Не приходилось сомневаться, рассуждал Эллис, что русские снабжали деньгами такие группы, как турецкие диссиденты. Им было бы трудно избежать искушения наделать шума, причинить противникам неприятности столь относительно низкой ценой и практически ничем не рискуя. А кроме того, ведь и сами спецслужбы США охотно финансировали похитителей людей и политических убийц в Центральной Америке, и трудно было представить, чтобы Советы проявляли больше щепетильности в подобных делах, чем его соотечественники. А поскольку при такого рода операциях деньги не снимались со счетов в банках и не поступали в виде почтовых или телеграфных переводов, кто-то должен был вручать наличные из рук в руки. Отсюда вытекала необходимость в темных и таинственных персонажах, каким был Борис.
Эллису отчаянно хотелось встретиться с ним.
Рахми прошел мимо ровно в половине одиннадцатого, одетый в розовую рубашку фирмы «Лакост» и в безукоризненно отглаженные коричневые брюки, но все же бросалась в глаза его некоторая нервозность.
Эллис последовал за ним, держась позади в десяти или пятнадцати ярдах, о чем они договорились заранее.
В следующем на их пути кафе расположилась мускулистая, хотя и чересчур полная фигура Пепе Гоцци в черном шелковом галстуке, словно он только что посетил церковную мессу (а это было более чем вероятно). На коленях он держал большой портфель типа «дипломат». Он поднялся с места и пошел почти рядом с Эллисом, но так, что сторонний наблюдатель мог только гадать, знакомы эти двое между собой или нет.
Рахми направился вверх по Елисейским Полям в сторону Триумфальной арки.
Краем глаза Эллис мог видеть Пепе. Корсиканец обладал почти животным инстинктом самосохранения. Он исподволь проверял, нет ли за ним слежки. При пересечении улицы ему удалось вполне естественным образом посмотреть назад, пока не загорелся зеленый сигнал светофора для пешеходов, а затем, минуя большой магазин на углу, он мог четко рассмотреть людей у себя за спиной в расположенной по диагонали витрине.
Эллису нравился Рахми, но уж точно не Пепе. Рахми был человеком искренних убеждений и имел четкие принципы, а люди, которых он убивал, вероятно, заслуживали смерти. Пепе принадлежал к совершенно иному типу. Он все делал исключительно ради денег, но тупость и необразованность помешали ему преуспеть в мире легального бизнеса.
В трех кварталах к востоку от Триумфальной арки Рахми свернул в один из узких переулков. Эллис и Пепе последовали за ним. Перейдя на противоположный тротуар, Рахми скоро открыл дверь отеля «Ланкастер».
Вот, стало быть, где состоится рандеву. Эллис надеялся, что встречу назначили в баре или ресторане при гостинице: он чувствовал бы себя увереннее в общественном месте.
После жары на улице мраморный вестибюль показался приятно прохладным. Даже холодным. Эллис слегка поежился. Официант, облаченный во фрак, пренебрежительно покосился на его потертые джинсы. Рахми уже втискивался в маленький и узкий лифт, находившийся в дальнем конце вестибюля. Значит, все произойдет в номере отеля. Что ж, чему быть, того не миновать. Эллис вошел в лифт за Рахми, а места для массивной туши Пепе едва хватило. Пока они поднимались, нервы Эллиса натянулись как струны. Из лифта они вышли на четвертом этаже, Рахми подвел их к номеру 41 и постучал в дверь.
Эллис постарался придать своему лицу спокойное, бесстрастное выражение.
Дверь медленно открылась.
Перед ними стоял Борис. Эллис понял это, как только увидел его, и почувствовал одновременно восторг триумфа и холодный укол страха. На лбу этого мужчины словно было написано слово «Москва». Его выдавало все – от дешевой стрижки до крепких и практичных ботинок. Безошибочно узнаваемый стиль офицера КГБ читался даже в жестком, оценивавшем тебя взгляде и в грубом абрисе рта. Этот человек не был похож ни на Рахми, ни на Пепе, не будучи ни пылким идеалистом, ни грязным мафиозо. Борис являл собой тип опытного и жестокого профессионального террориста, который без колебаний расправился бы с любым из возникших на пороге мужчин и со всеми тремя сразу, если бы потребовалось.
Долго же я искал встречи с тобой, подумал Эллис.
Борис некоторое время держал дверь не до конца открытой, отчасти прикрываясь ей, пока изучал визитеров, а затем сделал шаг назад и сказал по-французски:
– Заходите.
