Эликсир бессмертия

А Вундерлихт доволен каурым жеребцом. «Отлично! С таким скакуном не всякий меня догонит, – радуется он. – Даже седло мне достал. Значит, не зря деньги потрачу». Дитрих не представлял, как он трясся бы на конской спине с попоной, как принято у ойратов. Кидает парню кошелёк с монетами. Затем хлещет коня, и уносится во тьму.

Дитрих не отчаялся бы на такой шаг, если бы его не ошарашили за последнее время две страшные вести. Сначала пронёсся слух, что пропал его друг Бресслер. Говорили, будто он сбежал из колонии. Но на следующее утро Йохана обнаружили убитым на склоне Ергеней. В груди Бресслера зияла большая дыра, словно его проткнули копьём, да так, что оно вышло ещё из спины. Никто не мог понять, что же произошло. Посчитали, что заезжий механик решил сбежать по неизвестной причине. Да, видимо, перевстретили его не то лихие люди, не то ойраты. «Не иначе, как ограбили», – шептались гернгутеры. И в Совете старейшин быстро закрыли щепетильный вопрос без лишних расследований.

Однако Вундерлихт был иного мнения. Перед тем – месяц назад – состоялся неприятный разговор с Йоханом:

– Пошёл я к Краутвурсту, как ты говорил. Подхожу к двери, слышу, Хайнрих беседует с Линдой и упоминает нас с тобой. Мол, дочь не вернуть, но я не оставлю без последствий это дело. Он ему: «Ты хочешь взять грех на душу?». «Нет, – отвечает он. – Пусть длань Господа в лице степняков-язычников покарает Вундерлихта. Они всё равно уцепились за собственную религию, не хотят признавать истинную веру, убивали наших проповедников. Потому без разницы, за что им жариться в преисподней – одним больше прегрешением или меньше». Но Линда не отставала: «А Бресслер? Он всё же может рассказать». «Ничего подобного, – возражает Хайнрих, – этого приберёт к рукам его же хозяин Вельзевула. Ведь они оба его слуги, занимаются непотребными вещами. Наш пастор прав, когда произносит с амвона: «Каждый умирает за своё дело или от своего собственного». Так пусть случится такое же с Бресслером. Я своими руками ничего не буду делать». Представляешь, какой набожный негодяй этот Краутвурст?

Дитрих предложил Йохану убираться отсюда немедля. Но Бресслер был из рискачей, да ещё захотел подзаработать: «Сделаю этому пивовару обещанное, получу деньги, и в тот же момент сбежим отсюда». Увы, Краутвурст оказался проворнее… Теперь Вундерлихт опасался, что до него тоже доберутся. Вспомнил, что на бледном лице Бресслера порой всё-таки возникала тень страха, несмотря на кураж. Дитрих не стал допытываться тогда, что же заказал ему пивовар.

Мчась сквозь ночь, аптекарь корил себя: «Почему не спросил, что от Йохана хотел Краутвурст?». Ближе к утру впереди показался Царицын. Вундерлихт не стал заезжать в него – а ну столкнёшься с бывшими братьями во Христе? «Нет уж, куплю что-нибудь съестное по дороге, в крайнем случае, потерплю сколько надо». Дал немного передохнуть коню и поскакал дальше, вдоль Волги.

***

В ноябре журналист узнал, что Татьяну Михайловну перевели из реанимации в обычную палату. Попросил в музее номер её мобильного телефона. Позвонив, разумеется, первым делом поинтересовался её самочувствием.

Голос Татьяны Михайловны был слаб. Они поболтали о том-сём. Потом Павшук осторожно полюбопытствовал:

– Что вас так напугало на спиритическом сеансе?

Журналисту почудилось, что на том конце провода напряглись. «Задел за живое», – понял он и несколько сменил тему: – Это правда, что стражником сокровищ покойной является механический рыцарь? По легенде этот бездушный воин вроде проткнул копьём не одного любители поживиться чужим добром.

