Тайна убитой актрисы
– На этот вопрос я как раз ответить могу, – сказал Проценко. – Да, наши специалисты обнаружили на замке характерные царапины. Человек, проникший в квартиру, воспользовался отмычкой.
– А отпечатков пальцев в квартире он, я думаю, не оставил?
Майор покачал головой:
– Именно так. Нигде нет никаких отпечатков или следов. На теле и одежде жертвы не обнаружены частицы чужого биологического материала.
– Зато на убийце наверняка остались следы, – заметил Крячко.
– Какие? – поинтересовался лейтенант.
– Кровь, – ответил Крячко. – Если он перерезал своей жертве горло, то на его одежде неминуемо должны остаться капли ее крови. Возможно, убийца позже избавился от этих тряпок. Но он мог и пожадничать или не подумать об этом. В этом случае мы сможем доказать его вину по этим следам.
– Для этого надо проделать одну небольшую операцию, всего лишь установить и поймать убийцу, – заметил Гуров. – Итак, на сегодня, наверное, все. – Тут он взглянул на Проценко и Козлова. – Хотя ваша группа может проделать еще какую-то часть нашей общей работы. Видите, в некоторых квартирах окна светятся? Значит, хозяева еще не легли спать. Можно отправиться к ним и поговорить. Завтра необходимо будет продолжить это занятие.
– Мне кажется, нужно будет расширить круг поиска, – сказал Крячко. – Почему ты решил, что нужно опросить только людей из этого подъезда? Убийцу могли видеть на улице и люди из второго и третьего подъездов.
– Ты прав, – согласился Гуров. – Опросите всех. Можно еще найти почтальона. Они ведь обычно разносят почту утром. Стоит поискать тех людей, которые расклеивают разные объявления возле подъездов. Нам нужен хоть один человек, который, может быть, мельком видел убийцу. Нам требуется какая-то зацепка. Да, чуть не забыл. Ведь у нас уже есть такой человек!
– Откуда? Кто? – с удивлением спросил Козлов.
– Вы разве не слышали, что рассказывал Иннокентий? Он говорил, что один из дачных соседей запомнил незнакомого мужика, который бродил по их улице. Это было незадолго до того дня, когда на дачу Прокофьевых залез вор. Кажется, Прокофьев назвал этого соседа Толей. Вот с этим Толей обязательно нужно побеседовать.
– Будет сделано, товарищ полковник, – ответил Козлов.
– Давай, лейтенант, не откладывай, начинай прямо сейчас. Вон кто-то выходит из подъезда. Дверь тебе, можно сказать, специально открыл. – Гуров повернулся к Проценко: – А ты, майор, назови нам адрес той гостиницы, куда ты хотел нас заселить, и мы отправимся отдыхать.
– Я вам не только адрес назову. Я вас туда сам отвезу, – сказал майор.
Офицеры сели в машину и отправились в гостиницу.
По дороге майор спросил:
– Так вам на завтра вызвать для допроса студента Маркелова?
– Нет, со студентом мы поговорим чуть позже, – ответил Гуров. – С утра я хочу нанести визит в театр, где работала Елена. Поговорю с главным режиссером Саморуковым. Он ведь, кажется, тоже числился у вас в подозреваемых?
– Да, было дело, – подтвердил Проценко. – Когда мы узнали, что главный режиссер выделял Елену из всех актрис, что они часто общались.
– Понятное дело, – откликнулся Гуров. – Ну вот, надо пообщаться с главным, потом с веселым режиссером Сергеем Буровым, с Настей Веретенниковой, близкой подругой Елены, с другими актерами. Да ведь этот свидетель, Маркелов, тоже в театре практику проходит. Значит, там я с ним и побеседую. Так что ты, майор, не отвлекайся от своего дела. Я вам с лейтенантом наметил фронт работ, вот на нем и воюйте. Что, мы уже приехали?
– Да, вот ваша гостиница «Утес», – отвечал Проценко. – Она у нас лучшая в городе. Находится в самом центре. Отсюда и до театра недалеко, и до управления.
– Хорошо, посмотрим, что за «Утес» такой, – проворчал Крячко, вылезая из машины. – Есть ли тут хотя бы чайник в номере, какие вообще порядки.
Проценко уже собрался уезжать, когда Гуров окликнул его.
Майор опустил стекло, и сыщик напомнил ему:
– Не забудь, завтра же найди и допроси этого дачного соседа. Возможно, с его помощью удастся составить фоторобот убийцы. Все, желаю успеха!
