– Ну хорошо, – оживился Александр Николаевич, – и что теперь?
– Идёт расследование, – пожав плечами, спокойно ответил Егор, словно ждал этого вопроса от отца, – строится саркофаг, проводятся различные работы – да ты сам, я уверен, всё знаешь.
– Знаю, да не всё. А может, и хорошо, что не всё знаю: сердчишко, сынок, уже не то, понимаешь, чтобы всё знать.
– Ни твоей, ни моей вины здесь нет, так что расстраиваться не нужно. При таком подходе к отрасли рано или поздно это должно было случиться… Сейчас нужно думать о другом.
– Интересно, о чём же это – о другом? – задумчиво и как-то распевно спросил Александр Николаевич, абсолютно не вкладывая в эту фразу какого-либо значения.
– Я хотел сказать, – проговорил Егор, глядя на отца, – что нужно надеяться на лучшее. После того, что случилось… нужно время, да и выбора у нас нет.
– Что нет выбора, так это точно, – заключил Александр Николаевич, – продолжая размышлять о чём-то своём.
Думал ли он в этот момент о реакторе, о своей работе, семье – трудно сказать, но о чём бы он ни думал, ничто не оставляло его равнодушным к тем событиям, что происходили в стране. Как, впрочем, и та новость, что его сын с семьёй едет в Красноярск-26. Но развивать эту тему он не хотел, зная, что разговор сыну не понравится. Им и без того тяжело.
Для себя он определил, что это, конечно, не лучший вариант, но с решением сына он должен считаться. «Время – самый лучший судья, – подумал он про себя, – пусть поживут, а там видно будет. Специалисты его уровня стране нужны всегда. Главное, чтобы ребёнок был здоров».
На второй день приехала сестра Светлана со своей семьёй. Родители накрыли стол… в общем, посидели, пообщались.
Муж Светланы, Василий, был капитаном КГБ, хотя всем говорил, что работает в научно-исследовательском институте. Егора эта тема мало интересовала, поэтому он никогда не заводил с зятем «лишних» разговоров. Василий был спокойным, жизнерадостным человеком. Во всяком случае, другим его Егор не знал. Этого ему было достаточно, чтобы поддерживать с ним хорошие отношения. Василий был ростом выше среднего, имел хорошую спортивную фигуру. Немного седоватые волосы и карие глаза говорили о нём действительно как об очень интеллигентном, умном человеке, занимавшемся если не наукой, то чем-то в этом роде.
Племянник Егора, Павлик, учился в третьем классе. Похож он был, как казалось Егору, больше на Светлану, чем на Василия. Эта «родовитость» нравилась Егору, но вслух он её не высказывал.
Каких-то долгих разговоров со Светланой при встрече у них не было, больше хотелось молчать, да и о чём было говорить, если её брат со своей семьёй оказался в такой экстремальной ситуации. Горю, как говорится, словами не поможешь. Да и много уже было сказано на эту тему за последнее время.
Задерживаться в Томске долго они не могли. Во-первых, работа, а во-вторых, несмотря на слабое здоровье Лизы, школу всё же решили не откладывать, а для этого нужно было поспешить, чтобы уладить все организационные вопросы: первый класс – дело ответственное! Тем более что к этому важному событию они готовились давно. Да и для Лизы это было своего рода стимулом, чтобы не замыкаться в болезни: природа девочек, говорят психологи, в этом плане очень сильна.
Несмотря на жёсткий график пребывания на родине, в последний день перед отъездом Егор успел позвонить своему другу детства Сергею Куприянову – вернее, его маме, Елизавете Викторовне, и даже немного поговорить с ней. Как узнал Егор, Сергей служил два года в Афганистане. На родину вернулся год назад, а вот дальше говорить она не стала, заплакала. На многие вопросы Егора не ответила, сказав, что это не телефонный разговор. В заключение она попросила телефон родителей Егора – так, на всякий случай. На этом их разговор закончился.
