Баллада о солдате (сборник)

– Есть, товарищ лейтенант, иду!

Гаврилкин хмыкнул и спрыгнул на землю. Отдав ведро, он закрыл дверь. Потом снова хмыкнул и пошел от вагона.

Поезд уже отошел от станции. Выскользнув из-под руки Алексея, Шурка быстро поднялась и села. На лице ее смущение.

– Чуть не засыпались… – говорит Алексей, стряхивая сено, а сам смотрит на девушку. – Испугалась, Шура?

Она отрицательно качает головой.

– Ты ведь трусиха.

– Нет… – отвечает она очень тихо и отодвигается к брикету.

– Шура… – Он упирается рукой о брикет, и она оказывается у него в плену. А он все глядит на нее. – Хорошее имя – Шура!.. Мне нравится.

Девушка отрицательно качает головой.

– Шура!.. Ты к кому едешь? – Он совсем приблизился к ней.

Она смотрит ему в глаза и, увидев в них что-то, пугается.

– Я?.. Я в Купинск еду… Я к жениху. Он в госпитале лежит…

– Что? – не понимая, переспросил Алексей.

– … Его очень тяжело ранили… – продолжает девушка. – Он летчик. Честное слово!..

Отбросив ослабевшую руку Алексея, девушка уходит в дальний конец вагона.

Несколько секунд они стоят так, прислушиваясь к стуку собственных сердец. Взгляды их наконец встречаются.

– Я лучше сейчас сойду, – говорит девушка.

– Почему?

– Так…

– Ты что? Обиделась?

– Нет.

– А чего же?

– Просто так…

– Думаешь, я тебя к жениху не довезу?

– Ничего я не думаю. Я сойду.

– «Сойду», «сойду»!.. Ну и сходи! – рассердился Алексей. – Подумаешь!.. Что я такого сделал? Я к тебе как к человеку, а ты… ты за кого меня принимаешь?!

– Да, а вы знаете, какие бывают люди! – горячо возразила Шурка. В глазах ее появились слезы. – Когда моя мама погибла… и я осталась одна… – Девушка вдруг запнулась и опустила голову.

Алексей виновато и сочувственно смотрел на нее.

Он хотел что-то сказать, но не нашел слов.

Помолчали.

Потом Шурка посмотрела на него, улыбнулась сквозь слезы и неожиданно сказала:

– Пить хочется, правда?

– Да, – ответил Алексей и тоже улыбнулся.

Остановка. Из вагона с котелком в руке выпрыгивает Алексей. Оглянувшись по сторонам, он бежит к станции. Толстый солдат, проводив Алексея взглядом, направляется к его вагону.

…Мимо санитарного эшелона Алексей пробегает к колонке. Пока из крана ленивой струйкой сочится вода, Алексей беззаботно поглядывает по сторонам.

У санитарного эшелона греются на солнышке несколько раненых. Оттуда слышится громкий смех.

От эшелона с ведрами бежит к колонке краснощекая полная санитарка.

Алексей снимает с крана котелок.

– Эй, женишок, – улыбается она, обнажая большие неровные зубы. – Дай-ка водички попить!

Пить ей не хочется. Это так, для знакомства.

– Некогда, доктор! – весело отвечает Алексей и, стараясь не расплескать воду, бежит к своему эшелону.

В вагоне стоит вконец напуганная Шурка. Перед ней – толстый солдат.

– А вот сдам тебя в военный трибунал, тогда узнаешь, как в секретные эшелоны проникать! Следуй за мной!

Шурка не двигается.

В дверях появляется Алексей с котелком воды.

– Следуй за мной!.. – повторяет толстый солдат.

– Не пойду! – упирается Шурка.

– Следуй, тебе говорят! – Солдат хватает Шурку за плечо.

Алексей одним прыжком метнулся в вагон.

– А ну брось!

– А-а!.. Явился, голубчик, – злорадно протянул толстый солдат. – Как же это получается: мы с тобой по-честному договаривались, а ты здесь гражданских лиц провозишь?

