Скажи мне, кто я

Глава седьмая

Раздвигаю шторы, и в спальню врывается свет, окрашивая комнату своим неярким, теплым сиянием. Но пол холодный, как лед, и, едва коснувшись его босыми ногами, я подскакиваю, хватаю отброшенные ранее носки и чуть не падаю, пытаясь побыстрее их натянуть.

Холод отрезвляет меня, и я мысленно возвращаюсь к событиям прошлой ночи: соревнованию, угрозе Никты и разговору с Лейлой о Шакалах. Лейла назвала Семью Аарьи лживыми, изобретательными и хитрыми – именно такими словами моя мама описывала одно семейство плюшевых животных в игре, в которую мы играли, когда я была маленькой, и это не может быть простым совпадением. Мама говорила, они с тетей Джо играли в эту игру со своей матерью в Италии. Каждое семейство животных характеризовалось тремя словами, и все они отпечатались у меня в памяти, подобно детским стишкам.

Я замираю, ощущая внутри неприятный холодок. Вчера мне это не пришло в голову, но сейчас я вспомнила: когда папа зашел ко мне в комнату, чтобы сообщить об этой школе, он взял в руки одну из моих старых плюшевых игрушек и сказал: «Помнишь игру, в которую вы с мамой играли? Я никак не мог оторвать вас от нее».

Потом он улыбнулся своим воспоминаниям, как часто улыбался, когда речь заходила о маме. Тогда я не придала этому значения, но сейчас…

Задумавшись, открываю дверь спальни и едва не выскакиваю из носков, которые только что надела. По ту сторону, подняв руку, чтобы постучать, стоит молодая женщина, слегка за двадцать, со свежевыглаженной одеждой в руке. Она одета в бордовое шерстяное платье и накрахмаленный белый… кажется, капор? На щеках играет приятный естественный румянец, напоминающий мне о розах.

– Я не хотела пугать вас, мисс Новембер, – говорит она. – Я только хотела сообщить, что принесла утренний чай с хлебом и джемом по просьбе мисс Лейлы.

Она изучает меня, как будто пытается запомнить каждую деталь, но у нее не такой угрожающий взгляд, как у учеников и преподавателей этой школы. Он полон тепла и искреннего любопытства.

Я прижимаю руку к сердцу, как будто это каким-то образом поможет замедлить мой пульс.

– Нет-нет. Дело не в вас. Извините. Просто я не ожидала увидеть кого-то за дверью.

Она делает быстрый реверанс и широко улыбается.

– Я Пиппа, ваша с мисс Лейлой горничная. Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, дайте мне знать, – представляется она, и я замечаю в ее речи итальянский акцент.

Она проходит мимо меня в комнату и раскладывает принесенную одежду на сундуке в изножье кровати.

«Пиппа, – думаю я. – Возможно, это уменьшительное от Филиппа, женской формы имени Филипп, что означает… друг лошадей?» Кажется, это имя ей подходит. Ее жизнерадостный вид напоминает мне о залитом солнечным светом пространстве вне мрачных стен этого дома.

– Спасибо, – говорю я, когда она начинает расправлять одеяла. – Но вам не обязательно… Я лучше просто… Спасибо.

– Никаких проблем.

Она возвращается в общую комнату. Я следую за ней.

Лейла уже сидит за столом возле стрельчатого окна. При виде свежей выпечки мне хочется всех обнять.

– Боже мой, Пиппа, ты спасла мое утро! – восклицаю я, широко раскрыв глаза.

Сажусь и радостно расстилаю на коленях салфетку.

– Я взяла для вас самый свежий батон, – с гордостью заявляет Пиппа. – Схватила его, как только повариха достала из духовки.

Отламываю кусочек хлеба, и в холодном утреннем воздухе вижу поднимающийся от него пар.

– Думаю, ты мой новый любимый человек!

– Спасибо, – лаконично произносит Лейла, прежде чем Пиппа успевает что-нибудь ответить. По ее тону я понимаю, что она пытается поскорее выпроводить горничную.

– Да, спасибо! – вставляю я, цепляя ножом немного золотистого масла.

Дверь щелкает, закрываясь, и Лейла хмурится.

– Что? – с набитым ртом спрашиваю я.

Лейла потягивает чай.

– Ты всегда такая дружелюбная с незнакомыми людьми?