Егор был старше Сергея на год, но эта разница не повлияла на их дружбу в далёком детстве. С возрастом эта дружба укреплялась. Более того, они старались поддерживать дружеские отношения при каждом удобном случае, хотя таких случаев с годами становилось всё меньше и меньше. В своё время их объединила любовь к авиации. Дело в том, что в школе они оба занимались в авиамодельном кружке, где и подружились. После школы их пути разошлись. Егор поступил в Томский политехнический, а Сергей – в Ачинское авиационно-техническое училище, где готовили механиков дальней авиации. Он хорошо знал, что Сергей окончил училище по специальности «авиационное оборудование». А дальше – служба… одним словом, потерялись. Хотя желание увидеться, поговорить возникало всегда.
Поблагодарив за короткую информацию, Егор попрощался с Елизаветой Викторовной, попросив её передать Сергею по его возвращении огромный привет и большое желание увидеться с ним.
По приезде в Красноярск-26 семья Сомовых сразу же получила благоустроенное общежитие. Оно находилось почти в центре города на улице Свердлова. Хорошо было то, что рядом была не только школа, в которой предстояло учиться Лизе, но и городской дворец творчества детей и молодёжи, станция юных техников, детская школа искусств, детская художественная школа. «Какие ни есть, а преимущества», – с радостью для себя отметил Егор. И действительно, эти обстоятельства очень радовали Егора, поскольку на первом этапе для него была важна каждая мелочь. А вот Наталья радовалась в меньшей степени. Не то, чтобы она разочаровалась, нет, но её первые мысли были такими: «Боже, зачем я заехала в эту тайгу?»
К великой радости, в общежитии прожили они недолго: в середине декабря им вручили ключи от двухкомнатной квартиры, что было для них большой неожиданностью, да что там – счастьем! Находилась она на улице Кирова, также недалеко от центра города. Егор прекрасно понимал, что без помощи директора Чернобыльской АЭС Поздышева этот вопрос так быстро бы не решился. В общем, радости не было предела. Квартира была небольшая, но светлая. Зал, кухня, спальная комната – одним словом, всё как положено. До наступления нового года они успели сделать даже небольшой косметический ремонт, так что всё складывалось хорошо.
Город удивил их не только своей гостеприимностью и красотой, но и природной первозданностью. Нельзя сказать, что этого ощущения не хватало им в жизни, нет, конечно, но то, что они увидели, произвело неизгладимое впечатление. Наташа, конечно, не охала и не ахала, но, судя по реакции, город ей понравился. Первые дни она не могла надышаться сосновым воздухом, и это удовольствие, как оказалось, давало ей не только заряд энергии, но и массу приятных ощущений. Глядя на жену, Егор радовался в душе такому положению дел и ждал, что она вот-вот скажет: «Ах, как мне здесь хорошо! Всё же мы сделали правильный выбор, что приехали сюда!» Но этих слов Егор так и не дождался. Вытащить из неё слова, которые бы порадовали его, было невозможно даже клещами. Одним словом, она оставалась настоящей женщиной: ей было и хорошо, и нехорошо. И этого она не скрывала, оставляя Егору на «десерт» разные мысли.
Что касается гамма-излучения в городе, то и оно, как говорили, было в норме. Одним словом, в отличие от Чернобыльской АЭС, здесь всё было более качественно и надёжно. Именно этой точки зрения и придерживался Егор, когда принимал решение ехать в Красноярск-26. Слова Поздышева о городе оказались правдой. Во всяком случае, Егор был ему благодарен, вспоминая добрым словом.
Уже с первых дней пребывания в Красноярске-26 Егор и Наталья старались не только узнать историю города, но и понять людей, приглядеться к их культуре. В своё время Егор немного слышал об этом городе от отца, бывавшем на комбинате по долгу службы. Но это было юношеское восприятие, к тому же он говорил немногое, так как это был сверхрежимный объект, и вся информация была за семью печатями. Конечно, когда Егор уже работал на Чернобыльской АЭС, его знания о Красноярске-26 значительно расширились, но то, что он увидел воочию, превзошло все его ожидания. А история города была такова.
