Сарычеву съезжу, – решил Прокофьев.
– Ну так и я поеду. Вдруг у него ствол!
Прокофьев кивнул. Очень многое указывало на Сарычева, и орудие убийства могло находиться у него, как бы он отстреливаться не стал. Надо бы взять с собой Ярыгина, а радиомикрофон доставить в отдел по пути к Сарычеву, снять с него отпечатки пальцев, если это возможно, идентифицировать пальчики, а затем отправить эксперта и кого-нибудь из оперов на квартиру к Вельяминовой.
Так Прокофьев и поступил. Но «пальчики» с «жучка» снять не удалось – за их отсутствием. А жаль, хотелось бы предъявить Сарычеву заключение экспертизы, но нет, пришлось ехать с пустыми руками и предположениями.
Сарычев жил на окраине города, в новом квартале, где количество недостроенных домов превышало число уже готовых. И справа от Сарычева незаконченная новостройка, и слева, это позволяло ему тайком покидать свой дом и уходить от наблюдения. Одна сторона его улицы выходила в чистое поле, за ней лес. В начале улицы находилась площадка для мусорных контейнеров, два года назад Сарычев избавился там от одежды, в которой грабил банк, а Прокофьев ее нашел. И этим прижал его к стенке. Но сейчас, увы, Егор Ильич не располагал уликами против него. И в мусорные баки заглядывать бесполезно. Сарычев не идиот, чтобы повторить грубую ошибку. Тем не менее в мусорные баки Прокофьев заглянул, но ничего похожего на пакет с одеждой не нашел.
Осмотр мусорных баков не занял много времени, но все же Прокофьев чуть не опоздал. Сарычев собирался уезжать, когда они с Ярыгиным прибыли к его месту жительства, перехватили Аркадия в воротах дома. В позапрошлом году дело было иначе. Сарычев не уезжал, а, напротив, возвращался домой, Прокофьев и Ярыгин зашли во двор и приперли его к стенке. Тогда Сарычев упрямиться не стал, признал свою вину и без возражений позволил надеть на себя наручники. Но тогда против него имелись весьма серьезные улики.
Прокофьев перегородил выезд, и раздраженный Сарычев вышел из своего внедорожника.
– Ну что вам еще? – скривился он, глядя на Прокофьева.
Брутальной он внешности мужик, довольно-таки высокий, плотный, массивные надбровья, тяжелый взгляд маленьких глаз, крепкий, с горбинкой нос, чугунный подбородок. Черты лица грубые, но внешность неотталкивающая. Солнцезащитные очки очень ему шли. Белая сорочка, заправленная в зауженные брюки, лакированные туфли блестят на солнце. Лицо свежее, загорелое, ни ссадин, ни порезов.
– Как поживаем, Аркадий Васильевич?
– Да вашими молитвами хреново. Отмечаться вот еду.
Сарычев заставил себя подобреть, даже снял очки, чтобы Прокофьев мог видеть его глаза. Условно-досрочное освобождение у него, нельзя ему дерзить представителям закона, а то можно и обратно по этапу отправиться.
– А вчера не отметились? – спросил Прокофьев.
– О чем это ты, начальник?
– На базе отдыха «Вереск».
– Вчера?
– А когда?
– Ну бывал я там. В прошлой жизни…
– С кем бывал?
– С женой.
– С чьей женой?
– Не понял!
– Вы же не станете отрицать, что знакомы с женой Вельяминова.
– С Людмилой?
Жена Сарычева незаметно подошла к машине.
– Что-то случилось? – спросила она, и с тревогой, и с надеждой глядя на Прокофьева.
И не хотела она терять Сарычева, но в то же время совсем не прочь была избавиться от него и вернуться к спокойной комфортной жизни с Вельяминовым. Красивая она женщина, с изюминкой, не зря Вельяминов потерял от нее голову.
– Да вот господа полицейские в нашу постель с ногами залезли, – ухмыльнулся Сарычев.
– Что ты такое говоришь? – Лариса с укором глянула на него.