– Вообще-то… да.

Я бы сказала ей, что она рассуждает в точности как мой отец, который вечно упрекал меня в излишней доверчивости, но этим я бы нарушила первое правило.

– Не стоит так себя вести.

Я вытираю рот салфеткой и внимательно смотрю на Лейлу.

– По-моему, Пиппа очень милая. Тебе не кажется, что не слишком приятно обслуживать кучку помешанных на тайнах людей в замке без электричества, расположенном бог знает где? Я уверена, она оценит доброе слово.

Лейла молчит, как будто не знает, что обо мне думать.

– Все члены Альянса Стратегов так или иначе служат своим Семьям, Новембер. Этого никому не избежать. К тому же Пиппа проведет здесь всего несколько лет, если сама не захочет остаться.

Я замираю, держа хлеб на полпути ко рту. Ощущаю легкое покалывание на коже. Вот это название я точно раньше слышала.

– Значит, Пиппа – член Альянса Стратегов? – спрашиваю я, пытаясь произнести это слово как можно более естественно и непринужденно.

– Да. В Академии все Стратеги: профессора, кухонный персонал, охранники, люди, которые присматривают за животными. Ты же не думала, что мы допустим кого-то, кто не является Стратегом, сюда? – Она удивленно смотрит на меня.

– Нет, наверное, – отвечаю я. Мало того что она считает, что я знаю, кто такие Стратеги, так она еще и утверждает, что все в школе ими являются. Что в таком случае это значит для меня? Наливаю себе чаю, пытаясь придумать, как, не выдав себя, попросить ее объяснить. В итоге я начинаю издалека: – В этой школе не преподают информатику. – Шпионам и убийцам нужна техника. – Почему?

Лейла пожимает плечами.

– Ненужная трата времени. У нас на все только четыре года. Технические навыки можно приобрести и дома. К тому же это не так важно, поскольку в каждой Семье есть специалисты по технике.

Специалисты по технике, обязательная работа на Семью, Совет Семей, о котором Лейла упомянула вчера ночью, и ученики, кем бы они ни были… Кажется, эти Семьи обладают самоуправлением, независимостью и властью.

Лейла странно смотрит на меня.

– Допивай побыстрее. Нам все равно надо в обеденный зал, чтобы встретиться с Эшем.

– Нам не нужны учебники или еще что-нибудь для занятий? – спрашиваю я, когда мы спускаемся по лестнице.

Весь вчерашний день был посвящен осмотру школы, тестированию и посещению различных уроков, но ни в одном из них мы не принимали участия.

Лейла качает головой.

– Не считая занятий по ядам, большинство учеников продвинутого уровня не пользуются учебниками и не ведут конспекты. Мы учимся.

Следую за ней через вестибюль в сад с лианами.

– Что это значит?

– Почему ты постоянно спрашиваешь меня, что это значит? – Лейла награждает меня тем подозрительным взглядом, которым смотрела во время утреннего чаепития. – На твоем месте я бы не делала этого, особенно в присутствии других людей.

Лейла шагает быстро, но я иду с ней в ногу. Она ведет себя так же холодно, как вчера, когда я уселась обедать с Аарьей.

Мы входим в сад для отдыха и едва не врезаемся в двух парней, поглощенных тихой дискуссией. Один из них – самоуверенный лучник с платиновыми волосами, который вчера мне подмигнул. Его приятель – такой же высокий и красивый, а из-под закатанной манжеты его рубашки выглядывает татуировка в виде плюща. Однако у него не такая доминирующая аура, как у его друга. Достаточно посмотреть на них вместе, и сразу понятно, кто здесь главный.

– А это, значит, новенькая, – протягивает самоуверенный лучник, переводя на меня внимание и широко улыбаясь. У него британский акцент.

Его приятель с татуировкой скрещивает руки на груди.

– Не представишь нас, Лейла? Где твои манеры?

Его выговор похож на французский, и у него мелодичный голос. Не удивилась бы, если бы узнала, что он поет в какой-нибудь группе.

– Брендан, – Лейла указывает на лучника, а потом на парня с французским акцентом, – и Шарль. А это Новембер.

Лейла произносит это без всякого выражения, как будто читает список покупок, просто пытаясь побыстрее покончить с делами. Замечательно! Я – список покупок.

