Земля мертвых. Боги войны
Я молча пожал плечами.
– Странно. Думал, ты догадался уже. Как ты понимаешь, никто из людей, которых ты узнал на фото, не имеет о тебе ни малейшего понятия. Они тебя никогда не видели. Это доказано.
– Ты их проверял так же, как меня? Серия портретов?
– Конечно, – Тревор пожал плечами, – догадаться не сложно. Это значит, что ты с ними встречался в обстоятельствах, которые находятся вне сознательных воспоминаний этих людей. Причём эти обстоятельства имеют для тебя большое значение, учитывая эмоциональную реакцию.
– Допустим, – кивнул я.
– Мы к этому ещё вернёмся, – улыбнулся Тревор, – теперь другая важная часть. И с этого момента, как я надеюсь, между нами возникнут настоящее доверие и чувство партнёрства.
Я критически взглянул на него.
– Татуировки, – сказал Тревор. – Ты знал, что они бывают у новорождённых практически исключительно на нашей стороне?
– Нет, – искренне ответил я.
– У нас это довольно частое явление. – продолжил он. – Причём заниматься изучением, каталогизацией изображений и символов, расшифровкой и интерпретацией запрещено под угрозой ссылки в вечный штрафбат. Кстати, тут давно научились их делать самостоятельно. И вот что интересно: невозможно предугадать, какая татуировка останется на теле после перерождения. Иногда врождённые татуировки исчезают, иногда те, что были сделаны здесь, выдерживают много перерождений.
Я был искренне удивлён. Странно, почему я сам об этом не подумал раньше?
– В то же время на вашей стороне это настолько редкое явление, что многие, даже опытные воины, понятия не имеют, что это такое, – продолжил Тревор. – Возможно, поэтому твоя татуировка с группой крови не привлекла должного внимания контрразведки.
Я промолчал. Тревор вздохнул и глянул на меня испытующе, будто собираясь с силами. Он выглядел как новичок на крещенских ныряниях в прорубь. И это его состояние здорово сбивало меня с толку. Я не мог понять – игра ли это? И если игра – то на каком уровне?
В следующую секунду Тревор вдруг начал раздеваться. Для начала скинул китель, потом – стянул майку. Подошёл ко мне. Протянул руку, демонстрируя внутреннюю часть предплечья. Там были едва заметные нити шрамов, складывающиеся в корявые буквы: «find Rus Int».
– Шрамы, даже зажившие, – крайне редкое явление. Встречаются куда реже, чем татуировки, – продолжил Тревор. – А мой случай, насколько мне удалось выяснить, вообще уникальный. – Он снова взглянул мне в глаза, наблюдая за реакцией. Мне же просто нечего было сказать. Я был очень недоволен собой – за то, что не обратил внимания на такую важную деталь в жизни этого мира, которая к тому же могла дать информацию к размышлению о том, что тут происходит и как отсюда выбраться.
– Когда я родился, эти шрамы ещё кровили, – продолжил он, – но, к счастью, я проявился прямо посреди боя и чуть сразу не отправился на перерождение. Никто не придал значения паре лишних царапин. Кроме меня самого, уже позже.
– У вас тут тоже есть что-то вроде тестирования, чтобы определить, в какие войска пойдёт новорождённый.
– Верно. – Тревор осклабился. – То есть ты примерно понял, что я делал дальше.
– Строил карьеру в разведке…
– Не просто строил. Я внедрил несколько принципиально новых методов допроса. Потом внедрил активный метод, позволяющий с очень высокой степенью вероятности доводить пленных до перерождения на нашей стороне. В крайне сжатые сроки.
Теперь я посмотрел в его глаза. В них было холодное любопытство. А ещё – тщательно скрываемая жажда чего-то…
– Сволочь, – констатировал я.
– А это как посмотреть. – Тревор отреагировал на оскорбление спокойно, словно ожидал его. – До меня тут творилось полное варварство. Пир плоти и боли. Кровища, кишки, это вот всё… и всех устраивало. Хотя десять процентов обращённых за полгода мучений считались отличным результатом!
Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Я успел взять себя в руки и заслонился эмоциональным щитом полного неприятия. Нет, я не стал его выспрашивать о новых методах, как бы ему этого ни хотелось.
– Ты показал мне художества на своей руке, – наконец сказал я, заметив первые признаки растерянности в его взгляде.
