Эра Мифов. Эра Мечей

Макарета отшатнулась. Вероятно, выпила меньше остальных, а кроме того, успела хорошо изучить свою наставницу.

Арион зашипела, сжала руку в кулак, призывая огонь, и обратила Эйдена в живой факел. Он пронзительно закричал, и площадь ярко осветилась скользящими по телу заводилы языками пламени. Остальные бросились удирать со всех ног. Оглядываясь, они морщились при виде сгорающего заживо приятеля. В ужас пришла даже пожилая ремесленница из сословия нилинд. Она испуганно закрылась рукой и глядела на юношу вытаращенными глазами.

Арион быстро дунула, будто тушила свечу. Пожиравший Эйдена огонь исчез. Бывший студент дрожал, но с виду был цел.

– Иллюзия! – прошептала Макарета.

Арион шагнула к Эйдену.

– Теперь ты куда трезвее! – Она окинула его яростным взглядом, и когда заговорила снова, тон ее был сух. – Беда с вами, молодыми, вот в чем: вы считаете себя неуязвимыми. Закон Феррола мешает мне тебя убить, однако это вовсе не значит, что ты невосприимчив к травмам. – Она шагнула ближе. – Как думаешь, насколько больно прожить тысячу лет без кожи? Могу устроить. Если услышу от тебя подобные речи, то так и сделаю! Это всех вас касается! Любого из вас! Ведь все мы фрэи. Поняли?

Все кивнули, причем энергичнее всех Эйден.

– Теперь уберите хлам и возместите ущерб за все, что нельзя починить, иначе клянусь Ферролом, я вас…

Они бросились исполнять, не дожидаясь окончания фразы. Арион успела поймать Макарету прежде, чем она присоединилась к друзьям.

– От тебя я такого не ожидала! Мне казалось, ты умнее. Занимайся лучше своими скульптурами и картинами. Они прекрасны, а нашему миру красота очень нужна. Слишком много уродства вокруг!

Посмотреть ей в глаза Макарета не осмелилась.

– Мне хочется думать, что Искусство нужно для вещей более существенных, чем красивые картины и резьба.

Арион кивнула.

– Возможно, только вовсе не для вещей, бессмысленных до такой степени. – Она обернулась к гробнице Фенелии. – Вырезанное из камня – это красота и истина, живущая вечно.

На следующее утро стало немного спокойнее. Участники празднества спали, и Арион с нетерпением ждала своего первого дня в качестве наставницы принца. Проходя через Сад Эстрамнадона, на скамье перед Дверью она заметила свою мать. Арион не видела Нирею по крайней мере пять сотен лет, однако та ничуть не изменилась. Все то же облако длинных белоснежных волос, все та же прямая спина и, пожалуй, та же белая ассика, в которой она была во время их последней встречи. Нирея куталась в складки однотонного шелка. Старшая фрэя казалась настолько древней, будто пережила все цвета.

– Здравствуй, мама.

– А, это ты, – равнодушно проговорила Нирея, не скрывая разочарования.

Арион ожидала другой реакции – более язвительной, но мать продолжала сидеть, сложив руки на коленях, глядя мимо дочери на заветную Дверь.

– И все? – спросила Арион. – Мы не виделись половину тысячелетия, и это все, что ты можешь мне сказать?

Нирея повернулась к ней лицом, склонила голову набок и прищурилась, изучая дочь.

– С бритой головой ты выглядишь нелепо. Еще ты слишком худая и бледная. Думаю, тебя редко выпускают на воздух, раз уж ты стала такой знаменитой чародейкой.

– Мама, я Мастер Искусства! Миралииты не чародеи, а Мастера Искусства. Чародеи показывают фокусы, используя ловкость рук. Мастера Искусства поднимают горы, управляют погодой и меняют направления рек.

– Ты используешь чары. Значит, чародейка. – Нирея снова перевела взгляд на Дверь.

«Прежней осталась не только ассика», – подумала Арион.

Она опустилась рядом с матерью. Несмотря на избыток места, та поморщилась и отодвинулась подальше. Арион тоже непроизвольно выпрямилась и расправила складки, сожалея, что утром надела ярко-желтую ассику с изысканной голубой окантовкой.