– Рад познакомиться, вне всякого сомнения, – поклонившись, говорит Брендан, но его доброжелательность кажется какой-то фальшивой. Он совсем не похож на Эша, который постоянно всех оценивает. Дружелюбие Брендана напоминает приманку. – Как тебе первые два дня в Школе Призраков?

– Школа Призраков? – усмехаюсь я. – Умно. Что ж, могу лишь сказать, что еда здесь превосходная… когда не отравлена.

Шарль смеется, но как-то вымученно, и меня не покидает ощущение, будто я танцую какой-то замысловатый танец, шаги которого мне неизвестны. Я надеюсь, что Лейла хоть как-то намекнет на то, кто такие эти парни, но у нее на лице все то же бесстрастное выражение. Однако, судя по напряженной позе, она хочет убраться от них подальше. А поскольку она этого не делает, могу лишь предположить, что ей неудобно прогонять их.

– Ну, замечательно, короли общаются с ботанами, – недовольно произносит Аарья с американским акцентом, подходя к нам вместе с Инес. – Куда катится мир!

– Это мир, в котором ты ничего не значишь, Аарья, – отвечает Брендан, и я снова слышу жестокую нотку в его жизнерадостном тоне.

– Ой, да ну тебя, – уходя, отмахивается Аарья.

Инес касается ее руки, как будто призывая Аарью остановиться.

Внимательнее приглядываюсь к Брендану и Шарлю. Явно не понимаю их странного воздействия на окружающих. Рядом с этими парнями Лейла вся напряжена, а Инес не хочет, чтобы Аарья с ними ссорилась.

Но Аарья, разумеется, снова поворачивается к нам на пороге.

– Я ничего для тебя не значу, Брендан? Как же мне жить дальше?

– Может, никак, – отвечает Шарль, и, в отличие от Брендана, в его голосе явственно слышится угроза.

Аарья закатывает глаза и заходит в помещение, как будто ничего не произошло, но Инес хмурится.

Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, Лейла уходит, а я за ней.

– Все от нас бегут, – вздыхает Шарль, и оба парня хохочут.

Прежде чем мы заходим в здание на другом конце двора, я бросаю беглый взгляд через плечо, и волоски у меня на руках тут же встают дыбом. Брендан и Шарль смотрят прямо на меня. Нутром чую, что если внимание со стороны Аарьи не сулит ничего хорошего, то вот эти взгляды гораздо хуже.

Смотрю на Лейлу с новообретенной признательностью. Пускай она скованная и настороженная, но, в отличие от остальных учеников, она не излучает угрозу.

– Лейла, то, что я сказала вчера ночью… о том, что ты была права насчет Аарьи, – тихо говорю я.

Лейла осматривает вестибюль со щитами, но поблизости никого нет.

Я не повышаю голоса.

– Я просто хотела сказать, что еще не все здесь понимаю. И да, я действительно задаю слишком много вопросов. Но я постараюсь не отставать. Я понимаю, почему ты сочла меня безрассудной. И… я верна тебе. На сто процентов. – Внутренне вздрагиваю, вспомнив о том, что Эш говорил насчет моей импульсивной лояльности. Но такова уж я. Не предаю друзей, даже совсем новых.

Лейла смотрит на меня, и, клянусь, я замечаю тень уязвимости в ее каменном лице.

– Я просто хочу, чтобы ты знала: я тебя слушаю, – продолжаю я. – И благодарна за то, что ты тратишь свое время, чтобы все в подробностях мне объяснить.

Она быстро кивает, и я вижу, что ее лицо немного смягчилось.

Мы молча идем к обеденному залу. И тут Лейла небрежно произносит:

– Эш рассказал мне про Феликса и вилку, – она мельком глядит на меня.

Я улыбаюсь, распознав по ее словам, что она приняла мои извинения. Делаю шаг поближе к ней и шепчу:

– Какова вероятность, что Феликс знал об обыске вчера ночью?

– Хотелось бы сказать, что знал, – отвечает она. – Потому что это подозрительное совпадение, а если у нас тут чего не бывает, так это совпадений. Но узнать об обыске он мог, только если ему об этом рассказал кто-то из персонала, а это запрещено. Разве что он подслушал то, чего не должен был слышать. Даже не знаю…

Я киваю.

