Поцелуй музы
– Особо рассказывать нечего. Я хотела попасть к писателю, чтобы поцеловать его, но когда пришла, там уже была полиция. Детектив сказал, что мистер Эвенс был убит. Больше я ничего не знаю. У меня еще не было возможности обсудить это с мамой.
– Угу, – промычала Эмма и вытащила телефон из другого кармана кардигана. – Где именно это произошло? Что-нибудь писали в газетах?
Я назвала ей адрес, и она начала что-то печатать в телефоне. У нее тоже был современный смартфон, и, конечно, на нем был выход в интернет. Она пролистала некоторые посты.
– Ничего конкретного, – пробормотала она. – Его закололи… вечером… он оказал сопротивление… Предположительно неудавшееся ограбление… Возможно, мне стоит осмотреть его квартиру…
– Нет, – прервала я ее. – Это нас не касается. Оставь это Ярду. Если мама возьмет это дело, и ей понадобится помощь, она непременно выйдет на тебя. Сейчас меня больше волнует, как я сообщу об этом миссис Пэттон. Насколько я ее знаю, она сотрет меня в порошок, думая, что я как-то замешана в этом деле. Что на самом деле полнейшая чепуха. – То, что мистер Эдвард Эвенс был убит незадолго до моего прихода, являлось чистой случайностью. Об этом миссис Пэттон должна была знать. Тем не менее я переживала. Каждый раз, когда задание было выполнено не на сто процентов идеально, она сваливала всю вину на меня. Не важно, обоснованно или нет.
Эмма сжала губы и убрала блокнот и ручку обратно в карманы.
– Твоя мама может обращаться ко мне в любое время, – сказала она и убрала телефон. Она бросила взгляд на Тома, который стучал пальцами по документам, не отводя от них взгляда. – Просто расскажи миссис Пэттон, что произошло. Что она может сделать? Она точно не обвинит тебя в убийстве, Малу.
Я сглотнула.
– Надеюсь, ты права. Только иногда… мне кажется, она ищет причину, чтобы избавиться от меня. У тебя не бывает такого ощущения?
Эмма постучала пальцами по подбородку.
– На самом деле, нет. Я имею в виду, она не очень дружелюбна ко мне, но не более… Нет. А даже если будет пытаться, я не обращу на это внимания, потому как мне, честно сказать, не очень-то интересно, что кто-то меня терпеть не может. Если она захочет тратить на это свою энергию, пожалуйста. Я лучше буду общаться с людьми, которым нравлюсь. И которые нравятся мне. – Она толкнула меня плечом и подмигнула.
– Мне бы твою самоуверенность.
– И мне, – сказал Том и поднял голову. – Лучше я разделаюсь с этим прямо сейчас. А дальше посмотрим. Ломать голову раньше времени бессмысленно. Я позвоню ей сейчас же и потом сообщу тебе, Малу. Счастливо. – Он поднялся, слегка улыбнулся и оставил нас. Я с сочувствием посмотрела ему вслед.
– Если бы только миссис Пэттон дала нам адрес управления или свой номер, тогда я позаботилась бы обо всем сама. А сейчас приходится отправлять к ней бедного Тома. Как же это неприятно.
– Да, действительно. Я тоже не понимаю, почему нам нельзя в управление. К чему все эти глупые условия, если они только все усложняют? И почему не устанавливать контакты между антимузами? То, что мы встретились – чистая случайность.
Снова это слово. Случайность. Если даже Эмма, наш мозг, верит в случайность, это должно что-то значить, не так ли? Я вспомнила нашу встречу в Параби, когда Эмма по моему внешнему виду и поведению, методом дедукции, выяснила, что я, как и она, антимуза. Именно поэтому она и заговорила со мной, и так как никаких указаний от миссис Пэттон не поступало, мы болтали с ней обо всем, что касалось этой особенной вселенной. Мы могли поделиться немногим, тем не менее нам было спокойнее от мысли, что мы вместе.
Другие антимузы, которых мы встречали очень редко, ведь нас было немного, знали не больше нашего. Никто из них еще не был ни в узловом пункте, ни в управлении. Словно управление было святым местом, вход в которое был разрешен лишь избранным. И мы к таким не относились.