Они оказались в гостиной двухкомнатных апартаментов. Она была обставлена достаточно элегантно выглядевшим антиквариатом восемнадцатого столетия: столом, буфетом и стульями. Пачка сигарет «Мальборо» и литровая бутылка коньяка из магазина беспошлинной торговли в аэропорту занимали поверхность небольшого, но изящного журнального столика с гнутыми ножками. В дальнем углу за полуоткрытой дверью располагалась спальня.
Рахми нервно и кратко представил всех присутствующих:
– Пепе. Эллис. Мой друг.
Широкоплечий Борис носил белую сорочку, закатанные рукава которой обнажали мясистые и волосатые руки. Его синие брюки из саржи казались не по погоде слишком плотными. На спинке стула висел пиджак в черно-коричневую клетку, совершенно не подходивший к цвету брюк.
Эллис положил рюкзак на ковер и сел.
Борис жестом указал на коньячную бутылку.
– Не желаете выпить?
Но Эллису совсем не хотелось спиртного в одиннадцать утра.
– Для меня только кофе, пожалуйста, – сказал он.
Борис окинул его пристальным недобрым взглядом.
– Кофе и так подадут нам всем.
Затем Борис направился к телефону. Он привык, чтобы его боялись, промелькнула мысль у Эллиса. Ему не нравится мое обращение с ним на равных.
А вот Рахми откровенно трепетал перед Борисом и продолжал нервничать, инстинктивно расстегивая и снова застегивая верхнюю пуговицу своей розовой рубашки, пока русский общался с отделом обслуживания в номерах.
Борис положил трубку и обратился к Пепе:
– Рад познакомиться с вами. – Он продолжал говорить по-французски. – Думаю, мы можем быть полезны друг другу.
Пепе молча кивнул. Он сидел, немного подавшись вперед, в покрытом бархатной обивкой кресле, и в своем черном костюме казался до странности уязвимым на фоне старинной мебели, словно не он мог случайно сломать ее, а она – причинить вред ему. У Пепе с Борисом все же много общего, подумал Эллис. Оба были сильными, жестокими мужланами, не ведавшими границ дозволенного или чувства сострадания. Будь Пепе русским, он служил бы в КГБ. Родись Борис французом, он влился бы в ряды мафии.
– Покажите мне бомбу, – распорядился Борис.
Пепе открыл свой «дипломат». Он оказался плотно набит прямоугольными брикетами из какого-то желтого вещества, каждый примерно в фут длиной и сечением в пару дюймов. Борис встал на колени рядом с чемоданчиком и потрогал один из брикетов указательным пальцем. Вещество было мягким, как замазка. Борис принюхался.
– Предполагаю, что это Си-3, – сказал он.
Пепе снова кивнул.
– А где взрывное устройство?
– Эллис принес его в рюкзаке, – ответил Рахми.
– Нет, не принес, – сказал Эллис.
На мгновение в комнате воцарилась напряженная тишина. На привлекательном молодом лице Рахми отчетливо отобразился страх.
– Что ты имеешь в виду? – взволнованно спросил он. Взгляд его испуганных глаз метался между Эллисом и Борисом. – Ты же мне обещал… Я сказал ему, что…
– Закрой рот, – резко оборвал его Борис.
Рахми замолк. Борис выжидающе смотрел на Эллиса.
Тот заговорил с небрежным спокойствием, какого на самом деле вовсе не ощущал:
– Я опасался, что это может быть ловушка, а потому оставил взрывное устройство дома. Его смогут доставить сюда буквально через несколько минут. Мне нужно лишь позвонить своей девушке.
Борис изумленно пялился на него несколько секунд. Эллис выдерживал его пристальный взгляд насколько мог хладнокровно.
– Почему вы решили, что возможна ловушка? – наконец поинтересовался Борис.
Эллис решил отказаться от любых объяснений, поскольку они прозвучали бы как попытка оправдаться. Да и сам по себе вопрос прозвучал нелепо. Он посмотрел на Бориса с откровенной уверенностью в себе, а потом лишь пожал плечами, ничего не сказав.
Борис продолжал внимательно вглядываться в его лицо. Потом русский заявил:
– Хорошо. Только звонить буду я сам.