– А то и говорю, что постель у нас большая: ты, я, Вильям… Его жена.
Ярыгин фыркнул, с презрением глядя на Сарычева, не мужик он, если грязное белье на глазах у жены выкладывает.
– С ума сошел? – Лариса чуть ли не умоляюще посмотрел на Прокофьева, призывая его не верить сумасшедшему мужу.
Но Егор и так не верил. В сумасшествие Сарычева. Возможно, гнилая суть нарочно выставлялась напоказ. За одно только скотское отношение к жене ведь не сажают. А ни в чем другом Сарычев не виноват. У него же все на виду, что было, то и говорит. А если не сказал, то ничего и не было. Именно так и следовало его понимать.
– Мы с Людкой, правда, по отдельности, – с ухмылкой сказал тот.
– Что по отдельности?
– Трахнул я ее по отдельности!
– Что?! – изменилась в лице Сарычева.
– Ну тебе же можно, почему мне нельзя?
– Лариса Ивановна, вы бы шли в дом, зачем вам слушать эти гадости… – сказал Прокофьев.
– Гадости, – глядя на мужа, согласилась женщина.
– Соберите на всякий случай вещи в дорогу, – усмехнулся Ярыгин.
– В какую дорогу? – встрепенулась Лариса.
– В дальнюю. Дальняя дорога, казенный дом.
– Это что, из-за Людки?! – У Сарычева вытянулось лицо.
– Лариса Ивановна, идите. – Прокофьев показал в сторону дома. – Смену белья приготовьте, спортивный костюм, зубную щетку, почтовые конверты.
– Ну, хорошо, – со слезами на глазах кивнула женщина и скрылась за машиной.
– Это у вас шутки такие? – спросил Сарычев.
– Где вы находились сегодня ночью?
– А вы что, за мной не следите?
– Вы не ответили на вопрос.
– Значит, не следите, – усмехнулся Сарычев. – Дома я ночью был, жена подтвердит. Я ей всю ночь спать не давал. И дети слышали…
– Что слышали?
– Сложный период у меня, начальник. Нажраться могу. Вчера вот не сдержался… У меня, согласно приговору суда, трезвый образ не прописан! И гулять можно всю ночь.
– Выпивали где?
– Да где… Сидел в машине и пил. Тоска вдруг накатила.
– Когда приехали домой?
– В районе одиннадцати… В начале двенадцатого… У меня видео, можно глянуть. – Сарычев кивком указал на панорамную камеру, установленную на фонарном столбе. – За свой счет, между прочим, ставил!
– А деньги откуда?
– Вельяминов одолжил. Не веришь, спроси.
– И часто он вам одалживает?
– Часто. Как потребуется, так и одалживает.
– Ему это не нравится.
– От радости он, честно сказать, не пищит, – усмехнулся Сарычев.
– Не пищит, но деньги дает. Для этого ты его и подставил, – перешел на «ты» Прокофьев.
– И как это я его подставил?
– Убил его жену, а ему подбросил орудие убийства.
– То деньги у меня ищите, то орудие… Какое такое орудие? – всколыхнулся Сарычев.
Прокофьев смотрел ему в глаза так, будто пытался прочесть в них, притворяется Сарычев, что ничего не понимает, или нет. Но глаза выдавали только тревогу и удивление и ничего больше.
– Орудие убийства.
– Что-то я не догоняю, я уже убил жену Вильяма или только собирался?
– Вы убили его жену? – спросил Ярыгин.
– Так, постойте! Давайте вы не будете путать меня! – Сарычев выставил перед собой руки, будто собирался хлопнуть в ладоши. – Что с Людмилой?
– А ты не знаешь?
– Или вы сейчас мне обо всем расскажете, или я отказываюсь от разговора.
– Убили Людмилу.
– Так! – Сарычев сделал над собой усилие, призывая на помощь всю свою выдержку и самообладание.
