Ветер чужого мира
Вебстер вновь попробовал встать и замер. Чтобы сделать несколько коротких шагов до будки, нужно преодолеть даже не страх, а невыразимый, всепоглощающий ужас. Если он не выдержит, то побежит, ища спасения от чужих глаз, от непривычных звуков, от мучительной близости незнакомых лиц.
Он рухнул в кресло.
По залу разнесся пронзительный женский голос, и Вебстер сжался в комок. До чего же страшно! Скорей бы вернулся Дженкинс.
В окно подул первый весенний ветерок, намекая на тающие снега, на лопающиеся почки и распускающиеся цветы, на летящие в небесной синеве к северу клинья водоплавающих птиц, на плеск в заводях охотящейся на мошек форели.
Вебстер оторвал взгляд от лежащей перед ним на столе кипы бумаг, вдохнул наполнившую кабинет свежесть, ощутил щекой ее прохладное прикосновение. Потянулся к бокалу, обнаружил, что в нем нет бренди, и поставил обратно.
Он снова склонился над бумагами, взял карандаш и зачеркнул слово.
После чего внимательно перечитал заключительные абзацы.
Тот факт, что из двухсот пятидесяти человек, приглашенных мною для обсуждения совсем не заурядных вопросов, прибыть смогли лишь трое, не является бесспорным доказательством того, что все, кроме этих троих, больны агорафобией. Возможно, некоторые отказались от визита по другим, вполне разумным соображениям. И тем не менее цифра указывает на то, что люди, живущие на Земле в условиях, создавшихся после исчезновения городов, все неохотнее покидают обжитые места. Крепнет инстинкт, заставляющий человека оставаться в окружении привычных видов, среди собственных владений, которые разум прочно ассоциирует с безопасностью, со спокойной, благополучной жизнью.
Невозможно дать точный прогноз, к чему приведет эта тенденция, поскольку она затрагивает лишь малую часть населения Земли. В больших семьях дело обстоит иначе – экономическое давление вынуждает молодежь переселяться на другие территории или на другие планеты. Кто-то скитается по космосу в поисках приключений и возможностей, а кто-то посвящает себя профессии, не совместимой с оседлой жизнью.
Вебстер перевернул страницу, чтобы написать последний абзац.
Хорошая получилась работа, сказал он себе, но опубликована она не будет. Во всяком случае, пока. Может, увидит свет после его смерти. Насколько ему известно, еще никто не обнаружил эту тенденцию; то, что люди сидят как прикованные на земельных участках, считается вполне нормальным. Да и с чего бы людям покидать свои жилища?
Я усматриваю определенную опасность в том, что…
Возле локтя забормотало устройство телесвязи, и Вебстер перекинул рычажок.
Свет померк, хозяин кабинета оказался лицом к лицу с человеком, сидевшим за столом – такое впечатление, что не за собственным, а через стол от Вебстера. «Гость» был сед, за толстыми стеклами очков – грустные глаза, повидавшие горе и смерть. На Вебстера эти глаза смотрели сочувственно.
Тот несколько мгновений глядел в ответ; в мозгу пробуждались воспоминания.
– Неужели…
Человек напротив невесело улыбнулся.
– Я изменился, – сказал он. – Вы тоже. Моя фамилия Клэйборн. Помните? Марсианская медицинская комиссия…
– Клэйборн! Я же так часто вас вспоминал! Вы остались на Марсе.
Клэйборн кивнул:
– Доктор, я прочел вашу книгу. Это серьезный вклад в науку. Жалею, что сам ничего не написал, – сколько раз подмывало начать, но так и не нашлось времени. Вы проделали отличную работу, особенно в том, что касается мозга.
– Марсианского мозга, – уточнил Вебстер. – Он меня всегда интриговал. Некоторые его особенности. Боюсь, что в те пять лет я слишком увлекался сбором материала. В ущерб основной работе.