– А что с Инес? Какое отношение она имеет к Аарье и Феликсу?

– Инес – соседка Аарьи по комнате, – говорит Лейла, останавливаясь перед дверью в обеденный зал. – А еще она – одна из лучших тактиков среди учеников этой школы, но она не разговаривает ни с кем, кроме Аарьи и Феликса. В основном с Аарьей. Скорее всего, это правильно.

Хочу спросить, что она имеет в виду, но Лейла открывает дверь, и я следую за ней. Обеденный зал во время завтрака совсем не похож на обеденный зал во время обеда или ужина. Здесь почти оживленно. Ученики собрались группами, и местами даже слышен тихий смех. Объясняю это тем, что учительский стол пуст.

Проходя между столами, замечаю, как за нами наблюдают два парня – один высокий и широкоплечий, другой длинноволосый. Они обмениваются парой слов, и мне ясно, что предмет разговора – я.

Когда мы проходим мимо широкоплечего парня, его стул двигается назад и ударяет меня по ноге. Его длинноволосый приятель, который сидит напротив, усмехается.

– Ой! Осторожнее, – говорю я, потирая ногу.

Широкоплечий встает. Он выше меня на добрых шесть дюймов.

– Я ж не виноват, что у тебя плохие рефлексы.

У него такой же итальянский акцент, как у моей тети Джо, а в тоне слышится скрытая угроза.

Очевидно, Лейла это тоже услышала, потому что она переводит взгляд с меня на него, как будто пытается в чем-то разобраться.

– А она не виновата, что ты такой огромный, что не умещаешься на стуле, Маттео, – спокойно говорит она.

От удивления у меня глаза на лоб лезут. Лейла ни слова не сказала ни Аарье, ни Брендану с Шарлем, но готова ввязаться в спор с этим гигантом? «Маттео, – думаю я. – В переводе с итальянского – дар божий или, как ни странно, сборщик налогов».

Он игриво изгибает бровь, глядя на Лейлу, но, когда снова поворачивается ко мне, его взгляд делается жестким. Такое ощущение, что он знает что-то, чего не знаю я, и ему это не нравится. Тот еще дар божий. Этот парень уж точно сборщик налогов.

– Тебе повезло, что ты с Лейлой.

– Я знаю, – непринужденно соглашаюсь я, и на лице Лейлы проскальзывает одобрение.

Парень проходит мимо, задевая меня плечом с такой силой, что я отшатываюсь.

– Он много грозит, да мало вредит.

– Понятно, – говорю я, глядя Маттео вслед и делая вид, что меня это мало беспокоит. – Но откуда такая враждебность?

Поворачиваюсь назад к Лейле, но она идет дальше, и мне приходится прибавить шагу, чтобы поспеть за ней.

– Тебя все проверяют, – говорит Лейла. – Подожди пару месяцев.

Она останавливается возле стула напротив ее брата. Мне, как всегда, трудно встречаться с ним взглядом. Шумно выдыхаю. Месяцев? Ни за что! В голове снова звучит разговор с Эшем о том, что никто не уезжает домой на праздники, и моя тревога усиливается. Мне немедленно нужно подышать воздухом и немного подумать там, где меня никто не побеспокоит.

– Здесь есть туалет? – спрашиваю я у Лейлы.

– Через дверь направо.

Иду назад между столами, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, чтобы не спровоцировать очередной всплеск агрессии. Никогда себя так не чувствовала. В моем родном городе все очень приветливые. У меня в школе все дружелюбные. Наверное, я знаю имя и адрес каждого человека в Пембруке, а также в курсе, какую пиццу любит каждый из них.

Открываю дверь и тихо выскальзываю в коридор, отдаляясь от охранника, который стоит возле входа в обеденный зал. На секунду прислоняюсь к каменной стене и закрываю глаза. Впервые в жизни я не испытываю восторга по поводу знакомства с новыми людьми, впервые хочу быть подальше от толпы, а не в самой ее гуще. Может, выйти на улицу, посидеть немного в саду? Качаю головой. Это займет слишком много времени, а Лейла наверняка психанет, что я нарушаю ее расписание.

Скрипит дверь, и я поспешно открываю глаза, услышав этот звук.

– Черт, – выдыхаю я.

