Или (про пребывание в сумасшедшем доме): «Такая свобода, которая и социалистам не снилась, каждый может говорить всё, что взбредёт ему в голову, словно в парламенте».
Не лучше ли столь истинные мысли преподать так: «… – вот ведь гидра! Совсем как Боушек из Либни. Восемнадцать раз за один вечер его выкидывали из пивной «Экснер», и каждый раз он возвращался – дескать, «забыл трубку». Он лез в окна, в двери, через кухню, через забор в трактир, через погреб к стойке, где отпускают пиво, и, наверно, спустился бы и по дымовой трубе, если б его не сняли с крыши пожарные. Такой был настойчивый, что мог бы стать министром или депутатом! Дали ему как следует!»
И:
«Такая свобода, которая и социалистам не снилась, каждый может говорить всё, что взбредёт ему в голову, словно в парламенте».
Надеюсь, пояснил.
К тому же, по применяемой мною разбивке строк, они организуют фразу, обязывают подбирать слова: например, более короткие в написании эпитеты, которые вдруг могут оказаться более точными. Также стараюсь, чтобы в большей части строки и ритм был не хаотичный. В идеале – во всей строке. Иногда получается, а если и не выдерживается, что зачастую невозможно, – то органично перебивается короткой вставкой-сбивкой, будто бы ровный ритм партии на ударной установке – брейком.
Ну-да, не всегда получается, иногда увлекаюсь и не отслеживаю, порой просто не получается, но… «хлавное нАчать», как говаривал позорно вляпавшийся в Историю!
Всё вышесказанное не претензии, не замечания… это лишь моё мнение. И только.
Вёрстка текста производится не авторами, увы, я же всегда настаивал и настаиваю на своей версии.
Книга сегодня, особенно сегодня, когда людей уводят в цифровую неволю, в соцсети, в иллюзорный бесперспективный мир, – не только источник информации и развлечения, но, как и прежде – должна быть великим помощником в формировании духовной личности, в сохранении и умножении человеческого в гоминидах.
Считаю, не должно быть мелочей в столь ответственном деле, как издание книги.
Она должна быть максимально удобной для чтения, восприятия, для сопереживания и непременно привлекательной для отваживаемых от чтения. Особенно сегодня.
– Журналист: Обложки всех ваших книг заманчивы. Расскажите, пожалуйста, о последней обложке?
– Автор: Все обложки выбирал, предлагал сам и въедливо «работал» с художниками.
Про «лицо» этой книги и пояснения не требуется!
На вопрос же о задней обложке… (поёт из Галича): «Нашей памятью в те края/ облака плывут, облака»… Хотя, и это не сложно.
– Журналист: Спасибо за беседу, и хочу пожелать счастливой судьбы вашей новой замечательной книге.
Что никогда…
Что никогда…
Вот расскажу-ка я вам, братцы, что никогда не приведётся вам ни изведать, ни вкусить…
Каждое лето с первого и по четвёртый класс проводил я у бабули – матери моей мамы – в деревне Новомихайловское, дальнего Подмосковья.
В отрочестве же – только в августе, ибо в июне-июле трудился в спортивных лагерях, повышая мастерство.
Обновлённый дом наш стоял на самом краю деревни, а в метрах пятнадцати в сторонку уже начинались поля, неоглядные поля с редкими вихрами «кустов».
Так у нас называли длинные и узкие рощицы, разделявшие поля, где бывалые грибники всегда набирали белых грибов изрядно.
В разные годы помню то поля пшеницы, то гороха, а то овса, ячменя или льна… даже конопля росла в те честные времена! И мак рос на огороде.
В палисаднике же, метрах в трёх от окон дома, прямо пред челом его, росли два дерева черёмухи.
Сегодня понимаю, что это были уникальные деревья: высоченные, более полутора детских охватов стволы с густой кроной, с плодами редкого волшебного вкуса.
Частенько я забирался на самый верх и лакомился ими.
Зачастую до почернения языка и… ну и не только.
Но здесь уже следует пояснить, что «дом» в те времена со-овсем не то, чем являются дома сегодня.
Тогда нашим родовым домом была изба, «просторная» деревенская изба, – пятистенок из длинных и толстенных брёвен.
Сегодня же закрываю глаза и мысленно с крыльца захожу в просторные сени, где была летняя кухня с большим обеденным столом, скамьями повдоль него, здоровенным сундуком под сухие продукты и крупы, массивная неподъёмная лавка, со стоявшими на ней тремя ведрами чистейшей и ледяной колодезной воды, да кровать под лёгким уютным красивым пологом для защиты от неугомонных звенящих и жужжащих.
Не упомню сегодня, как назывался прибор, на котором наши мамки и тётушки с бабулей готовили еду для всех: примус ли, керогаз, керосинка? – помню лишь, что всегда был нужен дома керосин.
И неизменный вопрос к кому-либо из старших ребят:
«Ты за керосином-то в лавку сходил?»
Из сеней за тяжёлой дверью были две жилые комнатки и крохотная кухня с монументальной русской печкой.
А русская печь – это же чудо. Чу-до!
Простое многовековое чудо, но непростая постройка, героиня многих народных сказок – печка-матушка.
Очаг в самом высоком значении этого слова!
Она обогревала избу и согревала ребят (некогда деток на лопатах отогревали в печах), приготовляла и кормила, освещала жилище; стирала, сушила и лечила, предсказывала погоду (дрова горят с треском – мороз, гудят-шумят – буран), а могла и заклинать мороз… да и просто – красавица.
А печная зола для стирки, для мазей, отваров?
Ну, чудо же!
У нас на верхней лежанке печи чего только не было: телогрейки, валенки, лоскутные красавцы-покрывала, но главная мальчишечья ценность – берданка!
Заберёшься втихаря ото всех и ну затвором клацать, выцеливать «врага» и уничтожать его.
А если попадались дядьям за этим занятиям – справедливо получали по ушам: нечего боёк сбивать холостыми щелчками.
На лето всё больше ребятни отправлялось к бабуле: семейства прибывали естественным образом и всё острее вставала потребность в дополнительных спальных местах.
Хотя для взрослых переночевать на матрасах, брошенных на пол – не проблема, но… уже и в космос человечество шагнуло, так что решили дядья пристроить терраску.
Долго ли, коротко ли, а терраска вышла знатная.
И поместились в ней три кровати, стол и этажерка.
Но! Для нас – вездесущих непосед – самым интересным и привлекательным было то, что находилось огороженным под пристройкой…