Строительство объекта № 815 началось весной 1950 года по личному распоряжению Сталина. В тот далёкий период началась так называемая «холодная война», и руководству страны необходимо было решить задачу по реализации ядерных оружейных программ, причём в кратчайшие сроки и с учётом максимального удаления от авиабаз возможных противников. Вот и нашли учёные в Красноярском крае на восточном берегу Енисея среди тайги «уютное» местечко – низкогорный отрог Саян под названием Атамановский хребет.
Не успели конструкторы сделать чертежи, как строители (а это были в основном заключённые) принялись сооружать основной транспортный тоннель, ведущий вглубь горы. Причём делалось это всё очень быстро, можно сказать, в спешке. Параллельно развернулись активные работы еще на тринадцати площадках: три штольни были заложены от Енисея, две – с противоположной стороны горы, и сразу восемь стволов проходили сверху. Часть из них в будущем вошла в транспортную систему комплекса, остальные были использованы для прокладки коммуникаций: систем вентиляции, энергоснабжения и подачи речной воды на реактор.
Таким образом, как и планировалось, в кротчайшие сроки в сердце Атамановского хребта были построены подземные помещения для ядерных реакторов, задачей которых было производство плутония (в связи с тем, что этот элемент отсутствует в природе, его необходимо получать с помощью облучения нейтронами урана-238). Помимо реакторов были построены ещё три завода – радиотехнический, химический и металлургический, а также вспомогательные службы: ремонтно-механические цеха, насосная станция, склады, бомбоубежища и прочие службы.
На поверхности земли были построены административный комплекс, лаборатории, депо, гаражи, резервные склады эксплуатационного оборудования и жилой посёлок. Строительство было сложным и беспрецедентным.
С 1956 года сверхсекретный объект № 815 был преобразован из населённого пункта в город Красноярск-26.
Основными проектировщиками постройки города были ленинградские архитекторы. Планировали они его как прекрасный образец правильной с точки зрения этого десятилетия неоклассики. Хорошее финансирование позволило застроить центральную часть Красноярска-26 типичными для эры домами. И как принадлежность к истории среди топонимов можно встретить многочисленные элементы, отсылающие к «северной столице», например проспект Ленинградский и множество магазинов с вывеской «Балтийский».
Горно-химический комбинат, как сказано было выше, впрочем, как и сам город, с самых первых дней строили преимущественно узники ГУЛАГа. Для этого был создан Полянский исправительно-трудовой лагерь, размещавшийся на территории Красноярска-26, причём просуществовал он вплоть до 1964 года. В составе ИТЛ было сформировано десять лагерных отделений по пять тысяч человек в каждом. В зависимости от поставленной высшим руководством ГУЛАГа задачи количество отделений менялось – одни ликвидировались, другие создавались, но состав отделений оставался всегда прежним. Вольнонаёмных было очень мало, в основном они стали появляться только в конце 50-х годов, да и то в малом количестве. Среди заключённых было много так называемых «врагов народа», осуждённых по политической статье того времени (ст. 58 УК). Их, находившихся на «строгаче» (строгом режиме), как правило, использовали при горнопроходческих работах по созданию подземных выработок горно-химического комбината, в которых должны были разместиться производства, связанные с работой реакторов и глубокой переработкой изотопов урана. Объём горнопроходческих работ был настолько огромен, что его можно было сравнить по объёму вынутой породы разве что с объёмом породы, вынутой при строительстве московского метро. Работа была грязная и опасная, так как бурение шпуров проводилось перфораторами с воздушной продувкой: пыль в забоях при бурении стояла неимоверная, попадая в лёгкие, она вызывала заболевание – силикоз, что означало практически смертный приговор. Большинство заключённых содержались на общем режиме, то есть допускалось расконвоирование – это означало, что они могли привлекаться к работам на низовом уровне: в административно-хозяйственной части и даже в аппарате ГУЛАГа. А вот политические заключенные этого были лишены, так как считались особо опасными наравне с преступниками, осуждёнными за убийства и прочие тяжкие преступления. Да и охраняли их строже, чем всех остальных. За отказ работать или другие нарушения лагерного режима для такой категории осуждённых предусматривалась целая система наказаний вплоть до пыток.