– Какая разница – один человек или два?

– Значит, разница!.. А ну, гражданочка!

Часовой взял Шурку за плечо.

Алексей подошел и, отбросив руку часового, встал между ним и Шуркой.

– Никуда она не пойдет! Ясно? Катись отсюда!

– Что-о?!.. – удивился солдат. – Это кто же здесь старший? Ишь устроился здесь со всеми удобствами – сено, девочка…

– Замолчи! – шагнул к нему Алексей.

– Думаешь, я не видел?.. Все видел!

– Что ты видел?

– Как вы с ней в сене кувыркались!

Короткий и точный удар сбил солдата с ног. Опрокинулся котелок с водой. Вскрикнула Шурка.

Солдат, сидя на полу, отупело хлопал глазами. Постепенно он пришел в себя и вдруг сказал спокойно и даже с каким-то злорадством:

– Оч-чень хорошо! Нападение на часового во время несения караульной службы! Знаешь, что за это бывает?

Он поднимается, поправляет обмундирование.

– Ну и дерьмо же ты! – с презрением говорит Алексей.

– Это с какой точки смотреть, – невозмутимо говорит толстый солдат, продолжая заправляться. – С твоей, может, и дерьмо, а с моей – мне цены нету! – И вдруг, рассердившись, кричит: – А ну, вылезайте к чертовой матери из вагона! Оба!.. Не подчинитесь – стрелять буду! Панику подниму… Имею полное право!

– Стреляй! Как страшно!

– Ты еще лейтенанта не видел, оттого такой храбрый. Сейчас я тебе устрою! – И солдат, решительно щелкнув затвором, поднял вверх винтовку.

– Ну ладно, – примирительно сказал Алексей, – погорячились, и хватит. Давай поговорим по-хорошему… – Он взял солдата за руки и мягко, но настойчиво заставил опустить винтовку.

– Мне с тобой говорить не о чем. Убирайся из вагона со своей…

– Ну! – вскипел Алексей и сжал кулаки.

Солдат поспешно отодвинулся.

– Даю два выстрела вверх… а потом!.. – Он спотыкается о вещевой мешок Алексея. Глухо звякнули консервные банки. – Разложили здесь… Тушенку жрете!

Алексей улыбнулся:

– Хочешь, я тебе еще банку дам?

Солдат молча отвернулся.

– Ну, две…

– Оскорбление личности хочешь тушенкой замазать?

– Да ты не сердись!.. Я по-свойски. Хочешь, извинюсь?

Солдат помялся.

– Ладно… Давай тушенку.

Алексей достал две банки и протянул их часовому. Тот с обиженным видом принял их и стал запихивать в карман. Инцидент, казалось, был исчерпан.

В это время в дверях показался лейтенант.

– Это еще что такое?! – сказал он высоким голосом, щурясь сквозь толстые очки.

– Вот, товарищ лейтенант, самовольно проникли в вагон. Принимаю решительные меры!.. – сразу докладывает толстый солдат.

– Кто такие?.. Куда едете? – спросил лейтенант.

– До Георгиевска, товарищ лейтенант. Вот мои документы. – Алексей протягивает документы.

Лейтенант прочитал бумагу.

– Ого!.. – воскликнул он и с интересом оглядел Алексея. – А девушка с вами?

Алексей и Шурка ответили одновременно, только она сказала «нет», а он сказал «да».

Лейтенант улыбнулся.

– Понимаете, товарищ лейтенант!.. – горячо начал Алексей. – У нее все вещи и деньги пропали, так что приходится…

– Ладно-ладно!.. Не ври, – перебил его лейтенант. – Только вы с огнем поосторожней!..

– Я не курю.

Лейтенант повернулся к Гаврилкину и заметил банку тушенки, которую тот пытался засунуть в карман.

– Это еще что? – спросил он строго.

– А это, товарищ лейтенант… – Гаврилкин повертел банку, как будто впервые увидел ее, – вроде как тушенка.