Из туалета (судя по всему) выходит Маттео. Увидев меня, он прищуривается. Наверное, думает, что я пошла за ним специально, но, если стану это отрицать, он лишь укрепится во мнении, что это так.

– Ты на нее похожа, – с отвращением говорит он намеренно тихим голосом, чтобы охранник перед входом в обеденный зал не услышал.

У меня колотится сердце. Вообразить не могу, на кого из его знакомых я могу быть похожа. Единственный человек, с которым меня когда-либо сравнивали, это моя мама. По словам папы, я ее точная копия. Но откуда Маттео об этом знать?

– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. – Подражая Лейле, говорю я твердым нейтральным тоном и мысленно повторяю ее слова: он тебя просто испытывает.

Маттео разглядывает мое лицо, как будто что-то ищет. Может, опровержение?

– Ты поступила глупо, приехав сюда. А идти за мной в этот коридор было еще глупее.

Стискиваю кулаки.

– Я не…

Но не успеваю ничего возразить, потому что вижу, как огромный кулак размером с грейпфрут приближается к моему лицу. От мощного удара по скуле у меня как будто содрогается весь череп. Врезаюсь в стену и сползаю на пол.

Сразу поднимаю руки к лицу. Левая щека горит огнем. Слышу, как по каменному полу стучат сапоги приближающегося охранника. Нос у меня пока не кровоточит, так что думаю, он не сломан, но боль невыносимая, и по левой щеке непроизвольно катятся слезы.

Здоровым глазом смотрю на Маттео. Его сдерживает охранник, заведя ему руки за спину, а в коридоре уже собирается толпа выбежавших из обеденного зала учеников. Охранник оттаскивает Маттео от меня. Тот не сопротивляется.

Поддерживая меня за руку, Лейла помогает мне подняться. По ее глазам вижу, что она обеспокоена и хочет что-то сказать, но не произносит ни слова. Я опираюсь о стену. Голова пульсирует от боли, как будто ее используют вместо барабана. Хочу накричать на Маттео, но в горле комок, и боюсь, что если открою рот, то разревусь от злости.

Толпа расступается, пропуская директора Блэквуд. Она переводит взгляд с меня на Маттео, как будто пытается что-то вычислить по языку наших тел.

– На колени, – велит Блэквуд, и охранник толкает Маттео вниз. – Ну, давай! – обращается ко мне она.

Никаких там «С тобой все в порядке?» или «Вижу, тебе врезал парень вдвое больше тебя – наверное, нужно отвести тебя к врачу».

Я в ужасе таращусь на нее.

– Давай? – переспрашиваю я.

– Око за око, я же предупреждала, – поясняет Блэквуд, выжидающе глядя на меня. – Хотя я не ожидала, что это будет буквально или случится так скоро.

Это не просто странная школа с жутковатыми правилами. Здешние люди жестоки, даже те, кто обязан регулировать закон и порядок.

– Вы хотите, чтобы я ударила его по лицу? – От изумления у меня срывается голос.

– Давай! – кричит Аарья откуда-то из толпы.

Я замечаю светлые волосы Брендана. Они с Шарлем с интересом наблюдают за ходом событий.

Меня мутит. Блэквуд поднимает руку, и Аарья затыкается. Смотрю на Маттео. Тот выглядит спокойным, как будто сделал именно то, что ему было нужно.

– Э… ну… – заикаюсь я. Я все еще в шоке.

– Ну же, поскорее, – торопит меня Блэквуд, и я поверить не могу, как снисходительно она себя ведет.

– Я… Я не буду его бить, – мямлю я и чувствую всеобщее удивление.

Никогда в жизни я никого не била по лицу и уж точно не собираюсь начинать с парня, чье лицо, по-моему, причинит больший вред моей руке, чем наоборот.

– Ты считаешь, что правила на тебя не распространяются? – спрашивает Блэквуд.

– Я этого не говорила. Просто… Что это докажет, если я его ударю? – Задумавшись об этом, я сама нахожу ответ. – Настоящая проблема в том, что он первый ударил меня, а не в том, что я не хочу бить его в ответ.

Я хотела бы прямо сказать ей, что думаю обо всех этих учениках и их «испытаниях», а также о ее устаревшей системе наказаний, но меня переполняют эмоции, и я не могу достаточно ясно мыслить, чтобы высказать все это, не показав, насколько я испугана.

