– Павел Павлович, – взгляд министра обороны поверх очков был почти ласковым, – как вы намерены скрыть от нашей так называемой «прогрессивной общественности» – сто камней ей в печенку – сам факт тренировок и боевого слаживания боевых подразделений экспедиционного корпуса? Ведь по самому составу техники будет понятно, что это не силы по освоению Дикого Запада, а вполне боевые подразделения с тяжелой техникой и средствами ПВО. Будем запускать в оборот легенду о драконах?
Генерал Шаманов скептически хмыкнул и вопросительно посмотрел на полковника Одинцова. То же самое сделали и остальные.
– Режим абсолютной секретности можно установить, организовав учебно-тренировочную базу в глубоком доисторическом прошлом, – сказал Одинцов. – Два дня назад наша сканирующая установка вышла на площадку, отделенную от нас примерно на сто тысяч лет. В это время человека разумного в Европе еще нет и в помине. Другая, более близкая к нам временная площадка отстоит от нас примерно на шестьдесят-семьдесят тысяч лет, когда немногочисленные группы хомо сапиенс, еще не разделенные на расы, вышли из Африки и постепенно расселялись вдоль побережья Средиземного моря и Индийского океана. На горных территориях юга современной России в это время возможны контакты с отдельными группами неандертальцев. Эти два варианта можно оставить на тот случай, если мы решим вообще никак не воздействовать на прошлое человечества.
– Конечно, – кивнул головой генерал Шаманов, – вести боевую учебу всегда проще, не боясь при этом повредить ничего народнохозяйственного. А то ошибется командир, перепутает в расчетах плюс с минусом – и на тебе, пожалуйста: залп гаубичной батареи по мирной деревушке…
– Ну у вас и примерчики, Владимир Анатольевич… – хмыкнул президент и кивнул полковнику Одинцову. – Продолжайте, Павел Павлович.
– Хорошо, Владимир Владимирович, – ответил тот и открыл свою папку.
– Всего на данный момент обнаружено шестнадцать временных площадок, причем на каждой последующей площадке время сканирования и потребная энергия для переноса материальных объектов всегда возрастают по экспоненте. Три ближайшие площадки мы локализовали путем прослушивания местных радиопередач. Еще пять площадок лежат в пределах предположительно исторического периода. Заинтересовать они нас могут в смысле проведения различного рода операций обеспечения. Во многих империях древности власть имущие веками копили сокровища, и было бы весьма опрометчиво пройти мимо и не заметить этих богатств. Ибо эксплуататоры, чего их жалеть… Еще две площадки мы можем назвать условно-историческими, и находятся они примерно в тысячном и трехтысячном годах до нашей эры. С моей точки зрения, пользы от них никакой, хотя, конечно, ученым-историкам все это будет безумно интересно. Бронзовый век, первые государства: Ассирия, Урарту, Шумеры, Египет. Все это было, но не у нас. Доисторические площадки лежат на глубинах примерно в шесть-семь, одиннадцать-тринадцать, двадцать-двадцать пять, и тридцать пять-сорок тысяч лет до нашей эры. На них есть риск случайно встретить наших вероятных предков, и тем самым соорудить какую-нибудь побочную историческую линию. Интерес, который мы можем там иметь, лежит, скорее, в философско-антропологической плоскости: чем эти люди, тысячелетиями ходившие по кругу, отличаются от нас, покоривших пространство и готовых покорить время. Мне тут уже высказали частное мнение, что современный либерализм есть атавистический пережиток периода собирательства, выражающий потребительское паразитическое отношение к окружающему миру. Если ученые ответят, что это действительно так, то нам не избежать задачи по борьбе с двуногими паразитами, вплоть до их физического уничтожения. А анализ жизни и действий реальных охотников и собирателей, не искаженный цивилизацией, поможет нам в этом вопросе. Военные учения и подготовку техники к боям, я все же думаю, нам лучше проводить совсем уже в глубокой глуши – как я уже говорил, за сто или шестьдесят-семьдесят тысяч лет назад.
– Интересное решение, – сказал президент Путин, – и в чем-то даже изящное. Наверное, Павел Павлович прав, и это действительно наилучший выход. Не так ли, Владимир Анатольевич?