Глава 5
Двухместный номер, забронированный для них управлением, сыщикам в общем понравился. Кровати были аккуратно застелены, душ исправно работал, давал горячую воду, а в шкафчике имелся чайник. Пока Гуров принимал душ, Крячко заварил чай и соорудил стопку бутербродов из продуктов, которые сыщики захватили с собой из Москвы. Затем он сам помылся, и друзья сели ужинать.
– Ну и какое впечатление у тебя сложилось об этом деле? – спросил Крячко, когда покончил с первым бутербродом. – Оно и вправду такое сложное, как тебе Орлов говорил?
– Да, мне кажется, что дело это непростое, – ответил Гуров. – Помучиться нам с ним придется основательно. Главное, что меня смущает, – отсутствие мотива. Во всяком случае, явного, понятного.
– А мне кажется, что мотив тут как раз вполне понятен. Это деньги, – заявил Крячко. – Ты заметил, как этот Иннокентий замялся, когда ты спросил, нет ли в доме еще чего-то ценного? Скорее всего, у них что-то такое имеется, только он говорить об этом не хочет.
– Возможно, он не хочет говорить по двум причинам, – сказал Гуров. – Во-первых, это «что-то» имеется не у них, а только у него.
– Ты хочешь сказать, что у него был источник доходов, о котором жена не знала?
– Именно так. Во-вторых, этот источник не вполне законный или даже совсем незаконный. Надо нам побольше узнать об этом Иннокентии. Наши местные коллеги на него сразу навалились, думали повесить на мужа убийство жены. Когда с этим ничего не вышло, они перестали им интересоваться. А напрасно. Иннокентий, как мне кажется, человек непростой. Возможно, тайна гибели Елены как-то связана с его второй жизнью.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы этой второй жизнью господина Прокофьева занялся я? – спросил Крячко.
– Ты ужасно догадлив. Я хочу, чтобы ты собрал как можно больше сведений об этом бизнес-тренере. Может, и всплывет что-то интересное.
– Ладно, мотив – это главная причина твоего смущения, – сказал Крячко. – А еще что заставляет тебя не спать по ночам?
– Меня ничто не заставляет плохо спать, – заявил Лев Иванович. – Ты же знаешь, что, какие бы загадки жизнь ни подбрасывала, какая бы опасность мне ни угрожала, я сплю всегда крепко. А вот задуматься меня кое-что заставляет. Кроме отсутствия явного мотива, меня смущает странный набор качеств этого неизвестного убийцы. Вот смотри: он умело и быстро вскрывает замок квартиры Прокофьевых, вполне квалифицированно, как я заметил, проводит обыск в квартире, жестоко пытает Елену Прокофьеву, стремясь добиться от нее сведений, необходимых ему. Не получив их, этот субъект убивает свою жертву, потом скрывается, избежав встречи с двумя свидетелями. Все это указывает на очень опытного и свирепого грабителя, явного рецидивиста. Но я уже спрашивал майора Проценко. Он сообщил мне, что они проверили всех убийц, проживающих после отсидки в Заозерской области. Ни один из них вроде бы не причастен к гибели Елены.
– Этот факт надо бы еще проверить, – заявил было Крячко, но Гуров предупреждающе поднял руку и продолжил:
– Погоди! Я еще не все сказал. Я о другом речь веду. Перед нами вроде бы опытный уголовник. Но этот субъект устроил настоящий погром на даче Прокофьевых. Он зачем-то взял с собой какую-то поношенную куртку, а из квартиры унес не слишком ценные предметы, всего на двадцать тысяч рублей. Это почерк вовсе не бывалого налетчика, бандита со стажем, а новичка, начинающего грабителя. Это человек жадный, падкий на добычу, поэтому берет все, что под руку попадется. Так кто же он, этот мистер Икс?
– А может, их было двое? – высказал предположение Крячко.
– Интересная мысль, – произнес Гуров. – Вот и я так подумал. Интуиция мне подсказывает, что перед нами все же один человек, просто попавший в необычные обстоятельства. Но она тоже иногда ошибается, хотя и редко.
– Так какой же вывод ты делаешь из этих сомнений и умозаключений? – спросил Крячко.
– Никакого особого вывода я не делаю, – отвечал Гуров. – Наш план остается прежним. Наши заозерские коллеги пусть ищут свидетелей на месте убийства. Ты займешься мужем убитой актрисы, постараешься проникнуть в его тайну, если такая имеется. А я познакомлюсь с коллегами Елены, людьми театра.