– Думаешь, миссис Пэттон относится к нам так из-за наших отцов? – Этот вопрос я часто задавала самой себе. С Эммой нас объединяло наше происхождение, благодаря которому мы стали антимузами. Точнее сказать, та часть, которая относилась к нашим отцам. Они были и оставались злыми книжными персонажами – антагонистами, которые в любой истории являлись причиной всякого зла. Еще до того, как в силу вступили правила, регулирующие посещение реального мира, персонажи могли спокойно прогуливаться в нашем мире и знакомится с людьми. Дочь женщины и антагониста становилась антимузой – человеком, который крал идеи одним поцелуем. Персонажи мужского пола, которые являлись героями той или иной истории, тоже могли заводить детей с обычными людьми. Дочери таких союзов становились добрыми музами, которые, как первоначальные девять муз, дочерей Мнемозины, дарили идеи при поцелуе. Они наверняка были достойны увидеть управление своими глазами и, может быть, даже войти внутрь. Но мы до сих пор не встречали ни одну. И я была абсолютно уверена – здесь о случайности речи не шло. Я считала, они нас избегали, как это делали персонажи.
– Может быть, – сказала Эмма. – У злых ведьм нет поклонников. А мы, не будем обманывать себя, их потомки. Только все, кажется, забыли, что ты не можешь выбирать свои гены.
Свободное перемещение персонажей в реальном мире было возможным на протяжении двадцати лет, но за несколько месяцев до знакомства моих родителей Мнемозина создала строгие правила и ввела обязательные письменные разрешения. Вероятно, персонажи слишком часто нарушали правила. И поскольку в Литерсуме не было полиции, которая следила бы за порядком, это была единственная возможность. Мой отец мог прийти, если бы захотел. Но после того, как мама забеременела, он больше не показывался. Правда вскрылась только в день моего восемнадцатилетия. Я узнала, что он был вымышленным персонажем, антагонистом. От этого сообщения миссис Пэттон мы с мамой были шокированы и не поверили, пока она не уговорила нас посетить Параби. Однако ни я, ни мама до сих пор не знали, из какой истории происходил отец, мы даже не знали его настоящего имени. Только то, которое он назвал маме, а оно, вероятно, было ненастоящим, как и все остальное в нем. И, видимо, антагонисты не сильно беспокоились о своих блуждающих между мирами детях, ведь я не знала ни одну антимузу, которая встречалась хоть раз со своим отцом.
Мои сведения об отце ограничивались мамиными рассказами. Она называла его Джошуа. За несколько месяцев их знакомства он никогда не вел себя как подлец, всегда был мил и любезен. Она не замечала, что он не настоящий человек. Очевидно, писатель хорошо постарался, ведь чем лучше персонаж был проработан создателем, тем естественнее он выглядел. Их выдавали только глаза, в них не было чего-то по-настоящему живого. И чем больше персонаж походил на человека, тем больше было его желание совершить визит в мир вне Литерсума.
Он подарил тогда маме амулет, который я всегда носила с собой. Она передала его мне после первой встречи с миссис Пэттон и сказала, что мне совершенно точно повезет, если у меня будет что-нибудь из Литерсума, когда я буду перемещаться между мирами. Когда она это говорила, ее глаза налились слезами, и я все еще замечала, как иногда она вздыхала при виде брелока. Я не могла представить, что мама запала на настоящего злодея. Только не с ее интуицией, которая во многом помогла ей в карьере. Наверняка в мужчине, в которого она тогда влюбилась, должно было скрываться что-то хорошее, иначе он просто не мог бы покинуть Литерсум из-за строгих правил. Перемещения, скорее всего, разрешались персонажам, которые были достаточно положительными. Но что это должно было значить для меня? Что, если в этой магической, а для меня непостижимой системе, произошел сбой?
– У нас действительно не самые лучшие отцы в этом мире, – сказала я. – Я имею в виду книжный мир… Ты поняла… Тем не менее миссис Пэттон не стоит вымещать свою злость на нас. Как ты уже сказала, родителей не выбирают.
Эмма кивнула и, задумавшись, посмотрела в пол.
– Я, возможно, могла бы его найти, если бы взялась за это и нарушила некоторые правила, но… не хочу этого знать. По крайней мере, пока.
– Понимаю, что ты имеешь в виду. – Когда-нибудь, когда я найду свое место в мире, возможно, захочу узнать что-нибудь о нем. Но не сейчас. Когда я все еще находилась в поиске своего пути. Если бы хотела, я могла бы работать антимузой до тридцати лет. Потом моя магия поцелуя иссякнет, и я смогу воспользоваться предложением миссис Пэттон, чтобы она через ушедших антимуз нашла мне работу. Если бы я этого хотела. И если бы я продержалась все это время, работая антимузой. На данный момент я не была полностью в этом уверена.