– Где вы взяли? У них?.. Сейчас же верните!

– А они, товарищ лейтенант… того… добровольно!

– Прекратить разговоры! – закричал вдруг лейтенант высоким голосом. – Стойте, как полагается! Опять вымогательством занимаетесь! Двое суток ареста! – Очки лейтенанта мерцали недобрым светом.

– За что же?.. – начал было толстый солдат.

– Позор! – сказал лейтенант, тронул очки, спрыгнул на землю и исчез.

Толстый солдат развел руками. В одной из них была банка.

– Ну вот… – сказал он. – Я ж говорил… Зверь!

Заливается звонким смехом Шурка. Она поднимает с полу опрокинутый котелок и показывает Алексею пустое дно.

Смеется она заразительно и с удовольствием, как смеются только в юности. Алексей широко улыбается.

Он подходит к двери и распахивает ее.

– Теперь можно! Теперь нам никакой «зверь» не страшен.

– «Зверь»!.. – улыбнулась Шурка. – А все-таки как приятно, Алеша, когда думаешь о человеке плохо, а он оказывается хорошим!

Алексей кивнул.

Оба задумались. Потом Шурка вдруг спросила:

– Алеша, а вы верите в дружбу?

– А как же. Солдату без дружбы нельзя.

– Нет, это я знаю. А вот между парнем и девушкой?

– А почему же? Есть девушки даже лучше ребят.

– Я тоже так думаю, а некоторые считают, что возможна только любовь.

– Ерунда! Я, например, с одной девчонкой дружил… Дружили и ни о какой любви не думали.

– А может быть, этого не замечаешь, а сам любишь?

– Ее-то? – удивился он. – Ну нет!

– А может, она?

– Да она девчонка совсем… Соседка наша Зойка. Нет, любовь – это другое, – сказал Алексей и нахмурился.

Шурка улыбалась своим мыслям.

– Алеша, а вам хотелось бы встретить друга?.. Настоящего, чтобы на всю жизнь? – спросила она после паузы.

Алексей кивнул утвердительно.

– И мне! – обрадовалась девушка. – Вот выдумаете, почему я еду? Вы думаете, что…

– Ты правильно делаешь, что к нему едешь! Ты – молодец.

– Ой, все это не так!

– Молодец, молодец. Не то что какая-нибудь вертихвостка.

– Нет, Алеша, вы ничего не знаете…

Оба замолчали. Потом девушка посмотрела на Алексея и, решившись, сказала:

– Знаете, Алеша?..

– Что? – Он повернулся к ней.

Она смутилась. Отвела взгляд.

– Очень пить хочется. Правда?

– Да.

Ночь. Поезд мчится мимо разрушенных сел, мимо обгоревших станций, мимо сброшенных с путей разбитых вагонов.

Шурка не заметила, как уснула на плече у Алексея. Он не может уснуть. Сидит задумавшись. Прислушивается к дыханию девушки. Шурка во сне доверчиво прижалась щекой к его плечу. Он осторожно поднимается и отходит к двери. Смотрит на проплывающие мимо темные деревья молодой рощи.

Шурка разметалась во сне. Алексей глядит на девушку, потом тихо подходит к ней, наклоняется и укрывает своей шинелью.

Поезд подходит к какой-то станции.

Останавливается между двумя составами.

Алексей берет котелок и поднимается.

Шурка открывает глаза:

– Куда ты, Алеша?

– Воды принесу… Ты спи.

Он спрыгивает вниз. Мимо проходит железнодорожник с фонарем в руке.

– Постоим, папаша? – спрашивает Алексей.

– Должно, постоим.

– А колонка где?

– Вон там.

Алексей подлезает под стоящий рядом состав, бежит через пути к колонке. У колонки – длинная очередь. Подходит Алексей. Из репродуктора слышны слова сводки. Вся очередь, замерев, слушает их. «В результате тяжелых боев, в которых уничтожено много живой силы и техники противника, наши войска оставили город Курск».