– Вы потрудились не зря, – возразил Клэйборн. – Собственно, я поэтому и обращаюсь к вам. У меня сложный пациент, требуется операция на мозге. Никто, кроме вас, не справится.
Вебстер ахнул, у него затряслись руки.
– Вы привезете его сюда?
Клэйборн отрицательно покачал головой:
– Он нетранспортабелен. Кажется, вы знакомы с ним. Джувейн, философ.
– Джувейн… – повторил Вебстер. – Один из лучших моих друзей. Не далее как пару дней назад мы с ним разговаривали.
– Внезапный приступ, – пояснил Клэйборн. – Джувейн попросил, чтобы позвали вас.
Вебстер молчал; невесть откуда взявшийся холод пробрал его до костей. Странный холод, от которого сжимаются кулаки и на лбу выступает пот.
– Если вылетите сейчас же, успеете, – сказал Клэйборн. – Я уже договорился со Всемирным комитетом, чтобы за вами прислали корабль. Надо поспешить.
– Но… я… не могу лететь, – пролепетал Вебстер.
– Не можете лететь?!
– Да, это невозможно. И вообще сомневаюсь, что я вам нужен. Уверен, вы сам справитесь…
– Я не справлюсь, – сказал Клэйборн. – И никто другой. Только у вас есть необходимые знания. Судьба Джувейна в ваших руках. Если прилетите, он выживет. Если нет – умрет.
– Я не выдержу полета в космосе, – объяснил Вебстер.
– Любой выдержит полет в космосе! – отчеканил Клэйборн. – Сейчас не то, что раньше. Вам обеспечат какие угодно условия.
– Вы не понимаете! – в отчаянии проговорил Вебстер. – Вы…
– Да, я не понимаю, – кивнул Клэйборн. – Честно, я не в состоянии понять, как можно отказать в помощи умирающему другу.
Двое долго смотрели друг на друга.
– Я могу договориться с комитетом, чтобы корабль прислали к вашему дому, – нарушил наконец молчание Клэйборн. – Надеюсь, к тому времени вы разберетесь с собой.
Он исчез, и снова появилась стена – с книгами и картинами, с камином и любимой мебелью, с окном, за которым пробуждалась весна.
Вебстер не шевелился в кресле, все глядел и глядел в эту стену.
Джувейн. С мохнатым сморщенным лицом, с шипящим шепотом, с неизменным дружелюбием и пониманием. Джувейн, способный докопаться до глубинной сути сновидений и облечь ее в логику. Джувейн, знаток законов бытия. Философия для него – инструмент, точная наука, средство, позволяющее улучшать жизнь.
Вебстер поник под натиском мучительного стыда, спрятал лицо в ладонях.
Клэйборн не понимает. Да и как он может понять, не зная, что творится с Вебстером? И даже если бы знал, разве понял бы? Разве сам Вебстер понял бы человека, страдающего агорафобией, если бы не обнаружил в себе эту болезнь – дикий страх расставания с домашним очагом, с собственной землей, с бесчисленными мелкими символами, расставленными тут и там? Добро бы в роду он один был такой. Нет, все Вебстеры, мужчины и женщины, начиная с Джона Дж., создавали этот жизненный культ, эту поведенческую традицию.
Он, Джером А. Вебстер, в молодости отправился на Марс, не ощущая никакого страха, даже не подозревая о том, что в его венах течет этот психологический яд. Как отправился несколько месяцев назад Томас.
Но за двадцать пять лет, прожитых в этой глуши, которую Вебстеры называют родовым гнездом, недуг развился, окреп втайне от своей жертвы. Да и как бы Вебстер смог узнать раньше о том, что болен?
Но теперь уже нет никаких сомнений. Сколько накопилось привычек, поведенческих шаблонов, приятных ассоциаций со многими вещами, пусть не имеющими реальной ценности в мире, но ставшими дорогими для одной конкретной семьи за пять поколений… Стоит ли удивляться, что другие места кажутся враждебными, что далекие горизонты сулят лишь встречи с неведомыми ужасами?