– А, да, – кивнул Тревор. – В общем, я думаю, что это послание от меня самого. Я в прошлом знал, что попаду в место, где люди, вероятно, теряют память. И таким образом смог себе передать частицу информации, при раскручивании которой я вышел на тебя. Rus Int – очевидно, русский разведчик. Ради этого я перебрался в этот треклятый сектор! Ты знал, кстати, что даже в циклы, близкие к равновесию, тут никогда не бывает тихо? Странный это язык, тут такой накал полярности, что стороны рвут друг друга с особым остервенением… И вот теперь я убедился, что это не было самообманом. Ты определённо того стоил.
– Чего ты хочешь от меня?
– Того же, что твой куратор на твоей стороне. – Теперь Тревор демонстрировал пределы своих возможностей, это было совершенно понятно. – Я хочу выбраться отсюда. Туда, откуда ты пришёл.
– Что ж… – Я вздохнул, стараясь не выдать досаду. – В таком случае ты знаешь, что у него не было толкового плана, как вытащить нас отсюда. И у меня нет.
Тревор улыбнулся и придвинулся ко мне вплотную.
– Это потому, что твой куратор не сам принимал решения о тебе, – прошептал он. – Предполагается, что я буду действовать так же. Мне доверяют. И я должен делать так, как мне велят. Но я буду умнее.
– Вот сейчас не очень понял, – признался я.
– Ты ведь задумывался о верховном командовании? – спросил Тревор. – Почему о нём так мало знают в войсках?
– Задумывался, – признался я.
– Мне доводилось общаться с Верховным. Представь: на нашей стороне он что-то вроде божества.
Я хмыкнул.
– Самая большая тайна этого места – это то, что сторонами командует одна и та же личность. Понимаешь?
Что это? Психологический ход? Чтобы поселить полную неуверенность и растерянность? Заставить потерять критическое восприятие? Или же… правда?
– Твой куратор говорил про Горы Недоступности, да? Про лазы и пещеры, через которые можно добраться до Замка. Про то, как полезно, что ты можешь управлять животными, потому что на последнем этапе они будут очень нужны. Верно я говорю?
Тревор сказал больше, чем я знал. Намеренно? Скорее всего, нет. Значит, Даниил утаил часть информации? Тоже вёл свою игру – втёмную?
– Ты вышиб себе мозги, – сказал я. У меня было не так много козырей в этом разговоре, и я зашёл с одного из них.
– Что? – Тревор действительно растерялся.
– В моём мире, – продолжил я, – после того как у тебя не получилось застрелить меня, ты вышиб себе мозги. Ты – самоубийца. И всё равно оказался здесь, среди погибших в бою. Но ты ушёл сюда добровольно.
– А-а-а, вот ты о чём. – Было видно, что ему стоило больших усилий сохранить контроль над собой. Неужели не догадывался? Или наоборот – подозревал многое? Что он видит во снах, ночами?.. Как бы то ни было – я попал в болевую точку, это очевидно.
– Те, кто использует вакидзаси, они – самоубийцы? – усмехнулся Тревор. – Или те, кто кидается на гранату, чтобы дать возможность товарищам отойти? Из вашего мира попадут ли такие сюда?
Я промолчал.
– Скажу сразу: я не знаю, к чему тебя ведут. Для чего ты нужен в горах и что там с тобой сделают, – продолжил Тревор. – Но я точно знаю, что единственный способ лично для меня выбраться отсюда – это нарушить эти планы. Подозреваю, что для тебя тоже.
– Что с Алиной? – спросил я. – Мы можем встретиться?
Тревор долго молчал.
– Знаешь, я мог бы разыграть и эту карту. Но не буду. Считай это жестом доброй воли и залогом будущего доверия. Я отследил её до штраф-лагеря. Мы никак не сможем её вытащить. Если я попытаюсь – это привлечёт лишнее внимание и поставит под угрозу весь мой план.
– У тебя есть план?
– Есть способ попасть туда, где можно открыть проход в ваш мир. – Тревор снова перешёл на шёпот. – Но для этого нам нужно потеряться.
– Потеряться? – переспросил я.
– Не сейчас. Ещё будет время. Я всё объясню. Для первого серьёзного разговора сегодня достаточно.
– Но… – Я хотел возразить, но Тревор просто развернулся и вышел из помещения.