Они сидели молча, слушая певчих птиц на деревьях, журчание ручьев и миниатюрных водопадов, которые искусные мастера совершенствовали на протяжении многих веков. Арион посмотрела на Дверь по другую сторону дорожки. Многократно выкрашенная в белый цвет Дверь была едва различима в сплошной стене, сверху ее венчал купол. Плющ и цветущие лозы винограда заплели строение много веков назад, однако поверхности Двери не касался ни один побег. Перед ней стояли скамьи для посетителей, чтобы они могли сидеть и созерцать простой белый вход.

– Хорошо выглядишь, – рискнула начать Арион. – Мне нравится твоя ассика. Новая?

– Нет.

Арион подождала. Нирея хранила молчание.

– Как там Иэра?

– Не знаю. Я не разговаривала с твоим отцом несколько веков.

– О, я не знала. – Арион убрала тоненькую кайму из виду. – Селеста больше не со мной. Так что я снова живу одна в своем маленьком домике.

– Наверняка он сбежал от грязи.

– Она, мама, не он. Селеста была… Впрочем, неважно.

Арион поймала себя на том, что сутулится, и снова выпрямилась.

«Почему я позволяю ей так со мной обращаться? Я ведь больше не дитя, проживающее свой первый век. И я вовсе не никто, теперь я…»

– Меня назначили наставницей принца, – сказала Арион.

– Насколько я понимаю, учить его ты будешь отнюдь не вере в господа нашего Феррола, – заметила мать, не отрывая глаз от Двери.

– Разумеется нет, мама. Я – миралиит. Причем уже почти тысячу лет.

– А, ну да, – без тени удивления проговорила Нирея.

Ее слова будто пропитались бесцветным, лишенным запаха ядом.

– Знаешь, многие матери гордились бы дочерью, занявшей такое высокое положение при дворе фэйна.

Нирея издала носом звук, недостаточно громкий для фырканья и слишком громкий для вдоха, но явно неодобрительный.

– Будь наш фэйн преданным умалином, а не миралиитом-безбожником, я бы с тобой согласилась.

– Мама, мы не безбожники. По крайней мере, не больше других.

– Да что ты? Я слышала иное. Миралииты утверждают, что Искусство возвысило их над всеми остальными. Некоторые даже объявили себя богами. Ни разу ни один из представителей других сословий не делал столь кощунственных заявлений!

– Рхуны считают богами инстарья. Почему ты на них не в претензии?

– Это совсем другое. Рхуны – не фрэи. Они лишь на одну ступень выше кроликов. Боги им видятся повсюду. Инстарья – единственные фрэи, которых они встречали, и я не слышала, чтобы кто-нибудь из них объявлял себя богом. Про миралиитов такого сказать не могу. К тому же то, что себе напридумывали рхуны, не имеет ровным счетом никакого значения. Наверняка муравьи считают богами мышей. Феррола подобные убеждения ничуть не принижают.

– Если бы ты нашла время поговорить с самими миралиитами и не основывала свои предположения на слухах, то обнаружила бы, что идею божественности разделяет отнюдь не большинство из нас.

– И ты в их числе? – спросила Нирея.

– Нет.

Нирея разгладила несуществующие складки на своей ассике.

– Что ж, думаю, ты довольно скоро к ним присоединишься, ведь теперь ты стала такой важной особой.

– Я не хочу с тобой ссориться!

– Ссориться?! Никто ни с кем не ссорится. – Нирея отклонилась назад, сложила руки на груди и задрала подбородок, глядя на Дверь свысока.

«Как всегда выше всех», – подумала Арион.

– Я пришла сюда ради нескольких минут спокойного созерцания. И ничего больше, – добавила Нирея.

Они снова посидели в молчании, и Арион задумалась, не следует ли уйти. Тем утром она вовсе не ожидала встретить мать, хотя могла бы и сообразить. Все верховные жрецы и жрицы умалинов прибыли в Эстрамнадон, чтобы присутствовать на коронации нового фэйна, а ее мать никогда не упускала возможности наведаться к Двери. Учитывая, что Нирея любила вставать пораньше и медитировать в рассветных лучах, Арион могла бы предсказать визит матери в Сад с точностью до минуты. Нирея провела бесчисленные часы, размышляя о том сплошном разочаровании, которым обернулась ее дочь, однако Арион не думала о матери никогда. Внезапно возникшее чувство вины заставило ее предпринять последнюю попытку.

– Не хочешь сказать мне что-нибудь хорошее? – спросила Арион.

