Жизнь – одна. Любовь – одна

«При рожденьи каждого из нас…»

При рожденьи каждого из нас

В небе зажигается звезда…

Чтобы свет ее в душе не гас,

Жизнь должна быть честно прожита.

Если ж вы нарушили завет –

Многое изменится в судьбе…

Берегите тот небесный свет.

Если не хотите зла себе.

«Обычное дело, обычный исход…»

Обычное дело, обычный исход:

Кончаются сутки. Кончается год.

Кончается детство у школьной доски –

И вот у тебя серебрятся виски.

Над городом годы плывут чередой,

Над тем, где когда-то ты был молодой.

Кончается полдень. Кончается ночь.

Уходит беспечная молодость прочь.

Обычное дело. И нынче, как встарь,

Кончается август и снежный январь.

Кончается отпуск. Кончается даль.

Худеет опять на стене календарь.

Обычное дело. И, как ни крути,

Кончаются в мире любые пути.

За ниточку времени как ни держись,

Кончается все… Не кончается жизнь.

Молитва

Господи, спаси и сохрани…

Окажи нам божескую милость.

Пусть годами обернутся дни,

Чтобы радость безмятежно длилась.

И хотя бессмертной жизни нет,

Я хотел бы вечно быть с тобою,

Не считая промелькнувших лет,

Озаренных счастьем и любовью.

Помню я наш первый вербный день,

День весны, день солнца и надежды.

Когда сверх других и неотложных дел

Нам Природа подарила нежность.

А еще немало светлых дней,

Полных веры в будущие годы,

Озаренных красотой твоей…

И душой, доверчивой и гордой.

Потому не тороплю я дни,

Что мудры и милы нам обоим.

Господи, спаси и сохрани

Жизнь, рожденную любовью.

Тарханы

Святая земля – Тарханы.

Все легендарно в ней –

Закаты – в лучах багряных.

Восходы – в тени ветвей.

И я суеверно верю,

Что Лермонтов видит нас,

Когда открывает двери

Лермонтовский Парнас.

К Тарханам мы все причастны

Верой, любовью, душой.

Давайте встречаться чаще

На этой земле Святой.

«У вас бывает так?..»

У вас бывает так?

Едва расставшись с женщиной любимой,

Вы в одиночество впадаете тотчас.

И ваша боль горька и нестерпима,

Как будто минул год, как разлучили вас.

И вы готовы вслед бежать за нею,

Чтоб вновь ее услышать…

И потом

Всем нетерпеньем, всей тоской своею

Молить ее вернуться в грустный дом.

Хотя вы столько лет живете вместе.

И этот дом – приют ваш и уют.

Но, как поется в позабытой песне,

Разлуки нам покоя не дают.

И вы берете телефон послушный

И говорите ей – «Я так тебя люблю!»

Простите, что раскрыл вам душу,

Простите милосердно боль мою.

«Классики вновь на ТВ в меньшинстве…»

Классики вновь на ТВ в меньшинстве.

Малоизвестные лбы на экране.

Как будет дальше – я знаю заранее.

Знаю, кого предпочтут на ТВ.

Чья-то фамилия слишком проста.

Чья-то не к месту крестьянская морда.

И, словно «хаммеры» мимо мента,

Мимо несутся редакторы гордо.

Ну, а на «нет» и суда, вроде, нет…

Снова лежу на диване, как зритель.

Я понимаю, чего вы боитесь

И неприязненно смотрите вслед.

«Ни дня без строчки…»

«Ни дня без строчки…» –

Сказал прозаик.

«Ни строчки боле», —

Вздохнул поэт, —

Пусть отдыхает в коллегах

Зависть,

Кому Господь не открыл секрет,

Как овладеть волшебством великим,

Чтоб «жечь глаголом

Сердца людей…»

Не потому ли пылятся книги

Тех, кто все спутал в судьбе своей.

Я никого не хочу обидеть.

Но были Пушкин, Есенин, Блок.

Им было бы неприятно видеть,

Как мир от наглости изнемог.

Когда уже не талант решает,

Не Бог, не гены и не судьба,

Кого приветит на стих Державин,

А кто не в силах постичь слова.

И потому лже-поэтов много,

И много музыки никакой…

Листаю с радостью книгу Блока.