– Да, себе ты выбрал самое увлекательное дело, – заметил Крячко.
На следующее утро Гуров подошел к театру, вспомнил эти слова своего друга и невольно усмехнулся. Сам он никогда не делил занятия в ходе расследования на увлекательные и скучные. Для него представляло интерес и было увлекательным все, что продвигало расследование вперед.
Строгая дама, сидевшая у входа, поинтересовалась у сыщика, кто он такой и с какой целью в столь ранний час явился в театр. Гуров показал ей свое удостоверение и объяснил, что должен побеседовать с главным режиссером театра Аркадием Саморуковым, а также с коллегами погибшей актрисы.
Дама сразу стала сама любезность, мило улыбнулась и сказала:
– К сожалению, с Аркадием Львовичем вам сейчас поговорить не удастся. Он еще не прибыл в театр.
– Но кто-то, наверное, есть на месте? – спросил сыщик.
– Да, некоторые уже пришли, – отвечала дама. – Например, двое молодых актеров, Щепкин и Ласточкин. Еще режиссер Сергей Леонидович Буров и студент-практикант. Я все время забываю, как его фамилия.
– Случайно не Маркелов? – спросил сыщик.
– Правильно, Никита Маркелов, – обрадованно отозвалась дама.
– И где они все?
– Актеры у себя в уборных. Может, в курилке, пользуются случаем, чтобы подымить, анекдоты потравить. Когда придет Аркадий Львович, им уже не до курения будет. Он человек строгий.
– А Буров где?
– Сергей Леонидович, скорее всего, находится в своем рабочем кабинете, – отвечала дама. – Это на третьем этаже, с правой стороны. Давайте я ему позвоню, чтобы он спустился и встретил вас. Сами вы вряд ли найдете дорогу. Наш театр довольно сложно устроен.
– Ничего, я как-нибудь разберусь, – сказал Гуров и направился к лестнице.
Кабинет режиссера Лев Иванович нашел без труда, постучался и вошел. Сергей Буров был занят тем, что расхаживал по небольшому помещению и строил рожи. Человек, ничего не знающий о профессии Бурова, пожалуй, подумал бы, что имеет дело с душевнобольным, однако Гуров догадался, что режиссер сам с собой разыгрывает какую-то роль, которую позже будет прорабатывать с актером.
Увидев незнакомого посетителя, режиссер прекратил свои упражнения с лицом и выжидательно посмотрел на сыщика. Гуров представился и сказал, что хотел бы побеседовать о Елене Прокофьевой. Все оживление сразу исчезло с лица Бурова.
Он в одну минуту постарел лет на десять, тяжело вздохнул и сказал:
– Да, конечно, я готов ответить на все ваши вопросы. Садитесь сюда, здесь вам будет удобно. Что конкретно вас интересует?
– В первую очередь меня интересуют люди, окружавшие убитую актрису, – ответил сыщик. – Я имею в виду актеров, режиссеров, художников, музыкантов – в общем, всех людей, работающих в театре. Как вы думаете, мог кто-то из них убить Елену Прокофьеву?
Режиссер решительно покачал головой и проговорил:
– Нет, я не могу назвать такого человека. Я сам уже третий день ломаю себе голову над всем этим и ничего не могу понять. В театре нельзя найти ни одного человека, который мог бы пойти на такое преступление. Лену все очень любили. Искать среди нас убийцу – это сущий бред!
– Неужели все так обожали молодую актрису, которая внезапно сделала успешную карьеру и добилась известности? – с сомнением в голосе проговорил Гуров. – Так уж сложилась моя жизнь, что я очень даже неплохо знаю актерскую среду. Увы, многим театральным деятелям свойственно такое чувство, как зависть. Да и вообще, люди театра привыкли играть роли даже по жизни, скрывать свои истинные чувства. Может быть, у Елены все же имелся недоброжелатель, человек, который ее ненавидел?
Буров вновь решительно покачал головой и произнес:
– Нет у нас такого человека! Среди мужчин точно. Разве что среди актрис. Тут зависть действительно развита. Да, я мог бы назвать несколько женщин, которые завидовали успеху Елены. Но чтобы убить?! Нет, в это я решительно не могу поверить!
– Тут я с вами согласен, – сказал Гуров. – Судя по характеру совершенного преступления, убийцей был мужчина. Тогда у меня другой вопрос. Вы не видели в последний месяц в театре незнакомого, постороннего человека, который мог бы следить за Прокофьевой?