Как избавиться от такого груза? Может, срубить все деревья, изменить течение реки? Да разве это помогло бы?
Заурчало устройство телесвязи. Вебстер поднял голову, тронул рычажок.
Кабинет заполнился ярким белым светом, но изображение не появилось.
– Секретный вызов, – произнес механический голос. – Секретный вызов.
Вебстер отодвинул панель на корпусе аппарата, покрутил пару ручек и услышал гул – в экран, деливший кабинет надвое, пошла энергия.
– Секретность обеспечена, – сказал Вебстер.
Полыхнула белая вспышка, и по ту сторону стола появился сидящий человек, которого Вебстер много раз видел на телеэкране и газетных полосах.
– Мне позвонил Клэйборн, – сообщил Гендерсон, президент Всемирного комитета.
Вебстер молча кивнул.
– Говорит, вы отказались лететь на Марс.
– Я не отказывался, – ответил Вебстер. – Клэйборн отключился слишком рано, вопрос остался нерешенным. Я пытался ему объяснить, что просто не в состоянии лететь, но он не понял, даже слушать не стал…
– Вебстер, нужно лететь, – твердо проговорил Гендерсон. – Только вы достаточно хорошо знаете марсианский мозг, чтобы провести на нем операцию. Будь этот случай простым, справился бы кто-нибудь другой. Но сейчас вы незаменимы.
– Пусть так, – вздохнул Вебстер, – но все же…
– Речь не только о спасении жизни, – продолжал Гендерсон, – даже жизни столь выдающейся личности, как Джувейн. За этим стоит нечто гораздо большее. Джувейн ваш друг. И он, похоже, в шаге от какого-то открытия.
– Да, – кивнул Вебстер. – Это правда. Новая философская концепция.
– Эта концепция нужна нам как воздух, – с пафосом заявил собеседник. – Она изменит Солнечную систему и за два поколения продвинет человечество на сто тысяч лет вперед. Проложит новый путь – к цели, о чьем существовании мы до сих пор не знали и даже не догадывались. К абсолютно новой истине!
Вебстер до белизны суставов вцепился в край столешницы.
– Если Джувейн умрет, – произнес Гендерсон, – вместе с ним умрет его идея. Возможно, она будет потеряна навсегда.
– Я попытаюсь, – вымолвил Вебстер. – Попытаюсь…
Сурово глядя на него, Гендерсон спросил:
– И это все, что вы можете обещать?
– Да, это все, – подтвердил Вебстер.
– Но почему? У вас должна быть какая-то причина. Объясните же!
– Не буду я ничего объяснять. – Вебстер решительно протянул руку к выключателю.
Он сидел за столом и глядел перед собой на сцепленные кисти рук. В этих руках – опыт, навыки. Эти руки могли бы спасти жизнь, если бы оказались на Марсе. Эти руки сохранили бы для Солнечной системы, для землян, для марсиан открытие – новое знание, способное за два поколения дать стотысячелетний прогресс.
Но эти руки скованы фобией, вскормленной безмятежным, благополучным бытием.
Упадок. Да, сладостный, да, красивый и тем не менее гибельный.
Двести лет назад человек отказался от шумных суетных городов, от этих людских муравейников. Он покончил с вековыми опасностями, с древними страхами, со всем тем, что заставляло его прятаться в убежище, жаться к общему костру. Домовые, его неразлучные охранители с пещерных времен, тоже остались в прошлом.
И все же…
И все же…
Эта усадьба – та же пещера. Не для тела, но для разума. Психологический костер, оберегающий того, кто находится в круге его света.
Конечно, Вебстер понимал: нельзя оставаться у костра. Подобно людям, покинувшим два века назад города, он должен покинуть убежище. Уйти, не оглядываясь.
