Это очень забавная история

Без Ниа наши тусовки тоже не обходились. Они с Аароном разлучались так же часто, как я со своей правой рукой. Я думал, что мне на это плевать, но чем больше я видел, как они милуются – сидя рядом, сидя друг на друге, сидя в обнимку, трогая друг друга за задницы, целуясь как в комнате Аарона, так и при всех, – тем больше меня это бесило. Мне казалось, что они это нарочно, чтобы выбесить меня, хотя прекрасно понимал, что нет – так же как я не хотел никого бесить, когда зубрил свои карточки у всех на глазах. А зачем же они тогда шептали, как сильно друг друга хотят, так что я все слышал? И зачем Аарон в мельчайших подробностях рассказал про их первый раз в постели? А однажды, когда мы с Ронни пялились в МТV, Аарон выдал:

– Знаете, с тех пор как я замутил с Ниа, я совсем забыл, как мастурбировать.

– Я тоже, с тех пор как спутался с твоей мамкой, – ответил Рони.

– Хм, – сказал я. В животе у меня екнуло.

– Нет, серьезно! Я вообще не помню, как это делается! – с довольной улыбкой добавил Аарон.

Молодец, чувак, поздравляю. Я узнал, как мастурбировать, в последние месяцы обучения в неполной средней школе, когда подключился к АОL[10] и начал переписываться с девчонками с никами вроде «МаленькаяСочнаяЛолита42». Даже не знаю, девчонки ли это были, просто мне было одиноко, да еще хотелось понять, что к чему, чтобы к тому времени, когда начну шпилиться с кем-то, знать, что делать.

Все осложнялось тем, что, с какой бы девочкой я ни болтал онлайн, когда дело доходило до финала, я стремглав бежал в ванную и, упав на колени перед унитазом, в самые последние секунды всегда представлял себе Ниа.

Занятия еще не начались, а нам уже дали безумно длинный список для летнего чтения, включая «У подножия вулкана» и «Дэвида Копперфильда». Я честно пытался прочесть эти книги, но оказалось, это совсем не то, что зубрить карточки. На одну книгу уходило несколько дней! Мама читала все, что прислали из Академии, и сказала, что они там в числе прочего хотят воспитать из нас «широко развитых, разносторонне образованных носителей идей будущего», поэтому к английскому мне следует готовиться так же серьезно, как к математике. Хорошо устроились авторы этих книг: умерли, а все равно продолжали красть мое время. Кем они себя возомнили? Я предпочитал прохлаждаться у Аарона или сидеть в своей комнате, шариться в интернете, а потом бежать в ванную, чтобы спустить воду, сделать несколько ритмичных движений – и так по новой. В итоге ни одну книгу из списка для летнего чтения я не дочитал.

Когда же начались занятия, выяснилось, что лучше бы я их читал: в первый же день нам раздали тесты на тему прочитанного. Я получил 70 баллов – небывалое для меня дело. Где вообще пишут число 70? Нет банкноты в 70 баксов, нет никакой причины выписывать счет в 70 долларов. Короче, я смотрел на это 70, как будто оно у меня что-то украло.

Аарон (мы оказались в разных классах) получил за тест по летнему чтению 100 баллов. Он читал книги в Европе, куда ездил на летние каникулы, потому что романы его отца были там очень популярны. Аарон не только загорел и набрался новых знаний и впечатлений – он вернулся с кучей историй о европейках, с которыми шпилился. Он сказал, что они с Ниа это обсудили и она нисколько не возражает против других девушек. По его словам, он усиленно работал над превращением Ниа в согласную на все извращенку.

Теперь, когда мы тусили вместе, я уже не болтал как тогда, в первую ночь, на вечеринке. Я просто слушал и офигевал, всеми силами пытался контролировать нижнюю часть тела, если Ниа была рядом, одновременно сохраняя в памяти отдельные стоп-кадры с ее участием для вечернего просмотра.

Учиться в Подготовительной академии управления оказалось далеко не просто.