Но в его положении такое поведение казалось вполне естественным. Его фактически уже обвинили в убийстве, он просто был обязан собраться с мыслями и дать правильный ответ. А по поводу чьей-то гибели он не сокрушался. Такой уж он человек, личное благополучие для него гораздо важней чьей-то жизни.
– Людмилу Вельяминову убили?
– Вельяминову.
– Когда?
– Вчера. В районе девяти-десяти вечера.
– А при чем здесь база отдыха «Вереск»? – тщательно взвешивая каждое слово, спросил Сарычев.
– Там Вельяминову и убили. База недалеко от города, до вашего дома минут сорок езды. – Прокофьев снова вернулся к официальному тону. – Как раз в начале двенадцатого вы и приехали. – Он выразительно глянул на камеру, которая сейчас наблюдала за ними.
– Значит, я убил?
– Вы знали Людмилу Вельяминову?
– Более того, я спал с ней, – кивнул Сарычев.
– Когда вы виделись с ней в последний раз?
– Сегодня у нас что, пятница?..
– Двадцать шестое июня, – кивнул Ярыгин.
– В последний раз я был с нею в понедельник. Все, больше я ее не видел.
– И вчера на базе отдыха «Вереск» вас не было?
– Кто-то меня там видел? – резко спросил Сарычев.
– Вы знаете, кто здесь задает вопросы.
– Не видели меня там! И не могли видеть!.. Я там не был!..
– Вам знаком этот предмет? – Прокофьев вынул из кармана смартфон и вывел на экран снимок «жучка», обнаруженного в квартире Вельяминовой.
– «Пальчики» сняли? – усмехнулся Сарычев.
– Допустим.
– Не было там «пальчиков», я тщательно все протер.
– Ваша работа?
– И я бы никогда вам в этом не признался. Если бы Людмилу не убили… Это слишком серьезно, да?
– Зачем вы установили прослушивающее устройство?
– И не одно, там еще на кухне стоит, под столом, так сразу не найти…
– И все-таки, зачем?
– Зачем… Если скажу, не поверите. – Сарычев хлопнул себя по карману, вынул пачку сигарету. – Вильяма она хотела заказать.
Прокофьев уловил фальшь и в словах Сарычева, и в его поведении. Разволновался Аркадий, и это чувствовалось. Слишком уж большой кусок он ставил на кон, как бы не подавиться.
– Так хотела или заказала?
– Ситуацию пробивала, типа, и ей выгодно, если Вильям умрет, и я свои проблемы решу. На деньги намекала… Я сразу ей сказал, что на меня рассчитывать не надо… Не веришь мне, подполковник? – Сарычев смотрел Прокофьеву прямо в глаза.
– А если я ввел вас в заблуждение? Если Вельяминова жива, а вы ее сейчас оговариваете?
– Жива?.. – с обидой спросил Сарычев и сощурился. – А мне бояться нечего! Что было, то и сказал.
– Значит, Вельяминова заказала вам своего мужа?
– Скажем так, наводила мосты.
– А «жучки» зачем?
– Да затем… Я отказался, а кто-то согласился.
– Кто согласился?
– Я не знаю, но кто-то ей позвонил, она обрадовалась. И мне дала понять, что в моих услугах больше не нуждается. А я понял, что кто-то другой должен решить этот вопрос.
– Кто именно?
– Не знаю, но хотел узнать. А у меня «жучки» дома среди хлама завалялись, я когда-то электроникой увлекался, на всякий случай поставил…
– Зачем?
– А затем, что глупая она баба, эта Людмила Вельяминова. А хотела казаться слишком умной. Вот я и подумал, вдруг Вильяма убьют, а меня подставят. Мотив у меня есть? Есть! Что еще надо?!
– Ну и что, выявили заговор?
– Не знаю, может, и было что-то, но я же не мог все время с помощью «жучков» прослушку вести, они всего на сто метров бьют, это круглые сутки возле дома стоять надо. Но какое-то время стоял.
– А в полицию обратиться не пробовали?
– А вы мне верите?
– Сейчас нет, – честно признался Прокофьев. – Потому что Людмила Вельяминова действительно мертва. И убить ее могли вы.