– Незнакомые люди, – задумчиво произнес режиссер. – Знаете, в театре все время появляются новые персонажи. Это журналисты, студенты, проходящие практику, начинающие драматурги, которые жаждут показать свои рукописи, художники. Да кого у нас только нет! Можно сказать, что театр – это проходной двор. Я почти каждый день встречаю в наших коридорах людей, которых вижу в первый раз.
– Хорошо, тогда я поставлю вопрос иначе, – сказал сыщик. – Вы встречали человека, который показался бы вам подозрительным?
Режиссер вновь задумался ненадолго, потом произнес:
– Нет, ничего такого не было. Но вы ведь ищете человека, который следил бы за Леной, правда? А такому субъекту нечего делать здесь, на третьем этаже. Он должен ошиваться возле сцены во время репетиций или у артистических уборных, а они расположены на первом этаже.
– Значит, мне нужно поговорить с людьми, которые бывают в этих местах, – заявил Гуров. – Прежде всего, наверно, с актерами.
– Да, с актерами, а также с помощниками режиссеров, костюмерами, рабочими сцены, – подхватил Буров. – Вам их вызвать сюда?
– Зачем же вызывать? Не надо никого беспокоить, – заявил Гуров. – Лучше разговаривать с человеком в его среде. Я был бы вам признателен, если бы вы проводили меня сперва, скажем, к актерам, а затем к другим работникам театра. Но прежде чем мы уйдем отсюда, я хотел бы задать вам еще несколько вопросов. Скажите, ведь вы общались с Еленой не только здесь, так сказать, на рабочем месте? Ведь вы были и дома у Прокофьевых?
– Да, я дружил не только с Леной, но и с ее мужем Иннокентием, – ответил Буров. – Бывал и дома, и на даче.
– Вы знали, что у Иннокентия имеется другой источник дохода, кроме его работы, о котором Елена не ведала?
Этот вопрос Гуров задал наугад. Он сам не знал, имеется ли у Иннокентия Прокофьева левый заработок. Но почему бы и не попробовать? Сыщик часто применял в своей работе такой вот метод.
Прием сработал! Сыщик понял это по тому, как мгновенно изменилось лицо его собеседника. На нем промелькнули растерянность, испуг, а затем оно словно окаменело.
«Знает, но будет скрывать», – промелькнуло в голове у Гурова.
– Я не знаю, о каком другом источнике вы говорите, – сказал режиссер. – Иннокентий работает бизнес-тренером, ведет семинары, которые пользуются большим успехом. Он зарабатывает вполне достаточно.
– Напрасно вы скрываете правду, – сказал Гуров. – Я ее все равно узнаю, но это промедление задержит поиск убийцы. А ведь вы вроде бы сочувствуете погибшей актрисе, искренне хотите, чтобы преступник понес наказание.
– Конечно, хочу! – подтвердил Буров. – Но при чем здесь заработки Иннокентия?
– Да при том, что убийца искал в квартире Прокофьевых какие-то ценности, – объяснил Гуров. – Что именно? Деньги, заработанные законным путем, люди обычно держат в банках. В разного рода тайниках они прячут то, что нельзя открыто декларировать. Если я выясню, сколько получал муж Елены помимо официального заработка, то буду знать, что вызвало такой интерес убийцы, смогу догадаться, где этого преступника искать. Я понятно объясняю?
– Да, понятно. Но все это ерунда! – нервно отвечал режиссер. – Я вам уже сказал, у Иннокентия не было другого заработка, помимо его лекций и семинаров по бизнесу. Вы, кажется, хотели побеседовать с актерами. Самое время этим заняться, а то через сорок минут у нас должна начаться репетиция.
«Нет, сейчас он отвечать не будет, – решил сыщик. – Может быть, мне потом удастся до него достучаться? Во всяком случае, левые заработки у Прокофьева есть, это очевидно».
– Что ж, пойдемте к актерам, – сказал Лев Иванович. – Продолжу знакомство с вашим театром.
Глава 6
Они вышли из кабинета и спустились на первый этаж. Там уже шла какая-то жизнь, слышались голоса.
– Вот здесь находятся актерские уборные, – сказал Буров. – Я слышу, кое-кто уже пришел на работу. Вам будет с кем пообщаться.
– А уборная Елены Прокофьевой тоже здесь находится? – спросил Гуров.
– Да, конечно, – ответил режиссер. – Вы, наверное, хотите ее осмотреть?
– Да, хочу, – сказал сыщик. – Проведите меня сначала туда.