– Так точно, товарищ президент, это лучший вариант, – кивнул тот, сам же подумал: «Никаких шпионов, правозащитников и прочих экологов, а также никаких сел, полей, дач и огородов… Стреляй, бомби, дави гусеницами в свое удовольствие… А косоруких наводчиков и тупорылых командиров расчетов, путающих плюс с минусом, в нашей армии всегда хватало, и изжить это явление в ближайшее время до конца вряд ли удастся».
– Если будущий командующий Экспедиционным корпусом согласен, – президент России сделал пометку в своем блокноте, – тогда товарищу Одинцову на следующем этапе поручается физическая разведка прошлого в пределах территории Российской Федерации и выбор площадки для размещения Тренировочного Центра. Последнее – совместно с коллегами Шойгу и Шамановым. Если уж мы действительно так углубляемся в прошлое, то подключите соответствующих ученых, и тогда, скорее всего, ваша разведывательная операция даст огромный толчок исторической науке. Это как огромная куча песка, которую надо тщательнейшим образом просеять, чтобы не упустить ни одной жемчужины, ни одного алмаза или крупицы золота. Конечно, люди в Академии Наук, с которыми вы будете разговаривать, должны понимать, что опубликовать результаты своих работ они смогут не раньше, чем с темы перемещений во времени будет снят гриф секретности. Кстати, вместе с коллегой Козаком посмотрите, какие еще наши тайны мы сможем спрятать подальше от не в меру любопытных глаз и ушей. В глубоком прошлом можно размещать не только военные полигоны, но и научные институты и секретные заводы. С тех пор как Росатом довел до ума свои мобильные плавучие атомные электростанции, проблем со снабжением энергией удаленных объектов у нас быть не должно. – Президент внимательно взглянул на присутствующих. – Итак, коллеги, остался последний и самый неприятный вопрос: кто за все это будет платить? Я об операции обеспечения. Деньги нам понадобятся быстро и сразу. И самое главное: сколько будет стоить вся операция в целом или хотя бы отдельные ее части? Как бы нам не надорваться. Дмитрий Олегович, что вы на это скажете?
– Владимир Владимирович, минимальная сумма, в которую обойдется подготовка операции «Гроза плюс» – два триллиона рублей, из которых пятьсот миллиардов пойдут на зарплату офицеров, контрактников и привлеченных специалистов, а остальные средства будут потрачены на расконсервацию и перевозку техники, и обустройство тренировочного центра, – ответил тот. – Более точно я вам скажу, когда товарищ Шаманов определится с численностью своего корпуса, а товарищ Одинцов – с месторасположением и комплектацией базового лагеря. Но могу сказать сразу, не привлекая особого внимания: нам не удастся собрать больше чем 10–15 % от этой суммы. Всякого рода резервные фонды правительства и нераспределенные остатки тоже имеют свой предел. Еще столько же можно взять у госкорпораций, разместив у них наши заказы с рассрочкой оплаты в один год. Но и это тоже не выход…
– Товарищ президент, – поднял руку капитан Князев, – можно один вопрос?
– Пожалуйста, – Путин сделал паузу, вспоминая имя-отчество собеседника, – Александр Павлович.
– Владимир Владимирович, вы раньше говорили о потребностях советской экономики того периода в машинах и оборудовании. Почему бы нам не форсировать установление экономических связей с СССР, а часть вырученной от торговли прибыли не обернуть на подготовку операции по отражению плана «Барбаросса»? Загрузив отечественные заводы заказами, можно будет заодно улучшить и так называемый инвестиционный климат.
Путин бросил вопросительный взгляд на своего вице-премьера по промышленности, явно что-то высчитывающего в уме. Потом Рогозин перевел взгляд на президента и кивнул.
– Может получиться, Владимир Владимирович. Только вот переговоры с товарищем Сталиным, вы меня извините, уже ваша прерогатива. Без достижения хотя бы предварительных договоренностей с руководством СССР все наши сегодняшние разговоры – бесполезная трата времени.
– Товарищ президент, – добавил капитан Князев, – результаты наших с товарищем Омелиным исследований говорят о том, что круг посвященных с советской стороны должен быть предельно узким. Сейчас там изменник на изменнике сидит и изменником погоняет. Агенты британской, германской, французской, японской разведок – просто в глазах рябит. Есть троцкисты и близкое к ним мощное еврейское лобби, как ни странно, поддерживающее англичан. А кроме этих «вполне достойных» категорий граждан, есть еще коммунисты-фундаменталисты вроде Хрущева (впрочем, многие считают его троцкистом), да и просто больные на всю голову. Поэтому на контакт надо выходить лично вам, и сразу на высшем уровне.