Женщинам в ГУЛАГе приходилось не легче, чем мужчинам, а может, даже и тяжелее, поскольку они очень часто подвергались насилию. Многие из них с целью самосохранения вынуждены были выбирать себе «мужей» из числа охранников или заключённых, чтобы те смогли хоть как-то защитить их от нападок во время отбывания наказания. Находясь в лагере, многие женщины старались забеременеть, чтобы хоть как-то облегчить свою жизнь. При рождении ребёнка роженицам предоставлялся небольшой перерыв от принудительного труда. После родов чиновники ГУЛАГа забирали детей от матерей и помещали в специальные детские дома, которых было множество по всему Красноярскому краю. К сожалению, не все матери смогли найти своих детей после выхода из лагеря, но те, что находили, обретали счастье и веру в новую жизнь.
Работа по возведению объекта шла круглосуточно, заключённые работали по четырнадцать часов в сутки. Правда, при выполнении тяжелейших норм выработки, особенно под землёй, осуждённые получали зачёт «один к трём», то есть один год работы считался за три. Но тяжелейший труд, плохое питание, бесчеловечное содержание, произвол и насилие со стороны лагерной охраны делали своё дело – люди умирали, так и не дожив до получения желанной свободы. Последним прибежищем многих заключённых стали безымянные могилы, которые находились в непосредственной близости от лагерных отделений и лагерных пунктов. Работали заключённые на «объекте» вплоть до конца шестидесятых годов.
Егор знал, что последний третий реактор АДЭ-2 (установленный в 1964 году) кроме наработки плутония вырабатывал ещё электрическую и тепловую энергию для города-спутника – вот на этом производстве, как он догадывался, он и должен будет работать. Конечно, он мог представить многое, когда ехал в Красноярск-26, но увидеть такое инженерное чудо он не ожидал, это просто не укладывалось в его голове. Масштабы стройки и техническое совершенство поражали его воображение. Оказалось, что он мало что знал и видел в свои годы, хотя и работал на крупнейшей атомной станции в Европе. Ну как можно было представить атомную электростанцию внутри горы, окружённую двухсотметровым гранитным слоем, способным выдержать любой ядерный удар? К тому же в эту гору была проложена настоящая железная дорога, своеобразный гибрид с метрополитеном. Ежедневно по расписанию внутрь скального массива с вокзала города-спутника отправляются обычные электропоезда ЭР2Т, самые обычные электрички Советского Союза. Четыре состава (по восемь вагонов) на линии длиной тридцать километров делают две остановки; последняя служебная ветка длинной пять километров находится глубоко под горой. Складывается ощущение, что ты в московском метрополитене. И всё это сделали люди за немыслимые сроки, причём голыми руками, без всякой специальной техники. Правда, какой ценой…
К слову сказать, немногие красноярцы знали о таком соседстве, хотя расстояние между этими двумя городами совсем невелико – достаточно проехать около пятидесяти километров от столицы краевого центра на север.
Климат в Красноярске-26 резко континентальный. Это объясняется удалённостью от морей и тем, что с запада и юга территория окружена горными массивами, не пропускающими теплый воздух, от этого ночные заморозки длятся дольше (почти до середины июня) и возвращаются раньше (уже в сентябре). Мороз и жара переносятся достаточно неплохо за счёт того, что нет большой влажности.
Лето жаркое и короткое. Самый тёплый месяц – июль. Средняя дневная температура – +20…24 °C. Иногда градусник может показывать более тридцати градусов жары.
Зимы раньше считались суровыми. Мороз в отдельные дни достигал пятидесяти градусов, но после постройки Красноярской ГЭС и появления Красноярского водохранилища такие морозы ушли в прошлое, хотя иногда столбик термометра может опускаться вплотную к сорокаградусной отметке. Казалось бы, живи и радуйся, но события последних месяцев заставили Егора о многом задуматься, и в первую очередь о том, почему люди так быстро меняются в своих убеждениях, причём не в лучшую сторону. Ответа на этот вопрос он не знал, и это незнание сильно его беспокоило и волновало на тот момент. Кроме того, он хотел прояснить для себя (после того, что увидел) сложный, но в то же время нужный для него вопрос, касающийся самого времени: почему оно так безжалостно и жестоко к человеку? Почему оно не всегда с ним в ладу? «Наверняка, – думал Егор, – это происходит от того, что времени тоже свойственно ошибаться, а значит, оно является не таким уж хорошим союзником в жизни человека. Одним словом – вопросы, вопросы, вопросы».