Все учителя заверяли, что на подготовку домашних заданий будет уходить не менее четырех часов в день, но я так не думал – уж раз я поступил в эту школу, значит, смогу справиться со всем, что бы они там ни придумали, так ведь?

Мало мне было этого списка для чтения, так в первом триместре начался предмет под названием «Знакомство с Уолл-стрит», для которого нужно было каждый день покупать New York Times и Wall Street Journal. Оказалось, что летом их тоже надо было покупать – это значилось в какой-то брошюре, которую я не получил по почте. Требовалось сделать подборку новостных статей и показать, как они повлияли на биржевые курсы, для этого мне нужны были старые номера. Брать информацию из интернета запрещалось: учитель отправил меня в библиотеку читать микрофиши, а это все равно что читать Конституцию США на почтовой марке. И пока я две недели таскался в библиотеку, вышла куча новых газет, еще на две недели чтения. Газеты были такими толстенными, что я диву давался, сколько всего происходит каждый день! Как мне было прочитать это все? Стопка газет в моей комнате росла с каждым днем, и, глядя на нее по приходе из школы, я был уверен, что управлюсь с ними в два счета – вот просто возьму, открою первую и проработаю все до единой, и задание выполнено.

Но вместо этого я ложился на кровать и ждал звонка от Аарона.

Примерно тогда я и начал называть это Щупальцами. Щупалец была целая тьма. Нужно было отрубить хоть какие-то из них, но у меня ничего не получалось – они были очень сильными и обвивались слишком крепко. Чтобы их отрезать, пришлось бы признать, как ни безумно это звучит, что я не подготовлен к новой школе.

Остальные ребята были гениями. Я-то думал, что 800 баллов за экзамен – это круче некуда, а оказалось, что у всех поступивших по 800 баллов. И еще выяснилось, что как раз в год моего поступления тест был «битый», то есть его слегка скорректировали и сделали менее стандартным, чтобы по возможности отсечь претендентов вроде меня.

Ребята из Уругвая и Южной Кореи, которые совсем недавно выучили английский, и те получили бонусные баллы за подборку последних новостей для курса «Знакомство с Уолл-стрит», потому что дополнительно читали новостные выпуски Barron’s и Crain’s Business Daily. У нас были первогодки, выбравшие в качестве основного предмета матанализ, в то время как я застрял на том разделе высшей математики, который шел сразу за алгеброй и который наш учитель в первый же день назвал «наипростейшим», прибавив, что меньше 100 баллов за контрольную по нему получать просто странно. Я получил 85 и недовольный взгляд учителя.

А ведь были еще и внешкольные занятия. Другие ученики успевали все: состояли в ученическом совете, занимались спортом, работали волонтерами, делали школьную газету, посещали школьный киноклуб, а также литературный и шахматный заодно, участвовали в общенациональном состязании по сооружению роботов из медицинских шпателей, помогали учителям после школы, ходили на курсы в местный универ и на дни открытых дверей. У меня же не было ничего, кроме школы и занятий по тай-бо, где я не особенно-то и блистал. В секции надо мной посмеивались, нарочно поддавались на поединках и копировали мои «не самые образцовые» отжимания, а тренер знал, что мне это не по душе, но ничего не делал. Вот я и бросил. Это было единственное Щупальце, которое я смог обрубить.

Почему другие ребята успевали лучше меня? Потому что они и были лучше. Я сознавал это каждый раз, когда зависал в интернете или ехал на метро к Аарону. Одни не курили и не дрочили, а другие просто были одарены свыше – для них эта гонка жизни была парой пустяков. Я не был одарен. Не был талантлив. Мама ошиблась. Просто я кое в чем соображал и усердно учился. Я обманул самого себя, поверив, будто в мире это имеет значение. И никто не раскрыл мне глаза на эту ложь, не сказал, что я самый обыкновенный.