Протест так и вертелся у Эллиса на языке, но ему пришлось подавить желание возразить. Такого поворота событий он не предвидел. Он продолжал выдерживать позу «мне на все наплевать», одновременно лихорадочно обдумывая положение. Как отреагирует Джейн на незнакомый голос? Вдруг ее вообще там нет, и она нарушила обещание? Он уже сожалел о том, что вовлек ее в свои дела. Но теперь было слишком поздно что-то менять.
– Вы осторожный человек, – сказал он Борису.
– Как и вы. Диктуйте номер телефона.
Эллис назвал ему номер. Борис записал его в блокнот, лежавший рядом с аппаратом, и начал набор.
Остальные молча ждали.
– Алло! – сказал Борис. – Я звоню вам по поручению Эллиса.
Возможно, голос чужака не спугнет ее, надеялся Эллис. Она так или иначе ждала странного звонка. Он ведь ясно дал ей понять: «Не обращай внимания ни на что. Запомни только адрес».
– Что? – раздраженно спросил Борис, и Эллис подумал: какую глупость девушка могла брякнуть? И выругался про себя. – Да, это так, но сейчас совершенно неважно, – продолжал Борис. – Эллис хочет, чтобы вы доставили устройство в номер 41 отеля «Ланкастер» на рю де Берри.
Наступила еще одна пауза.
Просто сыграй свою роль, Джейн! – мысленно умолял ее Эллис.
– Да, это очень хороший отель.
Брось болтать о пустяках! Просто скажи, что выполнишь поручение!
– Спасибо, – ухмыльнулся Борис и добавил с сарказмом: – Вы очень любезны.
После чего дал отбой.
– Она знала, что я русский. Как ей стало известно об этом?
Эллис даже растерялся на мгновение, но потом все понял.
– Она – профессиональный лингвист и умеет различать иностранные акценты, – объяснил он.
Тут впервые заговорил Пепе:
– Дожидаясь прибытия этой девицы, не пора ли взглянуть на деньги?
– Будь по-вашему.
Борис ушел в спальню.
Пока он отсутствовал, Рахми тихо прошипел Эллису:
– Я никак не ожидал от тебя таких трюков!
– Разумеется, не ожидал, – отозвался Эллис притворно равнодушным тоном. – Если бы ты знал о моем плане, он бы не сработал как мера предосторожности, верно?
Борис вернулся с большим коричневым конвертом и передал его Пепе. Тот вскрыл конверт и принялся пересчитывать купюры достоинством в сто франков каждая.
Борис взялся за пачку сигарет и прикурил одну из них.
А Эллис продолжал размышлять: надеюсь, Джейн не станет тянуть со звонком «Мустафе». Мне следовало настоятельно внушить ей, насколько важно передать сведения немедленно.
Через какое-то время Пепе сказал:
– Здесь вся обещанная сумма.
Он вложил деньги в конверт, облизал край, смазанный клеем, запечатал его и положил на край журнального столика.
Несколько минут четверо мужчин сидели в полном молчании.
– Вы живете далеко отсюда? – спросил Борис у Эллиса.
– Пятнадцать минут езды на мотороллере.
В дверь постучали. Эллис всем телом напрягся.
– Она быстро ездит, – сказал Борис и открыл дверь. – Но это всего лишь кофе, – констатировал он злобно и вернулся в свое кресло.
Двое официантов в белых пиджаках вкатили в комнату тележку. Они распрямились и повернулись, держа в руках пистолеты M.A.Б. модели «Д», – штатное оружие французских полицейских.
– Никому не двигаться! – отдал приказ один из них.
Эллис чутьем понял, что Борис готовится к прыжку. Почему детективов только двое? Если Рахми наделает глупостей и его подстрелят, у Пепе и Бориса появится возможность напасть на полицейских и обезоружить их…
Распахнулась дверь спальни, и еще двое мужчин в белой униформе официантов появились на пороге с такими же пистолетами, как у их коллег.
Борис сразу же расслабился. На его лице отобразилось отстраненное выражение.
Только сейчас Эллис осознал, что надолго затаил дыхание, после чего издал глубокий вздох.
Все было кончено.
В комнату вошел человек в мундире офицера полиции.
– Ловушка! – воскликнул Рахми. – Это все-таки оказалось ловушкой!
– Заткнись! – сказал Борис, и его хриплый голос снова заставил Рахми молчать. Затем он обратился к офицеру: – Я решительно протестую, ваши действия возмутительны, – начал он. – Прошу заметить, что…
Полицейский ударил его прямо в зубы обтянутой перчаткой рукой.