– Совершенно верно! – поддержала эту тему библиотекарь. – Перед войной, когда начались репрессии против немцев, кирху отобрали у общины. Церковную утварь вывезли, здание превратили в склад. Когда здание перестраивали, пол в пристройке с торца провалился, и обнаружили тоннель. Вызвали двух милиционеров. С ними был ещё чекист, который полез первым в подземный ход. И пропал!.. Следом сунулся милиционер, потом вылез с криком: «Там Петро весь в крови! Сейчас вытащу». Да пропал тоже! Строители ничего не поймут со страху. Второй милиционер осветил ход фонариком и закричал: «Они мертвы! Я сбегаю в отделение за помощью». Через полтора часа примчалась подмога, принялись расширять узкий тоннель. Обнаружилось, что ход вёл в небольшую комнату. А там – стол с зелёным покрывалом, возле него – высокий позолоченный подсвечник, на стене – деревянный крест гернгутеров. У входа обнаружили нишу с железным рыцарем и окровавленными трупами. Тогда и вспомнили легенду о тайной усыпальнице невесты и механическом воине. Мол, того рыцаря сделал заезжий умелец из Германии. У входа сразу поставили охрану, чтобы до прибытия начальства не заходил.

Татьяна Михайловна помолчала немного и закончила:

– Да дело обернулось совсем не так. Кто-то за короткое время успел вынести гроб с покойницей и тридцать с лишним килограммом золота и ценностей. После обнаружили, что из комнаты второй, замаскированный, ход вёл к крутому обрыву Сарпы. Ходили слухи, будто всё вынесли потомки семьи пивовара. А рыцаря отправили в Сталинград, да по пути он тоже где-то исчез.

Женщина немного помолчала. «Видимо, ей ещё нездоровится», – подумал журналист. Однако он понял, что ошибся, когда библиотекарь протянула:

– Больше ни о чём не спрашивайте. Мне тяжело сейчас говорить, так как я сама теперь не знаю, что думать после жуткого спиритического сеанса. Всё, кажется, совсем не так, как представлялось раньше. Я расскажу об этом позже, когда встретимся в музее.

– Всё нормально, Татьяна Михайловна! – Павшук старался своим бодрым тоном внушить ей оптимизм. – Надеюсь, скоро свидимся.

Однако, отключив телефон, Владимир сделал вывод: «Любит она архивариуса. Вот и темнит. Тем не менее, загадочный пазл постепенно складывается, и я на верном пути. Но без Фыкина никак! Он является заветным ключиком к потаённой двери. Странная штука: с точки зрения других, Серёга – совсем никчёмный человек, но почему-то судьба указала, что на нём лежит главная миссия».

***

Воспоминания не отпускали Вундерлихта, накатываясь волна за волной. Невыносимая тоска разъедала сердце. Разве он достоин столь горькой участи? Был уважаемым человеком в колонии, отныне всё потерял! И приют, и работу вместе с сокровенными занятиями, и свою как бы наречённую. Да, она не любила его, и что? Гернгутеры особо не задумывались о тревожащем напрасно чувстве. По крайней мере, никто не высказывал об этом открыто. Считалось, что женщины выходят как бы за заместителя Иисуса на земле в лице конкретного мужчины. Любить по-настоящему можно лишь Спасителя. Однако Дитриха бесила ленность ума земляков, для которых в массе своей знания, не имеющие отношения к их религии, были чужды.

