Король Волшебников

Глава 1

Квентин ехал на серой, в белых чулках лошади по имени Безупречная. Черные сапоги до колен, лосины разного цвета, синяя накидка, расшитая мелким жемчугом и серебром, на голове платиновая корона, на бедре меч – не церемониальный, а самый настоящий, пригодный для боя. Было десять часов утра пасмурного, но теплого дня в конце августа. Король Филлори охотился на волшебного кролика.

Рядом с королем Квентином ехала королева Джулия, впереди другие король с королевой, Дженет и Элиот: страной Филлори всегда правили четверо. Желтые листья на лесной тропинке словно флорист раскидал, так красиво они лежали. Каждый из четверых думал о своем, вглядываясь в зеленые чащи позднего лета.

В их молчании не чувствовалось ничего напряженного: с чего напрягаться, если сбылась мечта всей твоей жизни.

– Стоп, – скомандовал Элиот, и все остановились, только Квентин не сразу совладал со своей кобылой: два года в королях, а ездить как следует так и не научился.

– Что там такое? – спросил он.

Мгновения шли, никто никуда не спешил. Безупречная фыркнула, выражая презрение человеческим выдумкам.

– Так, показалось, – ответил Элиот.

– Я начинаю думать, что кролика затравить невозможно в принципе, – сказал Квентин.

– Зайца, – поправил Элиот.

– Не вижу разницы.

– Зайцы крупнее и живут не в норах, а в гнездах. Прямо на земле.

– Не начинай, – произнесли хором Дженет и Джулия.

– Мне, собственно, вот что хотелось бы знать: если этот кролик действительно видит будущее, разве он не знает, что кто-то хочет его поймать?

– Будущее он видит, но изменить ничего не может, – внесла ясность Джулия. – Вы что, и в Брекбиллсе все время так спорили?

Амазонка на ней черная, накидка с капюшоном такая же. Она всегда точно в трауре, непонятно только по ком. Небрежно, точно подзывая официанта, Джулия приманила на руку маленькую певчую птичку и поднесла ее к уху. Птичка прощебетала что-то и упорхнула.

Кроме Квентина, этого никто не заметил: Джулия постоянно получала какую-то информацию от говорящих животных, точно из персональной радиосети.

– Надо было все-таки Джоллиби взять, – зевнула Дженет, прикрыв рукой рот. Джоллиби служил в замке Белый Шпиль егермейстером; такого рода выезды, как правило, организовывал он.

– Даже Джоллиби вряд ли способен выследить зайца без собак и без следов на снегу, – заметил Квентин.

– Зато у него хорошо развиты икроножные мышцы. Очень мило смотрятся в этих его колготках.

– Я тоже такие ношу, – притворился обиженным Квентин.

– Думаю, он все равно где-то здесь, – предположил Элиот, – просто держится на почтительном расстоянии. Разве он королевскую охоту пропустит?

– Дичь надо выбирать с осторожностью – вдруг поймаешь, – изрекла Джулия.

Дженет и Элиот только переглянулись, услышав очередной ее афоризм, но Квентин понимал, что в чем-то она права.

Он не всегда был королем – как, впрочем, и все остальные. Вырос он в отнюдь не волшебном Бруклине, о котором, несмотря ни на что, до сих пор думал как о реальном мире. Филлори для него тогда была выдуманной страной из детских сказочных книжек; только в Брекбиллсе, тайном колледже для волшебников, они убедились в ее реальности.

На поверку она оказалась куда более опасным местом, чем в книгах Пловера: здесь случались убийства и еще более страшные вещи. После первого знакомства с волшебной страной Квентин вернулся на Землю в отчаянии и с побелевшими волосами, но друзья убедили его вернуться.

Памятуя о недавних потерях и преодолевая страх, они заняли свои троны в Белом Шпиле. Порой Квентину не верилось, что можно жить вот так припеваючи после гибели Элис – ведь и она, его любимая, могла бы наслаждаться всем этим наряду с ним.

Но он продолжал жить и радоваться, иначе вышло бы, что Элис погибла зря. Он отцепил лук, привстал на стременах, огляделся. Хруст коленных суставов примешался к шороху опадающих листьев.

Серо-бурый комок прокатился через тропку футах в ста от него и скрылся в кустах. Плавным, хорошо отработанным движением Квентин достал стрелу, самую обыкновенную – пользоваться волшебной было бы неспортивно, – натянул тетиву, прицелился, выстрелил.