Нирея явно удивилась вопросу. На Арион она не взглянула, но и на Дверь уже не смотрела. Она задумалась, изучая землю под ногами. Сердце Арион судорожно замерло в ожидании ответа. Наконец Нирея кивнула, выпрямилась и улыбнулась. Арион подозревала, что усмешка родилась не из гордости за дочь, а из удовольствия от выигранного спора.

– Я рада видеть тебя в Саду. Не думала, что ты здесь бываешь. Приятно узнать, что, несмотря на предательство по отношению к умалинам и присоединение к правящему сословию миралиитов, у тебя все еще достает веры задумываться над тайнами Двери.

Хотя комплимент был сомнительный, Арион кивнула. У нее не хватило духу сказать матери, что она проходила через Сад лишь потому, что это был кратчайший путь во дворец.

То ли Нирее хотелось покинуть дочь в приподнятом настроении, то ли оставить последнее слово за собой. Независимо от причины она встала со скамьи.

– На этом простимся, поскольку я не хочу лишать тебя самого возвышенного момента дня.

– Ты придешь завтра?

Нирея покачала головой.

– Я здесь лишь для того, чтобы благословить нового фэйна. Это мы сделали вчера. Пронаблюдали за нелепейшей церемонией и лицезрели, как новый фэйн усаживает свой высокопоставленный зад на Лесной Трон. Потом созерцали, как весь город сходит с ума на празднике. Стайка твоих помешанных миралиитов затопила всю площадь Флорелла, слышала?

– Это были студенты, которые пытались изваять скульптуру фэйна Лотиана из вод реки Шинары. Успеха они не добились.

– Не добились потому, что успех достигается лишь физическим трудом, верой в Феррола и твердостью духа! Я все еще молюсь, чтобы в один прекрасный день ты смогла это постичь.

Она ушла прежде, чем Арион успела хоть что-то сказать. Они даже не попрощались. Арион сидела на скамье, глядя матери вслед.

«Я больше никогда ее не увижу. Интересно, есть ли ей до этого дело?»

Ни Нирея, ни Арион не были молоды. Нирея приближалась к двум с половиной тысячам лет, Арион недавно исполнилось две тысячи. Фрэи редко живут больше трех тысяч лет. Поскольку предыдущий фэйн правил почти две тысячи шестьсот лет и Нирея прибыла в город лишь из-за коронации, наверняка обе умрут прежде, чем им снова выпадет возможность увидеться. Конечно, Арион могла бы и сама навестить мать, однако она не видела смысла пускаться в многодневное путешествие ради повторения подобной стычки.

Арион вздохнула, откинулась на спинку скамьи и посмотрела на Дверь. Она ничего не могла с собой поделать – Дверь была прямо напротив. Хотя она проходила мимо святыни каждый день, на самом деле Арион не смотрела на нее более века. Как и ее мать, Дверь ничуть не изменилась.

Узнать, что за ней скрывается, хотелось очень многим, и Арион не была исключением. Тайна Двери оставалась непостижима, поэтому фрэи и разместили перед ней скамейки, чтобы приходить в Сад и размышлять о мире по ту сторону.

То ли из-за разбуженного матерью чувства вины, то ли из-за того, что она не делала этого слишком долго, Арион закрыла глаза, очистила свой разум и стала молиться.

– Она не права.

Голос вырвал Арион из состояния медитации и заставил открыть глаза. На скамье с ней рядом сидел парень в потрепанном коричневом балахоне. Он наклонился вперед, водрузил локти на колени и уставился на Дверь так же пристально, как делали и все прочие, включая Арион.

– Успех, – продолжил он, – достигается по большей части с помощью жестокости и предательства. Твердость духа тоже этому способствует, однако вера в Феррола – валюта столь же ценная, как и пара туфель, которые малы тебе на два размера.

– Подслушивать нехорошо, – заметила Арион. – Разговор был личный.

Арион поднялась, чтобы уйти. Она и так уже задержалась и могла опоздать на первый урок с принцем. Юноше всего двадцать пять лет, и ему не терпится начать обучение приемам Искусства. Предыдущие учителя относились к принцу слишком снисходительно и не привили ему практически никаких навыков. Перед смертью Фенелия попросила Арион заняться обучением ее внука. «Когда-нибудь он станет правителем, а если не принять меры, то и проклятием своего народа», – сказала наставница.