– А мотив?
– Подставить Вельяминова.
– Я его подставил?
– Вельяминов задержан по подозрению в убийстве, – кивнул Ярыгин.
– Так, может, он и убил… Может быть, Людмила его все-таки заказала, а он узнал.
– Гражданин Сарычев, где вы находились вчера в промежутке времени между двадцатью одним и двадцатью двумя? – строгим, официальным тоном спросил Прокофьев.
– Я же говорю, сидел в машине и выпивал. Тоска заела.
– Боюсь, что вам придется проехать с нами. – Прокофьев кивком указал на свою машину.
Сарычев признался во многом, и свою связь с Вельяминовой отрицать не стал, и от «жучков» не открещивался, а все-таки Прокофьев ему не верил. Мутный он тип, этот Сарычев, хитрый, увертливый. Он утверждал, что грабить банк его заставили, посадили за руль, велели ехать. А тот же Карамболь не так давно намекнул, что Сарычев мог организовать нападение на инкассаторов. И еще Сарычев утверждал, что не брал деньги, а недавние события показали обратное. Искал он деньги, искал. Из двух им же потерянных сумок к нему вернулась только одна, но ведь деньги он брал! И сейчас он мог врать.
Возможно, Вельяминова действительно заказала своего мужа Сарычеву, но ведь он мог и согласиться. А квартиру на прослушку он поставил из соображений безопасности: вдруг Вельяминова втягивает его в какую-то западню? Возможно, с помощью «жучков» он и узнал что-то такое, из-за чего и приехал вчера к Вельяминовой. И убил ее, хотя должен был застрелить мужа.
Разбираться надо, выяснять, в чем тут дело. Обыск в доме у Сарычева провести, одежду его осмотреть, соскобы с рук взять, машину обследовать. А его самого в камеру, нечего с ним церемониться.
Глава 3
Тихо в квартире, часы с ходиками мило тикают, приятная прохлада после жарких страстей, кровать мягкая, уютная. И сама Виктория просто прелесть: и красивая, и нежная, тело Егора не знает с ней покоя.
Только вот нет полного спокойствия на душе. Прокофьев лежал на спине, до пояса накрытый простыней, и с грустью смотрел в потолок. Сегодня утром Марина чуть не заплакала, провожая его на службу, как будто знала, что у него появилась любимая женщина. Сколько лет Егор хранил верность нелюбимой жене, и вдруг прорвало. Марина это чувствует, но сцен не устраивает, просто смотрит на него глазами преданной собаки. Она преданна, а ее предали…
Вика вышла из ванной, Прокофьев услышал, как на кухне открылся холодильник. А вскоре появилась и Вика в банном халате, волосы мокрые, но уже расчесанные. Она поставила на тумбочку две бутылки с пивом, взяла пульт и выключила кондиционер. Прокофьев смотрел на нее, думая о Марине. Может, и не любил он свою жену, но уважал. Да и не так уж плоха Марина. Не такая уж красивая, черты лица не очень-то милые и нежные, тело тяжеловатое, походка неуклюжая, но есть в ней и достоинства.
– Что-то не так? – почувствовав настроение Егора, спросила Вика.
– Да вот думаю…
– О жене?
– Почему о жене?
– Мы же с тобой договорились, никаких обязательств. Я свою жизнь менять не хочу и замуж за тебя не собираюсь.
Прокофьев качнул головой. Не верил он ей. Вика хотела замуж, просто разочаровалась в своих ожиданиях. Он наводил справки, были у нее мужчины, за кого она собиралась замуж. Но не судьба. С одним мужчиной она жила несколько лет, но не сложилось. Возможно, потому что завести детей у них не получалось. Ни с кем не получилось.
И Вельяминов мог уйти от жены, потому что в семье не было детей.
– Вчера ночью погибла женщина, тоже вот так, вышла из душа в банном халате. И кто-то в нее выстрелил… Возможно, Сарычев.