Стрела по самое оперение вонзилась в рыхлую почву там, где только что сидел заяц.

– Чуть-чуть не попал, – констатировала Дженет.

Фиг его добудешь, этого зверя.

– Ну, от меня-то не уйдешь! Ииихааа! – Элиот пришпорил своего вороного, и тот, подобающим образом взвившись на дыбы, ринулся в лес. Треск погони затих почти сразу: кто-кто, а Элиот был отменным наездником.

– Седой, а Седой, – сказала Дженет, – что мы, собственно, здесь забыли?

Хороший вопрос. Дело, конечно, не только в зайце, а… в чем еще? Что они ищут? Их жизнь в замке состоит из сплошных удовольствий. Большой штат прислуги предупреждает каждое их желание, как будто они – единственные гости двадцатизвездочного отеля, выезжать из которого никогда не придется. Элиот чувствует себя на седьмом небе: при всех брекбиллских плюсах – винах, роскошных яствах и торжественных церемониях – здесь еще и делать ничего не приходится. Должность короля его устраивает как нельзя более.

Квентина она тоже устраивала, но чего-то ему все-таки не хватало. Он сам не знал чего, но когда на подведомственных Белому Шпилю землях заметили Зайца-Провидца, он решил отдохнуть от безделья и попытаться его поймать.

В Филлори имелось с дюжину волшебных животных. К ним относился Странствующий Зверь, когда-то исполнивший три желания Квентина. Была еще большая, похожая на казуара Птица-Миротворица – она не умела летать и останавливала любую битву, появившись на поле между двух вражеских армий. Крупная ящерица по имени Исчезальник могла сделать тебя невидимым на год, если тебе это требовалось.

Людям они показывались очень редко, в руки и подавно не давались, поэтому слухи о них ходили самые нелепые. Никто не знал, откуда они взялись, какая в них польза и есть ли она вообще. Заяц-Провидец, согласно легенде, предсказывал будущее поймавшему его человеку, но его веками никто не ловил.

Квентина в данный момент будущее, в общем, мало тревожило – оно, по его понятиям, не слишком отличалось от блаженного настоящего.

На охоту выбрались рано, еще по росе. Распевали «Где же ты, кволик» на мотив «Полета валькирий», подражая по мере способностей Элмеру Фадду [1]. С тех пор зверек водил их по лесу, то появляясь, то пропадая, закладывая петли и скидывая назад.

– Не думаю, что он вернется, – сказала Джулия. В последнее время она стала немногословна, но выражалась исключительно правильно.

– Уж как-нибудь выследим – не его, так Элиота. – Дженет выехала на охоту в зеленой блузе с низким вырезом и ковбойских гамашах; с ее подачи мужские элементы в одежде стали при дворе писком моды.

Средством передвижения Джулии служила не лошадь, а мохнатое четвероногое лошадиного размера, которое она именовала виверрой. Квентин подозревал, что эта виверра говорящая: животное смотрело очень осмысленно и с явным интересом слушало их разговоры.

Безупречная, не любившая виверру из-за чуждого запаха, скованной походкой свернула вслед за ней в лес.

– Что-то дриад не видно, – заметила Дженет. – Они ведь должны здесь быть?

– Их никто не видит больше в Лесу Королевы. – Жаль, конечно. Красотки в платьях из сквозной листвы, живущие на дубах, – одна из составляющих волшебного мира.

– Может, они помогли бы нам с этим зайцем. Ты не могла бы вызвать одну из них, Джулия?

– Бесполезно. Они не придут.

– Так боролись за зоны своего проживания, а теперь вдруг пропали. Разве есть в Филлори лес темней и волшебней этого? Почему они не являются?

– Они не привидения, – уточнила Джулия. – Они духи.

Лошади осторожно перебрались через насыпь, слишком ровную для естественной. Земляные работы давних, навсегда ушедших времен.

– Надо бы как-то остановить их, – сказала Дженет. – Принять соответствующий закон или просто задерживать их на границе. Что за фигня – лес без дриад.

– Попробуй, – ответила Джулия. – Дриады, знаешь ли, неплохо воюют. В лесу их не разглядеть благодаря мимикрии, а вооружены они кольями.

– Никогда не видал, как дерутся дриады, – вставил Квентин.