Дитрих родился в Лифляндии. Потом его семья перебралась в колонию под Саратовом. Не прижились там и переехали уже в Сарепту. Отец и мать давно умерли от местных болезней. Это так поразило подростка, что он решил посвятить личную жизнь науке, и более всего – медицине. Чтобы не только лечить, но и продлевать жизнь людей, а то и вообще создать эликсир, позволяющее жить вечно. Не зря перед кончиной отец завещал: «Я не нашёл собственного счастья, сынок. Возможно, у тебя получится. Учись, и тогда, наверное, знания помогут тебе стать счастливее». Впрочем, Дитриху было без нужды говорить о том – жажда к знаниям в нём сидела с детства. Ему одинаково легко давались анатомия, ботаника и математика. Семь лет назад он познакомился с натуралистом, тоже немцем Таушером, который изучал приволжские края. Тот прибыл из Москвы, где служил у русского вельможи. Они легко сдружились, и Дитрих сразу присоединился к скромной экспедиции из пяти человек. Его ничто не держало в колонии. Наоборот, он подумал, что это знак свыше. Ведь первая, обожаемая им, жена также скончалась от неизвестной болезни, не оставив детей. И это лишь обострило желание аптекаря достичь заветных целей.

Экспедиция двинулась в неведомое ещё для европейцев Заволжье, после – ещё выше по реке. Скитались долго по диким далям, собирая образцы для ботаники и геологии. Добрались до Нижнего Урала, где тоже кочевали племена ойратов. И прослышали путешественники, дескать, есть в далёком улусе дацан с мумией святого, и к ней постоянно едут на поклонение со всех концов. Как не повидать такое чудо? «Вдруг здесь найдётся разгадка для меня?» – ёкнуло в груди Дитриха. Увиденное потрясло и его, и всю экспедицию.

В глубине дацана, на низком позолоченном троне восседало иссохшееся тело в оранжевой кашае. «Его душа покинуло тело, – убеждали монахи-гелюнги. – Но иногда возвращается. Она всё видит, слышит и принимает искреннюю мольбу страждущих, исполняет её. Придёт пора, и душа вновь вернётся, когда мы вложим в тело его сердце, тогда наш святой воскреснет». Как же улетела в астрал сущность буддистского святого, гелюнги не открывали. А сердце – обиталище души – хранилось рядом с троном в медной вазе, с которой взирал дракон с безумными глазами.

Через трое суток у Дитриха вышел раздор с Таушером. Тот, конечно, полюбопытствовал немного да намеревался ехать дальше. Он уже собрал довольно материала для коллекций – насекомых и растений. Потому Таушеру не терпелось привести ценные изыскания в порядок. Путешествовать, конечно, здорово, однако пора вернуться в лоно цивилизации, где намного комфортнее. Зато Вундерлихт воспротивился. Ему стал не просто интересен феномен святого. Ему показалось, что в словах гелюнгов кроется зерно истины, и он решил остаться. Коллеги поссорились, и Таушер увёл экспедицию. А Дитрих поселился в брошенной юрте и принялся за изучение быта и нравов степняков, благо, что немного освоил их язык ещё в Сарепте. В конце концов, он даже принял их веру, приняв сан «манжи» – духовного ученика. В дацане настолько прониклись к немцу доверием, что через два года пред ним стали раскрываться сакральные знания о витальной силе, той энергии, с помощью которой можно и продлевается жизнь, и оживают покойные. Но была непостижима главная тайна.

Однажды ночью Дитрих прокрался в храм и приоткрыл крышку вазы. В сосуде что-то с шуршанием пересыпалось. Засунув руку, он ощутил нечто вроде песка. Захватил это «нечто» и вытащил. Аптекарь был потрясён: на ладони при свете огней в чаше различался густой буроватый порошок.

– Так это… – Вундерлихт не мог поверить. – Это и есть сердце?..

У входа в дацан послышались шаги. Это входил сторож-гелюнг, который отлучился на минутку. Аптекарь опрометью кинулся к боковому входу, но его заметили. Дитрих успел скрыться во тьме. Захватив лишь необходимое, он бежал из улуса.

«Как часто судьба ходит по кругу, – с горькой иронией размышлял Вундерлихта, пока скакал по безлюдным местам. – Лишь повторяется чуть в ином варианте». Его сердце всё более ожесточалось. Но что не сделаешь ради познания истины! «Хотя кому ты не нужен со своими знаниями, коль они противоречат людскому косному мнению, – терзало его разочарование. – Будь ты хоть семи пядей во лбу! Зато Таушер прошляпил самое главное в научной практике». И уже этим открытие Дитрих гордился больше всего.