– Сарычев? – задумалась, вспоминая Вика. – Что-то знакомое… Ах да, миллионы рублей в инкассаторской сумке… И кого он убил?
Она села на стул перед трюмо, взяла фен, но включать не торопилась.
– Может, и убил, – погружаясь в размышления, кивнул Прокофьев.
Вика глянула на него, мило улыбнулась и включила фен. Как будто знала, что шум от прибора не сможет нарушить ход его мысли.
Обыск в доме Сарычева ничего не дал, осмотр машины тоже, и на одежде не было следов крови, пороховых газов. Где находился подозреваемый в момент убийства, установить не удалось, а к месту преступления привязать его не получилось. Не было Сарычева на базе отдыха, ни одна камера его не зафиксировала, и не регистрировался он нигде. Никаких улик против него, известно лишь то, что он знаком с Вельяминовой, установил в ее квартире «жучки» и что у него отсутствует алиби, но этого явно недостаточно, чтобы осудить.
– А может, и кто-то другой, – все так же в раздумье проговорил Прокофьев.
Только тогда он заметил, что фен не работает и Вика расчесывает уже сухие волосы.
– Кто? – рассеянно, думая о чем-то своем, спросила женщина.
– А если Сарычев не врет? – спросил Прокофьев, обращаясь к себе.
– Может, врет, может, не врет, – сказала Вика – лишь бы что-то сказать.
– Его действительно могли подставить под убийство. Вельяминов спал с его женой, Сарычев мог его за это наказать. Чем не мотив для убийства?
– Пиво, наверное, уже теплое.
– Могли подставить Сарычева, а подставили Вельяминова. Может, Сарычев подставил, а может, кто-то другой.
А подставить Сарычева мог кто-нибудь из любовников Вельяминовой. Возможно, она их для того и заводила, чтобы решить проблему с мужем. Прокофьев усмехнулся. Поздно уже – и мозг засыпает, и мысли еле ворочаются, отсюда и бредовость суждений.
– Пиво, говоришь?
Пиво действительно утратило ледяную свежесть, но бутылочку Егор осушил с превеликим удовольствием. И вспомнил утренний разговор с гражданкой Листьевой. Она говорила о любовниках Вельяминовой в общем, но двоих она видела в лицо, Сарычева недавно, а кого-то еще в мае. Или даже в апреле. А видео с ее домофона так и не скопировали. Прокофьев собирался поставить эксперту задачу, но, видимо, запамятовал. Или даже не придал значения: слишком уж увлекся Сарычевым. А надо бы глянуть на человека, которого засекла камера Листьевой. И чем скорее, тем лучше.
Прокофьев глянул на часы, половина двенадцатого, Листьева наверняка уже спит. И домофон ее работает на запись только в том случае, если нажимают на клавишу звонка. Запись может храниться и месяц, и два, и даже год – в зависимости от интенсивности пользования звонком. Если так, то за ночь ничего не случится. А если запись уже стерта, то и метаться поздно.
Но вылезать из теплой постели все же пришлось. Не мог Егор остаться на ночь у любовницы, семья у него, жена, дети. Он, может, и предатель, но не свинья.
Марина встретила его, как будто он вернулся со службы, прижалась, поцеловала, не ожидая взаимности. Накормила, уложила спать, а утром приготовила завтрак. А на прощание спросила:
– Когда тебя ждать?
Некрасивая она, но вовсе не отталкивающая. Домашняя, уютная, теплая. И в руках у нее все горит, дома образцовый порядок, дети ухожены, Марина следит за ними строго – Светлана фигурным катанием занимается, в музыкальную школу записана, Платон увлекается вольной борьбой, а еще мать развивает в нем любовь к рисованию. Егор, конечно, тоже принимал участие в воспитании детей, но у него постоянно дела. У детей каникулы, они еще спят, а он уже несется к Листьевой, нужно ее перехватить, пока не ушла на работу. Обычно он только рад был поскорее убраться из дома, а сегодня вдруг захотелось остаться.
– Я постараюсь пораньше, – сказал он.