– Потому что никто в здравом уме не стал бы их провоцировать.

Виверра, заключив, что лучше уже не скажешь, рванула вперед. Два крепких дуба отклонились в стороны, пропустив Джулию, и снова сошлись – Дженет и Квентину пришлось ехать в обход.

– Можно подумать, что она родилась здесь, – сказала Дженет. – Достала уже своими псевдофиллорийскими штучками. Видел, как она общалась с той долбаной птицей?

– Не цепляйся к ней, все нормально, – ответил Квентин. Ой ли? Если честно, с королевой Джулией явно что-то не так.

Магии она обучалась не в Брекбиллсе. В колледж они с Квентином поступали вместе, но Джулия не прошла и стала учиться самостоятельно. Не получив систематического образования, она ворожила по-дилетантски, и Квентин порой удивлялся, как у нее вообще хоть что-то выходит.

При этом она владела техникой, неведомой трем остальным. Без профессорского надзора она встречалась с людьми, к которым Квентин и близко не подошел бы, и набралась знаний, о которых он и помыслить не мог.

Даже ее манера говорить отличала Джулию от всех остальных. Они в Брекбиллсе привыкли относиться к магии иронически, а Джулия принимала ее всерьез, одевалась по-готски в черные платья и подводила глаза черным карандашом. Дженет и Элиот посмеивались, а Квентин нет. В Джулии присутствовал загадочный мрак, на фоне которого три других правителя казались чересчур светлыми, и Квентину это нравилось.

Филлорийцы тоже одобряли ее. Особенно крепкая связь у нее наладилась с самыми экзотическими видами подданных: духами, элементалами, джиннами и теми, кто обитал в зыбкой области между биологической жизнью и чистой магией. Джулия была их обожаемой королевой-колдуньей.

Годы учения, однако, не прошли для нее бесследно. Она не нуждалась больше в обществе людей и могла вдруг уйти куда-то в разгаре бала, торжественного обеда или обыкновенного разговора. Это случалось все чаще, заставляя Квентина гадать, какую цену заплатила Джулия за свое обучение. Когда он спрашивал ее об этом, она уклонялась. Может быть, он влюблялся в нее по новой?

Вдали пропел рожок – три серебряные ноты в густой тишине. Элиот трубил сбор.

До Джоллиби он не дорос, но понять, что это за сигнал, было можно. Законотворчеством Элиот не особенно увлекался, а вот придворный этикет, включая охотничьи ритуалы, соблюдал скрупулезно. (Только убивать не любил и всячески избегал этого.) Безупречная встрепенулась, готовая помчаться галопом в любой момент. Квентин, обменявшись ухмылками с Дженет, издал ковбойский клич и дал лошади волю.

Это было не менее опасно, чем автомобильные гонки. Рвы и буераки возникали впереди без всякого предупреждения, ветки норовили снести тебе голову (а что бы вы думали? Неизвестно, что на уме у этих старых деревьев). Да наплевать, на то целительные чары придуманы. Бедная чистокровка все утро ковыляла по лесу нога за ногу, надо же ей размяться.

И так ли уж часто он подвергает свою августейшую персону риску? Когда он, к примеру, в последний раз чародействовал? Днем они валяются на подушках, ночью едят и пьют. Пояс, когда садишься, начинает конфликтовать с животом. Со времени своего воцарения Квентин прибавил фунтов пятнадцать, не меньше. Неудивительно, что короли на портретах такие жирные. Из принца Вэлианта [2] ты очень быстро превращаешься в Генриха VIII.

Дженет, следуя на звук рога, съехала с тропы в лес. Почва давала удовлетворительную опору копытам. Благополучный, чересчур безопасный мирок двора остался далеко позади. Мимо проносились деревья, кусты, овраги, каменные изгороди, горячее солнце сменялось прохладной тенью, опавшие листья вздымались вихрем. На поляне Квентин сумел поравняться с Дженет, и с минуту они ехали параллельно, но она внезапно натянула поводья.

Квентин перевел Безупречную на шаг и развернул ее к Дженет. Что это с ней – не лошадь ли, чего доброго, захромала? Дженет выпрямилась на седле, вглядываясь в лесной сумрак. Рожок умолк.

– Чего ты?

– Там, кажется, кто-то есть.

Квентин прищурился и тоже различил очертания чьих-то фигур.