Аптекарь решил уехать через Лифляндию в Германию. Там он продолжит свои сокровенные опыты и добьётся нужного результата. Затем… «Я ещё вернусь сюда, – пообещал сам себе Дитрих. – Обязательно вернусь, и Нелли будет принадлежать мне».

***

Время близилось к девяти вечера. Падал первый снежок, морозило.

Павшук вылез из «девятки» у дома маршрутчика. Поёжился от декабрьского холода. Глянул на окна на девятом этаже, где жил оболтус, который по прихоти неведомых сил очутился в центре умопомрачительных событий.

Они заранее созвонились о встрече, хотя Серёга поначалу отнекивался – не желал никого видеть. По заплетающемуся языку журналист понял: маршрутчика одолела зелёная тоска.

– Больше слышать об этом не хочу! – уже в прихожей забурчал Фыкин. От него вовсю несло перегаром. – Позавчера со мной произошла дрянная история… Ой, неспроста всё это!

– Да расскажи по порядку, – стал успокаивать его Владимир. – Что приключилось-то?

Они прошли на кухню. Там был полный бардак. На столе возвышалась две бутылки – пива и водки. Судя по единственному стакану, парень наслаждался в одиночестве чисто русским коктейлем «Ёрш».

– Ёлки-моталки, – проронил любимое присловье Серёга, – позавчера возле дома делал ремонт «ГАЗельки». Рядом ка-а-к грохнется кирпич! Слетел вдруг с крыши. Обалдеть… Только после понял, что меня спасла случайность, чуть шагнул бы в сторону… – он приподнял штанину.

Владимир увидел здоровенный синяк на лодыжке. Фыкин пояснил:

– Осколком всё-таки задело. А собачник с болонкой недалеко заорал, что видел человека на крыше – тот и кинул кирпич. Вот, лечусь лекарством от всех болезней.

– Кирпич на голову – это, конечно, круто, – поддакнул Павшук. – Но кто ж в тебя его может метнуть? Не призрак же! Сам говорил, Нелли к тебе не равнодушна.

И слегка подначил:

– Вдруг она к тебе не равнодушна? Любовь с привидениями – это вам не фунт лиха!

Серёга недовольно поморщился:

– Чёрт его знает, кто там на крышу залез. Никто не успел рассмотреть. Надеюсь, это в голову взбрело не Нелли. Правда, нутром чувствую, не к добру такие страсти-мордасти.

Фыкин нагнулся и достал из-под стола вторую, нераспечатанную бутылку водки. Грустно вздохнул:

– Что? Дёрнем на двоих?

Журналист поначалу отрицательно помотал головой:

– Не хочу. Хотя…

Пошутил:

– Если только позовёшь Нелли быть третьей за компанию. Сдаётся мне, не зря она нашла тебя. Возможно, в тебе вправду вселилась душа её жениха?

Владимир всё пытался уяснить для себя, кому нужна смерть Фыкина?

Серёга молчком порезал сало и хлеб. Почесав пальцем за ухом, вздохнул:

– Знаешь, как ты рассказал ту дурацкую легенду, взгрустнулось мне что-то. Мается, понимаешь ли, девчонка-то теперь по углам. Неужели не могли по-человечески похоронить? Чего-то не просекаю. И, вообще, как и зачем она покончила с собой, что у них там стряслось? Презанятная история! Сны глупые снятся – никакой Фрейд не расколет. Будто за мной какой-то старикан с всклокоченной башкой гоняется по лабиринтам. И у меня впечатление, что нет конца в этой истории. Такого, знаешь ли, гм… Окончательного.