– Хорошо, пойдемте, – сказал Буров. – Надо сказать, вы не первый, кто проявляет интерес к этому помещению.
– Понимаю. Туда уже заглядывали местные оперативники, да? Например, майор Проценко.
– Нет, наши заозерские оперативники здесь не были, – отвечал режиссер. – Мы решили, что это кто-то из поклонников Лены.
Гуров резко остановился, пристально посмотрел на своего спутника и спросил:
– Вы хотите сказать, что кто-то устроил обыск в уборной погибшей актрисы?
– Почему обыск? Знаете, завзятые театралы бывают очень любопытны.
– А вы сообщали об этом факте в полицию?
– Нет, мы не стали. – Буров пожал плечами. – Не придали этому такого значения.
Сыщик только головой покачал.
– Просто поразительная беспечность, – сказал он. – Сейчас, когда важна любая информация, вы молчите о таком событии! Давайте скорее туда.
Они прошли мимо нескольких закрытых дверей и одной открытой, потом остановились перед нужной. Буров достал ключ, отпер ее. Режиссер и сыщик вошли в уборную погибшей актрисы.
Главное место в этом помещении занимали большое зеркало со столиком и удобное кресло. Кроме того, в уборной стояли диван и два больших шкафа.
Когда-то это помещение, наверное, выглядело уютным и удобным. Но сейчас в нем царил беспорядок. Предметы, находившиеся на столике, были свалены в кучу, некоторые тюбики и баночки валялись на полу. Там же лежали и вещи, выброшенные из шкафов. Это были платья, пальто, плащи, шляпы разных фасонов и размеров, еще какие-то предметы дамского гардероба.
Гуров, глядя на этот бардак, только головой покачал.
– Вы говорите, что это мог сделать какой-то поклонник Прокофьевой? – сказал он. – Странное у вас представление об этих людях. Скажите, а кто первый обнаружил, что в ее уборной кто-то побывал?
– Кто обнаружил? – Буров задумался. – Кажется… да, это была подруга Лены, Оля Мерцлина. Она не актриса.
– Я знаю, она театральный художник, – сказал сыщик. – А когда это случилось?
– Когда? – Режиссер задумался. – Вчера, может быть. Нет, скорее позавчера. Да, точно, это случилось позавчера.
– Но это было уже после смерти Прокофьевой?
– Да, мы узнали эту ужасную новость еще три дня назад. А на следующий день стало известно и об этом.
– Где я могу видеть Олю Мерцлину?
– Затрудняюсь сказать, – отвечал режиссер. – Она приходит в театр не так часто. Обычно чтобы получить заказ на новую постановку или с уже готовыми эскизами декораций. А так она дома работает. Я могу дать вам ее телефон.
– Да, диктуйте номер, – сказал сыщик.
Режиссер продиктовал номер сотового телефона. Гуров записал его, но звонить не стал.
Вместо этого он спросил Бурова:
– Но ведь вы сами уже бывали здесь после смерти Елены, не так ли? Видели этот погром?
– Да, Оля сразу меня позвала, – подтвердил режиссер. – Я пришел, поглядел.
– Все было так же, как и сейчас? Или здесь кто-то успел побывать после вас?
– Нет, кажется, никто, – отвечал Буров. – Когда новость об этом обыске, как вы его называете, разнеслась по театру, сюда сбежалось несколько человек. Они заглядывали в дверь, обсуждали это происшествие. Но после этого я дверь запер. Ключи от всех уборных имеются только у меня и у самих актеров.
– Понятно. Тогда будьте так любезны, выдайте мне ключ от этого помещения.
Режиссер, ни о чем не спрашивая, снял со связки ключ от уборной погибшей актрисы и отдал его сыщику.
Они оба вышли из уборной, Гуров запер дверь, достал телефон и позвонил майору Проценко.
– Приветствую, майор, – сказал он, когда оперативник откликнулся. – Я сейчас нахожусь в театре. Скажи, ты знаешь, что позавчера кто-то проник в театральную уборную Прокофьевой и устроил там обыск?
– Обыск?! – удивился майор. – Нет, я не в курсе. Мне ничего не сообщали.
– Ну так вот я тебе об этом сообщаю, – сказал Гуров. – Срочно пришли сюда бригаду криминалистов, пусть все проверят, снимут отпечатки, если таковые тут есть. Я некоторое время еще буду здесь. Ключ от уборной у меня. Давай, действуй! – Лев Иванович выключил телефон и сказал режиссеру: – Спасибо за помощь. Я вас больше задерживать не буду, с актерами познакомлюсь сам.