– Кто это, Элиот?

– Какого дьявола они делают? – пробормотала Дженет.

Квентин спешился, взял лук, достал другую стрелу. Дженет, ведя лошадей за ним следом, применила легкие защитные чары – он ощутил знакомое статическое жужжание.

– Черт. – Квентин, бросив лук, помчался к другой паре. Джулия, припав на одно колено, держалась за грудь – рыдает или старается отдышаться? Элиот в наполовину скинутом с плеча парчовом камзоле склонился над ней.

– Ничего страшного, – сказал он, увидев побелевшее лицо Квентина. – Эта паскудная виверра сбросила ее, а сама удрала. Я старался удержать ее – где там. Джулия всего лишь ушиблась.

– Все нормально, – стал утешать Квентин, поглаживая Джулию по спине. Опять эта фраза. – Говорил я тебе, что надо ездить на обыкновенной лошади, а не на этой зверюге. Не люблю я ее.

– Она тебя тоже, – выговорила Джулия.

– Глядите. – Элиот показал в лес. – Заяц рванул туда, а она за ним.

В сердце леса пряталась круглая полянка, тихий травяной пруд. Деревья стояли у нее по краям, словно соблюдали границу, вычерченную по компасу. Ровно посередине в высокой изумрудной траве рос одинокий громадный дуб с циферблатом в стволе.

Часовые деревья были наследием Часовщицы, легендарной, но вполне реальной волшебницы, путешествующей во времени. Ее магическое чудачество, по всей видимости, не содержало в себе ничего дурного и было живописно на свой сюрреалистический лад. Избавляться от него, будь это даже возможно в принципе, не было никакой надобности, притом деревья всегда показывали точное время.

Такое дерево Квентин, однако, видел впервые. Чтобы обозреть вершину, ему пришлось запрокинуть голову. Не меньше ста футов в вышину, в обхвате дуб насчитывал около пятнадцати, а циферблат был больше Квентина. Дуб шевелил ветвями-щупальцами, словно гигантский кальмар; нижние, почти безлиственные, мотались, как в бурю, хотя в лесу никакого ветра не наблюдалось. Буря, трепавшая это дерево, не поддавалась пяти человеческим чувствам. Под ее напором сильно пострадали часы: их желобок погнулся, стекло разбилось, детали медного механизма высыпались в траву.

– Господи, ну и монстр, – сказал Квентин.

– Биг-Бен среди деревьев, – подхватила Дженет.

– Никогда такого не видел, – добавил Элиот. – Может, это первое дерево, которое она создала?

Дуб, чем бы ни был, представлял собой подлинное филлорийское чудо, непостижимое и величественное. Квентину давно уже не встречались часовые деревья – или он просто не замечал их? Он ощутил то, чего не чувствовал со времен Гробницы Эмбера: страх и даже некоторое благоговение. Тайна в своем чистом виде, основная линия, старая-престарая магия.

Все четверо стали в ряд на краю поляны. Часовая стрелка торчала в дереве под прямым углом, как сломанный палец. Из выпавших шестеренок, точно из желудя, успел вырасти молодой дубок, в тонком стволе которого исправно тикали карманные серебряные часы – штрих типично филлорийский.

Все это обещало многое.

– Я пойду первым, – дернулся вперед Квентин, но Элиот его удержал.

– Лучше не надо.

– Почему это?

– Потому что часовые деревья так себя не ведут, и часы на них не ломаются. Я вообще не подозревал, что они могут сломаться. Что-то тут нечисто. Это заяц нас сюда привел, не иначе.

– Правильно, это же классика.

В волосах Джулии запутался сухой лист, но она уже оклемалась после падения.

– Смотрите, какая она правильная, эта поляна. Четкий круг – или, скажем, эллипс. Из ее центра – или центров, в случае эллипса – идут какие-то мощные чары.

– И неизвестно, что случится с тем, кто туда сунется, – сказал Элиот.

– Понятно, что неизвестно – поэтому я и иду.

Вот что мне нужно, подумал Квентин. Он ждал чего-то такого все это время, не сознавая, что ждет. Настоящее приключение – почему остальные еще колеблются? Ржание Безупречной нарушило тишину.