– Спасибо за доверие, коллега Князев, – с легкой иронией сказал Путин, обведя взглядом собравшихся. – Кто-нибудь что-нибудь хочет возразить? Молчите?! Ну что ж, молчание – знак согласия. А посему, коллега Одинцов, вам в свою очередь еще одно поручение – собрать еще один экземпляр вашей машины, так сказать, в кремлевском исполнении, для ведения дипломатических переговоров. И, естественно, подобрать и подготовить необходимый для этого персонал. В какой срок вы сможете это сделать?
– На базе уже начали сборку второй мобильной установки в резерв, – ответил Одинцов, – но наши запасы комплектующих на исходе, для закупок необходимо дополнительное финансирование. Если необходимые запчасти поступят в течение двух-трех суток, то в десятидневный срок еще одна установка будет готова.
– Решите вопрос с коллегой Рогозиным, – кивнул Президент. – Все остальные, как я понимаю, уже поняли, чем им предстоит заняться в ближайшее время. Возражения есть? Нет. Ну, раз так, коллеги, тогда все свободны!
23 января 2017 года, 17:45, Крымский федеральный округ, Севастополь, аэродром Кача.
Ил-76МФ с опознавательными знаками МЧС Российской Федерации тяжело приземлился на ВВП военного аэродрома в Каче. Командир корабля подполковник Коровин включил реверс, и в облаке мелкой снежной пыли тяжелая машина стала замедлять свой стремительный бег.
Супостаты на радиолокационных станциях НАТО, расположенных на территории Румынии и Турции, несомненно, зафиксировали и вылет борта МЧС из Москвы, и его прибытие на военный аэродром в Крыму. Но в этом не было ничего необычного. Иногда такие самолеты с гуманитарными и промышленными грузами приземлялись на гражданских аэропортах, иногда на военных. Даже построенный и сданный в эксплуатацию мост через Керченский пролив не снял всей остроты транспортной проблемы. Ценные и негабаритные грузы до сих пор перевозились либо морем, либо по воздуху. Вот и сейчас, согласно данным радиоперехвата и агентурной разведки, транспортный самолет перевозил некое геофизическое оборудование…
Пожав плечами, дежурный оператор занес факт прибытия самолета в журнал, находясь в полной уверенности, что никто из начальства не обратит на эту запись никакого внимания. А зря – операция прикрытия, организованная для этого рейса чекистами и органами военной контрразведки, прошла вполне успешно…
Самолет встречали на самом высоком уровне, хотя со стороны этого и не было заметно. У самолетных стоянок скромно остановились несколько джипов полувоенного вида и большой междугородний автобус «Мерседес». Сторонний наблюдатель мог лишь удивиться тому, как вытягивались в струнку часовые на аэродромном КПП перед вроде бы гражданскими пассажирами этой небольшой автоколонны. Еще бы: прямо к ВПП инкогнито подъехал командующий Черноморским флотом.
Закончив пробег по ВПП, Ил-76МФ отключил реверс, прокатился по рулежной дорожке и остановился напротив выстроившихся в ряд новеньких истребителей МиГ-35 российских ВВС. Двигатели замолкли, открылась дверь, и опустился встроенный трап. Почти тут же к борту подкатили два джипа из встречающего кортежа. Из первой машины густо, как муравьи, полезли мрачные накачанные ребята в штатском, а из второй вышли официальные лица и быстрым шагом направились в сторону спускающегося по трапу Владимира Владимировича Путина. Низкая плотная облачность, изрядно заряженная снежными массами, скрыла сцену начала этого тайного визита от американских спутников-шпионов.
– Здравия желаю, Владимир Владимирович, – негромко сказал командующий Черноморским флотом и пожал Путину руку. Он встречал Путина вместо Президента Республики Крым, поскольку аэродром Кача располагался на территории Севастополя, являющегося самостоятельным субъектом Федерации. А Севастополь – это Черноморский флот, и Черноморский флот – это Севастополь. Два этих понятия неразделимы – отныне и присно и вовеки веков.
– Здравствуйте товарищ вице-адмирал, – негромко ответил российский президент, ответив на рукопожатие.