Как ни странно, новый фэйн уважил желание матери. Арион была уверена: Лотиан терпеть ее не может и завидует, что мать уделяла слишком много внимания той, которая даже не является членом их семьи. «Бери пример с Арион», – твердила Фенелия, не замечая, какое оскорбление наносит сыну, и не думая, чем это обернется для Арион, когда Лотиан наследует трон. Впрочем, ему удалось ее приятно удивить.

Арион сделала шаг в сторону дворца, и тут незнакомец заговорил снова:

– Дверь не открывается. Пробовала когда-нибудь? Хоть топором руби, хоть бревном тарань или подожги – ничего не произойдет. Даже Мастеру Искусства ее не проломить. Вроде простая дверка, но всем силам природы с нею не справиться. Вопрос вот в чем: как она это сделала?

– Кто именно? – не поняла Арион.

– Фенелия. Как она проникла внутрь? Как прошла через Дверь?

– Первый раз об этом слышу.

Незнакомец не заинтересовал Арион. Судя по густой копне волос, он не был миралиитом. С чего он взял, что Дверь не проломить даже Мастеру Искусства? Откуда ему знать, на что способно Искусство?

– Она прошла. Уж поверь мне!

Арион ничуть ему не верила. Более того, в его присутствии она ощущала себя крайне неуютно. И дело не в том, что они не были знакомы – опасения вызывала его наружность. Арион гордилась своей ухоженностью. Он же был самым большим неряхой из всех, кого ей доводилось видеть – коричневый балахон изрядно поношен, изорван и покрыт пятнами. Под ногтями грязь. Арион содрогнулась и посмотрела в сторону.

– Никто не видел, как она входила или выходила, – продолжил незнакомец, игнорируя реакцию Арион. – Визит был тайный, и она его отрицала или скорее избегала этой темы до конца своих дней.

– Тогда внутрь она не входила, – заявила Арион. – Фенелия отличалась исключительной правдивостью! Я была с ней хорошо знакома.

– Знаю.

Арион снова посмотрела на незнакомца.

– Что ты знаешь?

– Она стала для тебя матерью, о которой ты всегда мечтала, вместо той напыщенной ханжи, которая только что ушла. Нирея все еще считает кощунством твое решение покинуть умалинов и примкнуть к миралиитам. Не понимает, почему ты ушла и не вступила в ряды жрецов.

Арион встревожилась. Она совершенно точно не называла мать по имени, однако незнакомцу оно откуда-то известно. Поскольку мать жила уединенно, вряд ли они могли быть знакомы. К тому же во время беседы с матерью рядом не было совсем никого.

«Неужели он за мной следит? И если да, то зачем?»

– Кто ты? – спросила Арион.

Незнакомец улыбнулся.

– На это времени нет, тебя ждет принц. Единственная причина, по которой ты остановилась – случайная встреча с матерью по дороге во дворец. Ты хотела срезать путь через Сад.

Чувство тревоги сменилось ознобом. Если ему удалось подслушать разговор, то из него парень и узнал про занятия с принцем. Вероятно, про их с Ниреей отношения он также знал – это ни для кого не секрет. Даже если нет, то о многом можно было догадаться из их беседы. И все же Арион твердо помнила, что при разговоре с матерью не присутствовал никто.

«А откуда ему известно, почему я здесь?»

– Кто ты? – снова спросила Арион.

– Ради экономии времени ограничусь именем. Зови меня Трилос.

Бесцеремонность незнакомца лишь придавала ему загадочности. Хотя достижения Арион не производили ни малейшего впечатления на ее мать, они весьма поражали всех остальных. Будучи членом привилегированного сословия, она уже заслуживала уважения. Вдобавок Искусство делало миралиитов практически неуязвимыми – как показала недавняя дуэль – и большинство фрэев по возможности уклонялись от любых контактов с его приверженцами. Те же, кто отваживался с ними заговорить, вели себя весьма осмотрительно, тщательно избегая всего, что может вызвать ярость миралиитов. Трилос и так уже сказал достаточно, чтобы вывести Арион из себя. Закон Феррола не позволял фрэям убивать друг друга, но вовсе не мешал причинять им боль, как Арион недавно напомнила Эйдену. Миралиитов называли Мастерами Искусства потому, что к использованию магии у них был творческий подход. Если применить его к акту возмездия, то результат мог быть совершенно ужасающим.