Дело тут не в отваге. Просто ребята подзабыли, кто они есть, где находятся и какая у всего этого цель. Квентин подобрал лук, встал в позицию и пустил стрелу в дуб. Она тут же стала замедлять ход, будто двигалась не в воздушной, а в водной среде. Потом закувыркалась, остановилась совсем, зависла в пяти футах над землей – и рассыпалась беззвучными белыми искрами.

– Ух ты, – не сдержал смеха Квентин. – Заколдованное местечко, как пить дать. Ну чего вы? Давно сказок не читали?

– Сам их вспомни, – сердито ответила Дженет. – А заодно и Пенни, которого что-то не видно последнее время. Я не собираюсь все годы своего царствования кормить тебя с ложечки.

Вспомни Элис, могла бы сказать она, но Квентин и так ее помнил. Элис больше нет, но они-то живы, а из таких вот вещей и состоит жизнь. Ноги в сапогах свербели, порываясь ступить за четко очерченный край волшебной поляны.

Все остальные правы, конечно: от этого кругляшка так и несет злыми чарами. Пружина вот-вот сработает, и ловушка захлопнется, ну и пусть. Ему очень хочется сунуть туда палец и посмотреть, что получится. Хочется чего-то свеженького и опасного после застойной дворцовой жизни. Тем более что защитная пластиковая обертка уже снята.

– Вы правда не хотите? – спросил он.

Джулия промолчала, Элиот мотнул головой.

– Попробую прикрыть тебя отсюда, но это и все.

Он начал выстраивать элементарную защиту для обнаружения явной угрозы. Магические разряды трещали вокруг его пальцев. Квентин обнажил меч, над которым трое других постоянно прикалывались. Пусть их, зато с ним чувствуешь себя как герой – по крайней мере, выглядишь таковым.

Джулия, если подумать, тоже не смеется над этим, хотя у нее на текущий момент с юмором как-то не очень. Если понадобится прибегнуть к магии, он просто бросит меч, вот и все.

– Что ты делать-то собираешься? – подбоченилась Дженет. – На дерево лезть?

– Придет время, пойму.

– Мне это не нравится, Квентин, – сказала Джулия. – Это место, это дерево… они могут в корне изменить наши судьбы.

– Перемена нам будет только на пользу.

– Говори за себя, – отрезала Дженет.

Элиот, закончив работу, сложил большие и указательные пальцы ромбом и осмотрел поляну сквозь эту рамку.

– Ничего как будто не видно…

Два здоровенных церковных колокола под кроной мрачно пробили одиннадцать раз: дуб продолжал отсчет времени, хотя часы и сломались. Потом звон затих, и тишина вновь залила поляну.

Все смотрели на Квентина, а он, не двигаясь с места, обдумывал слова Джулии о возможной перемене в их судьбах. Его лично судьба одарила по полной: он владеет нехилым замком с дворами, наполненными филлорийским медовым солнцем, и ажурными башенками. Может, не стоило бы? Еще концы отдашь, чего доброго; с Элис случилось именно это.

Кроме того, он король. Есть ли у него право нестись не пойми куда за каким-то зайцем, волшебный тот или нет? Не королевское это дело. Приключение, так манившее его в первые минуты, замутилось сомнением. Может, они и правы. Не такая уж это удачная мысль.

Порыв, толкнувший его на поляну, переставал действовать, как наркотик. Кого он пытается обмануть? Королевская корона – не начало, а конец сказки. Ему не нужен волшебный заяц, чтобы заглянуть в будущее, он и так знает все наперед. И жили они долго и счастливо. Закрой книгу и уходи.

Квентин шагнул назад и вернул клинок в ножны. Учитель фехтования отрабатывал с ним это движение две недели, прежде чем позволил сделать хоть один взмах. Сейчас Квентин поздравлял себя с этим: он выглядел бы немыслимым лохом, нашаривая ножны мечом.

Кто-то положил руку ему на плечо: Джулия.

– Ты сделал правильный выбор, Квентин. Это не твое приключение.

Будь он котом, потерся бы о ее руку.

– Да, знаю. Дошло уже.

– Правда не пойдешь? – чуть ли не с разочарованием спросила Дженет. Может, ей хотелось посмотреть, как и он, по примеру Элис, превратится в светящийся сгусток.

– Не пойду, нет.

Вот и все. Пусть кто другой изображает героя. Он заслужил свой счастливый конец и на рожон не полезет. Непонятно даже, чего его туда так тянуло – умирать за это уж точно не стоит.