Надо добраться до Марса. Хотя бы начать этот путь. Тут не может быть никаких колебаний. Долг есть долг.
Переживет ли он путешествие, сумеет ли провести операцию? Можно ли умереть от агорафобии? Наверное, можно, если она в самой тяжелой форме…
Вебстер потянулся к аппарату, чтобы вызвать Дженкинса, но не коснулся кнопки. Лучше он сам уложит вещи, это поможет отвлечься до прибытия корабля.
В спальне с верхней полки платяного шкафа Вебстер снял чемодан и увидел на нем слой пыли. Дунул – чище не стало. Пыль въелась, лет у нее на это было вдоволь.
Пока он собирался, с ним спорил дом. Говорил беззвучным голосом, как говорят с человеком неодушевленные, но привычные вещи.
– Что ты задумал? – сердилось жилище. – Неужели решил уйти, бросить меня?
Вебстер возражал – то объясняя, то умоляя:
– Я должен лететь! Неужели не понимаешь? Это же мой друг, старый друг! Я обязательно вернусь.
Управившись с багажом, Вебстер возвратился в кабинет и обессиленно упал в кресло.
Он должен лететь – но не может. И все-таки, когда прибудет корабль, Вебстер выйдет из дома и двинется к нему.
Он крепил свою решимость, облекал ее в стальной каркас и гнал прочь любые мысли, способные этому помешать.
А вещи вторгались в сознание, как будто сговорились удержать его в доме. И выглядели они теперь так, будто Вебстер видел их впервые. Старые, привычные предметы стали вдруг незнакомыми. Хронометр, показывающий и земное, и марсианское время – часы, дни, месяцы, фазы луны. Фотография покойной жены на столе. Приз, заслуженный в частной подготовительной школе. Однодолларовый серебряный сертификат в рамке – сувенир с Марса, обошедшийся в десять баксов.
Вебстер смотрел на эти вещи сначала чуть ли не против воли, потом в охотку, перебирая связанные с ними воспоминания. Каждая вещь – элемент того, что за все эти годы сделалось для него единым целым. А ведь он даже не осознавал, как много их, этих элементов, составляющих его мир.
За окнами темнело – сгущались сумерки ранней весны, напоенные запахом цветущей вербы.
Где корабль? Он уже давно должен был прилететь. Вебстер поймал себя на том, что напрягает слух. Это бесполезно – корабль с атомным двигателем можно услышать только при разгоне. Приземляется и взлетает он беззвучно, как цветочный пух.
Корабль прибудет. И случиться это должно как можно скорее, иначе Вебстер так и останется здесь. Иначе так тяжело давшееся решение развалится, словно песочный куличик под проливным дождем. Он не выдержит и поддастся мольбам кабинета, манящему мерцанию камина, шепоту земли, на которой прожили пять поколений Вебстеров.
Он закрыл глаза и вступил в борьбу с ползущим по телу холодом. Надо выдержать, сказал он себе. Нельзя сейчас сломаться. Когда прилетит корабль, ты найдешь в себе силы встать и выйти за дверь.
В дверь постучали.
– Входи, – сказал Вебстер.
На полированном металлическом корпусе Дженкинса заплясали отсветы камина.
– Вы меня звали, сэр?
Вебстер отрицательно покачал головой.
– Я думал, вы звали меня, – объяснил Дженкинс, – и удивляетесь, почему я не пришел. Очень необычная ситуация, сэр. Прилетел космический корабль, из него вышли двое и сказали, что намерены отвезти вас на Марс.
– Так они уже здесь? Почему ты не сообщил? – Вебстер с трудом поднялся на ноги.
– Сэр, я был уверен, что вы не хотите, чтобы вас беспокоили.
Вебстер застыл, ледяной страх сжал ему сердце. Ухватившись обеими руками за край столешницы, он опустился в кресло и почувствовал, как надвигаются стены кабинета – этой ловушки, которая никогда его не выпустит.