Алексей обращается к очереди:

– Разрешите, товарищи, котелок набрать, я с эшелона, – просит он.

И, словно найдя выход горькому чувству, женщины набросились на солдата:

– Все здесь с эшелона!..

– В очередь вставай!

Алексей помялся и, махнув рукой, пошел назад к эшелону.

В это время завыла сирена. Из репродуктора послышались слова диктора:

– Граждане, воздушная тревога!..

Оглянувшись назад, Алексей увидел, как от колонки разбегается очередь. Тогда он вернулся. Спокойно набрал воду и, поглядывая на небо, по которому рыскал луч прожектора, быстро пошел к эшелону. Какие-то люди пробежали мимо него. Кто-то ругался у соседнего состава. Алексей полез под вагон и замер – эшелона не было. Он выскочил из-под вагона и оторопело смотрел на пустые пути. Вдруг он заметил того же железнодорожника с фонарем.

– А эшелон где? – спросил он его.

– Ушел эшелон… а ты что, остался?

– Вы же говорили, что он постоит! Нарочно людей подводите? – чуть не со слезами набросился на старика Алексей.

– Воздушная тревога! Приказано разгрузить станцию.

– Что же делать?.. А? Отец? Скажи, что делать? Я должен его нагнать. Посоветуй!

– На Узловой он простоит часа три, а то и больше. А только как до Узловой добраться?

– Надо добраться! Не может быть, чтобы не было способа. Подумай, отец. Может, машина какая?

– Машина?.. А ты к лесному складу беги. Склад-то этот за станцией. Близко.

Склад лесоматериалов. Штабеля бревен, досок, теса. Все это – в тревожном синем отсвете электрических лампочек военной поры.

У склада стоят два старых грузовика.

В одну из машин две женщины-грузчицы накладывают доски. Им помогает маленькая, средних лет женщина в телогрейке. К машинам подбегает Алексей. Он обращается к сидящему в переднем грузовике шоферу. Тот, в полушубке и зимней шапке, дремлет, склонившись к баранке.

– Послушай, друг, мне сказали, тут есть машина на Узловую!

Шофер поднимает голову и оказывается пожилой женщиной с усталым и сонным лицом.

– Извиняюсь, – пробормотал растерявшийся Алексей.

«Шоферша», зевнув, проговорила:

– Вон, иди с ней договаривайся. – И, указав на женщину в телогрейке, снова склонила голову к рукам, лежащим на руле.

Алексей направляется к женщине в телогрейке. Та стоит, разговаривая о чем-то с кладовщиком. Грузчицы перестали работать и прислушиваются к их разговору.

– Я сказал – все, значит, все! Конец! – грубо орет кладовщик.

Алексей подходит ближе и слышит, как женщина тихо, с горечью говорит:

– Совести у тебя нет! Десяток досок недодал. У нас же скот под открытым небом стоит!

– У всех под открытым небом! – орет кладовщик. – Все понимают – война! А ты все канючишь! Уходи, не мешай другим грузиться!

– Постыдись, отдай доски – все равно пропьешь, а колхозу они вот как нужны!

– А ты со мной пила?! – еще громче заорал кладовщик. – Пила?! Да? Ты кого оскорбляешь?! – грудью напирает он на маленькую женщину. – А ну проваливай! – Он толкает ее.

У Алексея нет больше сил сдерживаться. Он бросается к кладовщику и, задыхаясь от ярости, почти шепотом говорит:

– Ты что же, гад, делаешь? Перед тобой женщина!

– А ты что суешься? Ты кто такой?! – орет кладовщик.

Сжав кулаки, Алексей молча, медленно идет на кладовщика. Он очень страшен сейчас. Кладовщик попятился.

– Ты что? Псих? Контуженый? Ты смотри! Эй! – в страхе все громче и громче повторяет он, продолжая пятиться. Он спотыкается о какой-то предмет и падает на штабель из бревен.

Алексей склоняется к нему, рывком хватает за ватник, замахивается.

