А я задумалась, как же обозвать Панна-котту? Здесь таких слов не знают, да и звучит слишком экзотично для этих мест.
– Сливочный мармелад! – наконец придумала я.
– Да? Это он и есть? – указала она пальцем на стоявшую на плите кастрюльку с мягкой карамелью.
– Нет, это… это … – фантазия в этот момент мне, как назло, отказала, и я обреченно ответила: – Это мягкая карамель.
– Карамел? – немного коверкая слово, переспросила она. – А пахнет вкусно, необычно…
– Карамель, – утвердительно вздохнула я.
– Странное название… откуда ты его взяла?
– Сама придумала. А что это у тебя в руках? – Спросила я, наконец, заметив, что она держит в руках какой-то мешочек.
– А, это твой отец очередной раз привез что-то экзотическое и сам толком не знает, что с этим делать. Вроде что-то для какого-то экзотического напитка. – Недовольно ответила Малика, ставя довольно увесистый мешочек на стол. – А это, кстати, можно есть? И где твой сливочный мармелад?
До этого я не совершала кулинарных экспериментов, лишь училась готовить местную кухню, поэтому недовольство и скепсис Малики понимала – трудно поверить, что ребенок может сам придумать и приготовить нечто хотя бы просто съедобное.
– Уже совсем скоро будет готов, а этой карамелью я его полью. – Ответила я и сунула нос в принесенный мешочек. – Мама дорогая, да это же кофе! – вырвалось у меня.
– Ты знаешь, что это такое? – несказанно удивилась Малика.
Я же с удовольствием вдыхала знакомый аромат и млела. Не может быть! Кофе! Офигеть! Да я о нем почти каждое утро вспоминала со слезами на глазах!
– Да-а-а… – выдохнула я и зажмурилась от удовольствия.
– Откуда?
«От верблюда» – чуть не вырвалось снова, но я вовремя спохватилась и стала лихорадочно выдумать очередную ложь. Да уж, в этом мире я себе карму прилично попорчу. Но тут уж выбора у меня не было.
– Недавно мы с девочками на берегу гуляли, а там каких-то два господина развели костер и что-то жарили. Мы сначала боялись подойти, но потом к нам донесся интересный запах, которого мы не слышали раньше. Тогда мы решили подойти и посмотреть, что они жарят. Оказалось, что один из них что-то кипятит в маленькой кастрюльке. Я и спросила, что это, а он посмеялся и ответил, что это заморский напиток – кофе – и дал попробовать и даже показал, как готовить.
Некоторое время Малика молчала, усиленно сверля меня взглядом:
– И много вас там таких интересующихся было?
И тут я поняла, что попала, причем по-крупному. Сказать, что была с кем-то из детей, я не могла, потому что никто мою ложь не подтвердит, а вот предсказать реакцию Малики, когда скажу, что разговаривала и пила неизвестный напиток с неизвестными людьми, примерно могла. Поэтому, бочком-бочком отойдя от нее на пару шагов, ответила:
– Так это… Сама была, остальные того… испугались и не пошли.
– Поня-я-я-ятно… Значит, ты, глупая малявка, подошла к незнакомым мужчинам, еще и что-то с ними пила?! – В ее руках непонятно откуда появилось полотенце, и она им замахнулась, чтобы поучить меня уму-разуму. Я, разумеется, таким образом учиться не собиралась, поэтому мы с Маликой припустили вокруг стола. – Ах ты ж, ослица малолетняя, дура непроходимая, малявка недалекая!..
Малика бегала за мной и, ругаясь от души, охаживала полотенцем, конечно, когда удавалось до меня дотянуться. Я же в самые опасные моменты ныряла под стол – прятаться там, конечно, не было никакой возможности, но вот быстренько перебежать на другую сторону – вполне. Наконец, когда мы обе выбились из сил, она села на лавку и закрыла лицо руками:
– Лейла, ты хоть понимаешь, чего избежала? Они же могли тебя убить, одурманить, украсть, продать в рабство… Да мало ли еще какое непотребство совершить! Ну чем ты думала, когда к ним подходила?!
Я видела, что девушка по-настоящему расстроена и переживает за меня. Поэтому, подойдя и сев рядом, сделала расстроенное лицо и сказала:
– Мамочка, ну не расстраивайся, все ведь хорошо закончилось, да и не могли они мне ничего сделать. Там совсем старый дедок со своим таким же дряхлым рабом были.
– Ну какие старики? Откуда они здесь взяться-то могли? Ты что? Опять мне врешь?
Она убрала руки от лица и угрожающе посмотрела. Я поерзала, одновременно немного отодвигаясь, и возмущенно ответила:
– Это когда я тебе врала? А? Да и откуда мне знать, как они там появились и куда делись?