И диск Мартынова под рукой.

Анне

Я признаюсь тебе в восхищении,

Как я признался когда-то в любви.

Вновь зажигаются звезды вечерние

И посылают нам тайны свои.

Правда, одну разгадал я нечаянно…

В ней мне послышался Божий завет.

Снова целую кольцо обручальное,

То, что ты носишь уже двадцать лет.

Я признаюсь тебе в восхищении,

И улыбаешься радостно ты.

Ведь без тебя бы я жил в отречении

Счастья, надежды и красоты.

«Если бы сердце могло говорить…»

Если бы сердце могло говорить,

Оно бы спросило неверного друга:

Откуда в тебе эта лживая прыть,

Похожая на безнадежность недуга?

Когда все то, что ты говоришь, —

Похоже на завядшую ветку.

И тихая фраза, как тихая мышь,

Крадется за выгодой незаметно.

«Май за окном или снег декабря…»

Май за окном или снег декабря,

Мир полон света, надежд и открытий.

Каждое утро смотрю на тебя

Так, словно я тебя вечность не видел.

Вновь поражаюсь твоей красоте,

Детской улыбке, очам твоим вешним.

И остаюсь верен той высоте,

Где в мое сердце сошла твоя нежность.

Чем повстречает нас будущий день,

Светлым признаньем над дружеским даром?..

Иль суетой неоконченных дел,

Или каким-то восторгом нежданным?

Что бы там ни было… Все я приму.

Время летит сквозь пургу и сквозь ливни…

Вновь ты прильнула к плечу моему.

Значит, и этот день будет счастливым.

«Я эти строки обращаю к юным…»

Я эти строки обращаю к юным,

Чьи души, как открытая тетрадь.

Кому уже понятен взрослый юмор,

Который помогает выживать.

Хотел бы я им передать свой опыт,

От глупостей и бед предостеречь,

Чтобы в душе не оседала копоть,

Когда начнут иллюзии гореть.

Чем меньше будет разочарований,

Тем больше в сердце

Мудрости и сил.

А жизнь и награждает нас, и ранит,

И не поймешь – кто мил ей, кто не мил.

И к этому уже нельзя привыкнуть,

Надеясь на привычное «авось»,

Судьбе мы все выплачиваем выкуп

Тем, чего добиться не пришлось.

Я обращаю к юным эти строки.

Пускай они не повторяют нас,

Когда мы перед недругами кротки,

А возле лжи не поднимаем глаз.

Родной язык

Родной язык – божественное чудо.

Он нас не предавал и не предаст.

И в бедах он к нам бесконечно чуток,

И в радостях не покидает нас.

И так надежно искреннее слово,

Когда в душе не остается сил.

Родной язык – как оголенный провод,

Что всех славян навек объединил.

И свет добра, что согревает сердце,

Не мыслим без мелодий языка.

Пока мы вместе – этот мир бессмертен

И дружба наша тоже на века.

Песня о Москве

Петру Павловичу Бирюкову

Когда заря взойдет,

Рассвет в Москва-реке

Рисует витражи

Твоих спасенных храмов.

Храни тебя, Господь,

От всяких непогод.

Тебе к лицу, Москва,

И майский цвет, и мрамор,

Все прошлые года

Тебе принадлежат:

Есенинский восторг,

И пушкинская нежность,

И слава тех солдат,

Что не пришли назад.

И светлый Храм Христа,

И красота Манежа.

От вьюг белым-бела,

От солнца зелена,

Москва всегда была

Одна на всю Россию.

Звонят колокола,

И слышит звоны мир.

И только ты одна

Так в этот миг красива.

И улицы твои,

Как память о любви.

Москва – судьба моя,

Моя душа и совесть.

Молитвой и добром,

Талантом и мечом

Писала ты в веках

Свою святую повесть.

На Мертвом море

Мы открываем в январе сезон

На Мертвом море,

Не дождавшись лета.

Смотрю из-под спасительного пледа,

Как в воду погружается Кобзон.

Я тоже влез в холодную купель.

По морю вьется солевая тропка,

Как будто это смерзшиеся хлопья

Здесь намела российская метель.

Не так уж зябко после наших зим…

Как огурцы в рассоле – мы в прохладе мокнем.