Тревор явно не хотел продолжать разговор про Алину. Интересно, почему? Я ни секунды не сомневался, что у него был бы способ вытащить её, чтобы использовать для достижения своих целей, если бы она действительно была в штраф-лагере.
В чём же тогда было дело? Алина тоже оказалась в центре влияния какой-то другой группы?..
Гадать бесполезно. Оставалось только ждать.
Глава 26
Как и всякий разумный человек, я считаю, что самая страшная вещь, которая может случиться с человеком, – это потеря разума. В нашей голове слишком много всего, от чего следует защищаться. Потеря рациональной картины мира, способности рассуждать делает нас беззащитными перед внутренними демонами.
Поэтому я делал всё, чтобы сохранить холодный ум: ни в каких, даже самых ненормальных обстоятельствах, не давать слабину. Не глядеть заинтересованно в бездну безумия, мечтая о прохладе, где нет рассудка.
Разговор с Тревором поставил меня на грань этой пропасти. То, что я чувствовал нутром, своими инстинктами, с самого первого дня в этом мире, закрутилось в картину с ненормальной логикой. Меня вели с самого начала? Контролировали? Вроде бы да. Это можно допустить. Но где проходит граница этого контроля? Что, если мной просто играют? Что, если всё это происходит… в моей голове?
Я слышал про тесты на безумие, предполагающие мгновенное решение сложных математических задач с помощью компьютеров, существующих в воображаемом мире, с последующей проверкой результатов вручную. Но, во‑первых, у меня не было под рукой даже калькулятора, а во‑вторых, я был уверен, что разум мог подделать любой результат. В бреду вычисления будут выглядеть правдоподобно, но они не выдержат проверки в реальном мире.
Плюс одиночка – её никто не отменил… а значит, к вечеру можно ждать новых визитёров…
Но, к счастью, до вечера дело не дошло.
Сначала я услышал сигнал тревоги. Низкий гул, вызывающий подсознательный ужас, пробирался сквозь толстые стены, добираясь до костей.
Я спокойно поднялся и сел на кровати. И это простое действие вернуло меня в реальный мир. Безумие и паранойя отступили.
Я слышал топот ног по коридору. Что-то вроде отдалённых взрывов и даже… выстрелов? Очередей? Что это? До фронта слишком далеко. Бунт? Но кто будет бунтовать против своей стороны здесь?..
Минут через десять всё затихло. Я тяжело вздохнул и хотел было снова прилечь, но тут дверь в мою камеру распахнулась. На пороге стоял Тревор. Я узнал его благодаря тому, что огромный визир его противогаза почти не скрывал лицо. На нём был полный костюм химической защиты. Я такие только в учебниках видел, в кадетке. В теоретических разделах. В отличие от ядерного химическое оружие тут было и даже иногда использовалось, но крайне редко из-за неожиданного побочного эффекта. Те, кто был причастен к его применению, в следующем цикле перерождения неизбежно оказывались на противоположной стороне. Независимо от того, какая сторона его применяла.
– Надевай. Живо! – скомандовал Тревор, бросая мне на кровать увесистые пакеты. – У тебя где-то полторы минуты.
Я повиновался, не мешкая и не задавая лишних вопросов.
Костюм, как и противогаз, был идеально подобран по размеру. И вообще оказался неожиданно удобными. Хотя, конечно, в защите было жарковато.
Тревор, наблюдая за мной, смотрел на часы, встроенные в комбинезон на запястье.
– Управился. Отлично! – сказал он. Только тут я обратил внимание, что отлично слышу его, несмотря на два противогаза. При этом никаких раций я не заметил.
«Хорошие мембраны?» – предположил я, разглядывая противогаз Тревора.
– Что? – спросил он, перехватив мой взгляд.
– Ничего, – ответил я, – противогазы хорошие.
– Экспериментальная модель, – кивнул Тревор. – Мы готовили провокацию на ключевом участке фронта. В атаке планировалось задействовать всего пару человек… и представить всё так, будто это та сторона.
– Лихо, – кивнул я.
– Ну всё, – сказал Тревор, открывая дверь, – теперь точно можно. Пошли.
– Куда мы? – всё-таки решил спросить я.
– Я же говорил, – ответил Тревор, – мы теряемся.