– Мне весьма нелегко пришлось, сэр, – продолжал Дженкинс. – Они так настаивали, что в конце концов я был вынужден пойти наперекор своей натуре и применить силу. И мне удалось их убедить, что вы уже никогда никуда не полетите.
Мы просто ходим по улицам
Джо остановил машину.
– Ты знаешь, что делать? – спросил он.
– Я иду по улице, – ответил Эрни. – Ничего не делаю. Иду до тех пор, пока мне не скажут остановиться. У вас там тоже люди?
– У нас там тоже люди.
– Почему я не могу ходить один?
– Ты попытаешься сбежать, – ответил Джо. – Мы уже так пробовали.
– Я не убегу.
– Черта с два!
– Мне не нравится эта работа, – сказал Эрни.
– Чем? Хорошая работа. Делать ничего не надо. Просто ходишь по улицам.
– По тем, которые ты указываешь. Я не могу выбирать улицы.
– Какая тебе разница, по какой улице гулять?
– Я не могу делать, что хочу. Вот и вся разница. Я даже не могу ходить, где хочу.
– А где ты хочешь ходить?
– Не знаю, – ответил Эрни. – Где угодно, только чтоб вы за мной не следили. Раньше все было по-другому. Я делал все, что хотел.
– Зато теперь ты регулярно ешь, – сказал Джо. – И пьешь тоже. Теперь у тебя есть где спать. У тебя в кармане всегда есть деньги. И в банке у тебя деньги.
– Все равно это неправильно, – сказал Эрни.
– Послушай, что с тобой сегодня случилось? Разве ты не хочешь помогать людям?
– Я не против им помогать. Но откуда я знаю, что помогаю им? Только с твоих слов. И еще этого типа из Вашингтона.
– Но он же тебе все объяснял.
– Я не понял, что он мне говорил. И не уверен, что всему этому можно верить.
– Я тоже его не понимаю, – сказал Джо. – Но я видел цифры.
– Я все равно не пойму этих цифр.
– Ты пойдешь сегодня или нет? Мне что, выталкивать тебя?
– Нет, я сам выйду. Как далеко сегодня идти?
– Тебе скажут, когда остановиться.
– Опять будете следить за мной?
– Да, черт подери! – не сдержался Джо.
– Это плохой район. Почему я всегда должен ходить по всяким паршивым улицам всяких паршивых районов?
– Это как раз твой район. В таком же месте ты жил до того, как мы тебя нашли. В других районах ты будешь чувствовать себя неловко.
– Но там, где вы меня нашли, у меня были друзья. Сузи была, и Джейк, и Джозеф, и Бабуин, и все остальные… Почему я не могу к ним вернуться?
– Потому что ты будешь болтать. Ты все раззвонишь.
– Вы мне не доверяете…
– А что, мы можем тебе доверять?
– Нет. Наверно, нет, – сказал Эрни и выбрался из машины. – Но я был там счастлив, понятно тебе?
– Ладно, ладно, – ответил Джо. – Я знаю.
В баре у стойки сидел человек, еще двое – в зале за столиками. Место напомнило Эрни бар, где они с Джозефом, Сузи и Бабуином, и иногда с Джейком и Гарри проводили вечера за пивом. Он забрался на высокий стул и сразу почувствовал себя легко и уютно, будто снова вернулись старые добрые времена.
– Плесни чего-нибудь, – обратился он к бармену.
– А у тебя есть деньги, приятель?
– Деньги есть. – Эрни выложил на стойку доллар. Бармен достал бутылку и налил немного в рюмку. Эрни осушил ее одним глотком.
– Повторить, – сказал он, и бармен налил ему еще.
– Что-то я раньше тебя здесь не видел.
– Я здесь раньше никогда не был.
Эрни заказал третью рюмку и теперь медленно потягивал спиртное, вместо того чтобы проглотить сразу.
– Знаешь, чем я занимаюсь? – спросил он у бармена.