– Сдаётся мне, – поддержал беседу Павшук, – дело, как всегда, в любви. Сам подумай, любишь одного, а выходить замуж приходится за другого. Ей какой-нибудь урод попадётся, ему – старуха. Кому это понравится? Какие же они христиане, коли Иисус завещал всем вечную любовь, а не полную безнадёгу.

Однако, уговоры, длившиеся более двух часов, на Фыкина по-прежнему не действовали. Как и совместное распитие за дружбу и взаимное уважение. Не вдохновляли Серёгу посулы о сокровищах, мерцающих где-то в подвалах.

Раздосадованный журналист встал, уже вознамерившись вызвать такси, как хлопнула форточка. Он поднял глаза и оцепенел: сквозь морозные узоры различалось девичье лицо. Оно было бы очень красиво, если бы не отливало потусторонней синевой. «Полный бред! От «ерша» подобные глюки? – завертелся калейдоскоп мыслей в голове журналиста. – По-моему, я сейчас трезвее, чем в нормальном состоянии. Хотя парящих, как у Шагала, девушек ещё не видал!».

Осоловевший Серёга, проследив за взглядом Павшука, вмиг притих. Ещё немного, и он полезет под стол.

На заснеженном стекле стали проступать слова: «Идите за мной…» Затем лицо призрака растворилось в снежных завихрениях.

Пытаясь совладать с ознобом, Павшук произнёс:

– Так ты хочешь узнать конец истории?

Фыкин тупо молчал, уставившись в окно.

Журналист чуть усмехнулся:

– Возможно, никогда больше работать не будешь.

Последний аргумент теперь уже сработал – Фыкин, наконец, утвердительно мотнул головой. И высказал уже дельную мысль:

– Я, кажется, слышал, как она несколько раз произнесла: «Лучка». Так это аж в пятнадцати километрах от Волженска! Я в таком состоянии не поеду – ещё менты тормознут.

– Точно, – подтвердил Павшук. – Я тоже, вроде бы, услышал это название. Но какое отношение этот райцентр имеет к немецкой колонии? Не пойму. Хотя рискнём ради такого случая? Давай выйдем на улицу и посмотрим, что дальше будет.

Они живо накинули одежонку и выскочили в подъезд.

Глубокая ночь полностью завладела городом, и всё вокруг слегка припорошило. Оба осмотрелись. Серёга указал на фонарный столб невдалеке – там колыхалась в тусклом свете тень Нелли. Она определённо указывала рукой, куда ехать… Потом исчезла.

Оба сели в «девятку» и тронулись на выезд из города. Миновали два моста, затем стелу, определявшую границу Волженска. Павшук ехал, как загипнотизированный. Чуть впереди вновь мелькнула тень призрака. Она проносилась внезапно, молча указывая рукой вперёд и опять неуловимо исчезала.

Журналист бросил взгляд в зеркало: ему показалось, что за ними увязалась какая-то иномарка. Она тянулась в метрах ста от них и никак не отставала. Это насторожило Владимира: «Неужели за нами могут следить? Брось ты! Уже мания преследования из-за этих стрессов». Он решил пока не напрягать Фыкина своими подозрениями. Не то ещё Серёга передумает, и тогда весь план журналиста сорвётся.

На Каспийской трассе машина стала нагонять их, и Павшук напрягся: «Что-то не то. Или я просто перепил?». Вот она обошла их, и журналист заметил сзади шильдик «Мерседеса». Боковые окна были затонированы. «Мерин» прибавил скорости, и постепенно его огни начали растворяться в ночи.

«Показалось, – уже отстранённо подумал Павшук. – Боялся на камеру нарваться, а теперь рванул. И не боится же лететь в такой гололёд!».

Впереди был третий железнодорожный мост, и машина скрылась за его горбом.