Эмма ухмыльнулась, и я облегченно выдохнула, когда она отвлекла меня от этих мыслей.
– Было бы, наверное, странно, если бы мы встретили своих отцов, – сказала она. – Я имею в виду, ведь персонажи не стареют. Они, предположительно, были не намного старше нас, когда познакомились с нашими матерями. По крайней мере, исходя из их рассказов. Наши отцы до сих пор в том возрасте, в нашем с тобой возрасте.
Я скривилась. Настолько подробно я в это не углублялась. За то время, что я работала в качестве антимузы, многие вещи вызывали у меня недоумение. Но учеба отнимала все время. Нельзя было забывать и о Шелдоне, которому я посвящала свободные минуты.
– Я устала, чтобы думать об этом сейчас, – пробормотала я. – Все закончится тем, что запутаюсь еще больше. – Я провела рукой по лицу. Желудок заурчал, что заставило Эмму улыбнуться.
– Как насчет чашечки чая и кусочка пирога в «Чес Джули»?
– Замени чай на кофе, и тогда я за! – Я ухмыльнулась. Мы поднялись и через главный выход вернулись в свой мир, в наше любимое кафе. Все заботы и вопросы были забыты. По крайней мере, пока.
Я доедала последнюю ложку молочной пены в тот момент, когда на телефон пришло сообщение от Тома.
Миссис Пэттон была не в восторге, но не очень расстроилась. Главное – идея была выведена из строя. До скорого. Том.
Я сунула телефон Эмме, чтобы она прочитала сообщение. Она покачала головой, когда посмотрела на экран.
– Выведена из строя? Неужели добрый Том перечитал детективов? Он никогда так не говорит, – сказала она и захихикала.
– Он иногда использует слова из прочитанных книг, даже не замечая этого, – объяснила я и, написав короткий ответ Тому, убрала телефон в карман. – Ты бы слышала его пару недель назад после того, как он прочитал янг эдалт. Он везде и всюду вставлял слово «YOLO». Это было странно.
You only live once. Живем лишь раз.
Мое сердце сжалось, когда я подумала о мистере Эвенсе. И хотя это выражение больше не было в моде, своего значения оно не поменяло. У нас была лишь одна жизнь, которую нельзя было потратить зря. Мистер Эвенс потерял свою, и меня не покидало нехорошее предчувствие, что за этим скрывалось что-то большее. Я не могла сказать почему. Я надеялась, что не унаследовала от мамы хорошую интуицию.
Глава 5
Почти две недели спустя в сумерках я ехала на велосипеде на очередное задание. Документы по нему я получила от Тома два дня назад, но только теперь нашла время на его выполнение. Речь шла еще об одном мужчине, его звали Саймон Хольт, во время кризиса среднего возраста он принял решение стать автором бестселлера. Что ж, я стирала не только отдельные идеи, но и жизненные мечты. Я была самой ужасной антимузой в мире.
Мистер Хольт жил в маленьком доме из клинкерного кирпича на окраине города. Все здесь выглядело одинаково: маленькие заборы вокруг садов, крошечные палисадники и миленькие дома. Тот, кто не ориентировался в абсолютно беспорядочной нумерации домов, мог тут запросто потеряться. К сожалению, именно это и случилось со мной – я заблудилась. Из-за отсутствия сети телефон не помог мне. Жутко осознавать, что иногда так сильно привыкаешь к некоторым гаджетам, а потом оказываешься в пролете, когда они тебя подводят.
Уже пятнадцать минут я кружила по округе и искала нужный дом. Упакованная в пакет еда из китайского ресторана, болтавшаяся на руле, была еле теплой. В этот раз я купила ее не для прикрытия, а из-за того, что была голодна. Я бы оставила ее висеть на руле, а чтобы позвонить в дверь мистера Хольта, нашла бы другой предлог.
Когда спустя пять минут вчитывания в таблички с именами у звонков, я все еще не могла найти нужный дом, меня покинуло терпение. Я заметила пожилую женщину, копавшуюся в палисаднике, и поехала к ней. Остановившись у забора, спрыгнула с велосипеда. Женщина, выбрасывая пакет в мусорный бак, подняла на меня глаза.
– Извините, – крикнула я. – Не могли бы вы сказать, как мне найти дом мистера Хольта? Дом 333?
Дама с короткими седыми волосами скрестила руки на груди и заинтересованно уставилась на меня. Затем она подошла на пару шагов ближе.