И если плохо станет нашим легким,

То, значит, был на уровне экстрим.

Приезжих из России – несть числа.

Морскому раю радуются люди.

И море их желанье не остудит,

Не зря же с морем их судьба свела.

Потом горячий душ, халат, отель.

И как-то стали ближе мы друг другу,

Когда бутылка поплыла по кругу…

Мы пьем за всех, кто одолел купель.

И вновь за руль… Умение свое

Я подтверждаю на опасных спусках.

Святой земле никак нельзя без русских,

Как русским невозможно без нее.

Хотя мы здесь нарушили уклад

И берег взбудоражили весельем,

Зато январь стал месяцем весенним.

А кто же в зимний день весне не рад?

Родина

Поклон Земле, где я родился.

Родился я в СССР.

И Родиной своей гордился.

Быть может, больше, чем теперь…

Теперь живу в другой стране я,

Где новым веяньям не рад.

Тому, что стали мы беднее,

Что все прогнозы невпопад.

Но не страна в том виновата.

А виновата наша власть…

И кто-то уезжает в Штаты.

В Европу юность подалась.

А некий чин нам врет с экранов

Про взлет, прогресс и благодать:

Что власть лелеет ветеранов

И стали меньше воровать.

А то, что у него зарплата

В сто раз объемней, чем у нас, —

Про то народу знать не надо.

Кайфуй в нужде рабочий класс.

…Поклон Земле, где я родился.

Упрек стране, где я живу,

За то, что мы стоим у пирса,

А надо быть нам на плаву…

Самое дорогое

На свете нет ничего дороже

Здоровья, родителей и детей.

И без любви мы прожить не можем.

Жизнь счастьем обязана ей.

Я вспоминаю часто отца и маму.

И в сердце – печаль, как шквал.

Хотя набежало годов немало,

Мне кажется, с детства я их потерял.

Здоровье от Бога нам всем дается.

А Божьи посланники – это врачи.

И если вдруг от боли неймется,

Не впадай в отчаяние и молчи.

Врачи услышат твое молчанье,

Ты не только для них пациент.

И в ответ на твое отчаянье

Надежду впишут в рецепт.

«Я к новой жизни не привык…»

Я к новой жизни не привык.

В ней непонятно все и зыбко.

И каждый день, и каждый миг

Встречаю горестной улыбкой.

Я не привык к театру,

Где

По сцене голые гуляют,

И если надо, по нужде

Готовы исхитриться в зале.

Я пошлость с детства не терплю,

Когда она искусство губит.

Но здравый смысл свели к нулю

Те, кто власть и деньги любят.

Я к новой жизни не привык.

И привыкать назло не буду…

Мой русский, мой родной язык

Спасет от пошлости и блуда.

«Одному российскому поэту…»

Одному российскому поэту

Стала вдруг Россия не мила.

Может, потому,

Что он блуждал по свету,

Где Россия не в чести была?

Иль считал он, что она виновна

В том, что мало славили его.

И хотя обидно было ей и больно,

Но она прощала сына своего.

Потому и мог всегда бывать он

На престижных форумах коллег,

Зная, что Россия все оплатит…

Думая, что эта блажь навек.

Но однажды Родина вспылила,

Не дождавшись совестливых дней,

А поэту не хватило силы

Честно повиниться перед ней.

Впрочем, и не думал он виниться,

Если правым чувствовал себя.

Если вся родная заграница

Гневалась, Россию не любя.

Может, потому и модно ныне

Поносить страну, где ты живешь.

Меньше дома – больше на чужбине,

Смотришь, и в герои попадешь.

«Когда перед Господом нашим…»

Когда перед Господом нашим

Я буду держать ответ,

Он спросит,

А много ль врагов я нажил

В тревогах минувших лет.

И много ль было друзей надежных,

Добрых, как отчий дом.

И знал ли я, что милостью Божьей

Не был в пути обойден.

А если Он ни о чем не спросит,

Зная все наперед,

Я вспомню свою последнюю осень,

Полную зла и невзгод.

Когда, устав от бед и пристрастий,

Мое золотое перо

Неслось мимо чужих несчастий,

На миг забыв про добро.

Но, может, я буду прощен Всевышним…

Его доброта превыше грехов.

И голос Его я сердцем услышу,

И эхо коснется моих стихов.