Сыщик дождался, когда режиссер уйдет, повернулся и направился к уборной, в которой раздавались голоса нескольких человек. Здесь он обнаружил двух молодых актеров. Как выяснилось в ходе дальнейшей беседы, одного звали Николай Климук, а другого – Никита Ганчук.
Впрочем, кроме фамилий, больше ничего похожего в этих двух молодых людях не было. Николай был красив, улыбчив и вполне годился на роли женихов и вообще привлекательных молодых людей. Никите с его суровой внешностью больше подошли бы роли злодеев или, наоборот, сыщиков.
Узнав о том, кто такой Гуров и зачем он явился в театр, оба стали серьезны. Было заметно, что они любили свою погибшую коллегу и были потрясены ее смертью.
Тогда Гуров спросил, знают ли они, кто проник в уборную погибшей актрисы. Молодые люди одновременно пожали плечами. Нет, этого они не знали.
После этого Лев Иванович задал следующий вопрос: не видели ли они в последние две недели в театре незнакомого человека, который без видимой цели шатался бы возле уборной Елены Прокофьевой?
Улыбчивый Николай ответил, что такого подозрительного типа он вроде бы не встречал.
А Никита чуть подумал и сказал так:
– А знаете, ведь и правда был тут такой человек. Дней десять или двенадцать тому назад я его встретил в нашем коридоре. В театр часто забредают посторонние личности, друзья артистов, начинающие драматурги, просто поклонники. Но этот субъект не походил ни на того, ни на другого, ни на третьего.
– На кого же он в таком случае походил? – спросил Гуров.
– Да на алкаша он походил, если честно, – отвечал суровый Никита. – Такой типичный работяга, только одет очень плохо, в каких-то обносках. Я его, естественно, спросил, что он тут делает. Он сказал, что пришел наняться рабочим сцены. Я сказал, что тогда нужно идти к директору, на второй этаж, а тут ему делать нечего. Вот он и ушел. Правда, перед этим посмотрел на меня как-то странно.
– А что было в этом взгляде такого странного? – поинтересовался Гуров.
Тут коллега Никиты, красивый Николай, философски заявил:
– Каждый человек по-своему странен.
Никита при этих словах скривился, а на вопрос Гурова ответил так:
– Он смотрел как человек, который решает, жить мне еще или уже хватит. Словно это от него зависело.
– Очень интересное определение, – сказал Гуров. – Вы смогли бы описать этого «рабочего сцены»?
– Наверное, мог бы, – сказал Никита. – У меня память хорошая. Он был на вид лет сорока или даже пятидесяти, среднего роста, почти лысый. Глаза черные, чуть прищуренные.
– Во что был одет этот человек? Пиджак, рубашка?
– Нет, никакого пиджака на нем не было, – заявил молодой актер. – Вообще мне трудно сказать, во что он был одет. Какое-то рванье. Куртка какая-то старая, брюки рваные. На ногах старые кроссовки цвета грязи.
– У вас, я вижу, действительно хорошая память, – сказал Гуров. – Сейчас сюда приедет группа криминалистов. Они будут осматривать уборную Елены Прокофьевой. Потом, когда закончат эту работу, вам надо будет проехать с ними в управление, чтобы мы могли по вашему описанию составить фоторобот этого неизвестного типа.
– Вы что же, думаете, что этот человек?.. – медленно произнес Никита. – Что это нужно для расследования убийства Лены?
– Пока не знаю, – ответил сыщик. – Но его фоторобот нам пригодится. Я обязательно спрошу у вашего директора, обращался ли к нему человек с внешностью, описанной вами. Мне почему-то кажется, что нет. Хотя… – Лев Иванович не договорил.
В коридоре послышались шаги сразу нескольких человек. Вскоре в дверях артистической уборной появился майор Проценко в сопровождении трех криминалистов.
– Еще раз приветствую, товарищ полковник, – сказал он. – Где то помещение, которое требует осмотра?
– Третья дверь дальше по коридору, – отвечал Гуров. – Вот вам ключ. Когда поедете назад в управление, захватите с собой вот этого молодого человека. – Он показал на актера. – Его зовут Никита Ганчук. Он поможет вам составить фоторобот.
– Чей робот?
– Человека, который без видимых причин слонялся возле уборной Елены Прокофьевой. Возможно, это был просто алкаш, ищущий работу. Или же убийца.