– Бабы! – орет кладовщик. – Бабы! Отдайте ему доски! Бабы! – Он в страхе закрывает глаза.

Алексей, огромным усилием сдержав себя, отшвыривает кладовщика, поворачивается и быстро выходит из склада.

…Кончилась погрузка. Алексей сидит в кабине. Женщина включает мотор.

– Ну и злой ты, парень!.. До сих пор лица на тебе нет.

– Я не злой… – глухо отвечает Алексей, – а только… я таких ненавижу! Он хуже фашистов! Те враги – и все ясно. А эти!..

– Это правильно, – вздыхает женщина. – Подлец один, а скольким людям жизнь портит.

Алексей приоткрыл дверцу, высунулся и увидел трусливо выглядывающего из ворот кладовщика.

– Счастье твое, что времени мало! – крикнул ему Алексей. – Вернусь с фронта – я с тобой не так поговорю! – Он хлопнул дверцей.

А когда машина тронулась, осмелевший кладовщик закричал вслед:

– Ты еще вернись! Ты сначала вернись с фронта!

Ночь… По размокшей от дождя дороге идет машина. Алексей взволнованно прислушивается к неровной работе мотора. Мотор ревет, захлебывается. Машина медленно продвигается вперед, съезжая в скользкие колдобины.

– Черт меня дернул сойти с эшелона! – нервничая, говорит Алексей.

– Ничего, авось догонишь… На Узловой поезда иной раз по полсуток стоят. Тебе далеко?

– В Георгиевск.

– Свободно может простоять! На фронт – другое дело. Туда без остановки… – Женщина глубоко и горько вздохнула. – Эх, война, война! Конца-краю не видно.

– Дорога дрянная.

– Да… Сын у меня на фронте. Полевая почта сто тридцать девять. Не слыхал?

– Нет.

– Танкист… Водитель танка… – начала было «шоферша», но перебои в моторе усилились. Женщина замолчала, поспешно схватилась за ручку подсоса. Напрасно. Мотор работал все глуше и наконец замолк.

Алексей огорченно взглянул на женщину.

– Что поделаешь, – сказала она и невесело пошутила: – Машина-то мне ровесница!

…Алексей ожесточенно крутит ручку. Женщина бросается от капота к кабине и снова от кабины к капоту, дергает за какие-то рычаги. Мотор нехотя начинает работать.

Снова идет машина. Гудит, захлебывается мотор.

– Так и живем с этой техникой… А все-таки колхоз людей кормит… Одни бабы, а кормит! На все бабы – и работать, и детей смотреть, и слезы лить… Только бы живой вернулся… Молодой он, горячий, сам в драку лезет!

Мчится по дороге машина. Мотор работает ровно. Мимо проносятся мокрые от дождя стволы деревьев.

– Тащит старушка! – одобрительно говорит шофер. – Она, проклятая, у меня с норовом: то с места не сдвинешь, а то летит как бешеная…

– Так, может, и эшелон догоним?

– А что? Возможное дело. Минут через сорок будем там.

Увязшая в грязи машина. По колеям видно, как она проскочила поворот и съехала в болото. Земля вокруг глубоко истоптана сапогами. Грязные доски торчат из-под колес. Около машины стоят Алексей и его спутница.

– Теперь до конца войны отсюда не вылезем! – махнув безнадежно рукой, говорит она. – Прости меня, дуру старую. Третьи сутки не сплю.

Алексей огорченно молчит.

Издалека, нарастая, слышится тяжелый гул моторов и скрежет металла.

– Что это? – спрашивает женщина.

– Кажется, танки.

Гул и скрежет все ближе, и вот из дождливой ночной мглы появляется силуэт тяжелой машины. Разворачиваясь, танк освещает Алексея и шофера лучами своих фар и, подержав их несколько секунд на свету, грозно ревя, проходит мимо.

За ним – другой, третий, четвертый… И каждый светом своих фар выхватывает из темноты старенькую машину и стоящих около нее женщину и солдата.