– Время ланча, – заметил Элиот. – Найдем менее волнительную полянку и поедим.

– Целиком за, – сказал Квентин.

В одной из корзин у них магически охлаждалось шампанское или что-то вроде него – они еще работали над филлорийским эквивалентом. Эти корзины для пикника со специальными кожаными петлями для бутылок и стаканов он раньше видел только в каталогах и позволить себе не мог, а теперь – вот, пожалуйста. Не шампанское, но с пузырьками и опьяняет, вот он и напьется сейчас.

Элиот посадил Джулию с собой на коня – виверра, похоже, смылась с концами. К амазонке сзади прилипла земля. Квентин тоже вдел ногу в стремя, но тут кто-то крикнул им «хей» – обычная форма приветствия в Филлори.

Обернувшись, они увидели жизнерадостного мужчину немногим старше тридцати лет, широкогрудого и белокурого. Помимо буйной гривы, он отпустил себе бороду, делавшую его лицо чуть менее круглым. Он шел к ним прямо через поляну и при виде их припустил трусцой, не обратив ни малейшего внимания на машущие над самой его головой ветви дуба.

Не кто иной, как егермейстер Джоллиби в пурпурно-желтых лосинах. Его ножные мышцы действительно впечатляли, учитывая, что он ни разу в глаза не видел жима для ног или ступенчатого тренажера. Элиоту не показалось: он, должно быть, шел за ними все это время.

– Хей, – весело отозвалась Дженет, добавив вполголоса: – Вот и гость к ланчу.

В обтянутом кожаной перчаткой кулаке Джоллиби дрыгался крупный заяц.

– Надо же. Поймал-таки, сукин сын, – произнесла Безупречная. Она умела говорить, но высказывалась не часто.

– Точно, – сказал Квентин. – Поймал.

– Повезло, – крикнул, подойдя ближе, Джоллиби. – Гляжу, сидит на камушке в сотне ярдов отсюда. Так на вас засмотрелся, что я его голыми руками словил – верите, нет?

Квентин верил, но находил это странным. Как можно подкрасться к животному, способному видеть будущее? Разве что он только чужое провидит, а не свое. Заяц дико вращал глазами.

– Бедняжка, – сказал Элиот. – Смотрите, как он напуган.

– Джолли, – с напускным гневом вскричала Дженет, – что ж ты его нам не оставил? Теперь он предскажет судьбу тебе одному.

Джоллиби, отменный охотник, но не светоч ума, раздраженно сдвинул густые брови.

– Пустим его по кругу, – предложил Квентин. – Глядишь, и обслужит всех.

– Это тебе не косяк, – возразила Дженет, а Джулия добавила:

– Верно. Даже и не проси.

– Можешь ты это сделать, глупая тварь? – Джоллиби, наслаждаясь своим звездным часом, поднял зайца повыше, к самому лицу.

Тот больше не дрыгал ногами и висел смирно, глядя на охотника в полной панике. Заяц-Провидец, внушительный экземпляр трех футов в длину, в серо-бурой шкурке цвета сухой травы, не вызывал умиления. Не ручной зайчик и не атрибут фокусника: лесной житель, дичь.

– Ну, говори. – Джоллиби тряхнул его так, будто он, заяц, все это и затеял. – Что ты видишь?

Заяц, сфокусировав взгляд на Квентине, обнажил желтые резцы и прохрипел:

– Смерть.

Какой-то миг все молчали. Это прозвучало не столько страшно, сколько неуместно, как сальная шутка на детском дне рождения.

Потом на губах Джоллиби проступила кровь. Он кашлянул разок, словно на пробу, и уронил голову на грудь. Заяц выпал из его онемевших пальцев и понесся по траве, как ракета.

Мертвый Джоллиби ничком рухнул наземь.

– Смерть, прах, крушение и отчаяние! – прокричал на бегу заяц, чтобы уж все впитали наверняка.

Глава 2

В Белом Шпиле имелась специальная комната для королевских заседаний. Вот что значит быть королем: все твои нужды предусматриваются заранее.

Комната помещалась на вершине четырехугольной башни, и ее четыре окна смотрели на все стороны света. Медленное вращение башни объяснялось тем, что Белый Шпиль был построен на колоссальном часовом механизме, созданном гномами, истинными гениями в подобных вещах. За сутки башня совершала один оборот, и ее движение было почти незаметным.