– Владимир Владимирович, – сказал командующий флотом, бросив скользящий взгляд в сторону построенной чуть в стороне роты морских пехотинцев из состава разведывательного батальона Черноморского флота, – мы все сделали согласно вашему приказанию. Люди готовы к делу и проинструктированы.
– Благодарю Вас, товарищ вице-адмирал, – быстро ответил российский президент, отводя командующего чуть в сторону. – Поскольку вы и так имеете один из самых высших уровней допуска в стране, а все дальнейшие действия по проекту будут проходить на подведомственной вам территории и при участии ваших подчиненных, то должен проинформировать вас, что наши ученые и инженеры добились фундаментального прорыва в физике. Открытие было сделано в ходе работ по созданию оружия на новых физических принципах, но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Обещаю, что это не оставит вас равнодушным. Демонстрация не займет много времени.
– Я весь внимание, Владимир Владимирович, – сказал командующий Черноморским флотом, наблюдая, как по откинутой грузовой аппарели из недр Ил-76МФ один за другим выезжают три огромных автомобиля «КАМАЗ»: два с кузовами-кунгами и один тентованный.
– Владимир Владимирович, – сказал комфлота, с интересом глядя на то, как около десятка человек, одетых в зимнюю рабочую униформу с надпись на спине ГНКЦ «Позитрон», выбежали из самолета вслед за машинами, – как говорила Алиса: «Все чудесатее и чудесатее…». И, кстати, что это они делают?
– Развертывают установку, – коротко ответил Путин, наблюдая, как одна из машин отъезжает подальше, разматывая за собой толстый силовой кабель.
– Что за установка, спрашивать пока бесполезно? – немного саркастично сказал адмирал, наблюдая, как двое рабочих относят за край летного поля круглый (очевидно, полый внутри) металлический блин метра полтора в диаметре, за которым кольцами вьется пятнадцати миллиметровый бронированный кабель. А чего ему бояться: кто вблизи видел стрельбы главным калибром РК «Москва», того даже ядерным взрывом не напугать.
– Сами сейчас все увидите, – сухо ответил президент России, глядя на спешащего к нему человека лет сорока, в спецовке несколько иного цвета и покроя, чем у остальных рабочих.
– Товарищ президент, у нас все готово, – отрапортовал тот Путину. – Начинать сейчас или подождать?
– Стемнело достаточно, – коротко ответил Путин, – начинайте, товарищ Михеев.
Инженер махнул рукой – и в отдалении взвыл мощный дизель-генератор, установленный на отъехавшей в сторону машине. Путин повернулся к комфлота.
– Пойдемте, товарищ адмирал, посмотрим товар лицом. Кстати, – он кивнул в сторону людей сопровождавших командующего, – вы абсолютно уверены в ваших людях?
– Абсолютно, Владимир Владимирович, – ответил комфлота, – я верю им как себе!
– Даже если они сейчас узнают, что через год наступит конец света? – хитро усмехнулся Путин.
– Даже так, Владимир Владимирович, – подтвердил вице-адмирал.
– Что ж, если вы так считаете… – загадочно сказал президент, останавливаясь метрах в двадцати от лежащего на земле диска. – Смотрите, товарищ адмирал…
Воздух над диском подернулся голубоватым сиянием, потом над его центром, метрах в полутора над землей, появилась добела раскаленная точка, постепенно превратившаяся в сияющий шар, размером чуть крупнее теннисного мяча. Хлоп! И перед президентом и адмиралом распахнулось нечто вроде круглого окна-иллюминатора метров двух в диаметре, ограниченного тонкой светящейся окантовкой. Несмотря на царящую вокруг зиму, за окном был то же Качинский аэродром, в общих чертах пейзаж совпадал – как внутри окна, так и за его пределами. Только там вместо зимы было лето, горы, степь и клубились в небе высокие кучевые облака. Но не это было самым поразительным. Там, за окном, не было бетонных взлетно-посадочных полос, куда-то исчезли бетонные капониры и стоящие в них Миг-35. Вместо этого на зеленой траве грунтового аэродрома рядами выстроились краснозвездные курносые бипланы с характерным изломом верхней пары крыльев. С треском, напоминающим шум работающей швейной машинки-переростка, один из них шел на взлет.
– Что это, Владимир Владимирович? – вполголоса спросил командующий Черноморским флотом, у которого неожиданно перехватило горло.