Оказывается, меня держали в особняке, который был оформлен как элитное жильё. Тут было квартировано командование сектора, на охраняемой территории, прилегающей к генштабу. Что ж, эту часть своего задания я выполнил – проник сюда. Правда, с отслеживанием конвоев есть неразрешимая проблема…
Я не осознавал масштаб того, что сотворил Тревор, пока мы не оказались на улице. Он уничтожил столицу сектора. Подчистую. Город не был готов к такого рода атаке, это было совершенно очевидно.
Тел на улице было очень много. Крови почти не было – так, небольшие потёки от разбитых голов и пара офицеров, выпавших с балкона. Но всё равно погибшие от химического оружия вызывали сильное внутреннее напряжение; какую-то дикую смесь брезгливости и ужаса.
Следов самого поражающего вещества, конечно, заметно не было. Никаких эффектных клубов зелёного или жёлтого дыма, как это любят показывать в фильмах. Это оружие опасно тем, что может быть совершенно незаметным.
– Кто-то ведь должен был остаться, – предположил я. – Средства защиты в дежурках?
– Кто-то и остался. – Тревор равнодушно пожал плечами, перешагивая через очередное тело. – В ставке командующего сектором наверняка. Там изолированный ситуационный центр, рассчитанный на применение в том числе химического оружия.
– Последует ответный удар?
– Обязательно, – кивнул Тревор, – но не раньше, чем завтра утром. Предполагаю, что часть высшего командования погибла, без них решения никто принимать не будет. Это правило. К тому же город ещё пару дней будет опасным местом. Эта гадость не так быстро разлагается. А антидота к ней нет. Проектом не предусмотрен.
– Если у наших разведка не дремлет, они сообразят. И попытаются перехватить инициативу, пока есть возможность, – заметил я.
– На это я и рассчитываю. – Тревор оглянулся и посмотрел на меня, широко улыбаясь. – Масштабный прорыв линии фронта с задействованием всего – это как раз то, что нам надо! Нужна неразбериха на земле, чтобы ни у кого не было соблазна лишний раз глядеть наверх.
– Ясно, – кивнул я.
Мы шли по мёртвому городу довольно долго. И эта прогулка совсем не добавляла твёрдости моему психологическому состоянию. За одно только я был бесконечно благодарен этому месту: тут не было детей. Даже знание, что все эти погибшие завтра снова оживут, не избавляло от ощущения чудовищной катастрофы.
В каком-то кафе, мимо которого мы шли, занимался пожар. Там готовили на открытом огне. Во внутреннем дворике я видел, как повар лежал поперёк мангала. Его торс прогорел почти до позвоночника. От одежды занялась деревянная ограда, а через неё огонь перекинулся во внутренние помещения.
Там, внутри, за столиками сидели люди, уронив головы с пылающими волосами на обугленные руки.
– Не мешкай. – Тревор легко толкнул меня под локоть. – Не отвлекайся. Времени не так много.
В паре кварталов от кафе нам попалась золочёная статуя. Та самая, вокруг которой устроили пляски ночью, когда я только приехал в город. Среди мёртвого царства она выглядела ещё более жутко, чем тогда. Было отчётливое ощущение пристального взгляда, которое от неё исходило. Неудержимо хотелось спрятаться.
– Принято считать, что этот кумир – точная копия Верховного, – сказал Тревор, – но это, конечно, полная чушь. Кстати, знаешь, зачем нужно Чествование и прочие вещи?
– Для стабильности, – ответил я.
– Соображаешь, – одобрил Тревор, – верно. Людям нужно ощущение, что есть нечто более великое, чем они сами. Это дисциплинирует.
«Или нечто более безумное, чем то, что скрывается в их головах, – подумал я про себя, но промолчал, – чтобы было страшно потерять то, что имеешь».
– Знаешь, что внутри статуя полая?
– Догадывался. Иначе транспортировать было бы тяжело.
– Иногда, очень редко, по личному распоряжению Верховного в ней запирают животных. И разводят вокруг статуи огонь, сжигая их внутри.
– Гекатомба, – сказал я.
– Что? – переспросил Тревор.
– Жертва.
– Надо внимательнее приглядеться к религиям на вашей стороне…
Пожар в кафе, очевидно, был не единственным. Когда через пару часов мы вышли на небольшую возвышенность ближе к промышленной окраине, откуда открывалась панорама города, я насчитал с десяток крупных очагов.