– Ох, Лейла, выпороть тебя надо хорошенько. – Снова тяжело вздохнула она.
А я увидела, что в уголках ее глаз стоят слезы. Мне стало стыдно. Малика ведь и правда сильно за меня переживает, а я не придумала ничего лучше этой дурацкой истории. Уж лучше бы на озарение какое сослалась.
– Ну, мамочка, не расстраивайся, все ведь и правда хорошо закончилось, – жалобно сказала я, глядя ей в глаза и прижимаясь к боку.
Некоторое время она грустно и укоризненно смотрела на меня, а потом обняла и поцеловала в лоб:
– Ох, Лейла. Когда ты смотришь на меня своими бездонными глазами, на тебя просто невозможно злиться. – А потом, немного помолчав, добавила: – И ведь знаю, что такими же глазами на Ратмира смотрела твоя мать, и он ее до сих пор не забыл, иногда даже ревную, но вот не любить тебя не могу. Пообещай мне, что больше никогда так не сделаешь?
– Конечно, мамочка.
Я расчувствовалась и сама с трудом удерживала слезы. Почему-то только сейчас я смогла себе признаться и принять, что действительно считаю Малику матерью. Той, кого в прошлой жизни и не знала вовсе. Да и была ли она – прошлая жизнь? Возможно, уже давным-давно нужно о ней забыть, принять девочку Лейлу как саму себя, перестать отгораживаться от этого мира и, наконец, стать его частью? Да, где-то глубоко внутри себя я так и не приняла это перемещение, часто горевала о прошлом, которое тем чаще возвращалось ко мне во снах, чем чаще я о нем думала. Но ведь, если задуматься, именно здесь я обрела то, о чем всегда мечтала там: семью, брата, отца и… маму. Я не сдержалась и зарыдала в голос, обхватывая ее крепче.
Этими слезами я, наконец, прощалась со своим прошлым: с миром, с бабушкой, с той Лизой, душа которой была полна одиночества и нерастраченной любви. И, поплакав, поняла, что только сейчас по-настоящему готова сказать девочке Лейле: «Здравствуй, я рада, что мы встретились, и надеюсь, что твоя душа обретет истинное счастье в следующем воплощении. А еще я сделаю все, чтобы твои родные были счастливы и никогда не поняли, какую утрату понесли».
Все это время Малика гладила меня по голове и тоже плакала. Только вот что выплакивала она? То, что не смогла меня не полюбить, или что в сердце отца всегда будет второй после моей матери? А может, какие-то другие свои женские горести? Не знаю…
Наплакавшись, мы просто тихо сидели и прижимались друг к дружке, чувствуя опустошение и легкость. Потом Малика вздохнула:
– А что мы скажем твоему отцу? Если он узнает, что я могла тебя не уберечь…
– А ничего мы ему не скажем! – Также вздохнув, ответила я.
Еще немного помолчав, Малика спросила:
– Что с кофю делать будем?
– А кофю, – исковеркала я слово, подражая маме, – я сейчас сварю и вместе со сливочным мармеладом принесу в комнату. А ты пока иди, умойся да причешись, а то отец непонятно что подумать может.
– А если он спросит, как мы догадались, как нужно готовить этот кофю? – немного испуганно спросила она.
– Тогда мы ответим, что это дело нехитрое, было бы желание разобраться. – Ответила я, вставая и осматриваясь в поисках ступки, чтобы размолоть зерна. К сожалению, кофемолки здесь еще не придумали.
– Ну да… ну, я тогда пойду? – снова как-то пришибленно спросила она и направилась во двор.
Ступка нашлась на нижней полке. Размолов зерна, я решила, что для первого раза приготовлю классический вариант – без добавления так любимой мной ванили или корицы. Найдя еще одну небольшую кастрюльку, сварила в ней кофе, решив обязательно попросить у отца привезти турку или то, в чем готовят кофе в Турании, налила в отдельную кружку молоко, чтобы добавляли по вкусу, и поставила на поднос сахар. Свою порцию, не удержавшись, выпила сразу, заедая уже застывшим сливочным мармеладом, политым карамелью. Кайф! Я была в восторге!
Конечно, для первого раза я сделала не очень крепкий напиток, все-таки я еще ребенок, да и родителям крепкий кофе может не прийтись по душе. Наконец, подхватив поднос с вкусностями, я отправилась в гостиную.
Малика, увидев нагруженную меня, тут же подскочила и помогла расставить кувшинчик с напитком, кружки и сливочный мармелад. Отец в это время удивленно взирал на неизвестный ему десерт.