Борис прикоснулся к губам и посмотрел на кровь, оставшуюся у него на пальцах. Его манера поведения сразу же радикально изменилась, когда он понял, насколько серьезно положение, чтобы рассчитывать хитростью выйти сухим из воды.
– Запомните хорошенько мое лицо. – Он обратился к офицеру с замогильным холодом в голосе. – Вам еще доведется его увидеть.
– Но кто же предатель? – взволнованно вопрошал Рахми. – Кто нас выдал?
– Он. – Борис указал на Эллиса.
– Эллис? – переспросил Рахми в полнейшем изумлении.
– Телефонный звонок, – напомнил ему Борис. – Адрес отеля и номер комнаты.
Рахми уставился на Эллиса. В его взгляде читались нескрываемая обида и боль.
Еще несколько полисменов в мундирах вошли в апартаменты. Офицер указал на Пепе.
– Это Гоцци, – назвал он фамилию. Двое рядовых надели на Пепе наручники и увели. Офицер посмотрел на Бориса. – А вы кто такой?
Борис напустил на себя скучающий вид.
– Меня зовут Йан Хохт, – ответил он. – Я гражданин Аргентины…
– Не трудитесь понапрасну, – оборвал его офицер с отвращением. – Уведите этого человека. – Потом обратился к Рахми: – Ну а вы что скажете?
– Мне нечего вам сказать! – Рахми сумел заставить свою фразу прозвучать поистине героически.
Офицер отдал распоряжение простым движением головы, и на Рахми тоже нацепили наручники. Пока турка уводили, он прожигал Эллиса ненавидящим взглядом.
Арестованных спустили вниз на лифте по одному. «Дипломат» Пепе и конверт, набитый купюрами, запечатали в полиэтиленовые пакеты. В номер вошел полицейский фотограф и установил штатив.
Офицер сказал Эллису:
– Перед отелем припаркован черный «Ситроен-ДС», – с явной неохотой добавив обращение: – Сэр.
Что ж, я снова на стороне закона, подумал Эллис. Какая жалость, что Рахми куда как более симпатичная мне личность, чем этот полицейский.
Он тоже спустился на лифте. В вестибюле гостиницы стоял управляющий в черном пиджаке и в полосатых брюках. На его лице застыло выражение уязвленного самолюбия, когда он увидел, как все больше представителей полиции бесцеремонно врываются в его заведение.
Эллис вышел наружу под яркие лучи солнца. Черный «Ситроен» стоял у противоположного тротуара переулка. За рулем сидел шофер, а на заднем сиденье расположился пассажир. Эллис тоже сел назад. Машина мгновенно тронулась с места.
Пассажир повернулся к Эллису и сказал:
– Привет, Джон.
Эллис улыбнулся. Странно было слышать свое подлинное имя после более чем годичного перерыва.
– Как дела, Билл? – отозвался он.
– Чувствую огромное облегчение, – сказал Билл. – Тринадцать месяцев мы не слышали от тебя ничего, кроме требований денег. А затем последовал безапелляционный звонок с предупреждением, что у нас есть всего двадцать четыре часа, чтобы мобилизовать местную группу для ареста преступников. Только представь, на что нам пришлось пойти, убеждая французов выделить нам своих людей, не объясняя, зачем это нужно! Группа должна была ждать в районе Елисейских Полей, но получила точный адрес только после звонка неизвестной женщины мифическому Мустафе. Впрочем, нам самим пока известно лишь это!
– Иного пути у меня не было, – извиняющимся тоном сказал Эллис.
– Мы провернули масштабную операцию и теперь в крупном долгу у правоохранительных органов этого города. Но, как я понимаю, дело успешно завершено. А теперь поторопись заверить меня, что оно того стоило. Кого нам удалось прищучить?
– Задержанный русский – это Борис, – сказал Эллис.
Лицо Билла растянулось в широченной улыбке.
– Будь я проклят! – воскликнул он. – Ты сумел взять самого Бориса. Надеюсь, не шутишь?
– Какие уж тут шутки?
– Господи, в таком случае нужно срочно забрать его у французов, пока они не выяснили, кто он на самом деле.
Эллис пожал плечами.
– Из него в любом случае никто не вытянет важной информации. Он глубоко предан своей профессии. Самое главное – нам удалось, так сказать, изъять его из обращения, пресечь дальнейшую деятельность. Теперь им потребуется года два, чтобы найти замену, а новому «Борису» наладить сеть контактов. А значит – мы значительно затруднили и замедлили их работу здесь.