И у него даже возникло желание поцеловать жену на прощание. Не чмокнуть в щечку, как обычно, а именно поцеловать. Но вспомнив о Вике, он сдержал в себе непрошеный порыв. Сначала нужно с любовницей завязать, а затем уже с нежностями к жене лезть.
Существовал еще и другой, возможно, более честный вариант: развестись с Мариной и жениться на Вике, но Прокофьев его не рассматривал. Но подумал о нем уже в машине, на пути к Первомайской улице.
Он успел вовремя, Листьева еще только собиралась на работу. Более того, ему очень повезло, изображение мужчины, о котором она говорила, сохранилось. Изображение можно было перегнать с одного носителя информации на другой, но Прокофьев всего лишь сделал с него фотографию. И без того плохое качество изображения ухудшилось, но его это не смутило. Дело в том, что он узнал человека. Сам когда-то принимал участие в задержании Рената Бешерова из бригады Ханчика. И самого Ханчика брал, но уже позже.
В девяностых – начале нулевых город крепко держала банда Рахата, за мокрые дела в его системе отвечали Головастик и Ханчик. Рахата убили, власть подобрал Карамболь, а Головастик и Ханчик сбежали в Москву, там они занялись заказными убийствами. И в Чугуй они наведывались, Карамболь их приглашал, понятно зачем. Но веревочка вилась недолго, Головастика застрелили при задержании, Ханчик скрылся в родном городе, Егор тогда сделал все возможное и даже невозможное, чтобы отправить бандита на нары. Тогда же появилась возможность закрыть и Карамболя, но Ханчик до суда не дожил, убили его.
Когда принимали Бешерова, Рахат был еще жив, а Карамболь ошивался на вторых ролях. А приняли его за убийство, доказательств хватало, адвокаты не нашли средств против них, даже суд не решился оправдать преступника, но Бешерова осудили всего на двенадцать лет, отмотал, правда, от звонка до звонка. Два года уже прошло, как освободился. До сих пор не светился.
Прокофьев поблагодарил женщину за содействие, подмигнул Даше и ушел. Он думал, где искать Бешерова, но столкнулся с ним у лифта. Мужчина собирался нажать на клавишу звонка в тридцать четвертую квартиру.
Бешеров сильно изменился, из безусого паренька с «молочными» щеками превратился в матерого мужика неслабой комплекции. Дубленая кожа лица, синюшный после бритья подбородок с багровым рубцом на месте ямочки. Но при этом смотрелся Бешеров очень даже неплохо, подтянутый, ухоженный, одет не дорого, но со вкусом. Стильный блейзер и сидел на нем как надо и молодил его как минимум на пару лет. Только вот одеколон его подвел, аромат протухшего гладиолуса заставил Прокофьева поморщиться.
Изменился Бешеров, не узнать, но Егор думал о нем, поэтому в момент идентифицировал его.
– Ренат?
– Лейтенант?! – удивился мужчина, не зная, радоваться ли этой встрече или горевать.
– Подполковник.
– Ну да, время идет… – Бешеров нажал на клавишу звонка.
– Нет Людмилы, – сказал Прокофьев.
– Как нет? – Ренат глянул на него удивленно и с подозрением.
Похоже, он не знал о смерти Вельяминовой. Или только вид делал. Может, он уже не первый раз к ней в дверь стучится, чтобы на него обратили внимание. Говорят, весь мир – театр…
– А так и нет.
– А ты что, тоже к ней?
– Ты с какой целью интересуешься? – спросил Прокофьев.
Экспертиза не выявила посторонних отпечатков пальцев в квартире Вельяминовой. Нашлось только несколько отпечатков, принадлежавших Вельяминовой. И один – Сарычеву. Все-таки наследил он. Но так он и не отрицал своего, что бывал у нее. Да и Бешеров не скрывал своего знакомства с погибшей.
– Не понял!
– Любовь, реклама, маркетинг?
– Ну, любовь… А что такое? – Ренат расправил плечи и оправил пиджак, давая понять, что достоин даже самой красивой женщины.