– Это, товарищ вице-адмирал, аэродром в Каче, – ответил президент. – Да-да, тот самый, на котором мы сейчас с вами находимся. Только там, за темпоральным барьером, пятое июля 1940 года. Мы видим самолеты типа И-153 «Чайка» базирующейся на этом аэродроме 62-й истребительной авиабригады ВВС Черноморского Флота.
– Это что, голограмма? – цепляясь за осколки рушащегося мира, с оттенком надежды спросил адмирал.
– Почему голограмма? – деланно удивился Путин, всем видом показывая, что ради такой ерунды, как обычная голограмма, он не стал бы беспокоить весьма занятого командующего флотом. – Это дверь в самое настоящее лето сорокового года.
В подтверждение своих слов Президент набрал на обочине взлетной полосы немного снега, скатал его в снежок и с силой запустил им в самую середину межвременного окна. Комок снега из 2017 года пересек невидимую границу, разделяющую два времени, и упал метрах в пяти по ту сторону, при этом по «зеркалу времени» пробежала легкая рябь и раздался чуть слышный звон.
Откуда-то сбоку, из-за края окна, вышел боец в форме образца тридцать шестого года с трехлинейкой на плече, подобрал с травы снежок и уставился на него как питекантроп на айфон. В 2017-м году все затаили дыхание, когда, лизнув снежок и болезненно при этом сморщившись, боец начал стягивать с плеча винтовку, оглядываясь в поисках шутника, кидающегося снежками в июле. Президент Путин махнул рукой – и с легким щелчком светящийся круг погас. Теперь на его месте был все тот же зимний аэродром.
– И что же теперь будет, товарищ президент? – по-военному лаконично спросил адмирал. – С Гитлером воевать будем?
– Там поглядим, но, скорее всего, да. Сначала, как говорят у вас на флоте, нужно осмотреться в отсеках. – Путин оглянулся на Ил-76. – Товарищ вице-адмирал, поскольку полевая база проекта будет на вашей территории, то давайте сейчас обо всем переговорим у меня в самолете. Ведь вы наверняка захотите задать несколько вопросов людям, разработавшим установку…
– Разумеется, Владимир Владимирович, – кивнул комфлота.
– Тогда пойдемте, – сказал Путин и сделал знак рукой, приглашая вернуться к самолету и подняться по трапу в салон. – Разговор будет сугубо конфиденциальным. Ни полслова не должно просочиться наружу. А то наши западные соседи такой вой поднимут – хлопот не оберешься. Нам-то на их крики уже давно плевать, но сейчас это ни к чему. Вот сделаем дело – и пусть вопят в защиту Гитлера сколько влезет. Хотел бы я посмотреть на их рожи.
– Согласен! – сказал адмирал, поднимаясь по трапу вслед за Путиным, – мне их вопли тоже во как надоели.
– Ну вот и хорошо, – сказал Путин, входя в любезно открытую стюардессой дверь в небольшой пассажирский салон на самом верху самолета, предназначенный для сопровождающих груз. – Знакомьтесь, товарищ вице-адмирал: Зайцев Сергей Витальевич – генеральный конструктор установки, Одинцов Павел Павлович – куратор проекта со стороны моей администрации, капитан госбезопасности Князев Александр Павлович и полковник ГРУ Омелин Вячеслав Сергеевич – руководители группы по разбору причин катастрофы РККА в 1941-42 годах.
– Солидно! – сказал адмирал и сел в предложенное ему кресло. – Владимир Владимирович, я весь во внимании…
Там же, пассажирский салон Ил-76МФ, несколько минут спустя.
Выдержав некоторую паузу, Путин заговорил. Слова произносил он очень тихо, но с той самой интонацией, от которой у некоторых людей порой идет мороз по коже.
– Товарищ вице-адмирал, – сказал он, – как вы понимаете, в этом деле, кроме чисто научного аспекта, есть еще две составляющих: моральная и материальная. Моральная заключается в том, что перед нами находится мир, в котором игроки уже сделали все ставки, но по большому счету еще ничего не предрешено. Франция уже захвачена, «Битва за Англию» еще не началась, плана «Барбаросса» как такового тоже еще нет. Есть только намерение Гитлера после захвата Англии повернуть вермахт на Восток. Таким образом, вмешавшись в события в тот или иной момент, тем или иным способом, мы вполне способны избавить нашу общую Родину СССР от кошмара немецкого вторжения. Я говорю вам это как ленинградец. Ведь кто иной, как не я и мои близкие, может понять всю важность этого вопроса? Насколько я помню, в вашей семье тоже были потери: один дед погиб, другой был ранен, брат и сестра вашего отца умерли во время оккупации.