Той порой Фыкин в блаженстве размечтался:

– А чё? Вдруг нам призрак покажет, где клад? Скоро Новый год. Накуплю водяры, приглашу друзей, девчонок. Такой шанс гульнуть раз в жизни даётся. Ты обратил внимание: она стояла под фонарём, а следов нет! И, кстати, я заметил, что днём её вижу только я. Остальные-то лишь ночью призраков видят! Или не все? Крепко же меня треснуло по башке тогда…

Впереди показался пост ГИБДД, но инспекторов не было видно. Владимир вздохнул с облегчением. Он повернул за постом налево, поехал по дороге к Лучке. Призрака нигде не показывался.

– Поедем по кругу, – прошептал Павшук. – Где-нибудь объявится.

Они объехали сонный райцентр. Это было сравнительно небольшое поселение. Внезапно тень Нелли материализовалась совсем рядом и указала на одно из двух зданий – то, что поменьше. Оба дома стояли на отшибе у Волги, и представляли собой одноэтажные строения в старинном русском стиле.

Они вылезли из машины, стали оглядываться. Журналист подошёл поближе к тому зданию, что выглядело побольше и поприличнее, прочёл вывеску:

– Районный краеведческий музей.

Повернулся к Серёге, озиравшемуся в темноте:

– Я понимаю, что не это здание она хочет показать нам, а вон то…

Второе здание было явно хозяйственного типа, оно вряд ли было даже подключено к сигнализации.

Владимир вручил Фыкину ломик из багажника, а сам заходил туда-сюда. Тем временем Серёга принялся живо отламывать амбарный замок на двустворчатой двери. Это заняло всего пять минут. Как-никак ночные авантюристы хотели как можно быстрее заполучить за свои страхи положенные богатства, и поскорее убраться подальше.

Дверь распахнулась, на них дохнуло могильным холодом. Павшук пошарил рукой по стенке, щёлкнул выключателем. Загорелась тусклая лампочка. Кроме разбитых ящиков и ржавого «Москвича» ничего не было. В торце виднелся проём каменной лестницы в подвал.

Владимир двинулся первым, освещая путь фонариком.

Когда они сошли вниз, Владимир всё понял. Это был подвал со сводчатым потолком и стенами из дикого камня – именно так строили гернгутеры. Скорее всего, некий купец из Лучки пригласил немецких каменщиков сделать такой же подвал, как у них. Обследовав помещение, Павшук заметил: в одном углу стена явно разбиралась уже после возведения. Постучал по камням: «Эге, да за стеной пустота!».

– Ковырни-ка тут ломиком, – указал он Серёге.

Тот стал долбить, и глухие удары заставляли немного нервничать Павшука.

Наконец, они отвалили первый здоровенный камень. Из тьмы потянуло сквозняком. Журналист осветил подземный тоннель. Сглотнул пересохшим горлом и прохрипел:

– Она там…

Всего в пяти метрах стоял стол с закрытым саркофагом. Рядом притаился тёмным пятном кованый сундук. Тут же стоял высокий подсвечник и аналой с толстой чёрной книгой. Стены комнаты были отделаны деревом, которое изрядно потемнело и сгнило. Из щели в саркофаге свисала кружевная фата седого цвета, на полу лежал маленький ридикюль с серебряной застёжкой.

– Что-то мне расхотелось туда лезть, – пробормотал Фыкин.

– Кто же на полпути останавливается? – возразил Павшук. Хотя в его голосе не чувствовалась уверенности. Предложил: – Давай расширим вход.

Они провозились ещё минут двадцать. Теперь было хорошо виден ход в рост человека. На минуту Павшук и Фыкин приостановились, прежде чем сделать шаг туда.

Внезапно их пригвоздил к месту свирепый мужской голос:

– Не двигайтесь! Отойдите к стене.

У лестницы темень скрадывала чью-то фигуру. В руке у человека поблескивал пистолет.

«Влипли… – мелькнуло у журналиста. – И это – не полиция. Не известно, лучше это или хуже».

Парочка подчинились приказу, и на свет шагнула рослая фигура. Это был архивариус. Только теперь Владимира осенило: «Он же похож, как две капли воды, на Вундерлихта, которого видел на старинной гравюре. Но как может этот человек соотносится с аптекарем, жившем двести лет назад?!»