– К фронту, – говорит солдат.

Последний танк, разворачиваясь, освещает их и, вдруг подъехав вплотную, останавливается. Откидывается крышка люка, и из танка высовывается молодой усатый красавец – командир машины.

– Привет аргонавтам!.. – кричит он с веселым задором. – Что? Идет ко дну ваш кораблик?!. – И, не дождавшись ответа, обращается к кому-то сидящему внутри машины: – Вася, волоки тросик – выручим челюскинцев!

Из машины появляется еще один танкист – маленький, ловкий, с тросом в руках. Он быстро цепляет один конец к танку, с другим подбегает к увязшей машине. Алексей бросается помогать ему. Они вдвоем зацепляют трос. Танкист между тем спрашивает солдата:

– Ты, служба, как здесь очутился?

– Да вот, ехал на станцию и застрял.

– Понятно!.. Царице полей всегда без нас гибель! – Он выпрямляется. – Порядок, товарищ лейтенант!

Командир, наклонившись, говорит что-то в люк, и через секунду танк, взревев, одним длинным рывком, как игрушку, выкидывает грузовичок на дорогу. Лейтенант громко смеется. Вася, смотав трос, быстро взбирается на танк, кричит на прощанье:

– Сообщите, как добрались!

– Куда сообщить-то? – спрашивает «шоферша».

– Адрес известен: Берлин, до востребования, сержанту Василию Черту!

Крышка люка захлопнулась, и танк, рванувшись, умчался догонять колонну.

– Вот уж истинно – Черт так Черт!.. – проговорила женщина, глядя вслед, и с горечью добавила: – Сколько силы уходит… Проклятая война! Если бы всю эту силу на добрую пользу – какая бы жизнь была на земле!

Машина останавливается на переезде. Алексей выпрыгивает из нее и, взмахнув на прощанье рукой, бежит к станции.

В предрассветных сумерках на путях темнеет эшелон. Паровоза нет. Радостно размахивая котелком, Алексей бежит к эшелону. Он пробегает мимо колонки. Из крана сочится вода. Алексей возвращается, улыбаясь набирает в котелок воду и, стараясь не расплескать ее, спешит к эшелону.

От эшелона отделяется часовой и вскидывает винтовку:

– Назад, товарищ боец!

Алексей останавливается. Он видит худого длинного часового.

– Я с этого эшелона, – говорит он. – Мне лейтенант разрешил.

– Какой лейтенант?

– Начальник эшелона. И Гаврилкин знает.

– Какой еще Гаврилкин?

– Что до тебя был. Толстый такой… Часовой.

– А! Этот… вроде бабы?

– Ага! – обрадовался Алексей.

– Этот эшелон час как ушел! А мы в другую сторону…

Только теперь Алексей разглядел, что это другой эшелон.

Алексей постоял немного, с досады выплеснул из котелка воду и медленно пошел к вокзалу. Он шел, понурив голову. Усталость и приключения этой ночи одолели его.

Вдруг он остановился пораженный… Прямо перед собой он увидел Шурку с его вещевым мешком и шинелью в руках.

– Шурка! – удивился он. – Ты здесь?

– Да. – Она поспешно протянула ему вещи: – Вот… вы забыли.

– Шурка!.. Какая ты умница!

– Это из-за меня ты отстал.

– Глупая, я думал, что не увижу тебя!

– А я ждала.

Глаза Алексея радостно блестели.

Шурка отвела взгляд и увидела котелок. Она быстро присела и заглянула в него. Он был пуст.

– Так пить хочется! – сказала она, подняв глаза на Алексея.

– Ты еще не пила?

– Боялась тебя пропустить.

– Шурка ты моя! Идем!

Он схватил ее за руку и потянул к колонке. Здесь по-прежнему никого не было. Он подставил под кран котелок, но она не хотела ждать. Отстранила его и жадно пила холодную воду прямо из-под крана. Он стоял рядом и блаженно улыбался.