– Да, Владимир Владимирович, – ответил комфлота, – я вас прекрасно понимаю. И вы считаете, что если мы ТАМ что-то сделаем, для нас ЗДЕСЬ что-нибудь изменится?
– Боюсь, что нет, – ответил Путин, – наше собственное прошлое останется неизменным. Сергей Витальевич, – обратился российский президент к профессору Зайцеву, – объясните Александру Николаевичу, что случится, если мы попробуем изменить прошлое.
– Для нас лично – ничего, – ответил профессор. – Владимир Владимирович, я же вам уже рассказывал, что мы уже ставили эксперимент на наличие «эффекта бабочки», и получили совершенно отрицательный результат.
– Товарищ профессор, а можно поподробнее? – спросил командующий флотом. – Так, чтобы мог понять любой, не заканчивавший академиев офицер, у которого, как известно, одна извилина, и та вмятина от фуражки.
– Все очень просто, товарищ адмирал. Недалеко от нашей базы есть такой приметный ледниковый валун, скорее даже, небольшая скала. Чтобы попробовать что-то изменить в прошлом, и при этом не наломать дров, мы решили выбрать этот ничего не значащий камень в качестве «подопытного кролика». Пал Палыч привез специалистов, как раз в 1940-м году они просверлили в валуне дырку и заложили взрывчатку. Бух-бабах! И из одного валуна стало два, только поменьше. Результат эксперимента таков: в наше время этот валун целый, в 2008-м году – целый, в 1990-м году – целый, в 1940-м году – взорванный. Так что все изменения, произведенные нами в 1940-м году, там и остаются, не распространяясь на будущее.
– Вы хотите сказать, что создали эту, как ее, независимую временную линию… – задумчиво пробормотал вице-адмирал, в свободное от службы время почитывающий не Момзена с Тацитом, а Конюшевского и Дойникова-Чернова с Савиным. Немного помолчав, командующий Черноморским флотом спросил: – Владимир Владимирович, мне очень интересно, а какой смысл нам во все это вмешиваться, если это не наше прошлое, а лишь что-то очень на него похожее? Ведь если ко мне в постель ляжет женщина, как две капли воды похожая на мою жену, но ею не являющаяся, то это будет супружеской изменой. Не совершим ли мы и в этом случае чего-то подобного… или я чего-то не понимаю?
– Прошлое – оно, может быть, и не наше, – ответил ему Путин, – зато люди все наши, самые настоящие. И фашисты вместе с Гитлером самые настоящие, и Черчилль с Рузвельтом и Трумэном тоже… Но это все лирика, а вот я, товарищ вице-адмирал, как Президент Российской федерации, наперед должен думать, что из всего этого получит наша страна. Так что давайте немного поговорим о материальном. Итак, какова ваша оценка нашей нынешней международной обстановки? – Он уловил непонимание в глазах комфлота и быстро добавил: – Не в их 1940-м году, а в нашем, 2017-м.
– Хреновая оценка, – угрюмо сказал адмирал, – НАТО как взбеленилось. Немцев действительно пора проучить так, чтобы еще лет пятьдесят они умели говорить только «данке шён». А тут еще кризис! Еще этот самый, как его, американский дефолт на носу. Самое время для чего-нибудь эпохального, вроде великого похода Чингисхана для завоевания Парижа.
– Все это у нас с две тысячи четырнадцатого на носу, – сухо заметил Путин, – но в одном вы правы, коллега: чем дальше мы, то есть весь мир, влезаем в это болото, тем сильнее грохнет. Сейчас же перед нами целый мир, в котором Россия сможет продать любую свою продукцию, все что угодно: трактора, комбайны, грузовики, самолеты, компьютеры, удобрения, тепловозы… С таким рынком у вас тут же исчезнут проблемы со сбытом. И санкции там на нас накладывать некому, у накладывателей женилка еще не выросла. Мы там с товарищем Сталиным сами что хошь на кого хошь наложим – если надо, то целый вагон.