Потянувшись, он нехотя встал из-за стола и внимательно посмотрел на свои ручные часы, что лежали тут же на столе: они показывали уже второй час ночи. Осмотревшись вокруг, словно что-то выискивая в этом ночном покое, он аккуратно сложил в стопку всё содержимое на столе: газеты, журналы, папку с вырезками статей… и, сделав несколько шагов, положил всё это на небольшой журнальный столик, что стоял в зале. Протирая глаза, он вернулся на кухню, выключил свет и тихо, на цыпочках, почти крадучись, прошёл в спальню…
Ворочаясь с боку на бок, он долго не мог заснуть. Его сознание всё ещё находилось в состоянии активности, анализируя прочитанное, но сон брал своё, унося его куда-то далеко-далеко, где он уже не был властителем мыслей и желаний, а был подвластен новому свойству жизневосприятия, которое выходило далеко за границы времени и пространства, которыми он ограничивался в физическом теле.
Глава III
Несмотря на все сложности, происходящие в стране, новые веяния общественно-политической и культурной жизни набирали обороты. Перестройка как образ мысли и действия всё глубже входила в жизнь, прочно овладевая массами и определяя характер общественного сознания. На фоне такого действия всем хотелось чего-то новенького, быстрого и кардинального. Потирая руки, все были одухотворены происходящими переменами, да что там – счастливы. Люди выплёскивали свои эмоции не только друг другу, но и, казалось, всему миру, настолько беспрецедентное это было событие для всех. «Наконец-то, дожили!» – слышалось отовсюду, причём решительно, с открытой душой, без всякой иронии. И это было правдой. Такое не сильно-то заставишь говорить. Конечно, при большом желании чиновники всегда могут найти механизмы, чтобы вывести людей на улицы, на площади и заставить их сказать то, что хочет услышать власть, но невозможно людей сделать другими чисто психологически, заменить их лица, глаза, их душевный настрой. Все были воодушевлены новыми переменами, теми реформами, что происходили в обществе. Ни о каком сдерживающем факторе никто не думал, не говоря уже о какой-то осторожности. Во всяком случае, люди не понимали, что организаторы перестройки предлагают им модернизировать сложнейший механизм, и не просто модернизировать, а сделать это на полном ходу, не теряя, что называется, времени, не останавливаясь ни на секунду, пренебрегая не только здравым смыслом, но и техникой безопасности, не объяснив и не научив всем тонкостям и мелочам этой самой «модернизации» механизма, тому, что она может быть крайне опасна на «поворотах» новых экономических отношений. Это всё равно что предложить токарю выточить сложнейшую деталь на примитивном токарном станке. Впрочем всем было не до этого, да и некому это было делать – слишком узок был круг лиц, хоть сколько-нибудь разбирающихся в подобных задачах. «Главное в этом деле – начать! – умело успокаивал всех Горбачёв. – Мы должны двигаться как можно быстрее, не останавливаясь по всяким там мелочам».
Народ встречал каждое слово, каждую фразу нового лидера нации под бурные аплодисменты, будучи убеждёнными в том, что они на верном пути – пути, который не только их оживит, но и исцелит от всех бед, даст им при жизни то, о чём и не мечтали. Все люди были уверены, что вот-вот, ещё немного, и небо будет в алмазах. И это «веяние весны» ощущалось в сердце каждого человека. Реформы были настолько встряхивающими, что они произвели в сознании людей потрясение, сравнимое разве что с чем-то невероятным, фантастическим, о чём они не могли и думать. Внимание людей одномоментно сместилось с фазы настроя в фазу сопричастности, минуя фазы вникания и понимания того, что происходит. Они не считали нужным это делать, поскольку полностью доверились вождю нации – Горбачёву.