– Нет, не знаю. Наверно, как и все остальные бездельники, ничем.
– Я исцеляю людей.
– Да ну?
– Я просто хожу и исцеляю всех людей вокруг.
– Замечательно, – сказал бармен. – Я слегка простужен. Можешь меня вылечить?
– Ты уже здоров.
– Но я чувствую себя не лучше, чем до твоего прихода.
– Завтра. Завтра все будет в порядке. Требуется какое-то время.
– Я не собираюсь тебе платить, – сказал бармен.
– Я и не жду. Мне платят другие люди.
– Какие другие?
– Просто другие. Я не знаю, кто они.
– Дураки, должно быть.
– Они меня домой не отпускают, – пожаловался Эрни.
– Ну, это уже не дело.
– У меня было много друзей. Сузи, Джозеф, Бабуин…
– У всех есть друзья, – сказал бармен.
– А у меня есть аура. Они так думают…
– Что у тебя?
– Аура. Они это так называют.
– Никогда о такой штуке не слышал. Еще налить?
– Да, пожалуй, еще рюмашку, и все. Надо идти.
На мостовой у входа стоял Чарли и сверлил его взглядом. Эрни очень не хотелось, чтобы Чарли вошел в бар и сказал что-нибудь вроде: «Пора двигаться».
В окне второго этажа Эрни заметил вывеску и бросился вверх по лестнице. Джек был на другой стороне улицы, а Эл впереди на целый квартал. Они, конечно, заметят и побегут за ним, но, может быть, он успеет зайти в кабинет, прежде чем его догонят.
На дверной табличке значилось: «Лоусон и Крамер. Адвокаты». Эрни, не раздумывая, открыл дверь.
– Мне надо видеть адвоката, – сказал он секретарше.
– Вам назначено, сэр?
– Нет-нет, не назначено. Но мне надо срочно видеть адвоката. У меня есть деньги, видите? – Он достал из кармана горсть мятых бумажек.
– Мистер Крамер занят.
– А второй? Тоже занят?
– Второго адвоката нет. Раньше…
– Послушайте, мисс. У меня нет времени.
Дверь в кабинет открылась, на пороге появился мужчина.
– Что здесь происходит?
– Этот джентльмен…
– Я никакой не джентльмен, – перебил Эрни. – Но мне нужен адвокат.
– Хорошо, – произнес мужчина. – Входите.
– Вы Крамер?
– Да, это я.
– Вы мне поможете?
– Попытаюсь. – Он закрыл дверь, подошел к столу и сел. – Присаживайтесь. Как вас зовут?
– Эрни Фосс.
Адвокат стал что-то записывать на желтом листке бумаги.
– Эрни… Значит, Эрнест, так?
– Да, верно.
– Ваш адрес, мистер Фосс?
– У меня нет адреса. Я путешествую. Раньше адрес был. И друзья. Сузи, Джозеф, Бабуин и…
– В чем заключаются ваши трудности, мистер Фосс?
– Они меня не отпускают.
– Кто вас не отпускает?
– Правительство. Они не отпускают меня домой и все время за мной следят.
– Почему вы думаете, что за вами следят? Что вы сделали?
– Я ничего не делал. У меня эта штука, понимаете?
– Какая штука?
– Я исцеляю людей.
– Вы хотите сказать, что вы врач?
– Нет, не врач. Я просто исцеляю. Хожу везде и исцеляю их. У меня аура.
– У вас что?
– Аура.
– Не понимаю.
– Это что-то во мне. Из меня что-то исходит. У вас нет простуды или еще чего?
– Нет, у меня все в порядке.
– Если бы было, я бы вас вылечил.
– Знаете что, мистер Фосс? Я прошу вас немного посидеть в приемной. Через минуту я к вам выйду.
В дверях Эрни заметил, как Крамер потянулся к телефону. Ждать он не стал, прошел приемную и выскочил в коридор. Там уже ждали Джек и Эл.