Блэквуд поднимает голову и повышает голос:

– Очевидно, Новембер считает, что возмездие ниже ее достоинства. Так что если кому-то из вас хочется выпустить пар, она легкая мишень. Она не даст сдачи.

В ошеломлении раскрываю рот. На мгновение мне кажется, что у меня слуховые галлюцинации. Она что, действительно только что объявила всем ученикам, что меня можно бить? Грудь сдавливает отчаяние, а к горлу подступает ком. Теперь я понимаю, что имел в виду Коннер, говоря, что я могу здесь не выжить. Встречаюсь взглядом с Лейлой в толпе, и она хмурится.

Все это время Маттео не сводит с меня глаз. Сейчас он шепчет:

– Я же говорил, что ты дура…

Мне и без того тяжело дышать, а в груди закипает ярость. Я злюсь, что меня ударили, что я не понимаю ничего с тех пор, как переступила порог этой школы, что я вообще здесь. Это самая безумная школа в мире.

– Это твой единственный шанс, Новембер, – говорит Блэквуд, как будто я, возможно, не поняла, что она мне предлагает.

Делаю шаг вперед. Нельзя допустить, чтобы окружающие думали, что могут колотить меня, когда им заблагорассудится. Уверена, человек шесть уже готовы использовать этот шанс. Но я также не могу поверить, что оказалась в ситуации, когда меня побуждают ударить другого ученика, а делает это директор школы. Единственное, чего мне сейчас хочется, это уйти и улететь прямиком в Пембрук.

Отвожу руку назад, кулак у меня дрожит.

Маттео смеется, и этот звук задевает мой последний нерв. Единственное, что хуже незаслуженного избиения, это когда над тобой смеются на глазах у всей школы.

«К черту!» Делаю шаг вперед левой ногой, правую отвожу назад и со всей силы бью его по яйцам.

Выпучив глаза, Маттео хрипит и падает на пол. Блэквуд изгибает бровь.

– Я поскользнулась, – резко говорю я.

– Что ж, теперь вы свели счеты. Больше никакого ответного возмездия. Повторяю: никакого. На этом все. Вы квиты.

– Ясно, – говорю я, хотя мне ничего не ясно.

Все сразу приходят в движение, как будто нажали на кнопку выключателя.

– Это была твоя третья метка, Маттео. После занятий зайди ко мне в кабинет, – приказывает Блэквуд.

Он встает, и я инстинктивно отступаю.

– Давай-ка сходим к врачу, – предлагает Лейла.

Маттео проходит мимо, и Эш что-то говорит ему, но я не слышу слов.

Глава восьмая

Поздно вечером сижу возле камина у нас в гостиной на древнем по виду ковре с растительным орнаментом. Смотрю, как огонь с треском лижет поленья, и, подняв руку, осторожно прикасаюсь к ушибленному глазу. Примочка с резким запахом, которую медсестра целый день продержала у меня на лице, сняла отек, но я уверена, что синяк будет украшать мою физиономию еще недели две. Если раньше люди не перешептывались у меня за спиной, то теперь точно начнут.

Я решила завтра поговорить с Блэквуд. Может, здесь и нет телефона, но должен же быть какой-то способ связаться с папой. Он ни за что не захочет, чтобы я оставалась в школе, где ученики нападают на меня посреди коридора, а учителя ждут, что я дам им сдачи.

Бросаю взгляд на часы из темного дерева на каминной полке. Они напоминают часы с кукушкой, но кукушки я не вижу. Сейчас одиннадцать пятьдесят четыре. Я уверена, что тайком выбираться из комнаты сейчас – не самая лучшая идея, но я также уверена, что меня ударили по какой-то таинственной причине, и, если я не встречусь с Эшем, то, наверное, никогда не узнаю правду об этом кошмарном месте.

Дверь в комнату Лейлы приоткрывается впервые за весь вечер. Похоже, она избегала встреч со мной, остается только надеяться, что она не решила, будто от меня одни неприятности.

– Я не знала, что он так поступит, – тихо говорит она.

– Ты о чем? – спрашиваю я, поворачиваясь к ней.

Она держит дверь открытой, но в гостиную не выходит.

– Я просто хочу, чтобы ты знала: когда я сказала, что Маттео много грозит, я понятия не имела, что он тебя ударит.