– Держу пари, ты прав. И это сенсационный результат.
– Корсиканца зовут Пепе Гоцци. Он нелегально торгует оружием, – продолжал Эллис. – Это он поставлял снаряжение почти для всех террористических актов во Франции и многих других странах, совершенных за последние два года. Вот его следует основательно допросить. Попросите французских сыщиков побеседовать в Марселе с его отцом Меме Гоцци. Могу заранее предсказать: вы обнаружите, что старику никогда не нравилось, что члены его семьи занимались преступлениями на политической почве. Предложите ему сделку. Иммунитет для Пепе, если сынок даст показания против политических террористов, которых он снабжал своим товаром, а вы не тронете обычных уголовников. Меме на это подпишется, поскольку не посчитает, что предает своих друзей. А если согласится Меме, Пепе его послушается. У французских прокуроров работы хватит на годы вперед.
– Невероятно! – Билл действительно выглядел пораженным. – Всего лишь за день ты сумел помочь схватить, вероятно, двух самых крупных организаторов террористических актов в мире!
– За один день? – усмехнулся Эллис. – На это ушел год.
– Но он того стоил.
– Молодого турка зовут Рахми Коскун, – сказал Эллис. Он торопился, потому что был кое-кто еще, кому ему не терпелось поведать все это. – Рахми и его группа в ответе за поджог представительства «Турецких авиалиний» пару месяцев назад. Они же убили чуть ранее атташе посольства Турции. Если схватите всю группу, уверен, что улик против них соберете предостаточно.
– Или французская полиция убедит их признать свою вину.
– Верно. Дай мне карандаш. Я составлю для тебя список имен и адресов.
– Не гони лошадей, – сказал Билл. – Нам предстоит получить у тебя детальную информацию, когда доберемся до нашего посольства.
– Я не собираюсь сейчас ехать в посольство.
– Джон, не надо нарушать протокол и все портить.
– Я дам тебе нужные имена, и ты будешь располагать всей необходимой информацией, даже если позже сегодня я попаду под колеса машины бешеного французского таксиста. Если же выживу, встречусь с тобой завтра утром и доложу более детально.
– Но зачем ждать до завтра?
– На сегодня у меня назначен обед и свидание.
Билл разочарованно закатил глаза.
– Что ж, вероятно, мы в большом долгу перед тобой, чтобы разрешить некоторые вольности, – неохотно признал он.
– Я тоже так считаю.
– С кем же у тебя свидание?
– С Джейн Ламберт. Ты сам назвал мне ее в числе прочих имен, когда изначально готовил к выполнению задания.
– Помню. Я еще сказал тебе тогда, что если сможешь втереться к ней в доверие, стать ей другом, она познакомит тебя с каждым свихнувшимся леваком, арабским террористом, подражателем Баадера-Майнхоф[1] и поэтом-авангардистом Парижа.
– Так все и случилось, если не считать того, что я влюбился в нее.
Билл сразу стал похож на банкира из Коннектикута, которому сообщили, что его сын собирается жениться на дочери чернокожего миллионера: то есть не знал, радоваться ему или огорчаться.
– Гм. Какая же она на самом деле?
– Она отнюдь не сумасшедшая, хотя у нее много совершенно безумных друзей. Что я могу тебе сказать? Она красива, как фотомодель, чертовски умна и упряма, как ослица. Словом, восхитительна. Она – та женщина, какую я искал всю свою жизнь.
– По крайней мере, становится понятно, почему ты предпочитаешь отпраздновать победу с ней, а не со мной. Что вы собираетесь делать?
Эллис улыбнулся.
– Я откупорю бутылку вина, пожарю пару бифштексов, расскажу ей наконец, что зарабатываю свой хлеб охотой на террористов, а потом предложу выйти за меня замуж.
Глава вторая
Жан-Пьер склонился через стол в кафетерии и устремил на сидевшую перед ним брюнетку полный сочувствия взгляд.
– Думаю, мне понятны твои чувства, – сказал он с теплотой в голосе. – Помню, какую глубокую депрессию переживал сам к концу первого года учебы на медицинском факультете. Ощущение создавалось такое, что тебе дали больше информации, чем способен усвоить мозг обыкновенного человека, и ты не знал, как справиться с ней, когда наступит время экзаменов.
– Это очень точно замечено. Как раз про меня, – сказала она, энергично кивая.