«Я много в жизни радостей изведал…»

Я много в жизни радостей изведал –

Неслись сквозь них далекие года…

Но выше радости, чем День Победы,

Не знало мое сердце никогда.

Вернулись к нам отцы и деды

С той праведной мучительной войны.

И мне теперь все горести и беды

Уже вовеки стали не страшны.

И слышу снова я в преддверье лета

Глухое эхо взрывов и стрельбы,

Когда заходит в отчий дом Победа,

Как горький отзвук и моей судьбы.

Русская тайна

«Не ходи войной в Россию, —

Говорил Европе Бисмарк. —

Ты утонешь в волнах риска,

Но Россию не осилишь…

Потому что есть в ней тайна –

Тайна быть непобедимой.

И в угрозах нетерпимых,

И в войне – всегда недавней».

Но советов этих ратных

Не услышала Европа…

И хранит Россия топот

Непутевых оккупантов.

Ну, а тайна русской силы

В том, когда беда нагрянет,

Даже детство рядом встанет,

Все мы в этот миг –

Россия.

Год милосердия

Завершился Год литературы.

Год кино сменил его давно.

Но не поубавилось халтуры

Ни в литературе, ни в кино.

Не явился миру новый Тютчев.

Не вернулся на экран Рублев.

Долгими рекламами замучив,

Каждый Год живет под гнетом слов.

Но само собой ничто не совершится.

Если Год литературы, дайте шанс,

Чтоб взошли на белые страницы

Нынешние Мцыри и Тарас.

А пока я в ожиданьи Года,

Где бы милосердие сошлось

С зовом душ и красотой Природы.

Мудро и навек… Не на авось.

Наши дни

Ане

Я благодарно провожаю дни –

Счастливые и грустные порой.

И вновь судьбу прошу – «Повремени…

Не дай забыть в грядущее пароль…»

Наверно, там еще немало дней,

Которые обрадуют меня…

И вспыхнет добрый свет в душе моей

От вечного небесного огня.

И я тот свет достойно сохраню.

И мысленно скажу былому «бис…».

И каждому талантливому дню

Я прошепчу наивно – «Повторись…»

Я благодарно провожаю дни

Весной, в жару, и в стужу декабря.

Спасибо им!

Ведь, если б не они,

Я никогда не встретил бы тебя.

Запоздалое сомнение

Поэзия уходит в интернет.

Поэты в интернете, —

Как в подполье.

А для меня без книг

Поэта нет.

Как скакуна без скорости

И поля.

Но времена сменились…

И сменился код,

А без него в грядущее не ступишь.

В календаре моем давно ушедший год.

Он молча кажет интернету кукиш.

И строчкой Блока смотрит на меня,

Как будто бы Блок растревожен тоже.

Без зримых книг мне не прожить и дня,

Они душе понятней и дороже.

Наверно, поздно мне одолевать

Технические тайны интернета.

Есенин заглянул в мою тетрадь.

Я погружаюсь в тихий шепот Фета,

Поэзия уходит в интернет,

Как в юный лес

Уходит луч весенний…

И пусть…

Лишь бы услышан был Поэт,

Кому Россия дарит вдохновенье.

Три дня в Лондоне

Мы прилетели в Лондон

На три дня.

Ты попросила вежливо меня

Хотя бы бегло показать сей город.

Я в нем бывал,

А ты в нем не была.

Погода нас немного подвела:

Мело, и холодок вползал за ворот.

Я нанял гида с русским языком.

Неслись мы с ним по улицам знакомым –

Знакомым по кино и по альбомам,

И рядом плыло доброе

Welcome.

Тебя здесь тихо поражало все:

Гайд-парк, Музей мадам Тюссо,

И по всему пейзажу

Зарубежный шарм.

И вежливость веселых горожан.

Еще одно случилось с нами чудо:

Я вызнал вдруг, что гид была оттуда,

Где я родился, прожил много лет.

И Милочка (так величали гида)

Спросила нас с тревогой скрытой –

А не наложат на ее приезд запрет?

«Тверь ждет Вас, – я ответил в тон. —

Красивым леди въезд не запрещен».

С тем и расстались мы

И с Лондоном, и с Милой.

Но Аня весь обратный путь грустила.