– Ты поступил глупо, – сказал Джо.
– Он мне все равно не поверил, – попытался оправдаться Эрни. – Собрался звонить. Может быть, вызвал бы полицию.
– Может, он и вызвал. Мы решили, что мог, и на всякий случай пришлось оттуда убираться.
– Он, похоже, решил, что я псих.
– Почему ты это сделал?
– У меня есть права, – сказал Эрни. – Гражданские права. Вы что, никогда о них не слышали?
– Конечно слышал. У тебя есть все права. Но ведь тебе объясняли: ты на службе. Ты являешься служащим. В соответствии с контрактом ты согласился на определенные условия. Тебе платят. Здесь все законно.
– Но мне не нравится.
– Что тебе не нравится? Хорошие деньги! Легкая работа! Всего-навсего ходить по улицам. Не так уж много на свете людей, которым платят за то, что они просто прогуливаются.
– Если мне так хорошо платят, почему мы все время останавливаемся в паршивых отелях вроде этого?
– За комнату и питание из твоих денег все равно не вычитают, – сказал Джо. – Мы позаботились, чтобы тебе это оплачивали. А в хороших отелях мы не останавливаемся, потому что не так одеты. Мы будем выглядеть там смешно. Будем привлекать внимание.
– Вы все одеваетесь, как я. Почему? – спросил Эрни. – Даже говорите, как я.
– Такая у нас работа.
– Да, я знаю. Все время паршивые районы… По мне, так это нормально. Я, кроме паршивых районов, нигде никогда и не бывал раньше. Но про вас я знаю. Вы привыкли носить белые рубашки, галстуки и хорошие костюмы. Чистые, отглаженные. И когда вы не со мной, вы даже говорите по-другому, спорить готов.
– Джек, – сказал Джо, – почему бы тебе с Элом не взять Эрни и не пойти куда-нибудь перекусить? Мы с Чарли пойдем позже.
– И еще, – не унимался Эрни, – вы никогда не входите и не выходите все вместе. Делаете вид, что друг друга не знаете. Это тоже чтобы не привлекать внимания?
– О господи, – не выдержал Джо. – Ну какое тебе дело?
Трое вышли из комнаты.
– Справляться с ним становится все труднее, – произнес Чарли.
– Что поделаешь? – сказал Джо. – Он один в своем роде и, к сожалению, дурак. Ну, почти дурак.
– О других ничего не слышно?
Джо покачал головой.
– В последний раз, когда я звонил в Вашингтон, ничего нового не сообщили. Вчера звонил. Они делают все, что могут, конечно, но тут не разбежишься. Единственный путь – статистика. Сначала надо найти место, где никто не болеет, а когда найдешь – если найдешь, – еще и определить, из-за кого это происходит.
– Еще одного вроде Эрни…
– Да, еще одного. Знаешь, я думаю, другого такого нет. Он – мутант.
– Но вдруг существует еще один мутант?
– Слишком мало, я думаю, на это шансов. Но даже если еще один такой существует, где уверенность, что мы его найдем? То, что обнаружили Эрни, это просто слепая удача.
– Неправильно мы все делаем.
– Конечно неправильно. Правильно, по-научному было бы определить, почему он такой. Пытались, помнишь? Черт, почти целый год возились! Каких только проверок не делали, измучились, а он всю дорогу еще и выпендривался. Все ему домой к Сузи, Джозефу и Бабуину!
– Может, они бросили работу на пороге открытия…
– Не думаю, – покачал головой Джо. – Я разговаривал с Розенмайером. Он сказал, дальше работать бесполезно. А чтобы такой человек, как Рози, признал это, дела должны быть действительно плохи. Сколько было споров, прежде чем они решились на эту операцию! Но когда стало ясно, что мы, скорее всего, ничего не узнаем, Эрни уже просто нельзя было держать в Вашингтоне. Раз уж его нашли, надо хоть как-то его использовать.