Потом под краном она мыла ноги, радуясь ласковой свежести воды. А он смотрел на нее, на ее молодые стройные ноги, на ее радостно улыбающееся лицо и тоже улыбался. Потом они тут же уселись завтракать. Она сама аккуратно нарезала хлеб и, приготовив бутерброд, подала его Алексею… Она знала, что он смотрит на нее, и от этого ее движения были легки и гармоничны. Потом она потащила его за руку к станции.

– Я все узнала, – говорила она на ходу. – Через два часа будет пассажирский до самого Георгиевска.

– Два часа?.. – Алексей посмотрел на часы. – Знаешь что? Пойдем погуляем по городу. Я его хорошо знаю.

– Пойдем! – согласилась Шурка.

– Или знаешь что? Пошли в кино!

– Ой, правда! – обрадовалась Шурка. – Я сколько уже в кино не была.

Они быстро идут в сторону города.

Прямо от станции начинается большой парк. Они проходят по парку. В парке тихо, безлюдно. С высоких деревьев слетают пожелтевшие листья.

– Красиво, правда? – спрашивает Алексей.

– Да. Только немного грустно, – говорит Шурка. – Осень!

– А мне не грустно.

– И мне.

– Давай посидим.

– Давай. Посидим и пойдем дальше.

Они усаживаются на одну из скамей.

Тишина. Одни деревья окружают их, и только вдалеке, в самой глубине парка, видна медленно бредущая пара старых супругов, одетых во все черное.

– Шурка, как хорошо, что ты не уехала! – говорит Алексей.

– Да… – Она усмехнулась. Потом задумалась. Лицо ее стало грустным. – Скоро будешь дома… – сказала она. – И мне уже не много осталось.

– Да… Ты уже почти на месте.

– А тебе от Купинска близко?

– Рядом! А мать ничего не знает.

– Вот обрадуется!

– Куда там!.. Жалко, я много времени потерял. Ну ничего! Почти сутки еще дома буду. Починю крышу, и обратно.

– На фронт?

– Да.

– Знаешь что, Алеша?

– Что?

– Давай не пойдем в кино. Лучше посидим здесь. Хорошо?

– Хорошо. В кино жарко. Правда?

Помолчали.

– А хорошо мы с тобой ехали, Шурка.

– Хорошо… Только знаешь что, Алеша?

– Что?

Алексей еще ближе склонился к девушке.

Она не отстранилась. Только пальцы ее быстро-быстро перебирали лямки лежащего на скамье вещевого мешка Алексея…

– Алеша, а платок этот… кому? – вдруг спросила она.

– Какой платок?

– Что в мешке.

Алексей улыбнулся:

– Матери. Подарок.

– Правда?! – обрадовалась девушка. – И мыло тоже?

– Какое мыло?

– Мыло. Два куска!

Алексей вздрогнул, поднялся.

– Черт! Совсем забыл! – хлопнул он себя по лбу. – Понимаешь, Шурка. Это посылка. Парень один передал. Фронтовик. – Алексей волновался все больше и больше. – Хорошо, что мы не уехали. Ее нужно отнести!

– Куда?

– Здесь совсем близко. Улица Чехова! Отнесем, Шура?

Шурка вздохнула.

– Тут рядом. За десять минут управимся!.. А потом мы опять сюда придем… Да, Шура?

– Да, – тихо ответила она.

Алексей и Шурка быстро идут по улице. Шурка спрашивает на ходу:

– А этот Павлов – твой товарищ?

– Нет. Я его и не знаю совсем. Случайно встретились. Он с командой на фронт шел.

Шурка ласково посмотрела на него.

Они сворачивают за угол.

На табличке, прибитой к стене, надпись: «Улица Чехова».

– Как близко! – говорит Шурка.

Алексей смотрит на номер дома – «21».

– Седьмой – там. Пошли!

Они идут по улице Чехова. Минуют один дом, второй, третий, и радость сползает с их лиц. Дальше вместо домов – развалины.

Алексей и Шурка останавливаются и растерянно смотрят друг на друга.