– Город выгорит, – заметил я. Странно, но эта мысль принесла некоторое облегчение. Почему-то было невыносимо думать, как множество голых людей расчищает город, вытаскивая с улиц трупы своих двойников…
– Нет, едва ли. – Тревор покачал головой. – Ночью будет дождь. Да и в крупнейших центрах – автоматические системы пожаротушения. Пострадают только старые здания.
– Получается, город быстрее очистится? – спросил я.
– Ага.
– В таком случае на месте наших я бы поспешил.
– А они и спешат. – Тревор кивнул куда-то в сторону горизонта. – Части быстрого реагирования уже на подходе. Может, даже успеют до утра взять ситуационный центр и наладить оборону.
Я пригляделся. И точно: у горизонта парили силуэты крылатых машин. Их было много. Очень много. Гораздо больше, чем я мог подумать.
– Я помог отработать вашей разведке, – заметил Тревор, – не мог рисковать. Сам понимаешь. Поэтому мы так спешили. Тут задерживаться совершенно нельзя.
– Но… где ПВО? Как это вообще возможно?
– Цепочка принятия решений нарушена. – Тревор пожал плечами. – Я ведь объяснял. Никто не ожидал такого масштабного удара. Система на это не рассчитана. Те, кто пытался сопротивляться вашей инициативе, уже подавлены вашим десантом.
– Подожди… а промышленный пояс? – спросил я. – Поражающее вещество туда дошло?
– Ну конечно! Иначе это всё не имело бы смысла.
– Наши займут оборону… до фронта километров триста… даже если начнут пробиваться уже сейчас – это несколько дней в любом случае!
– Предприятиями пожертвуют, если будет нужно. Просто помни – к утру тут будет ваша территория. В городе начнут возрождаться ваши. Это будет эксклав, который очень сложно подавить. Разве что другой химической атакой… и то вряд ли: ваши наготове и в средствах защиты. Кстати, мы пришли. – Тревор кивнул в сторону небольшого армейского грузовика, застывшего в переулке у начала промзоны. – Там гермокабина. Хоть пообедать можно будет в комфорте.
– Куда дальше? – спросил я.
– Увидишь. – Тревор подмигнул.
Я прикрыл глаза. Картина того, что будет происходить здесь в ближайшие несколько дней, была очень яркой.
– Слушай… – сказал я, стараясь держаться к Тревору как можно ближе; он, кажется, не почувствовал угрозы. – Я… точно того стою?
Он посмотрел на меня с недоумением.
– Ты ведь хочешь выбраться отсюда? – спросил он.
Я кивнул в ответ.
– Вот. И я тоже.
Он развернулся и направился к грузовику.
Я неслышно скользнул следом. Сделал ему подсечку. Зафиксировал на земле, перехватив взгляд, полный искреннего недоумения.
– Извини, не могу так, – произнёс я. – На случай, если я не прав, – ледник Зубастый, прибрежный сектор фронта. Через пять дней.
– Подожди! – Тревор отчаянно пытался вырваться. – Что…
Но договорить он не успел. Я сорвал с его лица маску.
Концентрация боевого отравляющего вещества здесь, на окраине, была не так высока. Тревор промучился несколько минут. Мне было неприятно наблюдать за его агонией, но я не мог сделать этого раньше, в городе. Не уверен, что смог бы найти подходящий путь к отступлению достаточно быстро.
Теперь же дорога была открыта.
Ни в одном учебнике по тактике и оперативному искусству, ни на одной карте, ни в одном замысле операции не отражается та часть реальности, с которой сталкиваешься на месте. Те жертвы, которые не имеют никакого отношения к человеческим разборкам. Те жизни, которые обычно даже не берутся в расчёт… как тогда, во время испытания супербомбы на Новой Земле.
После промышленного пояса начались леса. Ориентируясь по компасу, встроенному в приборную панель грузовика, я съехал на ближайшую грунтовую дорогу, которая вроде бы держала нужное направление.
И тут столкнулся с последствиями того, о чём люди даже не думают, планируя войны.
Сначала трупы животных попадались редко. Мне удавалось лавировать, объезжая их, благо дорога была достаточно широкой.
Поначалу это были мелкие создания. Местные варианты белок и зайцев. И множество птиц.
Потом пошли звери покрупнее. Олени. Медведи. Лоси.
Некоторые были ещё живы. Пытались шевелиться.