Девушка готова была разрыдаться.
– Но признак хороший, – ободрил ее собеседник. – Я хочу сказать, что ты одна из лучших на курсе. А именно тот, кто совсем не волнуется, в результате провалится.
Ее карие глаза теперь увлажнились от благодарности к нему.
– Ты действительно так считаешь?
– Я в этом твердо уверен.
Она посмотрела на него с обожанием. Ты скорее съела бы сейчас меня самого, а не свой обед, верно? – подумал он. Она чуть подвинулась на стуле, и воротник ее свитера неожиданно распахнулся, приоткрыв верхние кружева на ее бюстгальтере. На мгновение Жан-Пьер почувствовал проблеск вожделения. В восточном крыле больницы располагалась бельевая кладовка, куда никто не заглядывал после половины десятого утра. И Жан-Пьер уже не раз пользовался этим. Дверь можно было запереть изнутри и завалиться на мягкую груду чистых простыней…
Брюнетка вздохнула, подцепила вилкой кусочек мяса, сунула в рот и принялась пережевывать. Жан-Пьер сразу потерял к ней всякий интерес. Он терпеть не мог наблюдать, как другие едят. И вообще он сейчас устроил себе своего рода разминку для мускулов, чтобы проверить, способен ли по-прежнему соблазнить почти любую девицу: но доводить дело до конца не входило в его планы. Она была хорошенькая, с вьющимися волосами и с теплым оттенком кожи уроженки побережья Средиземного моря. Стройная фигурка, роскошное тело. Но в последнее время у Жан-Пьера совершенно пропало желание одерживать легкие победы над слабым полом. Единственной девушкой, по-настоящему интересовавшей его, была Джейн Ламберт, но она не позволяла ему даже поцеловать себя.
Он отвел взгляд от брюнетки и рассеянно оглядел зал больничного кафетерия. И не увидел ни одного знакомого лица. Заведение почти пустовало. Он решил пообедать пораньше, поскольку ему досталась в тот день утренняя смена.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как он впервые увидел поразительно красивое лицо Джейн в дальнем конце заполненной людьми комнаты во время приема с коктейлями, устроенного в ознаменование выхода в свет новой книги по гинекологии, написанной феминистками. Он еще поделился с ней тогда мыслью, что не бывает феминистской медицины. Существовала лишь хорошая медицина и плохая. Она возразила, что нет такой науки, как христианская математика, и все же понадобился церковный еретик Галилео, чтобы доказать факт вращения Земли вокруг Солнца. «А ведь вы правы!» – воскликнул Жан-Пьер, совершенно обезоружив ее своим простодушным признанием, и так они стали друзьями.
Вот только к его мужским чарам она оказалась невосприимчива, словно не замечала их. Он ей нравился, но она хранила привязанность к своему американцу, хотя Эллис был значительно старше нее. И странным образом это делало ее еще более привлекательной для Жан-Пьера. Если бы только Эллиса можно было убрать со сцены. Попал бы он под автобус, что ли, или как-то иначе самоустранился… В последнее время сопротивление Джейн начало постепенно ослабевать. Или он всего лишь выдавал желаемое за действительное?
Брюнетка спросила:
– А правда, что ты на два года отправляешься в Афганистан?
– Правда.
– Почему?
– Наверное, потому, что верю в концепцию свободы. И еще: я получил такое блестящее образование и накопил бесценный опыт не для того только, чтобы делать коронарное шунтирование ожиревшим бизнесменам.
Ложь слетала с его губ почти бессознательно.
– Но зачем на целых два года? Обычно специалисты проводят там три или шесть месяцев. Год – максимум. Два года кажутся целой вечностью.
– Неужели? – Жан-Пьер иронично усмехнулся. – Понимаешь, трудно добиться чего-то по-настоящему важного за небольшой период времени. Идея отправлять туда врачей в короткие командировки в высшей степени неэффективна. На самом деле повстанцы нуждаются в постоянной медицинской помощи, в больнице, которая будет находиться в одном и том же месте, а ее персонал не станет то и дело меняться. По крайней мере его костяк. А при нынешнем положении дел люди там не знают, куда им отправлять своих больных и раненых, они не соблюдают рекомендации медиков, потому что знают их недостаточно долго для доверительных отношений, и никто не уделяет внимания медицинскому просвещению населения. При этом расходы на доставку добровольцев в страну и возвращение на родину делают подобные «бесплатные» услуги достаточно дорогими.