«После длительного застоя наконец-то наступило время для перемен», – хором, не скрывая радости, говорили одни. «Больше демократии, больше гласности!» – вторили им другие. «Политический плюрализм – гарантия от сталинизма», – кричали третьи. Одним словом, кто бы и что бы ни говорил, ни кричал, всем было хорошо. Каждый чувствовал себя участником перестройки.
Новые, никому не ведомые до этого слова подкреплялись многочисленными лозунгами, плакатами и прочей наглядной агитацией: «Гласность – перестройка – ускорение», «Перестройка – это опора на живое творчество масс», «12-я пятилетка – новый шаг к новой жизни», «КПСС – партия революции, партия перестройки», «Смелее, товарищи! Гласность – наша сила», «Компьютеры – в школу, компьютеры – в дом, по-новому скоро мы все заживём!». Люди не понимали, что происходит, но ветер перемен уже витал в воздухе. Все радовались, да что там – радовались: все поверили, что наконец-то будет лучше, и не просто лучше, а так, как надо, как должно быть в цивилизованном обществе, зная, что слово «лучше» за долгие годы уже почернело от всяких надежд на эту самую лучшую жизнь. Но как бы критически люди ни относились к власти и всем вождям, это время наконец-то наступило. Люди видели, что перестройка придала слову «лучше» не только новую жизнь, не только новый блеск, но и новый смысл. И процесс пошёл.
Михаил Горбачёв и его окружение, видя настроение и поддержку народа, всё больше верили в то, что они на правильном пути и что реформы могут не только устранить дисбаланс в советском обществе, но и вывести страну на новый виток социального процветания, решительно избавляясь от искажений и извращений принципов социализма. Для этого (в отличие от прошлых советских руководителей) Горбачёв смело выходит в народ, говорит о текущих проблемах в стране, рассказывает о планах и перспективах, охотно вступает с собеседниками в дискуссии. Он всячески позиционирует себя как руководителя нового типа, который не только всё знает, но и никого и ничего не боится. Народу это нравилось, поскольку такого сближения «партии и народа» ещё в истории не было. Он запросто мог остановить кортеж, открыть дверь машины и выйти на тротуар к людям. Такое поведение генсека вызывало предынфарктное состояние не только у охраны, но и у случайных прохожих… Они не могли поверить своим глазам: перед ними – живой генеральный секретарь! Люди сравнивали его с солнечным светом, который осветил их души. И это были не просто эмоции, люди действительно по-настоящему поверили во что-то важное и грандиозное, они глубоко почувствовали своё кровное родство, свои кровные связи с Отечеством. Это вызывало настоящий фурор, так как все прежние руководители государства себе этого не позволяли. Одним словом, что ни подумай, как ни посмотри – хорошо со всех сторон.
Не меньшее изумление у народа вызывал и тот факт, что рядом с ним постоянно находилась его жена Раиса Максимовна. Появление «первой леди» не только удивляло людей, но и радовало, так как это, как им казалось, приближало страну к цивилизованному сообществу, к тому, чего так не хватало народу великой державы. Одним словом, люди всячески верили в Горбачёва и его реформы.
«Человек слабый духом, – любил повторять Горбачёв, – никогда не решит те задачи, которые мы перед собой выдвинули. Мы должны быть не только сильными и умными, но и терпеливыми. Без этих качеств перестройку не осилить. Мы ведь собственно и начали её с того, что решили разобраться, в каком доме живём, что с ним происходит, как выглядит его фундамент, стены и всё остальное, и что нужно – косметический или капитальный ремонт. Стало ясно: капитальный! Косметическим ремонтом ему уже не помочь. В этой связи должен вам сказать: никогда так не были близки отношения и так глубоко взаимопонимание между руководством страны и нашей интеллигенцией, как теперь. И основано оно не на сладких речах в адрес друг друга, а на доверии и близости, которые возникли из признаний целей и задач, которые все мы перед собой ставим. Это идёт от понимания того, что ни политикам, ни культурным силам страны нельзя в такое время не объединиться во имя интересов нации, народа. Именно через это мы пришли к перестройке. В кратчайшие сроки мы должны добиться существенного ускорения социально-экономического прогресса. Другого пути просто нет».