Удовлетворённый реакцией журналиста, Вундерлихт зловеще усмехнулся:

– Изумляет мой возраст? Да, перед вами тот, который изобрёл эликсир бессмертия.

– Не может быть… – прошептал поражённый Павшук. Он вспомнил сцену с Татьяной Михайловной: «Представляю её состояние, когда она заподозрила, что…».

– Ёлки-моталки! – воскликнул возмущённый Фыкин. – Так это вы хотели меня пришибить кирпичом?!

Вундерлихт захохотал и произнёс:

– Чуть ошибочка не вышла – я же не знал, что Нелли хочет тебе отдать сокровища. Ну, хотя золото не самое главное для меня, оно и мне пригодится. Спасибо библиотекарше, рассказавшей о спиритическом сеансе. Что ж, теперь я полностью поведаю, как есть… Ведь иногда людям прямо перед смертью открывается истина, не правда ли? Хотя кому она нужна на смертном одре? Ты слышишь же нас, Нелли?! – закричал Дитрих. Фыкин с Павшуком вздрогнули.

Архивариус указал вглубь подземелья:

– Призрак Нелли скрывается в мумии – ведь ей не уйти в небеса, если в теле нет сердца. И за это она мстила мне. Зато я благодарен доктору Бресслеру за помощь в создании эктоплазмы. Жаль только, что Краутвурст отплатил нам чёрной неблагодарностью. Был брат Йохан, и нет его! И меня хотел убить.

– Так вы с помощью эктоплазмы… – начал догадываться Павшук.

– Совершенно верно! Мы накачали шприцом тело этим воистину волшебным веществом, и Нелли выглядит как живая, заснув вечным сном. Да, мне удалось невозможное: я соединил западную науку с восточной медициной. И по-настоящему овладел сердцем девушки, выделив из него самое эффективное средство для людей, их мечту – эликсир бессмертия.

«О, Боже! – воскликнул в душе Владимир. – Безумец воплотил невероятный кошмар алхимиков – делать снадобья из мумий».

А Фыкин язвительно прохрипел:

– Мумиё… Ё-моё.

– А сердце – вот оно, – Дитрих протянул левую руку с красным мешочком. – Оно тоже обработано эктоплазмой. Если его вложить в тело, то моя невеста оживёт. Правда, была проблема: любящий папаша скрыл последнее пристанище дочери от всех. Пришлось долго искать. Так что, искренне благодарен и вам, – добавил с сарказмом гений зла.

– У Нелли не было счастья, – осторожно заметил Павшук. – Зачем было заставлять её душу маяться?

– Нет! – осклабился сумасшедший аптекарь. – Она – моя невеста. Я оживлю её и увезу отсюда.

Немец больше не церемонился. Он приказал Фыкину под дулом пистолета связать Павшуку руки за спиной. Затем сам связал маршрутчика. Усадил обоих на пол. Уже перед входом в тёмный проём он повернулся:

– Итак, я дождался свидания с моей любимой. А с вами разберусь позже.

Шаги немца по дощатому полу звучали глухо, они удалялись. Внезапно раздался лязг металла и душераздирающий крик:

– Mein Gott!.. 6

Потом беспорядочная стрельба и – более слабые стоны:

– Donnerwetter7, а-а-а…

Владимир с Серёгой в ужасе переглянулись. Мёртвая тишина длилась, казалось, бесконечно. Павшук нарушил её, повернувшись к Фыкину:

– Можешь меня развязать?

– Попробую, – отозвался Серёга. – Я слабо завязывал.

Он подполз к журналисту – спина к спине, и стал орудовать пальцами.

Наконец, Павшук, освобождённый от пут, встал и растёр запястья. Внезапно Фыкин прошипел:

– Ти-и-хо! Слышите?

Владимир прислушался. До его слуха донеслись звуки разгорающегося огня. Он заругался: