Оранжевая пропасть

– Ленка, ты думаешь, он побывал… в аду? – Ира даже не пыталась скрыть скепсис.

– Да, – твердо сказала Лена. – Это стал другой человек. Я не могу описать, в чем отличия, но… – она замялась, подыскивая слова. – Может, я ошибаюсь, но у него что-то с глазами. Такое чувство, что на тебя смотрит всевидящее око. Я думала, это последствия болезни, но теперь не уверенна. Они словно не его…

Договорить Лена не смогла. Ира заливисто расхохоталась. Это было так на нее не похоже, что Лена даже забыла, о чем говорила. Вытащить из Иры улыбку вообще-то сложнее, чем разговорить стену. Даже самые бредовые мысли она выслушивала с серьезным лицом, часто и сама вливаясь в разговор.

– Ленка, не будь дурочкой! – отсмеявшись, сказала сестра.

От этого Лене стало обидно. Единственный человек, которому она доверяла подобные мысли, откровенно потешался. Разговаривать больше не хотелось.

Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по комнатам. Ира долго не могла уснуть. Именно в ту ночь у нее стала зарождаться черная зависть к сестре.

Максим чувствовал, что спит, но перед глазами яркая картинка, будто ему показывали кино.

Дверь хижины распахнулась и на поляну, залитую поднимающимся солнцем, выбежала девочка десяти лет. Трава еще мокрая, а в тени прохладно – мир просыпался, начинал подавать признаки жизни.

– Машенька, солнышко, – в дверях появилась кареглазая блондинка. – Аккуратно там! Не влезай ни в какие приключения, ни с кем не ходи и…

– Да, мам. Я помню, – на бегу ответила девочка. Через мгновение она скрылась в чаще леса.

– Возвращайся до темноты, – мать дала последний наказ дочери, но ответа так и не услышала. Постояв еще немного, зашла в дом.

Свет, плохо пробивающийся сквозь кроны, создавал впечатление таинственности. Маша любила это время суток, тот час, когда можно представить, что из-за ближайшего дерева выйдет волшебник и предложит покататься на лошади, или возьмет в путешествие по далеким странам. Она представляла, что они будут лететь над землей, как птицы, а внизу люди будут заниматься своими делами. Ветер, обжигающий лицо, и ощущение полета – вот она, хозяйка свобода.

Быстрее Маша не бегала никогда. Хорошо знакомая тропинка пропускала ее. Мама одела дочь в простенькое платьице, которое год назад сшила сама. Маша любила это платье, как и все то, что делала мама. В это утро она состряпала вкусные лепешки и не менее вкусный напиток из малины. Быстро позавтракав, девочка сообщила матери о своих планах. Видя страстный блеск в глазах дочери, мать даже не пыталась оставить ее дома, выполнять какую-либо работу. Она нарочно вечером рассказала дочери историю. Зная ее непоседливый характер, догадывалась, что Маша уйдет из дома ни свет ни заря. Так и получилось.

До деревни, куда спешила девочка, осталось немного. Последние метры по лесу Маша пробежала с удвоенной скоростью. Деревья расступились, и она оказалась на погосте. В нескольких метрах от того места, где выбежала Маша, стояли и молились две старухи. Своим появлением Маша их испугала. Та, которая постарше, даже вскрикнула. Затем пролепетала старым, похожим на предсмертный крик вороны, голосом: «Боже спаси и сохрани».

Мать никогда не учила Машу молитвам, а на вопрос «Почему?» всегда отвечала: «Тебе это не нужно».

«Не нужно – так не нужно», – думала Маша.

Мать-то лучше знает.

Когда старушки оправились от испуга, Маша уже была далеко, но все-таки услышала их слова.

– Опять эту нечистую принесло, – сказала старуха с каркающим голосом. – Не сидится ей в своем лесу! Бегает чернить сердце Натальиного Ивашки, а та тоже «умная», не видит, с кем общается сын?!

Машу всегда удивляло, почему люди так говорят, и однажды она спросила об этом мать.

– Понимаешь, доченька, – говорила мама, посадив Машу на колени. – Люди очень злые. Станешь старше – поймешь. – Маша действительно поняла, но поздно. – То, чего они не понимают, приписывают дьяволу, хотя по-настоящему, предположим, это делает природа. Я когда-то необдуманно совершила поступок, за который теперь расплачиваюсь изгнанием. Я очень стараюсь, чтобы к тебе люди относились лучше, а то, что там говорят – пускай говорят. Люди всегда говорят, всегда на кого-то клевещут и придумывают. Иногда столько много про себя узнаешь нового…

Дом, где жил Ваня, третий слева. Маша уже подходила, когда увидела невдалеке лежавшего на земле котенка. Судя по всему, его переехала телега, после чего отнялись задние лапки. Когда Маша подошла к котенку, он поднял голову и попытался встать. Это могло выглядеть смешно, не будь жестокой правдой.

– Бедненький, – опустившись на колени, сказала Маша. – Какой человек мог так с тобой поступить?

Маша хотела взять его на руки, чтобы отнести домой, напоить молочком, приласкать и подарить любовь, но откуда ни возьмись, появилась старуха, закричавшая так громко, что могли услышать в соседнем селе.

– Отойди от него отродье! – она семенила к Маше и размахивала клюкой, будто находилась в самом центре сражения. – Что ты делаешь?! Пошла вон!

– Я всего лишь хотела помочь, – попыталась объяснить Маша, но старуха еще громче закричала «Отойди!» и кинула палку. Палка, не долетев совсем немного, ударилась о землю и, отскочив, попала набалдашником котенку в голову.

– Посмотри, что ты наделала, ведьма проклятая! – Не унималась старуха, будто не сама кидала клюку.

Поняв, что теперь котенок точно умрет, Маша поспешила укрыться во дворе у Вани.

– Я поговорю с Ванькиным отцом, чтобы он не разрешал тебе общаться с его сыном, – крикнула вслед старуха.

Оказавшись во дворе, Маша увидела, что Ваня уже давно стоит, ждет ее прихода.

– Я боюсь эту старуху, – первое, что сказал он. – Она бешенная. Мать мне рассказывала, что когда она была молодая, то убила двух своих мужей, просто за то, что они ей надоели. С тех пор у нее не было семьи.

Одиннадцатилетний Ваня был низкого роста, но крепкого телосложения. Длинные русые волосы всегда зачесывал назад. Он единственный мальчик из деревни, друживший с Машей, остальным родители запрещали с ней общаться.

– Давай сходим в одно место, – Маша уже забыла про старуху. – Мне мать вчера рассказала про склеп. Большой склеп. Еще она сказала, что когда сама ходила туда маленькая, то видела привидение. Если мы сейчас выйдем, то к обеду дойдем, а там аккурат успеем к ужину.

Маша так жалостливо смотрела на Ваню, что он не смог отказать, но окончательный ответ даст мать.

– Я пойду, спрошу у мамы, – сказал Ваня, разворачиваясь к дому. – Если она разрешит, то пойдем…

– Стой, стой! Не спрашивай – она не разрешит. Скажи, что просто пойдешь, погуляешь, не говори куда.

– Но…

– Ты уверена, что там не опасно? – Ваня уже был не рад тому, что пошел. Он устал и сбил ноги, перебираясь через ручей по острым камням.

– Сам подумай, что может быть опасного в старом и заброшенном склепе? – Маша ни капельки не устала, в ее глазах горел огонь, который мог обжечь любого, кто станет на пути. – Или ты струсил?

– Нет, что ты?! Как я могу струсить?! – Маша задела Ваню за живое. Он боялся, и причем сильно, но показать страх не мог. – Я просто стараюсь узнать побольше о том месте, куда иду.

– Когда-то давно, во времена молодости моей бабуши, здесь недалеко стояла усадьба. Не знаю почему, но она сгорела со всеми обитателями. Родственников не осталось, и с тех пор эти места заброшены. А склеп этого рода – ну кому он нужен? Стоит и пусть стоит, есть же не просит.

– А воры и всякие разбойники? – не унимался Ваня.

– Оттуда вынесли все ценное еще до рождения наших родителей. – Маша резко остановилась. Указав рукой, сказала. – Посмотри, вот он!

Приглядевшись, Ваня различил, что перед ними, между деревьев, в земле и растениях, спрятался склеп, а не холм, как подумал в первый раз, посмотрев в эту сторону. Невозможно определить размеры склепа из-за густо разросшейся растительности. Едва различимая каменная дверь, выглядевшая тяжелой, приоткрыта, являя миру сумрак и затхлость. Сильнее раскрыть ее у Маши и Вани не получилось, сколько усилий они ни прилагали.

– Попытаемся протиснуться так, – сказала Маша и без особого труда скользнула внутрь. У Вани этот процесс прошел не так легко. Вначале он думал, что и вовсе не пролезет, чему был несказанно рад, но, постаравшись, все-таки протиснулся. Путь свету перегораживали кроны деревьев и почти закрытая дверь, оттого внутри не видно ровным счетом ничего. Застоявшийся воздух неприятно прокрадывался в легкие. Пахло плесенью, затхлостью. Витал едва уловимый гнилостный дух. Достав из кармана украденное у отца огниво, Ваня поджег факел, также украденный из отцовского сарая.

«Вот мне достанется, когда отец заметит!» – запоздало подумал мальчик.

Разгоревшийся факел осветил расколовшиеся от времени ступени. На самом краю освещенного пространства лестница заканчивалась, и начинался пол, выложенный каменными плитами. У окончания лестницы виднелся сгнивший деревянный косяк, а от самой двери ничего не осталось. Маша первой пошла вниз, следом, нерешительно, двинулся Ваня.

Спустившись по лестнице, дети оказались в продолговатой комнате, где вдоль стен стояли каменные гробы. Всего около десятка. Два последних – без крышек. Воображение Вани услужливо нарисовало поднимающихся оттуда мертвецов в остатках мяса и одежды.

Из мыслей Ваню вырвал голос Маши, слишком серьезный и задумчивый для ее возраста.

– Почему здесь столько дохлых крыс? – таким тоном обычно говорила мать Вани, спрашивая у отца: «Почему в хлеве воняет самогоном?».

Посмотрев на пол, Ваня почувствовал, как в груди зашевелилось нечто холодное. Крысиных останков и вправду многовато. От некоторых животных остались лишь кости, другие гнили, третьи недавно умерли.

В конце комнаты, как раз у раскрытых гробов, в неясном свете факела показалось движение. Ваня не знал, где оказалось его сердце, но даже в пятках оно не задержалось. Подняв факел над собой, Ваня увидел крысу, сидевшую на краю саркофага. Бусинки черных глаз внимательно следили за непрошеными гостями. Шерсть у животного местами облезла, отчего вид у крысы был жуткий.

Ваня всей душой хотел уйти отсюда, но что-то останавливало.

«Это не конец» – беспрестанно вертелось в голове.

Глаза животного закатились, и оно свалилось на пол.

Ваня не считал себя ни трусом, ни героем, но когда в гробовой тишине раздался звук похожий на стон тяжелобольного, он бросил факел и помчался наверх…

Максим вскочил с кровати, будто из нее вмиг вылезли тысячи иголок. Стон до сих пор звучал в ушах. Сердце не выдержало такого скачка. В глазах потемнело, и он упал на пол. Следом за Максимом, не менее проворно, вскочила Лена. В последний миг супруга успела подставить руку под голову мужа, чтобы он снова не ударился затылком о пол. Врачи строго-настрого запретили любые удары.