– Вы тоже из прессы? Тогда вы опоздали. – Она указала на улицу. – Прямо, на следующем перекрестке направо. Вы не проедете мимо. Это так ужасно! Такое случается только в фильмах. – Со стеклянными глазами и трясущимися руками она развернулась и исчезла в доме.
Пресса? Ужасно? Мой пульс ускорился. Так быстро, насколько это было возможно, я вскочила на велосипед и последовала по указанному пути, а на первом же перекрестке свернула направо. Я находилась в другом квартале. Улица спускалась вниз, и я остановилась сразу, как только увидела первые вспышки. Леди была права, дом мистера Хольта было сложно не заметить. А точнее сказать, хаос перед ним. На улице была толпа людей, вспышки фотокамер мерцали в ночи, а полицейские машины блокировали тротуары. Черный и белый фургоны стояли на противоположной стороне улицы, а еще одна темная машина была припаркована прямо у маленьких ворот, ведущих во двор. Между белым фургоном и дверью дома взад и вперед сновали люди, одетые в шелестящие защитные костюмы. Прожекторы на газоне боролись с наступающей темнотой и погружали двор и часть улицы в безжалостную слепящую белизну.
Мое сердцебиение приостановилось на мгновение, а кровь хлынула к ногам. Я немного развернула велосипед, но остановилась. Что я хотела сделать? Развернуться? Нет. Я должна была выяснить, что произошло. Чтобы не передумать, я оттолкнулась ногой и поехала вниз по улице.
Проехав мимо нескольких домов, я оставила велосипед и пешком направилась к толпе. Я стала протискиваться между собравшимися, пока не оказалась возле полицейской заградительной ленты. Я продвинулась вдоль нее ближе к саду, где был расположен почтовый ящик. Из-за ленты ящик оставался от меня метрах в двух, но написанное на нем имя разборчиво читалось.
Хольт.
Крик отчаяния пробивал себе дорогу к горлу, и я едва смогла его сдержать. Это не могло быть правдой. Что случилось? Я понятия не имела… но это всего лишь совпадение, разве нет? Я получила ответ на свой вопрос, когда двое мужчин вынесли на носилках из дома закрытый тканью труп и понесли его к черному фургону.
– Бедный мистер Хольт, – раздался рядом со мной тонущий в слезах голос. И все-таки… Я таращилась на носилки, пока они не скрылись за дверью машины. Ноги стали ватными, и все же я заставила себя повернуться на голос.
Светловолосая женщина, обутая в домашние тапочки, стояла рядом со мной и также разглядывала машину, ее глаза блестели от слез. Рядом с ней находился мужчина, который приобнял ее и тихонько поглаживал по спине, пока она плакала.
– Что случилось? – спросила я.
Женщина дрожала и никак не реагировала. Мне ответил мужчина.
– Мистер Хольт был застрелен. Пару часов назад, – пробормотал он, будто сам не верил в это.
Я понимала, что он чувствует. Сначала мистер Эвенс, теперь мистер Хольт… Две смерти за две недели. Это было…
Дверь открылась, и из дома вышли два человека. Я замерла, когда узнала обоих. Адамс и Лэнсбери. Нет, нет, нет… Этого еще не хватало. Они ни в коем случае не должны были увидеть меня здесь, иначе их посетили бы ненужные мысли. Когда полицейские направились к собравшимся вокруг дома людям, я поспешила сквозь толпу обратно к велосипеду. Сердце выпрыгивало из груди, я слышала пульсацию крови в ушах. Скорее прочь отсюда. Добежала до велосипеда, положила одну руку на руль и… внезапно меня кто-то схватил за предплечье и развернул. Велосипед с грохотом упал на землю, китайская еда выпала из пакета и разлетелась по тротуару. Я потеряла равновесие, но рука держала меня крепко. Придя в себя, я увидела перед собой злое лицо Лэнсбери. Когда наши взгляды встретились, его глаза сверкали. Он смотрел мне в глаза, а затем обвел меня взглядом. Его хватка вокруг моей руки стала крепче.
– Это действительно ты. Доставщица пиццы, которую мы видели две недели назад. И в том же свитере. Modus Operandi? – спросил он и еще сильнее сдавил мне руку. Он притянул меня к себе, смотря прямо в глаза. Словно мог таким образом распознать правду. Я дернулась, пытаясь освободиться, но он не оставил мне никаких шансов. Его руки были настолько сильными. Он самодовольно ухмылялся, пока я пыталась вывернуться.
– Боже, я не серийный маньяк, и у меня нет никакого Modus Operandi. А сейчас отпусти меня! – закричала я. Из-за моего барахтанья тиски, в которые он поймал мою руку, давили все больнее. Услышав шум, несколько человек развернулись в нашу сторону. Они бросали на нас любопытные взгляды. Лэнсбери еще ближе притянул меня к себе, так, что наши носы почти соприкасались. Когда аромат мужского геля для душа немного ослабил мою бдительность, – я любила этот запах, – я смогла наконец разобрать слова, которые он говорил шепотом.
– Есть два варианта. Или ты добровольно и без привлечения внимания едешь с нами, или я надену на тебя наручники. Что ты выбираешь? – Он сощурил глаза.
Боже, как драматично звучали его слова! В качестве ответа я пробормотала что-то невнятное, находясь в опьянении от этого аромата, но перестала сопротивляться. Он сделал шаг назад, и я наконец смогла спокойно дышать. Его рука отпустила мое предплечье, но через несколько секунд я почувствовала ее на своей спине. Лэнсбери толкал меня к машине, стоявшей рядом с домом мистера Хольта. А на нас внимательно смотрели несколько человек. Я чуть не споткнулась, когда он бесцеремонно толкнул меня. «Без привлечения внимания» для него означало нечто другое, нежели для меня.
– Не мог бы ты быть чуть помягче и не обращаться со мной как с подозреваемой? Люди смотрят.
В тот же момент послышался щелчок, затем появилась вспышка. Кто-то сделал фото этой бедственной ситуации. Лэнсбери отпустил меня и встал передо мной.
– Еще она фотография, и я конфискую ваш телефон. – Его голос звучал грубо. Я вздрогнула и была рада, что он этого не заметил. Он кому-то кивнул, затем снова взял меня за руку и повел к машине. Никто больше не осмелился нажать кнопку камеры. Лэнсбери провел меня под заградительной лентой, которую приподнял для нас его коллега. Стоять с этой стороны места преступления было не очень хорошим знаком. Совсем нехорошим. Яркий свет слепил меня, я чувствовала себя голой. К счастью, из-за него я не видела взгляды людей, которые шептались между собой. Пусть думают, что хотят. Я была невиновна.
Лэнсбери открыл заднюю дверь авто и запихнул меня на сиденье. Я не успела ничего возразить, как он захлопнул дверь и закрыл ее на замок. От безысходности я ударила ногами в переднее сиденье, раздался крик, который я до этого момента с трудом удерживала в себе. Только потом я увидела, что впереди сидел водитель, который рассерженно пялился на меня. Я тихо извинилась. Мужчина отвернулся, видимо, я не представляла для него интерес. Да и зачем? Я же ничего не сделала!
Но Лэнсбери, очевидно, считал иначе. Было как минимум странно, что я появилась в обоих местах преступлений… и оба раза убитые были писателями. Мысли в голове снова стали кружиться, как карусель… Я сделала глубокий вдох и сконцентрировалась на силуэте кресла перед собой.
Успокойся, Малу. Все будет хорошо, пока ты сохраняешь спокойствие.
Мама меня научила, что ни в коем случае нельзя спорить с полицией, так как у некоторых полицейских это вызывает «аллергическую реакцию», и в любом случае они слушают лишь вполуха, потому что любой преступник всегда настаивает на своей невиновности. Она узнает о моем… задержании, или что это было, и вытащит меня. Рано или поздно. Я подавила желание достать телефон. Он лежал в сумочке, которую Лэнсбери, к счастью, не забрал у меня. Нет, я буду играть по их правилам и подожду.
А пока я должна была терпеть Лэнсбери. Я посмотрела ему вслед через боковое стекло. Он пошел к Адамсу, который все еще стоял возле дома и общался с криминалистами. И все-таки Лэнсбери выглядел очень хорошо, темные волосы, пухлые губы и… Соберись, Малу. Тот, кто терпеть не может миньонов – дурак!
Лэнсбери указал на меня, и Адамс в недоумении посмотрел в сторону машины. Я бессильно помахала рукой. Он и Лэнсбери, следующий за ним по пятам, подошли к машине, Адамс обошел ее и с другой стороны открыл заднюю дверь. Он опустился рядом со мной, отсекая внешний мир громким хлопком двери. Лэнсбери занял место впереди. Я, как бы случайно, пнула его в спину, когда он садился, от чего он зарычал. Затем я повернулась к Адамсу, который на удивление дружелюбно смотрел на меня. Он опустил руки на колени.
Да, я поняла, почему он нравился маме. Когда я спросила про него после убийства мистера Эвенса, она ушла от ответа, но по ее краснеющим щекам все было понятно без слов.
– Мы, случайно, не знакомы?
– Вам понравилась пицца в тот раз? – спросила я, потому что ничего лучше мне в голову не пришло. Не было смысла придумывать какую-нибудь ложь, ведь это могло мне потом откликнуться.
Адамс кивнул.
– Будьте так любезны, назовите мне ваше имя.
– Малу Уинтерс. Но вы можете называть меня просто Малу.
Его левый глаз дернулся, словно мое имя пробудило в нем воспоминания. Если бы в тот момент у него в голове не щелкнуло – а должно было, ведь он знал мою маму, – в дальнейшем было бы забавно наблюдать, как он все осознает. Фамилия Уинтерс была распространенной, но вот имя Малу не вполне. Он правда не мог его вспомнить? Или делал вид, потому что не знал, как ему поступить? Следовать протоколу или отклониться от него? Он кинул быстрый взгляд на Лэнсбери, на чьем лице не было никаких эмоций, и сглотнул.
– Ну хорошо, Малу. Буду честен с тобой. Ты попала в неприятности. Немного подозрительно, что ты появляешься на обоих местах преступлений. К тому же они расположены далеко друг от друга, и ваша служба доставки совершенно точно не может обслуживать оба этих района. Что скажешь?
Я еще не успела ответить, как он продолжил.
– Подожди. Мы сделаем это по предписанию. Сначала я должен рассказать тебе о твоих правах. Итак, у тебя есть право хранить молчание…
Адамс стал проговаривать и без того известные мне права, но я его не перебивала. Вместо этого я размышляла, что мне ему рассказать. Когда он закончил и выжидающе посмотрел на меня, я не придумала никакого хитрого ответа.
– Случайность? – ответила я, то ли спрашивая, то ли утверждая. Лэнсбери повернулся к нам и фыркнул. Я бросила на него злой взгляд, на который он ответил также. Его зеленые глаза вызывающе сверкнули.
Адамс откашлялся.
– Посмотрим. Мы должны разобраться с этим, поэтому возьмем тебя с собой в участок и там поговорим.
Я пристегнулась.
– Во-первых, да, я все понимаю. Во-вторых, вы можете называть это так, как оно есть, – допрос.
– Годится. – Адамс кивнул, он выглядел удовлетворенным. Они с Лэнсбери пристегнули ремни. – Можете ехать, мистер Фокс.
Сорок пять минут езды до Скотленд-Ярда прошли в тишине. Мне не хотелось сказать чего-то лишнего, тем более что нам и так предстоял долгий разговор. Кроме того, настроения для светских бесед у меня не было. Мысли в голове перемешались, и расставить все снова по полочкам стоило немалых усилий. Адамс периодически поглядывал на меня и морщил лоб. Возможно, он до сих пор находился в раздумьях, что делать со мной и моим именем. Или он уже знал и готовился столкнуться с мамой лицом к лицу и сообщить ей, при каких обстоятельствах задержал ее дочь. Лэнсбери смотрел на коллегу через зеркало заднего вида. По его лицу я не могла понять, о чем он думал, поэтому мне не терпелось услышать, что он заявит. Это могло оказаться очень забавным.
Прибыв в Скотленд-Ярд, Лэнсбери надел на меня наручники, как только я вышла из машины.
– Что это значит? – пробурчала я, но позволила ему завести меня в здание. – Ты начитался «Пятьдесят оттенков серого» или что?
– Это за пинок в сиденье, – прошипел он и угрюмо ухмыльнулся, словно ему приносило удовольствие злить меня.
Проклятье. Один – ноль в его пользу. Он толкал меня перед собой, и мы зашли в стеклянное здание и на лифте поднялись на третий этаж. Мы прошли мимо офисных столов, мимо маленькой кухни и вошли в комнату для допросов, которая была сделана в стиле криминальных телевизионных сериалов: белые стены, металлический стол и такие же стулья стояли в комнате, которая была так освещена, что в этом свете каждый выглядел больным. На стене висело то самое шпионское зеркало, которое нельзя было ни с чем спутать. Когда мы вошли туда, Лэнсбери снял с меня наручники, забрал мою сумочку и оставил меня одну.