Объезжать тела больше не получалось. Грузовик мчался, подскакивая. Я старался не прислушиваться к посторонним звукам, чтобы сосредоточиться на гуле двигателя.
Удивительно, сколько живности обитало в здешних лесах! Это какая должна быть эффективность биосферы? Впрочем, тут не было смены времён года… это ведь не привычный мне лес, хоть и похож. Это, скорее, джунгли…
Мне пришлось остановиться.
Зверь, который вышел на дорогу, ещё держался на лапах. Больше всего он походил на льва, но был, пожалуй, даже крупнее земного вида.
Я не смог проехать, просто сбив его. Это было неправильно, нецелесообразно, но я не смог.
Заглушив двигатель, я выпрыгнул из кабины. Пошёл навстречу зверю, удивляясь, словно со стороны, своему безрассудству.
Лев глядел на меня зелёными глазами, в которых было море боли и предчувствие скорого конца. Его лапы дрожали. Но…
В нём было что-то ещё. Странная, безумная надежда.
Он смотрел на меня так, как будто я могу принести ему облегчение…
Я нащупал рукоятку форменного вакидзаси. Пошёл зверю навстречу. Кажется, он тоже хотел двинуться ко мне, но, видно, все силы уходили только на то, чтобы оставаться стоять…
То, что происходило у меня внутри, описать сложно. Умом я понимал всё безумие ситуации. И в любых других обстоятельствах действовал бы иначе. Мне приходилось принимать тяжёлые решения, когда речь шла о людях. Но тогда я смог подавить эмоции, заглушить их. Иначе я бы не выжил. А теперь будто бы нечто управляло мной. Но не со стороны, а изнутри. Нечто, о существовании чего до недавнего времени я не подозревал.
– Тс-с-с-с… – зачем-то произнёс я, протягивая руку в резиновой перчатке к зверю.
Тот доверчиво понюхал кончики моих пальцев.
Другой рукой я медленно поднимал вакидзаси, целя зверю в шею.
Тот доверчиво смотрел мне в глаза.
И я почему-то вместо того, чтобы закончить его мучения, отбросил кинжал. Снял перчатки, прекрасно понимая, что это смертельно опасно.
Погладил его морду рукой.
Послышался треск.
Между моей ладонью и шерстью зверя мелькнули маленькие фиолетовые молнии.
Статическое электричество? Может быть, я ведь в резине…
А потом вся фигура зверя вспыхнула.
В первые секунды я подумал, что это огонь. Но пламя было слишком ровным. Похожим на чистый свет. И зверь, вместо того чтобы зарычать и забиться в агонии, встал твёрдо на ноги.
На него было больно смотреть. Я прикрыл визор противогаза ладонью и мог наблюдать за действиями льва только по теням, которые вдруг стали очень резкими, контрастными.
Он шёл куда-то в сторону уверенной, спокойной походкой.
Я ощутил сильный толчок в грудь – порыв ветра едва не сбил меня с ног.
На долю секунды я убрал руку от глаз и успел увидеть, как сияющая фигура льва исчезает внутри шара, покрытого чёрными молниями.
Потом всё закончилось.
Зрение медленно возвращалось. Я по-прежнему был в лесу, среди множества мёртвых созданий, которым не было суждено возродиться в этом мире. Оглянувшись, я увидел морду грузовика, бурую от крови и фрагментов тел.
Вздохнув, я заставил себя залезть в кабину.
Через несколько километров пути я уже не был уверен в том, что происшествие со львом случилось на самом деле.
Спустя несколько часов, уже на закате, я вышел из грузовика. Как мог, обработал свой костюм штатным огнетушителем и тщательно обмылся водой из технического запаса, который хранился в кузове в герметичном танке.
Километров пять я шёл, не снимая защиту. И только потом рискнул избавиться от опостылевшей резины.
Всё тело зудело и чесалось. Оказавшись на побережье, я с огромным удовольствием скинул насквозь пропитанную потом форму и нырнул в высокие волны, наплевав на все меры безопасности.
Нужно было искать знаки, соответствующие месту эвакуации. Сориентироваться. Но у меня совсем не было сил после того, как я растратил последние на то, чтобы зарыть защитный костюм поглубже.
Я растянулся на пока что горячем песке, не в силах заставить себя пошевелиться. Понимая, что ночью температура может упасть, рискуя замёрзнуть насмерть, я всё же оставался на месте. Но, к счастью, ночь была тёплой.