– Пойдем, – Четкеров бросил машину прямо у входа.
Нас никто не встречал. Хотя мне казалось, что сейчас должен выйти дворецкий и сказать: «Кушать подано-с». Ну или кто здесь должен быть?
Четкеров по-хозяйски потянул за массивное кольцо, отворив тяжелую дверь, и пропустил меня вперед. А я, шаркая, зашел внутрь. Увидел огромную люстру в золоте, натертый паркет, широкую лестницу, ведущую наверх, и совсем согнулся, стараясь быть еще меньше. Не покидало ощущение, что все это не на самом деле.
– Не тушуйся, – Четкеров потянул меня за собой.
Я пытался, честно. Но каждое новое помещение убивало меня своей роскошью. А я почему-то вспомнил, что на левом кроссовке с внутренней стороны дырка. Зацепился за гвоздь возле гаражей. Ее, конечно, никто не заметит, но я-то знал.
После небольшой беготни мы оказались в длинном коридоре с рядом дверей. «Заведующий учебной частью», «Куратор первого курса», «Куратор второго курса», «Куратор третьего курса», «Заведующий хозяйством», «Директор». Забавно, что последний располагался в самом углу, рядышком с завхозом. И судя по всему, кабинет у него был крохотный. Я ожидал встретить секретаршу или кого-то в этом роде, но Четкеров лишь постучал костяшками пальцев по двери и приоткрыл ее.
– Здравствуйте, Константин Викторович. Можно? – улыбнулся мой спутник своей обезоруживающей улыбкой.
– Павел Сергеевич, вы еще спрашиваете? Конечно, заходите.
– Сиди здесь, – бросил мне Четкеров, указав на скамью.
И я честно пытался. Разглядывал таблички на дверях, темно-зеленые обои с мрачным узором, коричневое дерево снизу. Но не мог я сидеть спокойно, когда за дверью решалась моя судьба. Ведь не о погоде они там сейчас разговаривали.
Поэтому я приблизился к двери и поглядел в замочную скважину. Та оказалась хорошая, «просмотровая», под большой ключ. Нет, директорская была действительно бедненькая. Или так мне показалось после всей помпезности, которая представилась ранее. Да и сам директор не воодушевлял. Маленький, толстенький, с залысиной, с которой он постоянно вытирал платком пот. Странно: сегодня, конечно, день солнечный, но не сказать чтобы жарко.
– Учебный год начался, курс полностью сформирован, – срывающимся голосом причитал он. – У нас и так на девять человек больше, чем в прошлом году.
– Меньше месяца минуло, – спокойно возразил Павел Сергеич, – что они там проходят? Отличие руны Исаз от Кеназ? Или уже тонкости магиогеополитической обстановки в Африке?
– Последнее на втором курсе. И вообще, у нас существует учебный план, который утвержден именно вашей конторой!
Да директор волнуется! Пот с него теперь не просто тек, лил градом. Закончив с залысиной, он стал вытирать лицо, потом шею. Нет, здесь нужен платок побольше.
– Никак не могу принять. Есть хорошая питерская школа. Уверен, туда возьмут. Под Новосибирском, опять же, неплохая. Там меньшие требования к физической подготовке. Думаю, вашего парня примут с распростертыми объятиями.
– Значит, не хотите помочь?
– Не могу, – чуть ли не визжал директор.
– Что ж, думаю, тогда надо будет заняться вплотную инцидентами, которые произошли на территории школы.
– Какими инцидентами? – почему-то шепотом спросил толстяк.
– Неделю назад нашли останки одного из ваших учеников.
– Не на территории школы же случилось. И сбежал он. А что там уж произошло, никому не известно. Это уникумы. Вы сами знаете. Своих способностей не понимают, случайный выплеск – и все…
– Сбежал. А разве у вас охраны нет? Как ученика пропустили?
Директор икнул и покраснел. Я даже испугался, как бы его удар не хватил. Но Четкеров толстяка жалеть не собирался:
– А в первую неделю учебного года произошел еще один инцидент. Снова уникум. Снова смерть. Не частенько ли у вас, Константин Викторович, ученики мрут?
– Так несчастный случай… – залепетал директор.
Я настолько увлекся чужим разговором, что даже не сразу услышал звук каблуков. Хорошо, что успел метнуться обратно к скамье, где меня и застала худенькая женщина. Лет ей было, не знаю, наверное, не больше пятидесяти. Лицо суровое, внимательное, сухое. А такой правильной осанки я не видел никогда.
Тетенька «подплыла» ко мне в своем старомодном платье и чуть наклонила голову, словно изучая.
– Новенький?
– Да.
– Вставать вас родители в присутствии дам не учили?
– Извините, – я покраснел, поднимаясь.
– Ничего, наше заведение отличается не только магической и военной подготовкой, но и обучением правилам поведения в обществе. Не беспокойтесь, юноша, мы сделаем из вас воспитанного молодого человека.
Если честно, подобное звучало как угроза. Но собеседнице и этого было мало. Она повелительно протянула сухую руку ладонью вверх. И мне ничего не оставалось, как положить на нее свою.
– Хм, надо же, – покачала головой та.
Что там за «надо же», я спросить не успел. Во-первых, не знал, можно ли подобное по правилам местного этикета. Во-вторых, дверь директорской открылась, и появился довольный Четкеров. Правда, увидев женщину в старомодном платье, он как-то странно побледнел. Но тут же справился с минутной слабостью и взял себя в руки.
– Елизавета Карловна, прекрасно выглядите, – он поцеловал ее руку.
– Павел, значит, вы привезли к нам этого уникума в разгар учебного года.
– Ну не такой уж и разгар.
– И что, Семен Константинович даже не возроптал?
– Мы сумели найти компромисс, – Четкеров ушел от прямого ответа.
– Вот ведь тряпка, – презрительно бросила Елизавета Карловна. – Что ж, молодой человек, желаю вам успехов в обучении. И надеюсь, вы добьетесь всего сами, а не будете пользоваться протежированием вашего влиятельного покровителя.
С этими словами она уплыла за одну из дверей, на которой было написано: «Заведующая учебной частью».
– Да уж, – подумал я вслух.
– По-другому и не скажешь. Тридцать лет как покинул стены Терново, а все так же дух перехватывает, когда она говорит свое «молодой человек».
Он задумался, будто и вправду вспоминая ушедшие годы, а потом повернулся ко мне. А я все соображал. В смысле тридцать лет? Выглядел Четкеров так, словно ему не больше двадцати пяти.
– Ну, на этом моя задача окончена. Располагайся. Все необходимое тебе выдадут, самое главное, не тушуйся. Здесь ребята разные – и простые, и не очень. Себя в обиду не давай. Никогда.
Странно, но вся веселость и жизнелюбие из него стремительно ушли. Говорил, а сам в глаза не смотрел, скользил взглядом по лбу, подбородку, щекам. Куда угодно глядел, но не в глаза. Словно был виноват.
– Вы сюда заезжать будете?
Спросил, а сам сразу себя и отругал. Ну кто я такой ему? Друг, товарищ, родственник? Просто рабочий объект, не более.