Нет, конечно, все было не так уж и ужасно – как-никак я набрал 93 балла. Родители были вполне довольны. Но дело в том, что в реальности 93 балла являлись дерьмовой оценкой, и в университетах все прекрасно знали, что это означает: 90 баллов – предел твоих способностей. Твой уровень ниже среднего. Таких, как ты, пруд пруди. Ты никогда не поднимешься на вершину, раз ты уже сейчас не способен ни на какие внеклассные занятия. Конечно, в будущем можно подтянуться по оценкам, но 93 балла за первый год всегда будут тащить вниз.

В декабре, после трех месяцев учебы в Подготовительной академии, меня первый раз вырвало на нервной почве. Это случилось в ресторане, где мы ужинали с родителями, я ел стейк из тунца со шпинатом. Мы пришли в это заведение, чтобы отпраздновать начало каникул и пообщаться. Мама с папой ничего не подозревали. Я сидел за столом, смотрел на еду и думал о поджидающих меня дома Щупальцах, тогда-то в моем желудке и появился этот маленький человечек и заявил, что я не съем ни куска и лучше мне смириться с этим прямо сейчас, а то пожалею.

– Как там у тебя с биологией? – спросила мама.

Биология была адом. Надо было заучивать наизусть бесконечные названия гормонов и всего, за что они отвечают, а у меня даже времени не было изготовить карточки для запоминания, потому что все оно уходило на вырезание газетных заметок.

– Отлично.

– А как «Знакомство с Уолл-стрит»? – спросил папа.

К нам на урок приходил тип из «Беар Стернс»[11] – тощий, лысый, с золотыми часами на запястье. Он сказал, что если мы собираемся в будущем заниматься финансовой деятельностью, то придется впахивать и соображать быстрее, потому что уже сейчас компьютеры способны принимать инвестиционные решения, а в будущем программы окажутся повсюду. Он спросил, кто из нас ходит на информатику, и руки поднял весь класс, кроме меня и одной девочки, которая не говорила по-английски.

– Отлично, великолепно, – сказал тот тип. – А вы двое останетесь без работы, ха-ха-ха. Учите информатику!

«Пожалуйста, пусть я умру прямо сейчас», – пробормотал я про себя, не в силах справиться с тем сумбуром, который все заполнял и заполнял мою голову. Тогда я еще не знал, что так начинается Зацикливание, впрочем, в тот раз оно было не такое уж сильное.

– «Уолл-стрит» – отлично, – ответил я отцу, сидевшему напротив.

Ресторан, где мы сидели, находился в Бруклине и упоминался в статье Times, которую я недавно прочитал для проекта. Я понимал, что он нам не по средствам, поэтому закуску не стал заказывать.

Тунец и шпинат бурлили в желудке. Я напрягся всем телом. Зачем я тут сижу? Почему не занимаюсь какими-нибудь уроками?

– В чем дело, солдат?

– Я не могу это съесть, хоть и знаю, что должен смочь.

– Живо ешь. Через «не могу»!

– Я не могу!

– А знаешь почему?

– Почему?

– Потому что попусту тратишь время, солдат! Потому что армия США не для кастрюлеголовых! Ты целыми днями торчишь в доме своего сексуально озабоченного дружка, а когда возвращаешься оттуда, то уже не способен заниматься тем, чем должен!

– Я знаю, знаю. Только не понимаю, как у меня получается быть таким амбициозным и таким ленивым одновременно.

– А я скажу тебе как, солдат. Это потому, что никакой ты не амбициозный. Ты просто ленивый.

– Мне нужно выйти, – сказал я родителям и понесся через зал таким быстрым-быстрым шагом человека, которого вот-вот вывернет, – в последующий год я отточил эту походку до совершенства. И вот я влетел в хромированную уборную, и меня вырвало в унитаз. Потом сел, выключил свет и помочился. Вставать не хотелось. Да что со мной такое? Где я напортачил? Хватит курить травку! Хватит зависать у Аарона! Я должен стать машиной.

Я не выходил из кабинки до тех пор, пока кто-то не постучал в дверь.

Вернувшись за стол, я сказал:

– Мне кажется, что у меня, наверное, это… депрессия.

Примечания