Ей не хотелось покидать тот мир,

Где властвовали Байрон и Шекспир.

«Я люблю свою страну…»

Я люблю свою страну.

А порядки ненавижу.

И как страшную вину,

Получаю загранвизу.

Впрочем, это все не ново —

Как наркологу – гашиш.

Я опять останусь дома.

От себя не убежишь…

Зоя Космодемьянская

В тот день я с ребятами радио слушал.

Военные сводки, бои, города…

Гремела война по мальчишеским душам –

И в каждое сердце стучалась беда.

В тот день и узнал я о гибели Зои.

И плакал навзрыд

Вместе с классом своим

По девочке той,

Что погибла как воин.

И я написал на доске –

«Отомстим…»

Но лет нам тогда было горестно мало.

А фронт нас манил

Мимо лет, мимо дат.

И знали о том только бедные мамы

И, может быть, местный военкомат.

Промчались года…

Вновь смотрю я на фото,

Переживая трагедию ту…

И вдруг по эфиру неведомый кто-то

Бесстыдно на Зою вознес клевету:

Что в пытках она потому, мол, молчала,

Что это болезнь ей сомкнула уста…

Но просчитался озлобленный дьявол.

И Зоина слава осталась чиста.

Волжская столица

Александру Корзину

Тихо гасил свои краски закат.

Волга несла осторожные воды.

Шел я по берегу наугад

И ощущал себя частью Природы.

Было на сердце светло и легко…

Словно в каком-то загадочном раже

Снова меня одержимо влекло

На дорогие тверские пейзажи.

Я проходил вдоль великой реки,

Что позабыла навеки свой возраст…

Мост, опершись на крутые быки,

Был, как закат, романтичен и розов.

Как ты прекрасна, любимая Тверь!

С юностью древность твоя породнилась…

Много пришлось пережить нам потерь.

Чтобы Господь оказал тебе милость.

Град Казакова, Баженова град —

Время над гением зодчих струится…

Выше всех почестей, слов и наград –

Доброе имя приволжской столицы.

Шуточное послание любимой

Сказать по правде, я виновен

В том, что веду себя не так.

Как будто я тот самый воин,

Что с саблей бросился на танк.

Под танком я в виду имею

Всю нашу яростную жизнь:

Она прижмет стопой своею,

И как ни трудно, но держись.

Я не привык к таким накатам.

С судьбой я ладил много лет.

Хоть не случилось быть богатым,

Но я здоров, обут, одет.

А счастье не в деньгах с наградой,

Не в почитании толпы.

Была бы лишь всегда ты рядом

И в дни торжеств, и в дни борьбы.

И не пилила б постоянно

Меня за мелкие грехи.

Я – что – напрасно, донна Анна,

Тебе одной пишу стихи?

Я – что – напрасно умираю

От красоты твоей земной?

И ухожу под своды рая,

Когда ты ласкова со мной.

А если я порою под нос

Рассыплю глупость невзначай,

Так это глупость, а не подлость.

Ты на меня уж не серчай.

Хотя я сед, тяжел походкой,

Душа все так же молода…

Не зря же я живу с молодкой

И забываю про года.

Письмо другу

Ты – в Америке… Я – в России,

Где тоскует твой отчий дом.

Я не знаю, какие силы

Увели тебя за кордон…

Разминулись дороги наши.

Изменили судьбу твою…

Ты теперь заграничный «раша».

Я же русский в родном краю.

А когда ты спешишь к нам в гости –

Каждый год уже много лет, —

Слышу я, как Россия просит:

«Возвращайся домой, поэт…»

На чужбине душа в неволе.

И язык родной полунем.

Возвращайся…

Не для гастролей,

Не для премий,

А насовсем.

«Никогда не говорите „нет“…»

Никогда не говорите «нет»

Прошлому, вспорхнувшему, как птица…

Сколько бы ни миновало лет,

К нам былое может возвратиться.

Радостью, обидой иль мечтой,

Но оно всегда вернуться может.

Удивит нежданной красотой,

Огорчит забывшеюся ложью.

«Я лишь за то себя корить готов…»

Я лишь за то себя корить готов,

Что слишком поздно

Мы нашли друг друга.

И не хочу,

Чтоб среди нежных слов

Вдруг прозвучало горькое –

«Разлука…»