Вероятно, она поспешила с оценкой его статуса. Большинство миралиитов постоянно брили головы, чтобы спутанные волосы не мешали потоку Искусства, однако Фенелия сохранила густую, роскошную шевелюру, доходившую до середины спины. Впрочем, Фенелия могла себе это позволить. Она первая овладела Искусством и не знала, что спутанные волосы создают определенные препятствия. А когда узнала, то была уже слишком стара, чтобы что-то менять.

«Я и так прекрасно справлялась, не правда ли? – заметила однажды старая фэйн. – Я охотно признаюсь не только в невежестве, но и в тщеславности. Без волос я не буду выглядеть и вполовину столь же прелестно, как ты».

Арион направила на Трилоса пристальный взгляд. По большей части Искусство помогало выявить нрав человека в виде цветов, что особой пользы не приносило. К чему Искусство, если эмоции и настроение вполне читаемы и без него, однако если посмотреть так на Мастера, то можно выяснить его умения и навыки. Арион не обнаружила ровным счетом ничего – совсем ничего. Если верить Искусству, Трилос вообще не существовал.

– Что ты есть? – спросила она.

Он улыбнулся.

– Фенелия была способна открыть Дверь ничуть не больше, чем ты или даже я, поэтому вопрос о том, как ей это удалось, куда интереснее.

Чем ты или даже я?! На Арион накатила волна страха, что было ей не свойственно. С тех пор, как она боялась в последний раз, деревья выросли из семечек в огромных исполинов. Когда она открыла для себя Искусство, детский страх перед чудовищами превратился в смутное воспоминание, по крайней мере, она перестала чувствовать опасность, угрожающую жизни.

Разве сейчас ее жизни что-нибудь угрожает?

Размахивающий клинком человек представляет явную угрозу. Неизведанное, особенно когда приходит незваным гостем и знает имя твоей матери, несет в себе неповторимый ужас. Арион была миралиитом – существом близким к богам, если верить некоторым ревностным приверженцам, – однако сидевший перед ней незнакомец оставался непостижим.

– Стоит немного подумать, и ответ очевиден, – заявил Трилос, вгрызаясь в яблоко. – Ты наверняка и сама бы разобралась, не будь столь поглощена заботами. Ответ следующий: Фенелия Дверь не открывала.

Откуда взялось яблоко? Арион не помнила, держал ли Трилос его в руках в течение всей беседы или… Погодите, откуда он взял яблоко ранней весной?!

Арион смотрела, как он жует, и сок струится по нижней губе и подбородку. Наконец проглотив, он сказал:

– Дверь открыли за нее.

Трилос улыбнулся, либо ожидая реакции, либо же он хотел ее заинтриговать. Вместо этого Арион думала о невозможности происходящего: по его подбородку тек яблочный сок. Арион была опытным Мастером Искусства, после ухода Фенелии – четвертым по силе, однако материализовывать предметы не умела. Насколько ей было известно, этого не умел никто. Даже такую простую вещь, как яблоко.

– Теперь ты должна спросить себя, кто это сделал для нее и почему.

– Что тебе нужно от меня?

– Знаешь, что находится по ту сторону?

Отвечать на вопросы он не собирался. Арион подумывала о том, чтобы уйти, но не знала, позволит ли он.

Позволит? Странная мысль. Не было причин полагать, что Трилос станет ей препятствовать или вредить, да и Арион вовсе не так беспомощна. Поэтому чувствовать угрозу было странно. Она продолжала стоять перед скамьей, и любопытство в ней боролось со смятением. Любопытство победило, и она ответила:

– Первое Древо.

Трилос кивнул, жуя яблоко.

– Мать бы тобой гордилась. Да, там находится старейшее из живых существ, в настоящее время заключенное в саркофаг из камня, попасть в который можно лишь через маленькую белую дверь, что открыть нельзя.

– Так в чем дело? Мне пора идти.

– История повторяется. Причем довольно часто не по своей воле. – Трилос посмотрел на Дверь. – Один раз ничего не значит, поэтому миру придется измениться снова, сделать еще один виток. Думаю, ты будешь в самом центре и сможешь влиять на угол наклона, совсем как Фенелия. Тебе следует прислушиваться к незнакомцам. Незнакомцы – это двери. Тогда мы оба все и узнаем.

– Что узнаем?

– Кто открыл Дверь.